– Скажи мне, Виктория, как ты могла до этого додуматься, а? – он скрестил руки на груди. – Что у тебя за логика?

Вика нахмурилась и нервно захлопала глазами, ожидающе таращась на мужчину.

– Теперь ты не понимаешь, о чем я говорю? – Мужчина вновь приблизился к ней, хватая нежно за плечи. – Ты вынуждаешь меня убивать твою надежду.

– Надежду? – У Виктории стоял комок в горле, она начала понимать о каком убийстве надежды говорил демон. – Нет, Харон, не надо. Не руби с плеча…

– Я видел ее в твоих мыслях. Это та старуха подала тебе ее, да? Почему ты так безрассудно поверила ей?

Кто-то откашлялся, в арке послышались шаги. Харон отпустил девушку и сделал шаг назад. Впервые в жизни он почувствовал странное чувство. Он смотрел на прохожего, на его удаляющуюся фигуру и не понимал того чувства, которое появилось вместе с незнакомцем. То была первая ступень стыда.

– Невеста дьявола, детка, вовсе не означает, что ты – невеста дьявола. В моем мире не существует свадеб.

– Да, но в моем – существуют! – Перебила его Вика, хватая за руки. – В моем мире существуют свадьбы. Невесты. Женихи… Любовь. В моем мире все это существует. И у меня есть право мечтать об этом. Ты не можешь лишить меня этого. Не можешь. В моем мире есть много чего, что в твоем вряд ли когда будет и тебе это чуждо, но разве это что-то значит? Господи, Харон… – Виктория схватилась за голову, поражаясь разговору. – Я в шоке, на самом деле! Даже не думала что и в вашем мире вся жизнь изорвана и изранена стереотипами и предубеждениями, от которых вы не в состоянии избавиться!

То было первое разочарование, которое испытала девушка. Нет, ни в коем случае она не разочаровалась в мужчине. Нет. Ее расстроило то, что настолько сильно некоторые вещи не зависят ни от того, кто ты есть, ни от того, что окружает тебя.

– Что это, Вика? – спросил демон, поглаживая левую часть груди. – Я чувствую твои чувства. Как это называется? Я хочу знать…

– Я сейчас чувствую боль и отчаяние от твоих слов. Мне ужасно неприятно и больно. Все это я бы охарактеризовала как…разочарование. Да… Харон, это называется разочарование… Пойдем. Мы уже вымокли насквозь. Этот разговор случился слишком рано и я расплачиваюсь за столь ранний срок его начала. Ни в коем случае не перенимай это удручающее чувство на себя. К тебе мои чувства сможет изменить разве что только смерть.

Разочарование. Какая это степень его? Оно сильное? Что следует после? Одна маленькая капля человеческого чувства в бесчувственные дебри демона и вот он уже озадаченный и пытается понять, что, зачем и почему. Больше всего он пытался понять, зачем. Зачем люди чувствую такие ужасные эмоции? Почему бы им просто не отказаться от них, внемля другим эмоциям? Почему люди так любят разочаровываться во всем? Харон за месяц пребывания с людьми успел узнать, что такое радость. Почему бы не воспользоваться этим бесподобным умением радоваться… Что за глупые существа эти двуногие создания? У них имеется такой широкий спектр позитивных эмоций, а они не останавливаясь поедают грязь и отбросы.

– Хорошо, Виктория. На данном этапе, твои мысли мне ясны. Спасибо. Я приму к сведению сегодняшний урок. И я хотел тебе кое-что сказать о мужчине, с которым ты сегодня обедала: в его сердце закрадывается то, что вы называете симпатией. Нет, конечно, это не любовь. Я не чувствую от него того, что я чувствую от тебя. Но я так понимаю, люди совершенно не застрахованы от влюбленности. Но, выражаясь твоим языком, показать на что способна его кровать и он сам – он уже готов.

Виктория слушала «увлекательный» рассказ о своем начальнике и вместо того, чтобы что-то понять из сказанного, она пыталась понять, есть ли хоть доля ревность в словах Харона, чью любовь она жаждала пробудить. Хоть чуть-чуть ревности…. Но либо она была глуха, либо ревности все-таки не было. Харон просто говорил, как утреннее «привет» или «как дела».

Они свернули с Садового кольца на Тверскую улицу на станции Маяковская и пошли в сторону Красной площади, к дому Харона. Впервые они молчали довольно продолжительное время. У каждого были свои мысли, над которыми хотелось подумать. И в тот момент им все равно было хорошо. Харон не мог и не желал вторгаться в голову Виктории; а в его голову вряд ли бы кто смог залезть, кроме Люцифера. Они дали себе чуть-чуть времени переосмыслить что-то, поработать над недоразумениями.

На Пушкинской площади демон остановился и уставился на огромное здание, величественно возвышающиеся за памятником.

– Почему ты никогда мне не говорила, что это за здание? – спросил он Викторию

– Это? – девушки кивнула. – Кинотеатр. Ты никогда не интересовался.

– Что за звук? – Тихо спросил Харон сам себя, поворачиваясь лицом к Вике. – У тебя что…это твои зубы так стучат? Почему они это делают?

– Харон, – усмехнулась она, потирая рассопливившийся нос, – зубы стучат у людей обычно в двух случаях: либо когда нам страшно, либо когда мы замерзли.

– Страха у тебя никого нет, значит ты замерзла… Замерзла…. – Загадочно повторил Харон. – Ага, однажды я видел, как молодой человек прохладным вечером надевал свою куртку на девушку…Я дам тебе свое пальто.

Виктория с доброй улыбкой уставилась на Харона, наблюдая как он строит логическую цепочку в голове и ей очень хотелось дождаться ее завершения. Харон поспешно расстегивал пальто, сбавляя скорость на последних пуговицах.

– Но оно тоже мокрое…насквозь. Очевидно, как и твое и именно поэтому ты стучишь зубами… О, люди… Что происходит в кинотеатре? Пойдем, зайдем туда погреться.

– Пойдем. Более того, мы можем посмотреть какой-нибудь фильм. В кинотеатрах показывают фильмы.

– Да? – удивился Харон. – Пойдем, конечно. Зачем, кстати, люди ходят смотреть фильмы в кинотеатры, если у них дома есть телевизоры и интернет, где можно все то же самое посмотреть?

– О, Харон, это такой многозначный вопрос, на него можно долго отвечать и разнообразно, попробую вкратце объяснить. Кино – это не только место, где можно посмотреть новый фильм, отдохнуть от реальности, не ложась спать. Получить новые эмоции, сопереживать героям или порадоваться за них. Немного расстроиться от мысли, почему то, что показывают в кино, никогда не происходит в жизни. Или вздохнуть с облегчением от того, что увиденное – всего лишь фильм и не более. В общем, кино это ничто иное, как место, где можно получить эмоции. Сюда часто ходят парочки. Они здесь, чтобы насладиться обществом друг друга, а не происходящим на экране. Как правило, спрашивая их, о чем был фильм, они едва вспоминают его называние.

– Хм… – мужчина бросил на девушку улыбчивый взгляд. – В таком случае, у нас есть несколько поводов, чтобы зайти туда.

На экране шла мировая драма, которую знают все и уже ни одним поколением. Титаник.

Первые двадцать минут фильма Харон занимался своей девушкой. Он целовал ее пальцы, согревая их своим дыханием, нежно растирал кожу, согревая прозябшие руки. Он обнимал Викторию, едва заметно растирая ей плечи, разогревая свою нескончаемую страсть. Мужчина неотрывно смотрел на рядом сидящую девушку. То, что показывалось на экране его не очень интересовало. Виктория вызывала в нем намного больше интереса.

Но спустя двадцать минут, демон взглянул на огромных размеров экран и… Виктория потеряла его, как собеседника. Демон сладострастия был полностью погребен невероятно красивыми и бесподобными кадрами.

– Кто это? – спросил он Викторию, увидев рыжеволосую девушку на экране, стоящую а палубе.

– Главная героиня фильма. Ты не смотрел начало? – улыбнулась Вика, поглаживая его руку.

– Нет, честно говоря, я был занят твоими оледеневшими руками и жалел лишь об одном, что мы не дома, в кровати. Там бы я согрел тебя намного быстрее. Ты бы изнемогала от внезапной жары… А сейчас я наткнулся взглядом на эту красивую женщину. Почему она так выглядит?

– В смысле одежды? Это начало двадцатого века, Харон. Тогда все так выглядели. Я думаю ты общался с женщинами и в то время, не так ли? Но, видимо, без одежды. Кино может показывать очерки как прошлого, так и будущего. Так что ничего удивительного.

– Я понял.

Харон снова уставился на экран, где один из главных героев пытался поговорить с рыжеволосой девушкой. Все, мужчина был поглощен съемками.

Виктория даже не пыталась отрывать его от просмотра этого великолепного фильма о любви. Ее удивляло и даже немного веселило то, что довольно драматичный фильм, можно сказать, девчачий, так сильно заинтересовал демона, которому тысячи лет. Конечно, всю свою жизнь Харон занимался лишь дамами их причинными местами. Он ничего не знал о том, что существует в мире людей и для чего это надо. Демону в тот момент было лучше всего: для него не существовало понятия кино для мальчиков и кино для девочек. Он ничего не знал о разделение между полами. Не знал, что надо придуриваться, что «фи, это сопливая драма для глупых первокурсниц, а вот это фильм – для настоящих мужиков!». В его голове не было ни грамма навязанных человеческим обществом стереотипов. Ему не надо было казаться крутым на работе утром среди заводчан-сослуживцев. Он был совершенно независим от общества и его продажного мнения. Он даже не знал, что обозревал откровенно «девчачий» фильм. И лучше всего было то, что Харон даже не представлял и не думал, что после фильма ему придется говорить «фу, какая мерзость», в душе вручая сто пятый Оскар режиссеру и актерам. Демон просто смотрел, зарождая в себе ни кем не испорченное мнение.

А на экране завязывалась любовь. Настоящая, искренняя любовь, которая может быть только между мужчиной и женщиной. За этой любовью Харон следил особо внимательно. Он следил за действиями молодого человека, за его переживаниями и чувствами, за движениями его рук, губ и громкостью его слов.

Следил он и за девушкой, и за ее эмоциями, переживаниями и чувствами. И такую нежность он почувствовал, блуждающую между двумя героями. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного с женщинами. Не потому что не верил или призирал, скорее потому, что не знал, что это возможно, что он имеет права на такие чувства.

Сцену кораблекрушения он вообще смотрел с открытым ртом и с замирающим сердцем. Такая громадина во всех планах, и историческом, и плане совершенства, уничтоженная природой… Демон не мог поверить своим глазам: как люди смогли выстроить такое необыкновенное чудо, покрытое живой роскошью. Почему же так нелепо произошло? Одним легким движением природа сравняла эту громадину с пылью, показывая людям, с кем они тягаются, напоминая им, что не стоит мнить себя богами. Ничто не вечно, у всего есть конец.

Сцена, где легкая, едва закрутившаяся любовь, едва начавшаяся жизнь, пытается выжить с помощью их рук: они вдвоем хотят спастись, сохранить любовь. Харону было очень интересно наблюдать за этими двумя. Он волновался за них, тихонько шептал, куда им следует бежать, где, возможно, она найдут спасение. Он с любопытством наблюдал и за вторым влюбленным мужчиной, за его обидой и унижениями. Ведь он тоже любил главную героиню.

Здесь демон узрел, что любовь все-таки такая бестолковая и глупая. Ну зачем она сделала то, что сделала? Ну ведь все же было хорошо, любил рыжую девчонку этот богач, расписались бы и все хорошо! Вдруг Харон понял, что девушка-то не любила его! Чертова взаимность. Демон уже успел провести некоторые параллели и в своих телесных отношениях с влюбленным в него человеком.

Виктория смотрела в глаза Харона, как порой совсем жуткие кадры отражались в них. Он вообще моргал? Вика знала фильм наизусть, ей не к чему было смотреть на экран. А вот зарождающиеся эмоции, которые, возможно, впервые искажали лицо демона, были намного интереснее для просмотра. Сдерживала она улыбку тогда, когда Харон инстинктивно сжимал ее пальцы, видя какой ужас творится на экране. Пытался ли демон хотя бы на секунду представить, почувствовать то, что чувствовали те люди, которые переживали катастрофу. Насколько на самом деле все было страшно и ужасно?

– Это было лучшее, что я видел на земле…– восторженно прошептал Харон, когда экран покрылся печальной черной вуалью пустоты. Свет плавно набирал силу, освещая зал. Стояла тишина, лишь редкие шепоты разрезали пост-эйфорийную тишь.

– Рада, что тебе понравилось, рада, что мы зашли сюда, но моя куртка все еще сырая внутри… Опять под дождь.

– Нам не придется никуда идти. Сегодня я в буквальном смысле понял, что такое героизм и чего ждут девчонки от мужчин. Я читал мысли дам, сидящих в зале. Там не было ни одной, которой не хотелось бы такой же сумасшедшей любви.

– Я даже не удивлена. К сожалению, в жизни очень редко случается двум людям влюбиться друг в друга. Чаще, по настоящему любит лишь один… И наши с тобой отношения далеки от исключения.

– Жаль.

– А мне-то как жаль! Но я рада хотя бы тому, что ты все равно рядом со мной, учишься чувствовать, а не мечешь в меня молнии, ненавидя за то, что вынужден жить среди нас.

– Иди ко мне. – Харон протянул руку. – Пойдем, найдем укромный уголок. Вот, например, укромно? По-моему вполне. Подойди ко мне. Ближе, детка.

– Что мы делаем?

– Еще ближе. Нотки недоверия или ты мне веришь?

– Верю, только тебе.

– Закрой глаза и считай. Вслух.

– Раз, – прошептал девушка, крепко обнимая мужчину, – два.

– Три, Виктория, открывай глаза. – Харон ослабил объятия. – Мы дома. Тепло и сухо.

– Я тоже хочу такую способность. Постоянно забываю, что ты способен на такое.

– Главное, не забывай о моих других способностях.

И вот, сильные, казалось бы, неуклюжие руки, освобождают горячее тело от одежды и так проворно.

Виктория снова в объятиях ада и снова она этому безумно рада. Она в предвкушении и сейчас уже знает, что именно предвкушать. Она уже знает ради чего отдала душу и для чего этот мужчина с ней, на что он способен. Ей безумно, неистово, неудержимо хочется этого. Она снова жаждет ощутить божественную энергию, прикосновения и шарм. С ума сводящие поцелуи, от которых кружится голова, дыхание учащается и не знаешь, хватит ли сил дышать дальше. Сердце теряет рассудок, колотится в бешеном темпе, словно последние минуты стучит и хочет успеть зацепить больше жизни. Тепло, ласкающее кожу, прожигающее пламя, от которого горит пожар, так нравится и плевать на ожоги. Главное лишь то, какую эйфорию оно несет на своих обнажающих языках.

Ей снова хочется ощутить его язык, не знающий стеснения и скромности, услышать безнравственные слова, от которых волосы встают дыбом, заражая тело сексуальной энергией. Она готова к пост-параличу, к расплате за свое сладострастие за то, что упивается им не с земным мужчиной, а отдает себя демону. Ей снова на все плевать. Она ждет лишь его в своих объятиях, ждет лишь его поцелуев.

И Харон, как никто другой, прекрасно знал о чувствах девушки, о ее строптивых желаниях и в этом случае он был безотказен. Более того, в постели он умел и мог проявлять инициативу, здесь она никогда не будет наказуемой…

Одежда. Влажная, местами не просохшая, никому не нужная, лежала на полу. Ее никто больше не хотел. Руки обхватили талию и Виктория не открывая глаз, почувствовала, как пол, земля, остается внизу; как тело в объятиях демона, сильного демона, поднимается ввысь, прямо к высоким потолкам. Его ласки, невозможные, умопомрачительные ласки, хочется во что-то упереться, а под ней ничего нет. Пропасть.

– Мы упадем. – Прошептала девушка, полностью расслабившись в руках демона.

– Мы давно уже пали, детка, – ответил он, проводя рукой по бедру, – нам некуда больше падать…одно твое слово и я остановлюсь. Мы ляжем спать, прикинемся, что нам ничего не надо. Давай, детка, откажи мне, как прежде…Расскажи мне о романтике…

– Никогда. – Сквозь легкое, наркотическое безумие, прошептала Виктория.

– Тогда верь мне и не задавай вопросов.

Забытье. Реальность мертва. Окружающий мир нем. Снова тень огромных крыльев на столь безликом потолке. Его дыхание у ее уха. Глаза закрыты. Они не хотят ничего видеть, ничто не должно помешать ей насладиться физически тесным моментом. Уши глухи. Они слышат лишь их звуки, больше они не желают ничего слышать. Им не интересно. Они молчат в такт стучащему сердцу.

Эта небывалая невесомость, обескураживающая, пытающая раскаленным молотком надпочечники, требуя выпустить томящийся адреналин . Эндорфины уже ублажают сошедший с ума гипофиз. Энергия. Как взбесившийся вулкан, прорвавший целостностный покров земли, уничтожающий жизнь, погружает ее во взрослую метафору, предлагая пройти гиперболический путь к персонификации, не стесняясь и не стыдясь себя, наплевав на всемирное время, на его гадкие, глумливые стрелки, которые безжалостно перебирают собой космическую материю, пододвигая ближе к неизбежному вакууму, черной, прожорливой дыре.

Нет конца. Его никто не ждет. И они оба, как наивные, ничего не знающие дети, верят в его отсутствие, притворяясь, что все будет хорошо, жизнь не такая жестокая, как им казалось ранее. Как прекрасно, если есть всеми желанная способность обдурить себя и хоть ненадолго поверить в иллюзию. Нет желания отказываться от нее и девушка всецело отдавалась ей…ему.

Демон же поглощал выплеснувшуюся энергию. Он не мог не забирать ее. Ему нужно питаться, чтобы давать себя снова. У него и в мыслях не было отказаться от энергии.

Пространство все также неустойчиво, все также смущает своим пространственным гамаком, в котором они оба лежат. Оно балакает, качает, как младенца в колыбели. Виктория не здесь. Она не на земле. Она осваивает пространство, изучая внутреннюю структуру, устройство молекул и атомов, того, что без прикосновения Харона не существует. Он – маг, волшебник. Злой или добрый. Ответа не было. Да и неважно это было. Харон бесподобно создавал иллюзию востребованной сказки.

Чем приятнее становилось девушке, тем сильнее она чувствовала, как из нее уходит энергия. Чем больше из нее выходило энергии, тем сильнее становился Харон, что умопомрачительно сказывалось на его любовных действиях. Чем сильнее становился демон, тем больше энергии он заставлял девушку выделять. Замкнутый круг, переполненный порочностью, цикличностью. Его совсем не хотелось прерывать, из него не хотелось выходить ни демону, ни уж тем более Виктории.

А свет…он рядом. Вот он. Ласкает пару, зависшую в невесомости, ласкающую друг друга под потолочным сводом.

– Прости, детка, – тихо сказал демон, – но я чувствую, как ты вот-вот выплеснешь весь свой потенциал, – он сжал ее в своих объятиях, – и мне придется его забрать.

И все снова…

На следующее утро, Виктория смогла открыть только глаза и больше ничего. Но на этот раз она совершенно не боялась и не переживала. Она знала, что с ней происходит и примерно, когда это закончится. Просто наслаждение и ощущение, что от жизни было взято все, и жить, в принципе, больше не зачем. Плевать, если наступит внезапная смерть, к ней готовы. Все, и тело, и душа, преисполнены неописуемым восторгом и счастьем.

Виктория просто лежала, обнаженная в собственной немоте, с закрытыми глазами и чувствовала нежные прикосновения Харона. Ей хотелось улыбаться, но сил не было. Улыбалась ее душа и демон видел эту баснословную улыбку и радовался, осознавая, что причина этой радости и готовности последовать в другой мир – именно он.