Василисе нечего было разбрасывать. Уже неоднократно побывав в ее комнате, Харон не мог понять, были ли у девушки вообще увлечения? Ее комната была слишком пустой, несмотря на то, что там всего было навалом. Неопределенность Василисы в жизни стойко отражалась на ее характере и поведении.

Виктория бесконечно говорила ему приятные слова любви, к которым Харон настолько привык, что считал их уже как должными. Вика никогда не забывала упомянуть о своей любви к мужчине и каждый раз мысленно благодарить непонятно кого за то, что у нее все так складывается.

Василиса никогда ничего подобного не говорила. Она попросту ничего подобного не испытывала. Мысленно она была совсем не против, если бы Харон влюбился в нее. Быть с таким мужчиной – редкость. Порой их взаимоотношения заставляли демона поражаться ходу мыслей девушки. Она не останавливаясь надумывала себе, по какой причине Харон находится с ней. Из всех причин девушка остановилась на одной – Харон, конечно же, влюблен в нее, не иначе! И чувствуя фантазийную влюбленность мужчины, который, в принципе, не способен никого любить, Василиса пыталась крутить им, искренне не понимая, почему ни одна ее уловка не работает.

Виктория гладила его рубашки и брюки, Василиса их мяла. Вика смотрел ему в глаза и говорила, как сильно она любит его. Василиса смотрела ему в глаза и просила любить ее.

И каждый раз, когда Харон оставался наедине с подругой Виктории, она снова и снова видела постельные сцены между мужниной и женщиной без лиц. И в какой-то момент, она привыкла к ним так же, как и к духам, говорящим с ней, видения прошлого и интуитивного предугадывания будущего.

Ей даже в голову не могло прийти, что ее подруга, единственная в своем роде, спит с ее любимым мужчиной. Откровенно говоря, Виктория практически забыла о существовании Василисы. Она не звонила и не писала ей, полностью занималась Хароном. А Василисе было страшно от одной только мысли, что она позвонит и предложит встреться, как было раньше. Васька даже не представляла, как смотреть подруге в глаза, улыбчиво рассказывая неоднородную чушь и не вызвать никаких подозрений.

На самом деле Виктория была до невозможности слепа! Из-за любви. Она ничему не хотела верить, ни на что не хотела смотреть. Она любила и хотела любви, пытаясь разбудить и привить это чуждое чувство демоническому существу.

Виктория вытащила Харона в театр на спектакль Гамлет. Место, где люди аплодировали стоя после монолога Гамлета, а Харон улыбался, слушая мысли людей и актеров: лишь малое число зрителей думали о только что увиденном, многие думали об антракте и шампанском. Но Виктория доказывала, что искусство театра очень сложное. Харон снова улыбался: людям вещи кажутся сложными, чья химическая формула на самом деле состоит из двух молекул. Людям вообще не нравится, когда все просто. Харон поражался удивительной чертой человеческих организмов – вечно стремиться к сложности, усложнять элементарные процессы, усложнять свою жизнь. Ярким примером такого сложного человека, который просто не хотел жить без перегрузки, была Виктория.

Девушка водила Харона на оркестровые и оперные выступления. На них Харон сидел молча, с хмурым выражением лица, а Вика не могла понять ни одной его мысли, ни его настроения. Харон же не понимал, что значат вставшие дыбом волосы и маленькие выпуклые точки, которые люди называют «мурашки».

Они постоянно ходили в кинотеатры, но лишь съемки Титаника не выходили у демона из головы. Современное кино инкуб воспринимал плохо, ни на грамм не веря актерам. Он был уверен, что сыграл бы лучше и убедительнее. Несмотря на это, походы по кинотеатрам нравились ему больше всего.

Гуляли они все реже, на улице становилось все холоднее. Землю засыпало снегом.

Виктория задумчиво смотрела на падающие снежинки, Харон тайком смотрел на ее зрачки и ресницы, на отражающийся в глазах снег. Как же давно он не слышал ее внутреннего голоса! В те моменты, когда Виктория погружалась в мысли, молчаливо и тоскливо всматриваясь во что-либо, он слышал тихий шепот, отсчитывающий время.

Он понимал, что должен что-то почувствовать к ней, что-то, что сожмет его сердце в тиски, а на глаза навернутся слезы. То, что люди называют жалостью. Но нет. Ни один мускул не дрогнул в нем. Девчонку предупреждали, что союз земной женщины и демона невозможен! Иногда все-таки стоит поверить говорящему.

Но Харону очень нравилось, как ее глаза меняли цвет, когда смотрели на снег. Они блестели. Жили и снова поднимали полумертвую надежду с колен, реанимируя ее.

Демон часто обнимал девушку, стоя вместе у окна и разглядывая падающий снег. Он зарывался носом в рыжих волосах, закрывал глаза и крепко сжимал руки, все больше понимая, как же хорошо быть тем, кого любят.

Виктория с каждым днем по миллиметру приближалась к рубежу познания самой себя. Семя сомнения и подозрения глубоко пустило свои корни. «Что-то со мной не так?» уже не было актуальным. «Что именно?» почти полностью поглотило ее разум. Девушка доставала вопросами своего благоверного, ответы на которые он не хотел говорить.

Зачем ему говорить, что Абхор – демон ужаса и страха, служащий ведьмам, работающий как проклятие. Ведьма накладывает порчу и, чтобы извести жертву, вызывает Абхора себе в помощь. Демон прекрасно выполняет свою работу. Он ходит за своими жертвами, пугая их в темноте, подсовывая самоуничтожающие мысли, зачастую приводящие к самоубийству. Если ведьма прокляла кого-то с помощью Абхора, то ничего не существует, что помогло бы отвести демона от несчастного. Абхор будет преследовать жертву до тех пор, пока не изведет. Еще в течение нескольких поколений демон не отпускает родню и потомство несчастного.

Как бы все это Харон объяснял Виктории? Более того, ему потом пришлось бы объяснять, почему Абхор предложил свои услуги Виктории, даже не открыв рта. Так она еще и поняла его.

И, конечно же, Харон врал. Откуда он знал, кто такой Абхор? Почему он вообще должен знать, кто он такой? Да и к тому же, Виктории скорее всего померещилось. Да и вовсе не стоит предавать этому значение. Виктория верила. Харон смеялся про себя. Удивительная черта людей – они слишком часто верят и, как правило, всему подряд. Безоговорочно. Главное, убедительно звучать, рассказывая свою ложь. Особенно женщины верят всему подряд. Особенно влюбленные. Женщинам вообще не обязательно что-то говорить. Можно просто склонить голову, бросить чарующий взгляд, всем своим видом показывая собственное превосходство одновременно с тем, что она такая красивая. Можно сказать, пару приятных слов. Желательно необыденных. И женщина обязательно должна понять, что перед ней хам, но непросто среднестатистическое уличное быдло, а обаятельный, интеллигентный хам с отменным чувством юмора, перемешанным с цинизмом и тонким сарказмом! Учтивость и манерность приветствуются.

Виктория ходила на работу. Ей безумно нравилась ее деятельность, но она очень уставала от давления своего начальника. Она привыкла к нему, и он уже не казался ей таким отталкивающим и дотошным. Но ответные чувства в ней так и не проснулись. Одна лишь мысль, что он притронется к ней в роли любовника, вызывала рвотные позывы. Вика даже не рассматривала варианты флирта с Григорием. Да, он был потрясающим весельчаком и юмористом. Он умел сочувствовать и всегда старался помочь. Он был безотказен и улыбчив. Его двери были открыты. Он любил рассказывать и вовсе не был обделен даром слушать. Прекрасный человек… Друг. Викторию смущал один факт: прекрасным человеком со всеми золотыми качествами он был лишь для нее. Только к ней в кабинет Григорий мог зайти, будучи в полной уверенности, что его ждут и готовы выслушать. Для других сотрудников он носил маски. И Виктория уже видела почти весь гардероб. Коллеги, мягко говоря, недолюбливали Вику. Ей было оказано столько привилегий и почестей и всего за четыре рабочих месяца! В компании были люди, поработавшие не один год, и они заслужили всего лишь быструю, отрешенную улыбку в свою сторону.

Естественно, поползли слухи. И если поначалу Виктория всячески протестовала, пытаясь доказать всему миру, что она верна своему любимому мужчине, что даже мысленно не готова на нарушение верности. Потом она сдалась… По совету Григория. Он утверждал, что людям надо о чем-то говорить на работе. И пусть их темы будут хоть как-то связаны с работой. К тому же, не Виктория, так кто-нибудь другой. Григорий с усмешкой вспоминал, как ему приписывались романы, стоило ему только проявить вежливость и учтивость хоть к какой-нибудь даме. Конечно, неприятно, когда на тебя волком смотрят все коллеги и непонятно, то ли они завидуют, то ли ненавидят. Со временем Виктория научилась игнорировать это. Вот только осталось дождаться, чтобы Григорий научился игнорировать ее. А это уже сложнее.

Харон мысленно веселился, разглядывая лицо, полное тоски в воспоминаниях Вики, в очередной раз убеждаясь, что человек все-таки глупое существо, особенно когда влюблен. Демон задавался вопросом, на который у него не было ответа и которым задавалась добрая половина человечества.

Вот есть Виктория, по уши влюбленная в существо, которое от робота отличает лишь человеческое тепло. Девушка лелеет надежду на взаимную любовь и ежечасно молится всем богам, чтобы почувствовать эту любовь от Харона.

Есть Григорий, влюбленный в Викторию и в довесок пылающий страстью. Обе любви безответны. Почему?

Почему они не могут влюбиться друг в друга? Что за сингулярная цепочка, которую люди так любят создавать, влюбляясь не в тех? Демон не понимал и этой сложности.

Постепенно он начал успокаиваться, замечая, что энергия, которую он случайно передал Виктории, медленно, но все же покидает хрупкое тело девушки. Но она так неспешно отдавала ее назад, что демон уже отчаялся. Ведьма словно знала, что должна быть экономной и не раскидываться ценным имением.

Их интимная жизнь набирала обороты. Демон любыми путями старался выкачать назад свою энергию и ему бы это удалось, если бы Виктория была просто человеком. Забрать у ведьмы то, что ее инстинкты не хотят отдавать – едва возможно. Только если прибить ее. Харон не мог. Договор. Он превратился в постельного кудесника, истощая девушку все больше.

Виктория все больше погружалась в интимные подробности страсти. Она узнавала свой организм совершенно с другой стороны, о существовании которой ранее не догадывалась. Она узнала, что такое сладострастье. Что такое, когда удовлетворяют страсть, и она ненадолго ложится отдохнуть, давая организму возможность набраться новых сил.

Виктория познала райское наслаждение, будучи на земле. Каждый рецептор всех нервных окончаний полностью отдавался организму. Любое прикосновение к телу вызывало толпу чувств, которые невозможно ощутить полностью, оставаясь при этом в сознании. Каждый миллиметр кожи был настолько обострен, что Виктория не могла сдерживать вздох наслаждения.

Что нравилось Харону, так это искренняя отдача девушки. Инкуб привык и умел удовлетворять. Но ему совершенно было непривычно, что ему в ответ доставляли удовольствие. Он знал, что такое отдавать, и Виктория научила его принимать. Как много раз ее губы касались его торса! Какими горячими они казались! Как много раз ее ласковые губы, теплые и нежные, опускались ниже и ниже по торсу, вызывая непривычные судороги в теле. Ее горячее дыхание и нежный язык не знали устали. И демон мог позволить себе закрыть глаза во время ласк влюбленной женщины. Да он просто не мог не расслабиться в ее объятиях, от ее прикосновений. Только с Викторией он узнал и понял, что женщины способны отдавать. Ему это льстило, он пользовался глупой влюбленностью и забавным желанием угодить во всем.

Вот уже пожаловал декабрь. Роскошный, пухлый декабрь. Москва была в бегах: елки, подарки, банки, скидки, пустые прилавки, еда. Люди бешенные, глаза невменяемые, все куда-то бегут, спешат, ничего не видят. Харон все чаще выходил на улицу, понимая, что в декабрьской России замышляется нечто грандиозное. Город постепенно начинал сверкать ярче. Он весь был обмотан проволокой, на которой висели мерцающие лампочки. Темнота быстро опускалась на мегаполис и тут же включались электрические гирлянды, освящая центр города, как днем.

Зеваки праздно бродили по улицам, задрав голову, разглядывая мерцающую иллюзию натянутых над головой проводов. И они восторгались! Как же красиво! Невероятно и бесподобно! Харон не смог найти красоту. Просто лампочное мерцание. С таким же успехом можно говорить о красоте фонарных столбов.

Демону все равно нравилось бродить по вечерней зимней Москве, наблюдать за длительной подготовкой к одному мигу.

Виктория сидела, отвернувшись от рабочего ноутбука. Она сидела в кресле, обращенном к окну, и смотрела как с неба падают снежинки. Девушка непрерывно думала и думала обо всем, что случилось с ней за последние месяцы. И тут словно молния сверкнула перед глазами: Сергей!

Девушка бросилась к ноутбуку и принялась писать письмо.

Victoria: «Сергей, привет. Надеюсь, ты меня помнишь? Мы встречались летом, обменивались книгами. Я знаю, что прошло много времени, но мне больше не к кому обратиться… Жду твоей помощи».

Send и конвертик с мольбой умчался в просторы матричных кодов. Наступил момент ожидания. Секундные стрелки тут же заняли места часовых. Время остановилось.

Столько времени Виктория чувствовала себя умалишенной, не способной ни с кем обсудить свое незавидное положение. Как же она могла забыть еще об одном психе, с которым была знакома, с кем можно было попытаться обсудить то, о чем нормальному человеку страшно даже подумать. Но вот согласится ли он обсуждать что-либо с ней? Вопрос, действительно, беспокоил ее.

Со скоростью света девушка чертила макеты, правила предыдущие эскизы, старалась ни о чем не думать и не предугадывать события.

Григорий находился в командировке в Америке и у Вики было время свободно дышать. Ей больше не надо было закрывать двери и с ужасом в сердце ждать, когда они откроются и войдет Григорий.

Но в дверь вошли. Вика ничего не видела, но почувствовала, что в кабинете кто-то есть. Она подняла взгляд. В дверях стояла женщина, девушка, точнее. Коллега Вики. Но Виктория никак не могла вспомнить имя гостьи. Ранее, когда рабочее место Виктории было в опенспейсе, эта девушка сидела недалеко и вроде была даже улыбчива. Как же ее звали? Алла? Анна? Нет. Виктория не могла вспомнить.

Девушки загадочно таращились друг на друга и молчали, пока гостья, наконец, не произнесла звуки, преобразовавшееся в речь.

– Не совсем дружеский визит. – Сказала она и вошла в кабинет, закрывая за собой дверь.

Виктория напряглась. Внутри что-то упало. Ей совсем не хотелось никаких визитов, тем более не дружеских. И, конечно, нацеленная на конфликт дама заставляла ее нервничать. К тому же Виктория понимала, что довольно-таки слаба, чтобы постоять за себя, как в физическом, так и в моральном смысле.

– А какой тогда? – нехотя спросила она, неотрывно следя за девушкой.

Анастасия! Точно, ее звали Настя! Вика вспомнила имя оппонента.

– Ты знаешь, по компании ходят слухи о тебе и Григории.

– А мне что с того? – Вика пыталась выглядеть естественно, не показывая своего волнения. – Просто слухи. Нельзя же верить всему, что болтают.

Настя смотрела на Викторию, ее взгляд пал на бордово-красный камень на шее. Как же неестественно долго она пялилась на него и ей явно было тяжело отвести взгляд о драгоценного пианита. Интуитивно рука Виктории потянулась вверх. Ковшик-ладошка прикрыла подарок Харона.

– Скажи честно, ты спишь с ним? – Настя спросила в лоб.

– Что еще за вопросы! – возмутилась Вика, бросив взгляд на девушку.

Тот взгляд был уже не застенчивым и безмолвным, скорее агрессивным и совершенно не свойственным ей. К тому же Вика чувствовала, что с пробуждающейся яростью, пробуждалось еще кое-что. Что-то незнакомое, непривычное, как будто кто-то чужой проник в ее тело.

– Простой вопрос. – С издевательской улыбкой сказала Настя. – С чего вдруг у тебя спустя два рабочих месяца появился свой кабинет? Григорий вообще отсюда не выходит. Хочешь сказать, что по доброте душевной?

– Я вообще не собираюсь ничего тебе говорить. С какой стати, я должна тебе что-либо объяснять?

– С такой, Вика, что тебя не переваривает весь коллектив, особенно женская его часть. Все мужчины считают тебя шлюхой, готовой ублажать своего господина за все.

– У меня есть мужчина! – отрезала Виктория, – Я верна ему. Мне никто не нужен, кроме него.

Сама не понимая зачем и как, девушка начала оправдываться. Она знала, что коллеги не считали ее святой, но, когда кто-то приходит и в лицо заявляет «ты – проститутка», становится вообще не по себе.

– То есть, у тебя еще и дома кто-то есть? – усмехнулась Настя. – А он знает, что ты спишь со своим босом?

– Я не сплю…

– Да ладно тебе! Просто так у тебя все появилось, что ли? Имей смелость признаться, что ты – шлюха!

Настя произнесла последнее слово почти по слогам. Она чувствовала свое превосходство и способность морально задавить напором Вику. И ей нравилось издеваться над ней. Взбудораженная Виктория выглядела такой смешной! До поры до времени.

Внезапно, у Виктории перед глазами опустилась черная вуаль. Девушка улыбнулась. Встала.

– Восемь лет назад… Десять. – Прошептала Виктория, закрывая глаза. – Парк. Полно листвы, бушует лето и жизнь во всю стремится распространиться… Огромный парк. Ботанический сад – надпись незаконченная на карте…

– Что ты несешь? – Настя попыталась перебить ее, ничего не понимая, о чем именно говорит Виктория.

– Мне грустно… Обидно. Родители не понимают, отказываются понимать. Но я-то умная. Я уже достаточно прожила, чтобы сформировать свое мнение о жизни и будущем.

– Эй, ты еще и больная? – Анастасия выглядела взволновано.

– Шорох. Кусты. Крайние ко мне. Какой-то мужик с загадочным выражением лица. Я хочу посмотреть на него… Окинуть его взглядом. Но мне страшно. Мужик без штанов что ли? Он стоит в кустах, со спущенными штанами, его руки не знают отдыха… Мне хочется кричать. Страшно… Интересно. Я разворачиваюсь…

– Эй, – шикнула Настя, – заткнись уже.

– О, да… я хочу уйти, но любопытство держит меня. Мужик просит не уходить. Я остаюсь. Он предлагает встать на колени перед ним и взять в рот. В его руках – деньги. Я забираю деньги, их мало. Я немного шокирована, но мне уже не страшно. Мужик напоминает мне, что я должна дотронуться до него, в руке трясется еще одна купюра. А мне так нужны деньги… Я забираю купюру и делаю то, что он хочет. Он горячий, пульсирующий в моих руках…