Сквозь землю

Положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней.

Псалом 87: 7

1. Дремучий лес. Три зверя. Встреча с незнакомцем

…Я шёл, и шёл, и шёл – и заблудился в дремучем лесу.

Сам не знаю как: шёл верной дорогой, но от усталости к вечеру стало клонить в сон.

И я сбился с пути.

С каждым шагом сгущалась тьма. Колючие кусты хватали за одежду, царапали когтями; могучие стволы шушукались в вышине, посмеиваясь надо мной. Я пробирался впотьмах, не ведая куда. Ни тропинки, ни дорожки, ни лучика, ни тихого дуновения.

Ужас охватил меня. Вот она, погибель.

Вдруг что-то забрезжило впереди – как будто некий свет…

Глубокий лог понемногу стал сменяться подъёмом. Древесные кроны расступились в вышине. Путеводная звёздочка, изливая сияние, плыла по небу, уже тронутому предчувствием рассвета.

Я оказался на опушке леса. Тёмный крутой склон уходил к небу. Отсветы близкой зари легли на плечи гор. Перестало теснить грудь, и мне наконец-то вздохнулось. Страх плеснул, как рыба, и затаился на самом дне сердца. Я остановился в изнеможении. Так, наверное, мореплаватель после шторма ступает на твёрдый берег, а в глазах его всё ещё рябят беснующиеся волны. И после бессонной ночи так навевает отраду утренний ветерок.

Я стоял, озираясь. Позади тьма и страх смертный. Впереди таинственный путеводный свет.

Переведя дух и собравшись с силами, я вновь зашагал, чтобы поскорее выбраться из сумрачного дола к озарённой светом вершине. Но едва я начал подъём, как откуда ни возьмись из-за скалы, из засады, выскочил пятнистый барс и лёгкими прыжками понёсся прямо на меня. Подбежал и отпрыгнул, то ли готовясь напасть, то ли играя. Как быть? Бежать назад, спрятаться в чащобе? Но там гибель. А вперёд не пускает когтистая кошка.

Меж тем светало. Солнце восходило, но ещё видны были звёзды – те же самые, что окружали светило, когда Божественная Любовь впервые двинула в вечный путь свои небесные творения…

Бодрость раннего утра вселяет надежду, и я решил, что прорвусь, перехитрю зверя. Но тут – новая напасть, хуже первой. Косматый лев! Он появился внезапно, он шёл, свирепо откинув гриву, с голодным рыком, и воздух трепетал от ужаса вокруг.

Не успел я опомниться, как третий зверь, страшнее тех двух, выпрыгнул из ниоткуда. Волчица – худая, клыкастая, злобная. Глаза её горели и переливались жёлтыми огнями. Она завыла таким жутким воем, как будто все неутолённые страсти смертного мира слились в нём. Сердце моё замерло, страх схватил за горло. Волчица, беспокойно кружась, шла на меня, не отводя хищного взора, загоняла, как ловкий охотник, в чёрную чащобу, где никогда не светит солнце.

И вот, когда я готов был уже бежать или броситься наземь и найти смерть в когтях зверя, – в этот самый миг я вдруг увидел человека. Он стоял поодаль, без звука глядя на меня, как отшельник, от многолетнего молчания разучившийся говорить.

– Помоги, – крикнул я в отчаянии, – помоги мне, кто бы ты ни был, человек или призрак!

И услышал в ответ:

– Я не человек, я был человеком. Отгадай, кто я.

Он заговорил глухо и нараспев:

– Род мой из страны этрусков и галлов, ныне называемой Ломбардия. Родной город – Мантуя. Я рождён в последние годы Юлия. А жил в Риме при Благословенном Августе, во времена лукавых языческих богов. И был я поэт. Я слагал песни. И воспел я сына Анхиса, скитальца и победителя судьбы, беглеца из сожжённой Трои, из поверженного Илиона.

От звуков его голоса смятение, владевшее мной, стало понемногу отступать. Незнакомец продолжал успокоительным тоном:

– Но сейчас не об этом. Лучше скажи, почему ты повернул вспять? Почему не восходишь на эту пресветлую гору? Там поистине родник радости!

Преодолев трепет, я смог наконец вымолвить:

– Послушай, я догадался! Ты родом из Мантуи, ты жил в Риме при Августе, ты поэт, и речь твоя льётся рекой… Уж не Вергилий ли ты?

Он молча кивнул. Робея, я склонился перед великим человеком:

– Вергилий! Солнце латинской поэзии! Будь милостив ко мне ради трудов моих и ради великой любви к твоим творениям. Ты мой поэт и учитель. Спаси, мудрейший из мудрых: зверь преследует меня!

Он выслушал и промолвил весомо:

– Значит, ищи другого пути, если хочешь выбраться из этих гиблых мест.

Какого пути? Где? Я готов был в отчаянии заплакать. Но он продолжил важно и с расстановкой:

– Слушай внимательно, я открою тебе тайну зверя. Эта волчица никому не позволяет пройти своим путём, обращает в бегство, настигает и убивает. Природа её – грех и зло. Никогда она не насытится, и чем больше сожрёт, тем голоднее. Со всяким зверьём она готова совокупляться и становится от того всё ненасытнее. И будет она свирепствовать и властвовать, доколе не явится Великий Пёс, и он загрызёт её. А пищей и отрадой победителю будет не плоть и не кровь, не земли и не золото, но мудрость, любовь и добродетель. Страна его упокоится меж ковром и войлоком, меж царством и царством. Он спасёт несчастную Италию. Ибо не зря излила свою кровь на эту землю дева-воительница Камилла, вскормленная кобыльим молоком. Не зря царь Турн пал от руки Энея. Не зря погибли неразлучники Нис и Эвриал. И Пёс погонит зверя через все города, пока не низвергнет его в ту самую бездну, откуда некогда извела его зависть.

Я остолбенело глядел на него, ничего не понимая. Он заговорил снова:

– Решайся, иди за мной. Я выведу тебя из темницы на волю. Но будет тяжко в дороге – приготовься. Мы пройдём через вечное подземелье, где твой слух будут раздирать вопли отчаяния; перед тобой предстанут терзаемые души, взывающие о последней погибели. И увидишь поющих в пламени и ликующих, в ком жива надежда, и видны им двери обители блаженства. И ты захочешь войти этими дверьми. И тогда явится тебе лик светлый, и встретит тебя душа чистая. И я передам тебя ей, а сам исчезну, потому что жил вне Вечного Завета, и Господь, Царь Света, не хочет, чтобы я входил в Его чертоги. Царь сей всюду властвует незримо, но дом и царствие Его – там. Там и Престол Его. И счастлив тот, кого Он призывает.

– Да будет так! – воскликнул я. – Спаси меня во имя неведомого тебе Бога! Веди меня туда, где ждёт апостол Пётр у пресветлого входа.

Он двинулся в путь. И я последовал за ним.

2. Сомнения. Рассказ Вергилия. Весточка от Беатриче

День уже угасал, когда мы подошли к глубокой расщелине. Воздух темнел, избавляя жителей земли от дневных забот. Но мне было не до отдыха: как солдат перед боем, я твердил все молитвы, какие только мог вспомнить.

– Царю Небесный, Ду́ше истины, приди и вселись в меня! Музы, помогите мне! Память! Запиши всё, что увижу, – великое и неслыханное!

Но тревога не унималась.

– Учитель! – воскликнул я. – Ты готов повести меня и сквозь землю, и в небо. Но взгляни на меня: достоин ли я? Смогу ли я?

Он молчал, и я продолжал в смятении сердечном:

– Сказано в твоей поэме про Энея, как он во плоти, в образе человеческом сошёл туда, в область смерти и бессмертия, и вернулся живым. Так благоволил Царствующий и Очищающий, потому что Он сам избрал Энея отцом великого Рима и Римского царства. А Рим и царство созданы были для того, чтобы уготовать место престолу, на котором воссядет преемник апостола Петра. Так подвиг Энея, воспетый тобой, лёг первым камнем в основание Святого престола. И апостол Павел, избранный сосуд Божий, восходил до третьего неба, восхищен был в рай и слышал там слова неизреченные, дабы принести оттуда свет веры, начало пути спасения. Но я-то – как отправлюсь туда? Кто позволит мне? Я не Эней, не Павел. Я никто – мал, слаб, недостоин.

Он не прерывал меня.

– Нет, нет, это безумие. Мысли мои двоятся, и нетвёрд я в путях своих. Утром, выбравшись из того леса, готов я был идти за тобой хоть в огонь, хоть в воду, в бездну и на небеса. Теперь, в сумерках, в раздумьях, готов отступить от решения своего. Ты мудр: если я неправ, объясни, чего не понимаю.

Вергилий ответил не сразу:

– Душа твоя поражена страхом. Как вода наполняет сосуд, так страх наполняет человека и не даёт сдвинуться с места. Много великого сотворил бы человек, если бы не боялся. Но страшимся мы всегда того, чего нет на самом деле: так мышонок бросается удирать от кошачьей тени. Не бойся! Послушай, почему я пришёл оттуда и оказался на твоём пути.

Вот что мне поведал Вергилий.

– Я пребывал там, среди тех, о ком ещё нет последнего решения. Вдруг слышу: зовёт меня будто бы голос света – дивная и блаженная Жена. Взор её ярче звёзд. Голос её как журчание вод многих, как тихое пение ангела. Я поклонился ей и просил повелевать мной.

И она сказала: «Многомудрый мой мантуанец, чья слава в мире жива и будет длиться, пока мир стоит. Есть такой человек на земле – он был мне друг, но никогда не дружил с удачей. Он странник там, на земле, и он сбился с пути, он теперь в сени смертной. Так тесно душе его на каменистом склоне, и так страшно ему, что готов он бежать куда глаза глядят. Боюсь, как бы не заблудился он совсем – не запоздает ли моя помощь? “Поздно – хуже, чем никогда”, как говорят у нас на небесах. Иди к нему и помоги ему чем можешь: словом своим крылатым и всяким делом, ведущим ко спасению. Помоги ему ради меня. Имя моё – Беатриче, что значит “благословляющая путь”; я пришла оттуда, куда хочу поскорее возвратиться. Я пришла, потому что люблю. Выполни мою просьбу, а я замолвлю за тебя словечко перед Господом, чтобы по Последнем суде войти тебе в места света».

Когда она закончила речь, я склонился перед её ликом и ответил: «Светозарная Жена, ты прекрасна. Твоей красотой род человеческий превосходит всё, что есть под небесными сферами! Твоё повеление – радость для меня, и я немедленно его исполню. Не надо ничего более объяснять, скажи только одно: как не побоялась ты сойти в этот край тоски и надежды из мест силы и славы, куда спешишь возвратиться?»