Данте и Вергилий спускаются в седьмой круг подземного Ада по отвесному обрыву, где на полуразрушенной скале находят чудовище – Минотавра. Вергилий смиряет его бешенство. Встреча с центаврами, из которых один – Несс делается проводником двух путников и указывает на кровавый поток, где грешники по степеням терпят кару за насилие.

 
¹ Дорога, по которой в этот час
Нам приходилось далее спускаться,
Была почти отвесна, и не раз,
 
 
⁴ Взглянувши вниз, мог всякий содрогаться.
Гора, с которой сброшен был обвал,
Непроходимой стала мне казаться
 
 
⁷ С вершины до подножья: груды скал
Низринуты лежали перед нами.
Таков был спуск, и бездны мрак зиял
 
 
¹⁰ Над ним кругом, а близко, под ногами,
Чудовище лежало на скале^{58},
Чудовище, которое сосцами
 
 
¹³ Не матери питалось на земле,
Но деревянной телки… Ужас Крита,
Чудовище, заметя нас во мгле,
 
 
¹⁶ Себя кусало, пеною покрыто,
Не в состоянье бешенства смирить.
И закричал мой проводник сердито:
 
 
¹⁹ «Тварь гнусная! Ты мыслишь, может быть,
Что царь Афин к тебе явился снова,
Чтоб вновь тебя, чудовище, убить?
 
 
²² Прочь, гадина! Для подвига иного
Спустился этот смертный в Ад сюда;
И у него желанья нет другого,
 
 
²⁵ Как только посмотреть на Царство мук…»
Как ярый бык в минуту пораженья
Срывает узы тягостные вдруг
 
 
²⁸ И, силы потерявший, в исступленье,
Бросается то прямо, то назад,
Так Минотавр метался в то мгновенье.
 
 
³¹ Поэт сказал с любовью мне, как брат:
«Скорее вниз, пока он бесноваться
Не перестал…» И, не боясь преград,
 
 
³⁴ Чрез груды скал мы начали спускаться,
А из-под ног срываясь, камней ряд
Летел и падал в бездну. Подвигаться
 
 
³⁷ Я стал вперед, кругом бросая взгляд,
И размышлял, поэта слыша голос:
«Ты думаешь, быть может, мой собрат,
 
 
⁴⁰ О той скале, что сверху раскололась,
И где теперь чудовище лежит,
В котором злость с бессилием боролась?
 
 
⁴³ Мной усмирен, ужасный зверь молчит.
Так знай же, что, когда еще впервые
Сходил я в Ад, вон той скалы гранит
 
 
⁴⁶ Еще был цел, и камни вековые
Не треснули. Случилось то поздней
В другие дни и времена иные,
 
 
⁴⁹ Пред тем, как Тот спустился в мир теней,
Который многим в Ад принес спасенье…
Тогда-то с страшным грохотом камней,
 
 
⁵² Скалу поколебало сотрясенье
И рухнул сокрушительный обвал.
Подумал я в то самое мгновенье,
 
 
⁵⁵ Что от любви весь мир затрепетал,
От той любви, которою держалась
Вселенная. Любовью – я слыхал —
 
 
⁵⁸ Не раз уже мир обращался в хаос^{59}.
Тогда-то раскололась вдруг скала
И грудою каменьев разметалась.
 
 
⁶¹ Но вниз взглянуть тебе пора пришла:
Мы около кровавого потока,
Где в кипяток за грязные дела
 
 
⁶⁴ Насилия – повержены глубоко
Преступники. О ты, развратный род,
Жизнь тративший на подвиги порока,
 
 
⁶⁷ Вот как тяжел последний твой расчет!»
И вкруг равнины ров дугообразный
Увидел я с кровавой пеной вод,
 
 
⁷⁰ А от скалы до рва с пучиной грязной
Центавры появлялись здесь и там
Со стрелами, как на потехе праздной.
 
 
⁷³ Когда они домчались ближе к нам
И нас на спуске взоры их открыли,
Они остановились. К тетивам
 
 
⁷⁶ Центавры разом стрелы наложили,
И трое, отделившись от других,
К той крутизне, где шли мы, подскочили.
 
 
⁷⁹ И крикнул нам тогда один из них:
«Откуда вы? Какой вы казни ждете,
Спускаясь в мир созданий неживых?
 
 
⁸² Когда вы мне ответа не даете,
Я с тетивы стрелу спущу тогда,
Которая верна в своем полете».
 
 
⁸⁵ «Зачем вдвоем нисходим мы сюда,
Хирону^{60} мы поведаем при встрече.
Ты опрометчив ныне, как всегда,
 
 
⁸⁸ В заносчивых желаниях и речи».
Так отвечал Вергилий наотрез
И, положивши руку мне на плечи,
 
 
⁹¹ Заметил мне тихонько: «Это – Несс^{61};
Плененный Деянирою прекрасной,
Он умер за нее, но Геркулес
 
 
⁹⁴ И сам погиб, надевши плащ ужасный
Покойника. Второй из них – Хирон,
Ахилла пестун; третий Фол^{62}, известный
 
 
⁹⁷ По бешенству. Сюда со всех сторон
Свирепые центавры наезжают, —
Неисчислим их грозный легион, —
 
 
¹⁰⁰ И в кипятке потока поражают
Преступных жертв, когда из пены вод
Они чело высоко поднимают,
 
 
¹⁰³ Чтоб легче были муки их…» И вот
Мы подошли к центаврам. Под скалою
Хирон раскрыл чудовищный свой рот
 
 
¹⁰⁶ И, бороду раздвинувши стрелою,
Товарищам сказал он наконец —
С улыбкой отвратительной и злою:
 
 
¹⁰⁹ «Вы видели, как шел второй пришлец?
Он шел – и часто камни рассыпались
Из-под него: не ходит так мертвец.
 
 
¹¹² Усопшие сюда так не являлись».
Мой проводник к центавру подошел,
В котором две природы совмещались,
 
 
¹¹⁵ И возразил: «Да, в это море зол
Действительно сошла душа живая:
И человека этого я вел
 
 
¹¹⁸ Через долину тьмы, не уставая.
Не любопытство странника вело
В подземный Ад, но цель вполне благая.
 
 
¹²¹ В Эдеме Дева есть – ее чело
Сияньем Рая блещет постоянно.
Покинув Рай, где счастье так светло,
 
 
¹²⁴ Она ко мне явилася нежданно,
Меня на подвиг новый обрекла…
Я чист душой и лгать мне было б странно,
 
 
¹²⁷ А этот смертный всякого чужд зла…
Во имя добродетели, ведущей
По Аду нас, где всюду смрад и мгла,
 
 
¹³⁰ Чтоб впереди не знать напасти пущей,
Прошу тебя, пускай один из вас
Проводит нас тропою, в Ад идущей,
 
 
¹³³ И человека этого сейчас
Пусть на себе перенесет чрез реку.
Не призрак он; и смерти не страшась,
 
 
¹³⁶ Нельзя пройти пучину человеку:
Лишь только тень по воздуху скользит».
Таких речей не ведая от века,
 
 
¹³⁹ Хирон центавру Нессу говорит:
«Ступай, их проводи и охрани ты,
Когда толпа другая их смутит».
 
 
¹⁴² При появленье новой той защиты
По берегу мы шли. Кипел поток,
Где выли тени злы, полуубиты,
 
 
¹⁴⁵ Повержены в кровавый кипяток.
Вплоть до бровей я видел погруженных,
Измученных от головы до ног, —
 
 
¹⁴⁸ И, показав рукой на осужденных,
Центавр сказал: «То казнь земных владык,
Невинной кровью ближних обагренных.
 
 
¹⁵¹ Их легион обширен и велик:
Здесь Александр, с ним Дионисий вместе,
Что столько лет давить народ привык
 
 
¹⁵⁴ В Сицилии во имя хладной мести,
Здесь Аццолино^{63} грозный заключен;
Казнится здесь и он, Обидзо Эсти,
 
 
¹⁵⁷ Что пасынком своим был умерщвлен».
Хотел к певцу я с словом обратиться,
Но, указав на Несса, молвил он:
 
 
¹⁶⁰ «Теперь тебе он больше пригодится,
Чем я, мой сын». И в этот самый срок,
Когда певцу спешил я покориться,
 
 
¹⁶³ Центавр опять взглянул на кипяток:
«Иные души страждут здесь жестоко,
До шеи погруженные в поток.
 
 
¹⁶⁶ Вот там теперь стоящий одиноко
Ужасный грешник, – знаешь ли, кто он?
Господний храм он оскорбил глубоко
 
 
¹⁶⁹ И поразил вблизи его колонн
Того, чье сердце люди сохранили
На Темзе вплоть до нынешних времен
 
 
¹⁷² И в дорогом ковчеге схоронили^{64}».
Других теней потом я увидал, —
Их головы и груди видны были, —
 
 
¹⁷⁵ И я иных невольно узнавал…
Поток все мельче, мельче становился,
Так что в конце лишь ноги покрывал.
 
 
¹⁷⁸ Ров этот скоро сзади очутился,
Когда центавр перескочил поток
И мне сказал: «Сейчас ты убедился,
 
 
¹⁸¹ Как ров мелел; но страшно он глубок
В другом конце, и в глубине той вечной
Властители страдают за порок
 
 
¹⁸⁴ Насилия и власти бессердечной.
Там в пламени несет свой тяжкий крест —
Бич Божий, сам Аттил бесчеловечный;
 
 
¹⁸⁷ Там властолюбец Пирр^{65}, разбойник Секст^{66},
Там очи у Реньеро да Корнета,
Реньеро Падзо пламень адский ест.
 
 
¹⁹⁰ Они народ терзали, и за это
Кровавый кипяток их вечно жжет,
И впереди нельзя им ждать рассвета».
 
 
¹⁹³ И Несс назад отправился чрез брод.
 

Путники вступают во второй отдел седьмого круга. Перед ними самоубийцы, превращенные в деревья, и расточители, терзаемые гарпиями. Пьер делле Винье, секретарь Фредерика II.

 
¹ Едва от нас сокрылся мрачный Несс
И чрез поток еще не перебрался,
Как мы вдвоем вступили в темный лес,
 
 
⁴ И лес непроходимым мне казался.
В нем не было тропинки ни одной.
Он зеленью лесов не распускался:
 
 
⁷ На нем являлись листья предо мной
Все черные; все ветви кривы были,
И не плоды в трущобе той лесной
 
 
¹⁰ Росли кругом, но всюду только гнили
Растенья ядовитые везде.
Мы хуже места верно б не открыли
 
 
¹³ В лесах Корнето^{67} и Чечины^{68}, где
Лишь дикий зверь в густой листве скрывался
И птицы робко прятались в гнезде.
 
 
¹⁶ Но страшный лес, где путь наш потерялся,
Наполнен только гарпиями^{69} был
(С Строфадских островов от них спасался
 
 
¹⁹ Когда-то род Троян): меж черных крыл
Они людские головы имели, —
Большой живот, две лапы… Я следил,
 
 
²² Как гарпии на деревах сидели
И пó лесу их раздавался вой…
Я чувствовал, что ноги онемели…
 
 
²⁵ Тогда сказал учитель добрый мой:
«О, прежде чем вперед ты устремился,
Узнай, что перешел ты во второй
 
 
²⁸ Круг Ада^{70}, и пока нам не открылся
Пустыни вид ужасный, до тех пор
Отсюда ты не выйдешь». Я смутился…
 
 
³¹ «Кругом смотри ты зорко, и твой взор
Понять скорей всю истину сумеет:
Тогда с тобой вступлю я в разговор».
 
 
³⁴ Смотрю я вкруг, лицо мое бледнеет:
То здесь, то там я слышу тяжкий стон,
Но чьи они? Мой разум цепенеет…
 
 
³⁷ Не видя никого со всех сторон,
Прислушиваясь, я остановился
Стенаньями страдальцев изумлен.
 
 
⁴⁰ Поэт разубедить меня решился,
Чтоб думать я не мог, что стон теней
Из-за лесной трущобы доносился,
 
 
⁴³ И мне сказал: «Чтоб в голове твоей
Мысль приняла другое направленье,
Сломи в лесу любую из ветвей».
 
 
⁴⁶ Я увидал колючее растенье,
Растущее на деревянном пне.
С него сорвал я ветвь, и в то мгновенье
 
 
⁴⁹ Древесный пень со стоном крикнул мне:
«За что меня так больно ты терзаешь?
Или в твоей сердечной глубине
 
 
⁵² Нет жалости? Зачем меня ломаешь?»
Облившись черной кровью, он вопил:
«Теперь ты за деревья нас считаешь,
 
 
⁵⁵ Но прежде я, как и другие, был
Таким же человеком, как вы оба…
За что ж меня, как враг, ты оскорбил?
 
 
⁵⁸ Когда б в тебе не шевелилась злоба,
Ко мне бы прикоснуться ты не мог,
Хотя бы гадом был я…» Вся трущоба
 
 
⁶¹ Завыла вдруг. Как из березы сок,
Под топором, ручьем порою льется,
Так кровь лилась из пня, как бы поток…
 
 
⁶⁴ Я чувствовал, как сильно сердце бьется,
И наземь ветвь невольно уронил,
Не в состоянье с жалостью бороться.
 
 
⁶⁷ Тогда учитель мой проговорил:
«О, оскорбленный дух! Неосторожно
Он на тебя руки б не наложил,
 
 
⁷⁰ Когда б не растолковывал он ложно
Моих стихов. Желанье убедить
В том, что по виду вовсе невозможно,
 
 
⁷³ Заставило меня ему внушить
Совет, мне самому невыносимый.
Кто ты – ему ты должен объяснить,
 
 
⁷⁶ Чтоб на земле, раскаяньем томимый,
Он о тебе не в силах был забыть…
И в памяти сберег неутомимой…»
 
 
⁷⁹ И дерево ответило: «Хранить
Не буду я упорного молчанья.
Речь добрая твоя не может возбудить
 
 
⁸² Сомнения. Прошу у вас вниманья.
Я тот, кому был дорог Фредерик^{71}:
Его души все тайны, все желанья,
 
 
⁸⁵ Как книгу, я читать всегда привык.
Монарха сердце было мне открыто,
Мне одному, и в мире каждый миг
 
 
⁸⁸ Я охранял то сердце, так что свита
Его рабов в глубь царственной души
Проникнуть не могла, была забыта
 
 
⁹¹ И заговор затеяла в тиши.
А между тем все силы, все здоровье
Я потерял, не зная сна в ночи:
 
 
⁹⁴ Готов отдать был Фредерику кровь я,
Но был силен наложницы разврат.
Она, змея порока и злословья,
 
 
⁹⁷ Она, зараза цесарских палат,
Она, монархов язва моровая,
На мне остановила злобный взгляд
 
 
¹⁰⁰ И, завистью и бешенством пылая,
Умела страсти многих возбудить
Против меня, и Август сам, сгорая
 
 
¹⁰³ Досадою, свой лик отворотить
От верного товарища решился,
Успел в печальный траур обратить
 
 
¹⁰⁶ Все почести, которыми гордился
Я некогда… В душе моей тогда
Проснулся гнев и умысел родился —
 
 
¹⁰⁹ Искать забвенья в смерти от стыда.
И – праведник неправедное дело
Я выполнить решился в те года.
 
 
¹¹² Но, слушайте, клянусь теперь я смело,
Что я царю ни в чем не изменял
И верность сохранил к нему всецело:
 
 
¹¹⁵ Я кесаря до смерти обожал:
Он стоит и любви, и уваженья…
Пусть тот из вас, кому я жалок стал,
 
 
¹¹⁸ Пусть тот из вас, кого ждет возвращенье
В живущий мир, там честь мою спасет
И восстановит истинное мненье
 
 
¹²¹ О грешнике, которого гнетет
И клевета, и ненависть людская».
Затем сказал Вергилий в свой черед,
 
 
¹²⁴ Речь мудрую ко мне лишь обращая:
«Знай – времени не должен ты терять:
Ему свои вопросы поверяя,
 
 
¹²⁷ Расспрашивай – он станет отвечать».
И молвил я: «Прошу тебя – спроси ты
Его о том, что было бы узнать
 
 
¹³⁰ Полезно мне – ведь от тебя не скрыты
Все помыслы мои – во мне самом
Теперь все чувства горестью убиты,
 
 
¹³³ Лишь состраданье в сердце есть моем».
Тогда сказал поэт: «Твое желанье
Исполнит он. Мы просим лишь о том,
 
 
¹³⁶ Чтоб ты сказал, как высшее созданье,
Как человек мог обратиться вдруг
В ствол дерева? Ужель для наказанья
 
 
¹³⁹ Такого нет конца?» Вздохнув от тяжких мук,
Мне, словно вздохом, дерево сказало,
В стенанья обращая каждый звук:
 
 
¹⁴² «В той повести ужасного немало:
Знай – всякий раз, когда, покинув грудь,
Душа самоубийцы вылетала,
 
 
¹⁴⁵ Тогда в седьмой круг Ада страшный путь
Указывает Минос ей. Тогда-то,
Нигде в пути не смея отдохнуть,
 
 
¹⁴⁸ В лес этот попадает без возврата
Дух грешника; кругом в лесу – темно.
Рок, не щадящий злобы и разврата,
 
 
¹⁵¹ Несет его, бросает, как зерно,
И он росток пускает, как растенье;
Растенье это вырасти должно
 
 
¹⁵⁴ И, наконец, не ведая гниенья,
Преобразится в дерево. Потом
На нем все листья в диком исступленье
 
 
¹⁵⁷ Жрут гарпии и язвами кругом
Все дерево до корня покрывают.
И никогда, пока мы здесь растем,
 
 
¹⁶⁰ Нас муки ни на миг не оставляют.
Мы носимся, чтоб плоть свою найти,
Но в тело нас опять не облекают:
 
 
¹⁶³ Что раз не сберегли мы на пути,
Того не получить нам в настоящем.
Плоть потеряв, не жить нам во плоти.
 
 
¹⁶⁶ Мы наши трупы в этот лес притащим,
И каждый труп повесим мы тогда
На дереве, где с ужасом палящим
 
 
¹⁶⁹ Томится дух наш: худшего стыда
Не знаем мы…» Стояли, ожидая
Дальнейшей речи, мы; вдруг – новая беда;
 
 
¹⁷² Шум страшный услыхал в лесу тогда я.
Как дикий вепрь, спасаясь от собак,
Бежит порой, деревья вкруг ломая,
 
 
¹⁷⁵ С ужасным, хриплым воем, точно так
Две тени впереди нас быстро мчались.