В этот раз, явившись к Чуньюй Баоцэ, Подтяжкин заметил кое-что необычное. Хозяин был рассеян, поглощен собственными мыслями и как будто немного нервничал, но делал вид, что всё как всегда и он просто хочет поболтать. В этот раз гендиректор застал его не за принятием ванны и не на массаже, а в кабинете со стеллажами, заполненными книгами, и с искусной работы книжным шкафом в европейском стиле, в котором были расставлены фолианты в коричневых кожаных переплетах с золотым тиснением. Посторонний при виде этих книг сильно удивился бы, поскольку на каждом корешке было напечатано: Чуньюй Баоцэ. А рядом был и сам великий автор: вьющиеся волосы, направленные слегка вовнутрь зубы, возраст чуть меньше шестидесяти, скорбное выражение лица. Подтяжкин отлично знал происхождение этих книг: хозяин, пребывая в добром настроении, увлеченно рассказывал о том о сем, сидевшая рядом стенографистка, шурша ручкой по бумаге, всё записывала, а затем передавала в секретариат, подкидывая работенку тамошнему начальнику по прозвищу Колодкин. Секретариат распределял все записи по категориям: «Учения», «События», «Размышления», – и дополнял, превращая в объемные сочинения. Поначалу Подтяжкин никак не мог понять, что означает прозвище «Колодкин», а когда понял, восхитился, насколько оно удачно подобрано: если собрать огромное нагромождение текстов в толстенный том, то, конечно же, получалась недюжинная колода! Он в полной мере познал ораторский талант хозяина. Хоть обычно тот был ленив, вял и немногословен, в хорошем настроении он прямо-таки разливался словесной рекой. Конечно, когда он злился, то становился еще более красноречив, но даже ругался не так, как другие: то изумлял книжными оборотами, то применял устрашающе грубые ругательства. Он был человеком невероятно начитанным, мог экспромтом цитировать книги и шокировать непристойными выражениями. В моменты воодушевления он начинал нести такую чепуху, что окружающие рты раскрывали от изумления. К примеру, однажды на Новый год он пошутил, что в корпорации нужно устроить соревнования «кто лучше пускает газы» и хорошенько наградить победителя. Больше всего Подтяжкин любил беседовать возле джакузи: они с хозяином усаживались на раскладные стульчики, пили чай или вино и чувствовали себя раскованно. В хорошем настроении хозяин, бывало, отпускал шуточки в адрес большого пуза Подтяжкина, добавляя, что оно, наверное, мешает любовным утехам.

– Ты хоть и приходишься мне внуком, но давай без церемоний, поговорим о деле.

Это была его коронная фраза. Подтяжкин поджал губы и сделал серьезное лицо, потому что обнаженные зубы могли быть восприняты как «коварная ухмылка».

– Терпеть не могу людей с коварными ухмылками; большинство предпринимателей – обманщики, – хозяин постучал безымянным пальцем по столу. – Я размышлял о том, что пора затеять новый проект. Посещала ли тебя, уважаемый, подобная мысль?

Подтяжкин улыбнулся, обнажив два торчащих клыка:

– Председатель, вам стоит только распорядиться.

На самом деле он считал, что сфера деятельности корпорации и так чересчур широка, и если ее еще расширить, убытков не избежать. «Мы и так уже чем только не занимаемся, осталось только бордель открыть», – подумал он про себя.

Чуньюй Баоцэ покосился на него:

– Нам пора бы замахнуться на море.

– У нас же есть трансокеанская компания.

– Это не то. От нее уже давно одни проблемы из-за пиратов. Я говорю о заливе на северо-востоке, там есть деревушка под названием Цзитаньцзяо.

До Подтяжкина дошло не сразу, мысли его были заняты судном, которое двумя годами раньше похитили пираты. Он тогда не спал днями и ночами и от переживаний истомился так, что оба его торчащих клыка расшатались. А председатель совета директоров тем временем безмятежно парился в джакузи, лишь однажды спросив его про выкуп.

Подтяжкин растерялся. Чуньюй Баоцэ на клочке бумаги размером с ладонь нацарапал карандашом два имени и пододвинул к нему:

– Найди информацию об этих двух людях, выясни, что там у них за дела.

3

Неделю спустя информация о тех двоих в полном объеме дошла до мансарды, в которой размещалась штаб-квартира. О деревне Цзитаньцзяо и У Шаюане ничего интересного: рыбацкая деревня с рыболовецкими бригадами и ее управляющий с делом, унаследованным от предков, – всё в таком духе. Зато председателя Чуньюя чрезвычайно заинтересовала краткая биография деревенского главы: мать его рано скончалась, отец вернулся на свою родину в Пекин; У Шаюань жил с отцом и какое-то время работал в Пекине, но, когда ему перевалило за двадцать, уволился и вернулся в деревню. Его супруга, учительница начальной школы, сбежала с каким-то офицером, и теперь он жил один. «Стало быть, одинокий холостяк», – пробормотал Чуньюй Баоцэ, раздувая щеки. Тридцатилетняя женщина по имени Оу Толань жила в Цзитаньцзяо довольно долго, и это был уже третий ее приезд туда. Она была ученым-фольклористом из Пекинского института культуры, и ей пришлось задержаться в этой далекой деревушке для проведения кое-каких исследований в рамках работы над каким-то культурным проектом.

– Фольклористика? А что это такое? – спросил он у Подтяжкина.

– Ох, председатель, я поначалу и сам не понял, поэтому провел кое-какую работу и выяснил, что фольклористы собирают всякие допотопные народные предания, поговорки и тому подобное, записывают их и выпускают в виде книг.

Чуньюй Баоцэ холодно усмехнулся:

– На свете каких только чудес нет, даже такой ерундой кто-то занимается. Гм, ну а сама она что за штучка?

Подтяжкин прищелкнул языком:

– Планов у нее вагон, она собирается исследовать рыбацкие запевки на всём полуострове и написать толстенный талмуд под названием «Исследование рыбацких запевок», представьте себе, целую книгу из ничего. Хотя для таких, как она, это самое подходящее занятие… – Многословие Подтяжкина граничило с занудством, но Чуньюй Баоцэ жадно внимал, не перебивая.

– Если задуматься, это всего лишь убогая рыбацкая деревушка, ничего интересного, а она туда приезжала уже трижды, и каждый раз оставалась там всё дольше. Не иначе у нее там свои интересы.

– Да ну? Говори точнее.

Подтяжкин кашлянул и, приободренный комментарием хозяина, заговорил громче:

– Где еще она бы отведала таких вкусных морепродуктов? Конечно же, она приехала ради еды, а еще там хороший воздух. В общем, она пристрастилась…

Чуньюй Баоцэ недоверчиво покосился на него:

– Что, только ради этого? И больше ничего? А что у нее с этим У Шаюанем? Они везде ходят вместе, ну прямо пара голубков. Пойми, в чем суть: ты должен исследовать отношения между этими двумя так же, как она исследует рыбацкие запевки. И про женщину эту… гм… она одна или как, выясни. Разведена? Старая дева? Каково семейное положение? Вот что тебе надо узнать.

Лоб у Подтяжкина покрылся испариной, он закивал:

– Да это несложно. Я просто не думал, что такие подробности нужны, я-то выяснял с точки зрения профессиональной деятельности, однако… конечно, маловероятно, что они вместе, я думаю даже, вовсе невозможно.

– Доказательства есть? – Чуньюй Баоцэ был готов треснуть кулаком по столу.

Подтяжкин испуганно отпрянул:

– Да сами подумайте, такая барышня – и спутается с главой рыбацкой деревни? Нонсенс! Председатель, вы уж слишком мнительны, по-моему, это невозможно.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Чуньюй Баоцэ долго не произносил ни слова. Но он доверял своему чутью. С тех пор как он увидел этих двоих входящими под навес в тот роковой полдень, в его воображении они слились в единое целое, и у него сложилось конкретное представление о них. Простодушие его внучатого племянника, который никогда не отличался богатым воображением, было одновременно и огромным преимуществом, и величайшим недостатком. Конечно, он бы не хотел, чтобы делами его фирмы управлял какой-нибудь фантазер, но в то же время обсуждать дела с таким простаком, как Подтяжкин, иногда бывало тяжко.

– Послушай сюда, внучек, – с каменным лицом обратился председатель к гендиректору, – тебе придется придумать, как сотрудничать с этим человеком. Мне понравилась та бухта, ее белый песок приводит меня в восторг!

Подтяжкин знал, что хозяин обращается к нему «внучек» только когда крепко ухватится за какую-то мысль. Когда он слышал это слово, кожа у него на голове натягивалась, и он не позволял себе расслабляться. Он долго вращал глазами, размышляя над смыслом всего сказанного председателем, но никак не мог этот смысл уловить и решил, что вся учеба прошла даром. В их роду Подтяжкин был единственным представителем своего поколения, окончившим университет. Он попал в набор 1977 года, когда была восстановлена система вступительных экзаменов, и поступил, несмотря на страшную конкуренцию. Не сказать, чтобы он отличался феноменальным умом, зато обладал способностью к механическому запоминанию и достаточной усидчивостью, чтобы уйти с головой в учебу. В свое время Чуньюй Баоцэ посадил его в кресло генерального директора только по двум причинам: во-первых, родня надежнее, во-вторых, у него есть высшее образование. Сам председатель совета директоров не получил должной академической подготовки. В совсем юном возрасте он покинул родные края и вел кочевую жизнь. По его собственным словам, он окончил «бродячий университет»: «Это наивысшее образование в мире, поэтому я и тебе, внучек, нос утру. Так что не вздумай зазнаваться: те крохи знаний, которые ты получил, совершенно недостаточны, наша корпорация намерена создать величайшую компанию, а не фирму-однодневку, которая сорвет куш и развалится, так что слушай меня и мотай на ус!»

То, что дед был всего на год старше внучатого племянника, не мешало его устремлениям, и Подтяжкин никогда не осмеливался задирать перед ним нос. Этот человек никогда не упускал случая пополнить его образование: посылал за границу на разведку, дважды отправлял в самые известные учебные заведения на повышение квалификации, а также направил в знаменитый университет с наказом получить ученую степень в области экономики и управления, обучаясь без отрыва от производства. Подтяжкин испытывал такую колоссальную нагрузку, что всего за несколько лет его черная блестящая шевелюра наполовину поредела. Ощупав его макушку, Чуньюй Баоцэ сказал:

– Ну что ж, когда ты семи пядей во лбу, пышная шевелюра только мешает. К тому же с такой внешностью тебе будет сложнее распутничать с женщинами.

Последнее замечание было сказано в шутку: на самом деле насчет нравственного облика Подтяжкина можно было не беспокоиться. Единственная трудность в работе на деда заключалась в том, что Подтяжкин никак не мог угнаться за стремительным полетом его мысли. Вот и на этот раз ему пришлось уточнить:

– Как же мы будем сотрудничать с Цзитаньцзяо?

– Вот это тебе и надо придумать. Сообрази, как это лучше сделать, посоветуйся со своей командой, а я буду участвовать по мере необходимости. Ну а теперь хватит об этих пустяках. Вернемся к рыбацким запевкам, они меня заинтересовали – это же будет такое крупное сочинение. Сейчас меня больше всего волнует это, иначе я бы не создал секретариат и не стал бы нанимать Колодкина. – Хозяин непроизвольно обвел взглядом ряды переплетов с золотым тиснением, затем очнулся, разлил в бокалы красное вино и протянул один собеседнику.

У председателя совета директоров было лучшее вино, которое когда-либо пробовал Подтяжкин. Но в данный момент ему было не до смакования вина, он пытался понять, о чем думает этот человек. Хозяин действительно интересовался сочинительством, был на нем буквально помешан; это пристрастие сформировалось у него еще в отрочестве. Рассказывая о былых временах, он становился чрезвычайно многословен; вопрос был в том, что же он в данном случае хотел получить. Он сказал, что та бухта приводит его в восторг, так к чему ему все остальные вопросы?

– Боже мой, теперь я начинаю кое-что понимать, – проговорил Подтяжкин, похлопал себя по облысевшей макушке и мысленно воскликнул: «Так это же девица приводит его в восторг!»

– По макушке себя шлепаешь, значит, скоро дойдет, наверное… – Чуньюй Баоцэ одним глотком осушил бокал вина.

– Угу, это несложно. Это можно устроить. Вот только в том, что касается фольклористики, я полный профан. Сперва нужно как следует изучить эту область, чтобы понять, что это за девица, а затем уже…

– Не смей называть ее девицей! – серьезным тоном прервал его Чуньюй Баоцэ.

– По… почему?

– Ученых надо уважать!

Подтяжкин сник, согнулся в пояснице, словно у него разболелся живот, и втянул губы. В этот момент он утвердился в своей догадке: дедуля действительно положил на женщину глаз. Мать твою, в таком возрасте думать о такой ерунде вместо того, чтобы делом заниматься! Но что поделать, дедушек не выбирают. Подтяжкин больше не проронил ни слова: он знал, что отныне ему придется еще долго заниматься этим поручением. Он хотел выкроить время, чтобы доложить о том, как идут дела на золотых приисках и в сфере недвижимости, потому что последнее время и там и там возникало много проблем, в том числе и трудноразрешимых. Но теперь у него пропало настроение всё это обсуждать. Он понял, что председатель совета директоров либо не интересуется этими вопросами, либо целиком полагается в их решении на подчиненных, либо считает эти дела слишком мелкими и недостойными его внимания. Словом, он не собирался в них вмешиваться. Этот человек теперь наслаждался безмятежной жизнью, и нарушивший эту безмятежность совершит тем самым вопиющее преступление. Подтяжкин вечно играл роль преступника, потому что знал, что никто другой во всей корпорации не способен взять ее на себя. В их золотых рудниках погибло уже немало рабочих, две трети погибших должным образом похоронены, а с остальными возникли трудности, и дело не продвигалось. Он опасался, что возникнет еще больше проблем, и решился на рискованный шаг. Перед ним стояла дилемма: рассказывать ли о предстоящем решении? После долгих колебаний он решил не рассказывать.

Если бы не ангельское терпение, он бы не выдержал работу в этой должности, где нужно подчиняться одному и руководить остальными. Подтяжкин хорошо знал характер Чуньюй Баоцэ, его слабости и сильные стороны. Он считал, что личные качества председателя, способные затормозить развитие компании, проявляются всё отчетливее. Как рулевой корпорации, этот человек был абсолютно никчемным. Своей щедростью и порядочностью он порой смахивал на слабую и уязвимую женщину. Выслушивая доклады о катастрофах в рудниках, о родственниках погибших и об их жалобных мольбах, этот мужчина рыдал в три ручья и, стоя у окна, непрерывно утирал слезы… Он тяжело переживал потерю домашних питомцев, даже исчезновение какой-нибудь заурядной вещи повергало его в скорбь. Несколько лет назад, когда умерла его кошка породы лихуа, он плакал и клялся никогда в жизни больше не заводить кошек; когда секретарь выкинул старый письменный стол, то получил от хозяина хороший нагоняй. Может, это возраст давал о себе знать, но факт остается фактом – этот мужчина своей эмоциональностью и плаксивостью всё больше напоминал бабу. Ежегодно корпорация сталкивалась с огромным количеством трудностей в различных сферах своей деятельности, иногда приходилось прибегать к отчаянным мерам, но когда обо всех деталях докладывали наверх, председатель метал громы и молнии и вопил:

– Благородный муж держится подальше от кухни! Зарубите это себе на носу! Кто еще раз так сделает, с тем я церемониться не буду!

Если он расспрашивал о делах, то сразу интересовался результатами и не хотел слышать о процессе, подчеркивая, что в любой военной операции важна победа, и неважно, используются ли при штурме города взрывчатка или штурмовые лестницы. Иногда он страдальчески жаловался Подтяжкину:

– Вы совершенно ни на что не годитесь! Не вмешивайте меня. Когда стратега вынуждают стать тактиком, это не просто вредно – так мы с вами вместе пойдем ко дну!

Подтяжкин клялся, что никогда больше не потревожит его никакими рутинными проблемами. «Я же внук, я всё смогу сам!» – частенько повторял он себе в качестве напоминания и предостережения.

Дальнейший план действий был таков: об этой фольклористке, которую запрещено называть «девицей», нужно как следует всё разузнать – ее происхождение, биографию, увлечения и круг друзей, особый упор сделать на отношения с мужчинами. Подтяжкину совершенно не хотелось думать о том, в каких отношениях эта женщина состоит с главой деревни, но всё же он решил на совесть выполнить возложенное на него задание. Он перебирал различные варианты и качал головой: они просто обедают и выпивают вместе? Временно помогают друг другу? Водят друг с другом шашни? «Нет, это всё полный бред! Хоть убейте, не верю, что этот деревенщина дотянулся своими грубыми руками до ее груди!» – едва не воскликнул он. Подавив смех, он послушно поддакнул хозяину, вытянул руки по швам и с усилием кивнул:

– Не беспокойтесь, председатель, я сделаю всё возможное, чтобы уладить это дело, будьте спокойны на все сто.

4

Настали дни томительного ожидания; Чуньюй Баоцэ старался не давать воли своим чувствам. Последний раз так было, когда он впервые встретил Куколку. Тогда он прилагал огромные усилия, чтобы сдерживать себя и не приезжать в магазин каждый день. Однако он понимал, что эти два случая несопоставимы. Общим у них было то, что оба были связаны с женщинами. Это навело его на тревожные мысли: неужели всю оставшуюся жизнь он потратит на то, чтобы играть с ними в жмурки? Неужели это и вправду так интересно? Если это бессмысленная причуда, которая отнимает лишь силы и ресурсы, тогда лучше обратиться к хорошему врачу и пройти процедуру кастрации. Он и в мыслях боялся возвращаться к испытанным в прошлом чувствам возмущения и печали, унижениям и радостям, источником которых были женщины. «Единственное, что я сделал в жизни, – это создал гигантскую корпорацию. Но отношения с женщинами меня изрядно потрепали, из-за них я постоянно стонал от боли, хотя если бы не они, не было бы и моей корпорации», – часто повторял он себе среди ночи, когда ему не спалось. Его многие спрашивали: почему ваш замок называется Айюэбао? Он не отвечал. Это название созвучно со стонами отчаяния и боли, просто из его написания исчез ключ «рот»^[7]. Оно вобрало в себя воспоминания, накрепко засевшие в душе, мольбы человека, расставшегося с надеждой и позабывшего о самоуважении. В памяти вспыхивали различные воспоминания, и он орошал свою подушку слезами.

Хозяин замка велел Куколке, хорошенько укутавшись, подняться с ним в штаб-квартиру. Просторные габариты секретной комнаты и отличная от остального замка атмосфера поразили ее. Однако здесь, как и в остальных помещениях, интерьер оставлял впечатление небрежности и в то же время продуманности. Небрежность и отсутствие внешнего лоска скрадывали всю роскошь. Чуньюй Баоцэ и Куколка погрузились в бассейн, где Куколка продемонстрировала прекрасные навыки пловца. Своей образцовой и педантичной техникой она была обязана институтскому тренеру, в то время как Чуньюй Баоцэ учился плавать в глубоких канавах и не был ограничен трафаретными образцами и приемами. Он рассекал воду с мощными всплесками и с грозным рычанием, подобно водяному демону, либо плыл под водой беззвучно, как угорь. Куколке хотелось так же безмятежно наслаждаться плаванием, но расслабилась она не сразу, поначалу беспокоясь, что ее кто-нибудь увидит. Чуньюй Баоцэ ее успокоил:

– Подсматривать? За нами? Думаешь, кому-то жить надоело?

Он взял ее к себе на спину и легкими, естественными движениями проплыл из одного конца бассейна в другой – всё это время Куколка пронзительно кричала.

Потом они отдыхали у края бассейна, откинувшись на спину и потягивая вино и прочие напитки.

– Скажу без преувеличения, – объявил он таким тоном, словно декламировал стихи, – ты неповторимая драгоценность!

Она засмущалась. Всякий раз, когда он делал ей комплимент, ей хотелось вызвать у него еще больше радости и возбуждения. Тем временем он бормотал себе под нос: