Она заметила, что Западный зал находился прямо внутри горы. Им заведовало несколько сотрудниц, каждая из которых имела строго определенные обязанности. Они командовали людьми статусом ниже себя, и в каждой сквозили неприкрытое самодовольство и заносчивость. Они знали множество секретов и страшно гордились своими заслугами. Женщины эти были миловидны, у каждой была своя изюминка, что и стало причиной их гордыни. Эти особенности человеческой натуры, в обычных условиях естественные и в общем-то безобидные, в замке Айюэбао проявлялись в гипертрофированной форме и могли вылиться в жестокое соперничество или какое-нибудь другое явление, от которого прочная, как скала, крепость грозила рассыпаться на части. Это было большой проблемой: Куколка, даже не подключая зрение и слух, одним лишь обонянием улавливала атмосферу соперничества и бахвальства, которые затрудняли свободную циркуляцию воздуха и замедляли эффективное функционирование гигантской машины. Куколка обнаружила, что Застежка, которая была начальницей смены, не обладала соответствующим ее статусу авторитетом, так как ее подчиненными легко распоряжалась стенографистка. Эти заносчивые и ленивые женщины не сильно заботились о внутренних делах замка, за исключением тех случаев, когда поручение давал сам председатель совета директоров.

Из-за своей любви она очень тосковала. Каждый день она думала о том, как ей поступить. Она не признавала расхожее мнение, что в любом месте, где собирается такое количество женщин, происходит то же самое. Нежные чувства между мужчиной и женщиной – это хорошо, но для него необходимы подходящие время и место. Она всё больше убеждалась, что председатель совета директоров нанял ее улаживать абсолютно безнадежный бардак. И тут не помогут ни волшебная сила денег, ни железная дисциплина. Денег в замке хватает, вот только люди не хотят подчиняться никому, кроме одного человека. Новоприбывшая Куколка, совершенно не понимавшая, что творится в замке, одиноко стояла у всех на виду, чувствуя, как ее оценивают и высмеивают.

Она немного разозлилась на себя, корила себя за беспомощность и за доверие к единственному человеку. В эти мучительные дни она старалась не выказывать своего замешательства и безропотно принимала всё происходящее. Она не могла или не умела пользоваться всеми полномочиями, которыми ее наделили, и бесстрастно наблюдала за этой громадной и разнородной крепостью, издающей запах гнили. Чтобы изгнать тоску и тревогу, она приказала ответственным за уборку помещений усилить мощность вентиляции, а также провести тщательную генеральную уборку. В ответ на ее приказ персонал издал возглас удивления, а затем удалился будто бы для его исполнения, но, как потом выяснилось, никто даже пальцем не пошевелил. Она учинила строгий допрос, и женщины без обиняков сообщили: начальница смены Застежка сказала им, что в этом нет надобности. Может, в этом был свой резон, но ее потрясло и возмутило, что кто-то смеет выказывать столь дерзкое неповиновение. Она не подала виду, что рассержена, поскольку считала, что любое дело должно делаться постепенно, без резких, необдуманных шагов.

Она приступила к своим обязанностям в конце лета. Самое знойное время она провела в своем магазине. Яркая и оригинальная расцветка ее легкого летнего костюма как нельзя лучше передавала ее настроение: восторг и возбуждение, предвкушение и изумление, за которыми следовала нежданная радость. Ей казалось, это лето было для нее и для него чем-то вроде подготовительного этапа. В отношениях с этим человеком, куда более сдержанным и серьезным, чем другие мужчины, только эти теплые лучики да незатейливый костюм смогли быстро рассеять взаимную отчужденность, полностью ликвидировать дистанцию, порождаемую разницей в возрасте и прочими факторами. Когда звуки его уверенных шагов оглашали лестничный пролет, у нее к горлу словно подкатывал комок. Подгоняемая летним зноем, она постаралась перебраться в Айюэбао еще до окончания лета. Пока она не без робости ходила по огромному незнакомому замку, наступила первая досадная осень: теперь здесь царила суета, в Восточный зал то и дело наведывался пожилой врач китайской медицины, сжимавший в руках пурпурный глиняный сосуд.

Изо рта у председателя совета директоров пахло лечебными отварами, и она вспомнила его предупреждение насчет своего заболевания. Действительно, недуг принесло осенними ветрами, проявлялся он интенсивно и неукротимо. В период осенних обострений весь замок жил как на вулкане.

4

Не считая самого Чуньюй Баоцэ, никто в замке не стал заблаговременно посвящать ее в детали заболевания. Она не осмеливалась приставать с расспросами, а лишь выжидала и наблюдала. Она воображала, что это нечто вроде эпилепсии; она когда-то видела, как происходят приступы у соседского старшего сына: он плотно стискивал зубы, изо рта выступала пена, он закрывал глаза и терял сознание, а тело корчилось в судорогах. Это напоминало последнюю борьбу у врат преисподней.

Ветер становился всё прохладнее, перед воротами замка кружились опавшие листья, при виде которых Застежка приходила в беспокойство и сразу же отправляла людей их убирать. Словно ступая по вымершей земле, Застежка шла через галерею, связывавшую Восточный и Западный залы, и по лбу у нее струился холодный пот. В конце коридора она задержала Куколку и громко спросила:

– Председатель совета директоров выходил из замка?

Глядя в ее выпуклые, как у лягушки, глаза, Куколка отметила про себя, что того кокетливого личика, которое она видела раньше, как не бывало. Начальница смены устремилась к лифту, и Куколке пришлось ее подождать. Застежка, как будто только теперь сообразив, что перед ней – руководитель всего замка, выдохнула:

– Как же я перепугалась… Говорят, на рассвете он бродил по замку, совершенно один.

Куколка не проронила ни слова. Однако Застежка рассказала далеко не всё: на самом деле Чуньюй Баоцэ уже несколько дней подряд поднимался на рассвете и, накинув на себя один только банный халат, бродил по всему замку. Куколка однажды проследила за ним: он несколько раз ездил вверх-вниз на лифте, как будто никак не мог решить, куда ему надо. Затем он пропустил бокальчик в главном зале, просидел с остолбенелым видом час с лишним, а затем поднялся, смахивая больше на неуклюжего, немощного восьмидесятилетнего старика, и поплелся дальше, шаркая ногами.

Через несколько ночей Куколка поняла, что наступил кризис. Она обнаружила, что пурпурный глиняный сосуд врача китайской медицины перекочевал к Застежке. Несколько раз она хотела забрать этот сосуд себе, и у нее была для этого веская причина: никому, кроме нее самой, не разрешалось входить в жилые комнаты хозяина. Однако она удержалась. Горький запах изо рта Чуньюй Баоцэ становился всё тяжелее: очевидно, старик пичкал больного мощными успокоительными. Однажды посреди ночи Куколка снова услышала, как кто-то бродит за дверью, несколько раз выглядывала в коридор, но никого не заметила. Тогда она села в лифт и спустилась в главный зал, где сразу же учуяла горький запах, исходивший от хозяина. Она притаилась в уголке. Прошло больше получаса, и появилась еще одна женщинкакуастежка. Беззвучно наблюдая за начальницей смены, Куколка с удивлением заметила у нее в руках всё тот же пурпурный сосуд. Неожиданно откуда-то вынырнул мужчина, и не успела Застежка отреагировать, как он схватил ее и невнятно пробормотал: «Куколка». Этим мужчиной, сильным, как медведь, и свирепым, как леопард, конечно, был Чуньюй Баоцэ. Куколка испуганно затаила дыхание, по щекам у нее заструились слезы.

Но это было только начало. Чуньюй Баоцэ стал бледен, руки и ноги у него тряслись, глаза сверкали пронзительным, пугающим блеском. Ночами вместо того, чтобы спать, он пил вино и завывал, днем же по большей части впадал в мертвецкий сон, но время от времени пробуждался, весь растрепанный блуждал по замку и выкрикивал незнакомые имена. Никто не осмеливался смотреть ему в глаза. Вот тогда Куколка испугалась по-настоящему.

Врач больше не покидал замок и с наступлением ночи прямо в одежде укладывался на диване в главном зале. Генеральный директор по прозвищу Подтяжкин собрал весь персонал в Восточном зале и выступил с речью: сейчас мы переживаем тяжелые времена, каждый должен соблюдать дисциплину, запрещается самовольно покидать замок и отлынивать от работы; чтобы никто не заходил в Восточный и Западный залы, они будут опечатаны; за сочинение сплетен и разглашение тайн – расстрел на месте. Врач должен вовремя давать больному лекарство из пурпурного сосуда и регулярно делать инъекции и иглоукалывание, вводя серебряные иглы в лоб, шею и трясущиеся конечности. «Что за тяжкий грех ты совершил, чтобы нести такое страшное покаяние?» – мысленно взывала Куколка к председателю Чуньюю. Отвар становился всё более концентрированным, а старик-врач обратился к охваченному беспокойством Подтяжкину:

– Удвоим дозу жженых драконьих костей и добавим большую дозу киновари.

Куколка ничего не поняла, но ей было ясно, что доктор старается любыми средствами помочь больному.

5

Осень подходила к концу. Пока хозяин спал сутки напролет, не различая дни и ночи, врач втихаря сбежал. Исчез и его пурпурный сосуд. Куколка каждый день ходила на кухню за истомившейся до одуряющего аромата кашей и в моменты, когда хозяин пребывал в полусонном состоянии, кормила его, поддерживая под шею. Каша готовилась из пяти видов зерна, включая рис, с добавлением измельченных трепангов. Наконец больной сел в кровати, обвел безжизненным взглядом комнату и, как будто желая в чем-то удостовериться, вытянул руку.

– Да, это я.

– О, ты еще здесь, – при этих словах его глаза увлажнились. Пока она приглаживала пальцами его растрепанные волосы, он смотрел прямо перед собой, словно оценивая свой длившийся более месяца забег.

– Прости, я тебя напугал, – сказал он.

Она попыталась его утешить:

– Никто не болеет по собственной воле. К счастью, болезнь ушла, и теперь всё будет как прежде.

Он долго смотрел на нее, будто спрашивая: «Я покушался на тебя?»

Ей хотелось плакать, но слез не было. У нее язык не повернулся рассказать о той страшной сцене однажды ночью, когда он перепутал ее с Застежкой.

Наконец Чуньюй Баоцэ вышел из своей комнаты. Он был одет с иголочки, на шее – серый шелковый галстук. Миновав галерею, он сел в лифт и спустился в Восточный зал, где его ждал с портфелем под мышкой секретарь Платина. Всех, кто попадался ему по пути, он, не останавливаясь, приветствовал кивком головы. Замок Айюэбао снова ожил, крепкий аромат слился воедино с событиями месячной давности и бесследно стер страшные тени пережитых двадцати трех дней – именно столько насчитала Куколка, загибая пальцы, ни днем больше, ни днем меньше. Больше всего ее удивило то, как быстро всё встало на свои места, будто ничего, в сущности, и не происходило. К ней вернулись замешательство и тоска: хозяин выздоровел, а ее снова поглотило чувство беспомощности.

В замке царила нездоровая атмосфера, работа так и оставалась неналаженной: в общем, эта жизнь совсем не походила на идеал. Иногда она скучала по своему магазину, особенно по тем дням, когда он только открылся: там было чисто, тихо и уединенно. Помимо чтения, она медленно расхаживала по своему офису или потягивала чай, но особенно ей нравилось по вечерам спускаться в торговый зал и ощупывать каждый сантиметр своего маленького королевства. Этот замок был для нее слишком велик, а его запутанная планировка могла любого сбить с толку; ей понадобилось больше месяца, чтобы научиться ориентироваться и перестать в нем теряться. Здешние сотрудницы, миловидные, но коварные, напоминали рыбок в стеклянном аквариуме: подплывая близко друг к другу, они сразу же снова отдалялись. Она не могла забыть тех взглядов, которыми они обменивались, когда она в очередной раз начинала плутать по коридорам: в этих взглядах сквозили насмешка и удовлетворение. Чего она только не предпринимала, чтобы взять в свои руки контроль над замком. Самым удобным и действенными способом было бы подружиться с ними, но от этой идеи пришлось отказаться. Она поняла, что может быть для них кем угодно, только не другом.

Куколка много раз хотела обратиться за советом к председателю совета директоров – единственному человеку, ради кого она старалась, – но в конце концов решила помалкивать. Ее останавливало чувство собственного достоинства: раз уж ее наделили полномочиями, все остальные вопросы она должна решать сама. Она могла утверждать наверняка: Чуньюй Баоцэ пригласил ее на эту должность не только потому, что был страстно увлечен ее женскими прелестями. Она-то себя знала. Он принял решение только после того, как произвел разведку, ведь способности человека – это лучшая гарантия качества. Потому ей и хотелось как можно скорее решить все имеющиеся проблемы.

И самой трудноразрешимой задачей были обитательницы замка. Куколка наконец уяснила ее суть: все эти женщины пользовались доверием хозяина, который уже давно считал их членами своей семьи. Они были свидетельницами всех его осенних приступов и совершаемых в эти периоды безумств. Проще говоря, эти женщины были слишком особенными. Она встала перед трудным выбором: либо уволиться и покинуть замок, либо занять прочное главенствующее положение.

Она решила оставить излишнее тщеславие и откровенно переговорить с Чуньюй Баоцэ, чтобы он оказал ей необходимое содействие. Дней через десять после того, как он пошел на поправку, они приятно поужинали вдвоем, выпили по полбокала вина, а затем вместе отправились в кабинет. Полистав книгу, он скрестил на груди руки и воззрился на нее с серьезным лицом. Она потупилась:

– Председатель, я пыталась, но похоже, я не справляюсь.

– Правда? Неужели я ошибся в тебе? – он нахмурился и несколько наигранно, как ей показалось, покачал головой.

Однако она не отступала:

– Меня здесь никто не слушает, даже я сама себя не слушаю.

– А кого же ты слушаешь?

– Вас.

Он расхохотался, откинул с ее лица прядь волос, со счастливым видом взглянул на нее и убрал руку.

– Это хорошо, что ты меня слушаешь, тогда я вот что тебе скажу: в этом замке кто-то должен на них надавить, и такого человека я искал очень долго.

У нее заныла челюсть.

– Вы меня имеете в виду? – спросила она.

– Разумеется. Куколка, самое милое в тебе – то, что ты никак не можешь разобраться в себе, и это многому мешает. Будь поувереннее, соберись с силами, здесь всё зависит только от тебя. – Он спрятал улыбку.

– Тогда что же мне делать?

– Делай как я, – он вытянул указательный палец. – Я частенько прибегаю к старинным методам: провинившихся нужно пороть. У меня в корпорации многих хоть раз в жизни пороли. Снимаешь с провинившегося штаны и задаешь ему публичную порку. Очень просто и эффективно, сама попробуй.

Она открыла рот. По его выражению лица она поняла, что он не шутит.

Куколка опробовала этот старинный метод в первый же месяц зимы. Температура и влажность в замке были отрегулированы должным образом, так что персонал расслабился и не учел суровости наступившего сезона. Ранним утром Куколка осмотрела весь замок от галереи до Восточного зала, затем кухню и столовую. Как обычно, санитарная обстановка была более или менее сносной. Больше всего вопросов вызывала вентиляция, по поводу которой Куколка неоднократно отдавала распоряжения, однако всё циркуляционное оборудование по-прежнему функционировало по вкусу начальницы смены. Она остановила двух проходящих мимо уборщиц, которые несли воду, а заодно послала за Застежкой и позвала в главный зал стенографисток – Писунью и Жучка. Проверив те задачи, которые полагалось выполнить к девяти часам утра, и высказав свои замечания по каждому пункту, она назначила Застежке санкции. Начальница смены зыркала по сторонам и перекошенным ртом извергала проклятия до тех пор, пока не вывела Куколку из себя. Та, нарочно понизив голос, холодно сказала:

– В таком случае я тебя выпорю.

Все взгляды устремились на нее, а затем снова обратились к Застежке. Начальница смены отскочила от нее:

– Выпорешь? Меня?

Больше не глядя на нее, Куколка повторила свое распоряжение тем, кто стоял рядом. С Застежки спустили штаны; ее обнажившаяся задница сверкала ослепительной белизной. Куколка считала удары. Досчитав до десяти, она сделала останавливающий жест. В зале воцарилась мертвая тишина. Застежка продолжала лежать на скамье, даже не порываясь встать и одеться. В ее глазах стояли слезы.