Цитаты из книг автора «Чэнь Сяомин»

из литературных направлений – с литературой «потока сознания», «антироманом»[370], абсурдизмом, черным юмором, латиноамериканским магическим реализмом и даже с постмодер

опыту. Одним словом, прежде методы и подходы в прозе были направлены на описание действительности, на согласованность с духом времени. Теперь же литература обратилась к изучению внутреннего мира человека и исследованию собственной художественности.

Поворот внутрь себя» подразумевал, что литератор начинает уделять больше внимания чувствам и психологии человека, форме, языку и стилю сочинения, а также своим собственным воспоминаниям и

мире появились прозаические сочинения, которые были иррациональны по сравнению с традиционным стилем, к примеру, так называемая проза трех “нет”[368]. В этой прозе вовсе не обязательно нет сюжета, персонажей и темы. Просто литераторы, отказавшись от театральности фабулы, реальности персонажей и четкости темы, взамен предложили читателю насыщенность лейтмотива, мощь атмосферы, сложность переживаний и ясность восприятия. Не все эти произведения оказались успешными, но их объединяло одно: их авторы пытались иначе взглянуть на искусство, увидеть внешний мир через призму внутренних ощущений и переживаний и тем самым выстроить время и пространство в психологическом смысле этих понятий. Проза одухотворилась, в ней появились эмоции, поэзия, музыка. Пожертвовав некоторыми внешними атрибутами, новая проза обрела еще большую внутреннюю свободу»[369].

18 октября 1986 года в «Вэньхуйбао» вышла статья Лу Шу-юаня «О повороте литературы нового периода “внутрь себя”». В этом исследовании автор резюмирует тенденцию развития западной литературы, существующую с эпохи модернизма, – обращение «внутрь себя». Затем он рассматривает китайскую словесность нового периода и приходит к заключению, что поэзия и проза этого периода также обратились «внутрь себя». Лу Шуюань подчеркивает: «После разгрома “Банды четырех” в литературном

бой период, отличается новаторским духом и выходит за рамки традиции. Зачастую определенный смысл понятия устанавливается, когда оно входит в общепринятую практику: термин «авангардизм» наполнился содержанием в процессе литературной критики последних десятилетий. В конце 1980-х появилась плеяда писателей, которые смело брались за обновление литературных форм. Чтобы отличать от модернистов начала 1980-х, их стали называть авангардистами. Поэтому, обсуждая вопрос авангардизма в китайской словесности нового периода, вновь обратимся к исследованию модернизма.

Авангардизм возникает не в какой-либо конкретный временной отрезок: это направление может появиться в лю

«Школа авангардизма», появившаяся в конце 1980-х годов, стала результатом ослабления идеологии и поворота литературы «внутрь себя». Стремление к новаторству авангардисты унаследовали от модернизма. Ввиду сложного исторического контекста китайская литература всегда исходила из локальной культуры, коренилась в ней, а потому словесности Китая присущи специфические черты, и, сливаясь с модернизмом, она в то же время отходит от него. В этом смысле китайская литература носит некоторый постмодернистский оттенок.

В целом появление в 1985 году «школы поиска корней» и модернистов свидетельствовало о том, что словесность нового периода подошла к концу. В литературу вошли Ма Юань, Цань Сюэ и другие подобные им писатели, и это ознаменовало определенный поворот в развитии словесности. Эти авторы были предтечей совершенно иного течения, сформированного авангардистами и развернувшегося в конце 1980-х – в 1990-е годы, – литературы постнового периода[367]. Доминирующая культура не могла отнести авангардистов к основной литературной истории – хронике «преданности и убеждений», воскрешенной писателями «литературы шрамов», воспевающей «Человека с большой буквы» и отличавшейся пониманием современности. В дальнейшем китайская словесность лишилась идеологической функции, литература перестала черпать принципы и силы из политической практики и пошла своим путем. Путь этот неровен, но в конечном счете открывает много возможностей для китайской прозы.

чавшейся пониманием современности. В дальнейшем китайская словесность лишилась идеологической функции, литература перестала черпать принципы и силы из политической практики