Отзывы на книги автора «Чарльз Диккенс»

Возможно во времена Диккенса подобные произведения считались сказкой, но я не увидела ни чего подходящего к данному жанру.

Книга полна любви: доброй, чистой, открытой, невинной. Как людям хочется разрушить эту идиллию и добавить грязи, злости, ревности. И зачастую такие манипуляции срабатывают. Мы привыкли верить мнению чужих людей, своим глазам, а разобраться в действительности боимся, уж лучше напридумать все самому. Подобное происходит в данном произведении.
Ну раз уж это сказка, то и заканчивается все хорошо. Улыбка на лице свидетельствует о прекрасном финале.

Возможно во времена Диккенса подобные произведения считались сказкой, но я не увидела ни чего подходящего к данному жанру.

Книга полна любви: доброй, чистой, открытой, невинной. Как людям хочется разрушить эту идиллию и добавить грязи, злости, ревности. И зачастую такие манипуляции срабатывают. Мы привыкли верить мнению чужих людей, своим глазам, а разобраться в действительности боимся, уж лучше напридумать все самому. Подобное происходит в данном произведении.
Ну раз уж это сказка, то и заканчивается все хорошо. Улыбка на лице свидетельствует о прекрасном финале.

Продолжаю наслаждаться волшебным слогом Диккенса! Что может быть лучше в преддверии Нового Года и Рождества?
"Жизнь и приключения Мартина Чезлвита" - не самый известный роман писателя, но для меня он стал еще одной ступенькой в понимании, а скорее, даже в прочувствовании диккенсовской манеры писать, его стиля, его удивительной иронии, способности так глубоко понять человеческую натуру, ее слабости, пороки и сильные стороны.

Конечно, многое в "Мартине Чезлвите" можно назвать классическим, типовым для Диккенса. Главный герой (Мартин Чезлвит), в целом положительный, но не лишенный недостатков (в данном случае эгоизма, эгоцентризма и себялюбия), поставлен в очень сложные жизненные условия, вынужден буквально выживать. При этом он противостоит несправедливости в лице главного злодея - абсолютно беспринципного, жалкого, бессовестного, алчного человека (Пексниф и его семейство, Джонас Чезлвит). Мартину приходится преодолеть множество трудностей и испытаний, прежде чем справедливость (в лице его дедушки, тоже Мартина Чезлвита) восторжествует. При этом молодой Мартин постепенно познает себя, сам растет морально. И, конечно, ему на его жизненном пути помогают такие же добрые, искренние, любящие люди - весельчак Марк Тэпли, Том Пинч (вот уж абсолютно идеальный персонаж!), Руфь, Джон Уэлсток. В целом, довольно каноническое развитие сюжета и предсказуемая концовка.

Но, при всем при этом, этот роман Диккенса удивительно богат на всякого рода неожиданности, по крайней мере для меня. Иногда у меня было ощущение, что я читаю роман не одного автора. а целого коллектива.

Порой я как будто читала Гоголя, с его описанием бескрайних дорог, тройки лошадей, несущейся бешеным голопом, проносящихся мимо деревень, постоялых дворов, сиротливых деревьев у обочины. Помните это гоголевское "чу!"? В романе Диккенса временами настроение было ну точно такое!

Иногда Диккенс невероятно напоминал мне Достоевского. Описание душевного состояния Джонаса до и после убийства прямо неотвязно наводило на мысль о Раскольникове. Нет, конечно, сами герои друг на друга совсем не похожи. И мотивы для убийства у них были совсем разные. Но манера описывать их переживания, то, как преступление повлияло на них, искалечив их души, мне показалось очень близким.

Но больше всего в этом романе Диккенс напоминал мне Ильфа и Петрова. Во-первых, эта великолепная часть романа, посвященная Америке! Как ярко и образно, с каким живым юмором автор описывает Новый Свет и его обитателей, со всеми их недостатками и пороками. Возможно, его описания покажутся немного гротескными, но в целом Америка Диккесна мало чем отличается от Америки Ильфа и Петрова. Во-вторых, этот искрометный юмор. Мне кажется, ни в одном еще романе Диккенса я не встречала такой тонкой иронии, такого обилия юмористических и при этом весьма жизненных образов, такого умения смеяться над окружающей действительностью, собой, своими согражданами, обычаями и нравами своей страны.

И при всем при этом, "Мартин Чезлвит" - очень добрый, очень лиричный роман, роман про любовь и дружбу, про вечные ценности, про самопознание и рост... Трудно сказать, что в нем лучше - юмор или же эта, чувствительная, сторона. Мне понравилось и то, и другое!

В паршивое настроение читать "Рождественские повести" Диккенса - настоящее удовольствие, потому что, как-никак, ощущаешь себя ближе к автору, чем к суровым условия нищеты того времени, а потому можешь с садистским удовольствием наблюдать, как точно с таким же садистским удовольствием сэр Диккенс мучает своих персонажей. Конечно, в рождественских кулстори в конце концов всем воздастся, добра будет торчать, порок накажут, но перед этим автор протащит всех более-менее симпатичных героев через настоящие муки ада на земле, щедро посыпая солью каждую незакрытую рану на их выдуманных телах. Мучает он их, кстати, и в физическом, и в метафизическом плане, и мне думается, что если он сейчас попал в ад, то давно уже там за креативность стал топ-менеджеров какого-нибудь из кругов позаковыристее.

Из всей повести, конечно же, интересен не слёзовыжимательный Трухти, не сусальная парочка новобрачных (примечателен, разве что, наивный идиотизм. Ну какой нормальный человек всерьёз будет так себя мешать с какахами из-за слов каких-то пафосных жопошников?), а диалог высокородных господ, которые с высоты своего снисходительного величия вещают о проблемах бытия, не забывая попутно и как бы походя позаботиться о проблемах тела, сожрав чужую еду (возмутительно, моя обжористая часть личность (то есть, большая часть личности) рыдала на этом моменте). Вот раньше-то было оооо, Золотой век, офигенно, сейчас совсем уже не то. Господин, а может, поднимите жопу и сделаете что-нибудь для расцвета, ну пусть хоть Серебряный будет век, всё равно. Неее, я лично пальцем не пошевелю, сейчас ведь уже не то-о-о-о. А вот ещё эти бедные засранцы, плодятся и плодятся, как вообще смеют. Сами виноваты в том, что они такие бедные! Сразу вспомнилась автобиография Пэрис Хилтон, где она на полном серьёзе говорит примерно то же самое. Дескать надо себя было на ментальном уровне запрограммировать так, чтобы родиться в богатой семье, а если вы этим не озаботились, то вы полный лохобан. Впрочем, хоть каких-либо инструкций по настройке ментальных сфер она не дает.

Повесть построена по простенькому принципу: всё повествование у тебя припекает от несправедливости, а потом катарсис от благополучного разрешения всех геморроев. Слабее, чем "Рождественская песнь в прозе", хотя от колокольного визионерства захватывает дух, менее динамично, чем бодреньки "Сверчок за очагом".

В паршивое настроение читать "Рождественские повести" Диккенса - настоящее удовольствие, потому что, как-никак, ощущаешь себя ближе к автору, чем к суровым условия нищеты того времени, а потому можешь с садистским удовольствием наблюдать, как точно с таким же садистским удовольствием сэр Диккенс мучает своих персонажей. Конечно, в рождественских кулстори в конце концов всем воздастся, добра будет торчать, порок накажут, но перед этим автор протащит всех более-менее симпатичных героев через настоящие муки ада на земле, щедро посыпая солью каждую незакрытую рану на их выдуманных телах. Мучает он их, кстати, и в физическом, и в метафизическом плане, и мне думается, что если он сейчас попал в ад, то давно уже там за креативность стал топ-менеджеров какого-нибудь из кругов позаковыристее.

Из всей повести, конечно же, интересен не слёзовыжимательный Трухти, не сусальная парочка новобрачных (примечателен, разве что, наивный идиотизм. Ну какой нормальный человек всерьёз будет так себя мешать с какахами из-за слов каких-то пафосных жопошников?), а диалог высокородных господ, которые с высоты своего снисходительного величия вещают о проблемах бытия, не забывая попутно и как бы походя позаботиться о проблемах тела, сожрав чужую еду (возмутительно, моя обжористая часть личность (то есть, большая часть личности) рыдала на этом моменте). Вот раньше-то было оооо, Золотой век, офигенно, сейчас совсем уже не то. Господин, а может, поднимите жопу и сделаете что-нибудь для расцвета, ну пусть хоть Серебряный будет век, всё равно. Неее, я лично пальцем не пошевелю, сейчас ведь уже не то-о-о-о. А вот ещё эти бедные засранцы, плодятся и плодятся, как вообще смеют. Сами виноваты в том, что они такие бедные! Сразу вспомнилась автобиография Пэрис Хилтон, где она на полном серьёзе говорит примерно то же самое. Дескать надо себя было на ментальном уровне запрограммировать так, чтобы родиться в богатой семье, а если вы этим не озаботились, то вы полный лохобан. Впрочем, хоть каких-либо инструкций по настройке ментальных сфер она не дает.

Повесть построена по простенькому принципу: всё повествование у тебя припекает от несправедливости, а потом катарсис от благополучного разрешения всех геморроев. Слабее, чем "Рождественская песнь в прозе", хотя от колокольного визионерства захватывает дух, менее динамично, чем бодреньки "Сверчок за очагом".

Рассказ о Духах церковных часов.
Повесть о жизни рабочего человека.
Новелла простых людей.

Мир 19 века очень страшен, жуток и порочен. Состоятельный человек есть закон, есть устои. Он может "упразднить" все: сирот, вдов, вдов с детьми. Он может назваться "Другом и Отцом" рабочего человека, и быть мессией маленького мира бедняка.
Но что есть мир маленького бедняка? Чем он живет?
Богатый человек отождествляет его со скотиной: "плодиться, жениться", но разве они не из того же теста слеплены?

В центре нашего внимания оказывается не просто конкретный герой, а жизнь..жизнь рабочего человека, его семьи, его устоев жизни, его понимания мира.
Тоби...
Вы только представьте, что почтенного, трудолюбивого, старого человека называют просто Тоби, а не Тобиас...А также из-за его походки Трухти..
Старый человек сам, на свои гроши воспитал дочь. Но, как только она подросла и пошла работать, он ее перестает часто видеть.. Его друзьями становятся - колокола, церковные колокола, который звонят к обеду, ужину, свадьбе, похоронам, рождеству и т.п. Тобиасу Веку предстояло в этот день возрадоваться тому, что его дочь принесет вкусный обед, и она сама будет сыта, а также Мэг обрадует его вестью о своей помолвке с Ричардом. Старика это настолько растрогало, но счастье не долго длилось...
Судья и его клоны вышли из квартиры и начали забивать голову необразованному бедняку, что мол, из твоих рубцов мы могли бы прокормить армию, а ты и такие, как ты, хотят кушать; Ричарду сказали, что он молод и красив, жена ему ни к чему; Мэг наговорили глупостей о том, что муж от нее уйдет, а она будет с малолетними детьми.
И так все разошлись.
Все было бы хорошо, если бы Веку не выдали письмо, с которым он затрусил в богатый дом, где жил "Отец и друг" всех бедняков. Он еще более убедил старика, что во всем виновато его сословие, а также вторили ему и колокола. Тобиас поверил им. Поверил, что некоторый Уильям Ферн - преступник и негодяй, что он не хотел послушать советов такого "добропорядочного" и "щедрого" "отца и друга" всех бедняков.
... Уильяма Ферна упразднили.
В ночи, Тобиас встречает этого "негодяя" Ферна с ребенком на руках, который сам пришел. Что мог сделать старик, услышав историю Уильяма? Пригласив на Рождество в свой дом. Лилиан - племянница Ферна, сразу поладила с Мэг... В такой праздничный день они провели вместе, эта ночь была волшебна.
Но Век услышал голос своих друзей, колокола звали его..и он пошел.
Колокола обвинили его:

Кто отвращается от падших и изувеченных своих собратьев; отрекается от них, как от скверны, и не хочет проследить сострадательным взором открытую пропасть, в которую они скатились из мира добра, цепляясь в своем падении за травинки и кочки утраченной этой земли, и не выпускали их даже тогда, когда умирали, израненные, глубоко на дне, — тот грешит против бога и человека, против времени и вечности. И в этом грехе ты повинен.

И в наказание показали ему будущее той, кто ему всех дороже, его Мэган...

Рассказ о Духах церковных часов.
Повесть о жизни рабочего человека.
Новелла простых людей.

Мир 19 века очень страшен, жуток и порочен. Состоятельный человек есть закон, есть устои. Он может "упразднить" все: сирот, вдов, вдов с детьми. Он может назваться "Другом и Отцом" рабочего человека, и быть мессией маленького мира бедняка.
Но что есть мир маленького бедняка? Чем он живет?
Богатый человек отождествляет его со скотиной: "плодиться, жениться", но разве они не из того же теста слеплены?

В центре нашего внимания оказывается не просто конкретный герой, а жизнь..жизнь рабочего человека, его семьи, его устоев жизни, его понимания мира.
Тоби...
Вы только представьте, что почтенного, трудолюбивого, старого человека называют просто Тоби, а не Тобиас...А также из-за его походки Трухти..
Старый человек сам, на свои гроши воспитал дочь. Но, как только она подросла и пошла работать, он ее перестает часто видеть.. Его друзьями становятся - колокола, церковные колокола, который звонят к обеду, ужину, свадьбе, похоронам, рождеству и т.п. Тобиасу Веку предстояло в этот день возрадоваться тому, что его дочь принесет вкусный обед, и она сама будет сыта, а также Мэг обрадует его вестью о своей помолвке с Ричардом. Старика это настолько растрогало, но счастье не долго длилось...
Судья и его клоны вышли из квартиры и начали забивать голову необразованному бедняку, что мол, из твоих рубцов мы могли бы прокормить армию, а ты и такие, как ты, хотят кушать; Ричарду сказали, что он молод и красив, жена ему ни к чему; Мэг наговорили глупостей о том, что муж от нее уйдет, а она будет с малолетними детьми.
И так все разошлись.
Все было бы хорошо, если бы Веку не выдали письмо, с которым он затрусил в богатый дом, где жил "Отец и друг" всех бедняков. Он еще более убедил старика, что во всем виновато его сословие, а также вторили ему и колокола. Тобиас поверил им. Поверил, что некоторый Уильям Ферн - преступник и негодяй, что он не хотел послушать советов такого "добропорядочного" и "щедрого" "отца и друга" всех бедняков.
... Уильяма Ферна упразднили.
В ночи, Тобиас встречает этого "негодяя" Ферна с ребенком на руках, который сам пришел. Что мог сделать старик, услышав историю Уильяма? Пригласив на Рождество в свой дом. Лилиан - племянница Ферна, сразу поладила с Мэг... В такой праздничный день они провели вместе, эта ночь была волшебна.
Но Век услышал голос своих друзей, колокола звали его..и он пошел.
Колокола обвинили его:

Кто отвращается от падших и изувеченных своих собратьев; отрекается от них, как от скверны, и не хочет проследить сострадательным взором открытую пропасть, в которую они скатились из мира добра, цепляясь в своем падении за травинки и кочки утраченной этой земли, и не выпускали их даже тогда, когда умирали, израненные, глубоко на дне, — тот грешит против бога и человека, против времени и вечности. И в этом грехе ты повинен.

И в наказание показали ему будущее той, кто ему всех дороже, его Мэган...

В январе 1851 года, на момент выхода в свет самой первой, журнальной публикации рецензируемой книги, 28-летний Чарльз Диккенс был уже всемирно известным писателем, автором восьми популярных романов и целого ряда менее объёмных сочинений (а также отцом весьма многочисленного семейства). Успех новой книги, адресованной детям, был предопределён. С тех пор она, кажется, не выходила из моды: число её переизданий не поддаётся учёту, и многие очень хорошо оформлены, особенно старинные.

Dickens,Charles. A Child's History of England. Published by E. P. Dutton, 1907.

А вот у нас в России на протяжении полутора веков эта книга Диккенса никого не интересовала. Характерно, что её не включили даже в советское 30-томное Собрание сочинений 1957—1960 гг. Но в начале XXI века положение вдруг изменилось: появился полный перевод, который выдержал по меньшей мере три издания.\

Диккенс Ч. История Англии для юных / Пер.с англ. Т. Бердиковой, М. Тюнькиной. — М.: Независимая газета, 2001. — 511 с., ил. — (История великих цивилизаций).

Диккенс Ч. История Англии для юных / Пер.с англ. Т. Бердиковой, М. Тюнькиной. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2004. — 600 с., ил. — Тираж 5 000 экз.

Диккенс Ч. История Англии для юных / Пер.с англ. Т. Бердиковой, М. Тюнькиной. — М.: Наука, 2021. — 579 с., ил. — (История для юных и не очень юных). — Тираж 1000 экз.

Ещё у нас вышло издание-билингва, пособие для начинающих изучать английский язык. Но там текст сильно сокращён, и перевод совсем другой.

Диккенс Ч. История Англии для детей = A Child's History of England // Ч. Диккенс; пер. с англ. Д. Налепиной. — М.: АСТ-Астрель, 2007. — 512 с. — [В сокращ.; Текст парал. рус., англ.]

Содержание книги (в полной версии, но без нумерации глав) следующее:

Древняя Англия и римляне. — Древняя Англия под владычеством первых саксов. — Англия во времена доброго короля-сакса Альфреда.— Англия во времена Этельстана и шести королей-мальчиков. — Англия под владычеством Кнута датчанина. — Англия во времена Гарольда Заячьей лапы, Гардакнута и Эдуарда Исповедника. — Англия во времена Гарольда Второго и завоевание её нормандцами. — Англия под владычеством Вильгельма Первого, нормандского завоевателя. — Англия при Вильгельме Втором, Рыжем. —Англия во времена Генриха Первого Грамотея. — Англия при Матильде и Стефане. — Англия во времена Генриха Второго. — Англия во времена Ричарда Первого по прозванью Львиное Сердце. — Англия во времена Иоанна, прозванного Безземельным. — Англия во времена Генриха Третьего, прозванного Винчестерским. — Англия во времена Эдуарда Первого, прозванного Долгоногим. — Англия при Эдуарде Втором. — Англия при Эдуарде Третьем. — Англия при Ричарде Втором. — Англия при Генрихе Четвертом, Болингброке. — Англия при Генрихе Пятом. — Англия во времена Генриха Шестого. — Англия при Эдуарде Четвертом. — Англия при Эдуарде Пятом. — Англия при Ричарде Третьем. — Англия при Генрихе Седьмом. — Англия времён Генриха Восьмого, прозванного толстощёким Хэлом или Жирным Гарри. —  Англия при Эдуарде Шестом. — Англия при Марии. — Англия времён Елизаветы. — Англия при Якове Первом. — Англия при Карле Первом. — Англия при Оливере Кромвеле. — Англия при Карле Втором, прозванном Весёлым монархом. — Англия при Якове Втором. — С года 1688 по год 1837. — Хронологическая таблица. — Родословные королевских семейств.

Уже по содержанию можно догадаться, что перед нами, собственно, не история Англии, а история её правителей. Что история страны к этому не сводится, Диккенс явно не понимал, но в первой половине XIX века такое состояние ума было распространено даже в кругу широко образованных людей («История народа принадлежит царю», как заявил в 1818 году Карамзин). Чего же ждать от Диккенса, который в детстве и юности не имел ни средств, ни досуга для саморазвития.

Почему морально устаревшая книга, предназначавшаеся для английских подростков времён королевы Виктории, вдруг стала популярной в нынешней России? Что это — симптом интеллектуальной деградации нашего общества? Или просто магия имени Диккенса? Скорее второе. Мне, к примеру, очень хотелось узнать, какой объём сведений был в голове у самого известного писателя викторианской эпохи, и какую идеологию он считал необходимым втюхивать подрастающему поколению (начиная со своего собственного старшего сына).

Прежде всего бросается в глаза повышенный интерес автора к вопросам религии. Диккенс привержен господствующей англиканской церкви, католицизм ему ненавистен, и он всячески чернит средневековых служителей культа (начиная со св. Дунстана, архиепископа Кентерберийского в 959—988). Не знаю, где нарыл Диккенс компрометирующие его рассказы: вероятно, в каких-то старинных протестантских полемических сочинениях, направленных против культа святых. Если так, то по законам жанра часть этих рассказов непременно должна быть клеветой (да в принципе и все они могут быть клеветой, от первого слова и до последнего). Но Диккенс демонстрирует полное и безоговорочное доверие к источнику своих сведений; в результате из-под его пера вышел образ феноменального мерзавца, мнимая святость которого вышучивается:

Когда Дунстан скончался, монахи причислили его к лику святых и стали величать святым Дунстаном. Они с таким же успехом могли причислить его к табуну и величать скакуном.

Вторая особенность книги — морализаторство. Диккенс оценивает поступки действующих лиц, добрые и злые, и пытается быть беспристрастным:

К счастью человечества, дурные дела редко кому идут на пользу, а потому, злодейски погубив Жанну д'Арк, англичане ничего не выиграли. Жестокая война бушевала ещё долго, герцог Бедфорд умер, союз с герцогом Бургундским лопнул, а лорда Тэлбота назначили главнокомандующим английской армией во Франции. Но два неизбежных спутника войны — это голод, потому что крестьяне лишены возможности мирно обрабатывать землю, и чума, которая является следом за нищетой, несчастьями и страданиями. Обе страны вдоволь нахлебались этих бед, не кончавшихся два года. Затем война вспыхнула снова...

Как видим, Диккенс не выгораживает соотечественников, не идеализирует войну и сочувствует народным бедствиям. Однако зверства Кромвеля в период завоевания Ирландии описываются что-то очень бегло, и при этом с ледяным спокойствием! Я полагаю, дело в том, что в глазах Диккенса ирландцы — гнусные варвары, а Кромвель — выдающийся государственный деятель, гордость Англии. Его правление выглядит светлым пятном на фоне тех вопиющих безобразий, которые творили законные короли (и до Кромвеля, и после него).

Ил. из книги: Оливер Кромвель. С портрета работы Сэмюела Купера

К шотландцам, в отличие от ирландцев, у Диккенса отношение уважительное. Он даже предпринял попытку прихватизировать их главного национального героя, несгибаемого борца против английских оккупантов.

... Уоллеса привязали к конским хвостам и отволокли в Западный Смитфилд, где повесили на высокой виселице, после чего обезглавили и четвертовали, предварительно выпустив ему, ещё живому, кишки. Его голову насадили на кол на Лондонском мосту, правую руку отослали в Ньюкасл, левую — в Берик, а ноги — в Перт и Абердин. Если бы даже король велел искрошить его тело на мелкие кусочки и растащить их по разным городам, и тогда он не рассеял бы Уоллесовы останки так широко, как распространилась Уоллесова слава. Уоллес будет жить в песнях и сказаниях земли английской (курсив мой. – А.Г.), пока не умрёт последний её певец и сказитель, и Шотландия будет лелеять память о нём, пока не пересохнут её озера и не повергнутся во прах её горы.

Рассказывая о пороках и преступлениях английских королей, Диккенс нисколько не стесняется в выражениях.

... Итак, мы с вами добрались теперь до короля Генриха Восьмого, которого принято было величать Толстощёким Хэлом, Жирным Гарри и прочими не менее звучными именами, я же возьму на себя смелость назвать его без всяких оговорок одним из величайших злодеев, когда-либо живших на белом свете.

Ил. из книги: Генрих Восьмой. С портрета работы Ганса Гольбейна.

Вся книга полна хлёсткими характеристиками такого рода. Достаётся от Диккенса и фаворитам королей — жадным, наглым и бессовестным. Ну прямо Страна негодяев!

... А народ всё терпел. Вероятно, дух нации был сломлен в то время. Жены и друзья «доброго» короля, приговорённые к смертной казни, поднимаясь на эшафот, превозносили его как справедливого мудрого правителя, подобно рабам восточных султанов и пашей или свирепых деспотов Древней Руси, где был в чести обычай окатывать осужденных попеременно то кипятком, то ледяной водой, пока они не испустят дух.

Здесь, между прочим, забавная ошибка: упомянутый Диккенсом вид казни в Древней Руси был неизвестен, изобрёл его Иван IV Грозный. Но в январе 1547 года, на момент смерти Генриха VIII, Иван IV был всего лишь робким 16-летним юношей, только-только венчавшимся на царство.

Общая схема английской истории по Диккенсу до боли напоминает мне кондовую советскую схему «истории СССР». Долгие века беспросветной мглы, когда коронованные мерзавцы куролесили, как хотели, «а народ всё терпел»; редкие восстания, после которых всё возвращалось на круги своя; явление Сильного Человека, «кто придал мощно бег державный рулю родного корабля» (Пётр I ||  Кромвель); недостойные преемники Великого; и, наконец, Славная Революция, после которой дела пошли на лад: новое Вышнее Начальство прониклось наконец нуждами и чаяниями народа и ведёт его к Светлому Будущему. Книга Диккенса вполне закономерно завершается рассказом о «Славной революции» 1688 г., а финальная глава, о событиях следующих 149 лет, занимает всего полторы страницы и является, по сути, лишь послесловием. Здесь вспоминается известная сентенция Алексея Константиновича Толстого:

Ходить бывает склизко
По камушкам иным;
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.

Несмотря на отвращение Диккенса к войне, бывают у него и приступы ура-патриотизма (в главе о правлении Кромвеля, конечно). Весьма выгодная тема для моралиста — война на море: от неё ведь не страдает мирное население. Если не считать, конечно, бомбардировки флотом мирных городов (в 1807 г. англичане эффектно проделали это с Копенгагеном, но сей воинский подвиг далеко за рамками книги Диккенса). А морской бой — сфера чистой доблести даже для писателя, чуткого к человеческим страданиям.

... После этой победы храбрый адмирал Блейк поплыл в порт Санта-Круз, навстречу испанским кораблям с сокровищами, возвращавшимся из Мексики. И он нашел там десяток таких кораблей и ещё семь сторожевых, а также большую крепость и семь береговых батарей, с грохотом паливших по нему из больших пушек. Для Блейка эти большие пушки были, как игрушечные ружья, а раскалённые железные ядра, как снежки. (курсив мой. — А.Г.) Он ворвался в порт, захватил и поджег все до единого корабли и снова возвратился триумфатором под английским флагом, победно реявшим на главной мачте.

Тон Диккенса будет совсем другим, когда подобный подвиг учинит в войне против англичан голландский адмирал Рюйтер (и не где-нибудь на краю света, а непосредственно в Англии, на реке Медуэй, в тридцати двух милях от Лондона).

Совершенно не затронуты Диккенсом столь интересные и важные темы английской истории, как возникновение суда присяжных, роль сословия йоменов, сущность феодальных отношений и коренное отличие английской системы от континентальной, структура и функции средневекового парламента («палата общин» впервые упомянута ровно в середине книги, и без какого-либо комментария). Пресловутые английские огораживания XV—XVI вв., когда, по словам Томаса Мора, «овцы съели людей», бегло упомянуты в одной-единственной фразе. Впрочем, такая тактика оправданна: дилетанту сложные материи в самом деле лучше не затрагивать, дабы не намолоть чепухи. Что по-настоящему удивляет, так это равнодушие Диккенса к средневековой культуре. Появление и развитие университетов, великолепная английская готика, творчество Джеффри Чосера, начало книгопечатания в Англии — всё это не вызвало у Диккенса ни малейшего отклика. А современников его интересовало...

Дэниель Маклис (англ. Daniel Maclise, 1806—1870). Уильям Кэкстон, показывающий свой печатный станок в Вестминстере королю Эдуарду IV. Картина 1851 года.

Недостатки книги компенсируются её задорным стилем, который прекрасно передан в переводе. Обе переводчицы деликатно используют русские идиомы и отдельные просторечные выражения, что составляет резкий контраст с большинством современных русскоязычных научно-популярных текстов, выхолощенных тупыми редакторами, которым по-настоящему мил лишь канцелярит. Замеченные мной недостатки перевода ничтожны, и я их указывать не буду. Есть ещё мелкие проблемы с голландскими именами: мне хотелось бы видеть в тексте не Ван Тромпа, а ван Тромпа, ибо «ван» в Голландии отнюдь не имя собственное; а вместо «де Ройтер», мне кажется, лучше писать «де Рюйтер»: именно так звучит имя прославленного адмирала в замечательном фильме 2015 года, снятом на его родине.

Книга иллюстрирована гравюрами XIX века (Э. Байяра, Дж. Гилберта, П. Лейендекера, А. Мэллара, А. Мари и Тэйлора). Уровень их достаточно высокий, есть очень выразительные работы.

Ил. из книги: «Монтроза отвезли в тюрьму на телеге, впереди которой вели его офицеров»

Рекомендовать эту книгу можно всем, кто располагает досугом, не боится множества иностранных имён и хотел бы чем-то отвлечься от повседневной рутины. Особенно гладко пойдёт чтение у тех, кто хорошо знаком с историческими пьесами-хрониками Шекспира.

Я признаюсь: да, я предвзята. Я не люблю Диккенса. С самого детства, когда мне настойчиво навязывали к прочтению Оливера Твиста. Книга мне не нравилась, я всячески пыталась увильнуть от чтения, а взрослые усиленно доказывали, что это интересно, достойно, увлекательно. Читали вслух, меняли на эту другие книги, которые меня манили, бабушка пересказывала сюжет... Ненавижу!!!
Своими действиями взрослые, конечно, укрепили детскую нелюбовь, но думаю, что дело все-таки не в этом. Я пыталась взрослой читать Диккенса. Скучно. Ну не нравится он мне!!!
А тут — игра! И с моим цыганским счастьем я просто не могла обойти поле с книгами Диккенса...
Ну простите меня поклонники его таланта! Я готова получать пинки и тычки, но не вижу я в этом писателе ничего (для себя конечно!) привлекательного! Для кого написана эта история? Для детей? Как-то неестественно и сложновато. Для взрослых? Простовато и опять же скууууучно... Много-много слов, навязчивая мораль и ни капли сочувствия к персонажам. И конец такой правильный-правильный!...
Хм, вы в жизни-то видели таких Скруджей?! Их призраками не запугаешь и не усовестишь!!!

"Тройка" только из уважения к классику!

Хоть я и не так много книг Диккенса прочла, все же его фамилия стала для меня знаком определенного качества и когда, выбирая книгу по игре, я увидела в его библиографии что-то вроде детективное, я заинтересовалась и решила прочесть. Ну что ж… Увы, это совсем-совсем не то, да и вообще это не детективы, это… Я даже не знаю что это, если честно, для детективных рассказов сюжет, мягко говоря, ...овно, для социальных (в чем он обычно силен) тоже слабовато, хотя попытки были, особенно в одном. В общем, ни рыба, ни мясо, благо объем тут тоже смешной, поэтому оценила все же нейтрально. В сборник вошли три произведения:

«Сыскная полиция». Первая сыскная полиция Лондона, первые работники вскоре известного во всем мире Скотленд-Ярда. Они собрались вечерком, чтобы рассказать о своих методах и работе журналистам. Может, журналистам и было интересно, а мне нет. И дело не в том, что я уже проглотила массу детективов, тот же Конан Дойл заходит мне на ура, просто ну, посудите сами, очень интересна история о том, как полиция выслеживала мошенника и они искали его по отправленному письму. Приехали в один почтамт, там три дня потусили, тишина, поехали по ниточке на следующий, та же история, потом все же они его поймали все, конец истории. На ночь принимать по десять страниц вместо снотворного. Все истории в таком же духе.

«Три рассказа о сыщиках». Три небольших рассказа о раскрытии преступлений. Но какие-то и преступления мелкие, и расследования их нудные. Может, автор хотел показать будни сыскной полиции, то, что на самом деле все это не «Элементарно, Ватсон!», а бесконечные слежки, опросы свидетелей и прочая маета. Может, и так, но как же это скучно!!! То под диваном посидели, пока студент из карманов сотоварищей деньги тырил, то по чистильщикам перчаток ходили день за днем в попытках отыскать того, кто чистил вот эту определенную пару, оставленную на месте преступления, то еще какая-нибудь такая же мегаувлекательная хня.

«С инспектором Филдом – при отправлении службы». Тут мы пройдемся в ночную смену с инспектором по всяческим грязным и злачным местам Лондона. Окинем взглядом воров, проституток, мошенников и прочую публику. Окинем и пойдем обратно в участок. Вроде намек на социалку, но как-то откровенно слабо.

В общем, грусть печаль получилась, хорошо хоть реально совсем мало времени отняло, да и слог приятный.