Только теперь я заметил на стене большой государственный герб. Он в точности повторял рисунок на моём паспорте, только был более крупным, что позволяло лучше различить детали. На красном щите располагался золотой двуглавый медведь. В каждой из своих лап он сжимал по снопу золотой пшеницы. Колосья, увитые лентами, изгибались, почти замыкаясь в круг над медвежьими головами. Я перевёл взгляд вправо, на добротный портрет с латунной табличкой «Господин президент Российской Федерации». Лицо изображённого на портрете человека показалось мне ужасно знакомым, словно я знал его ещё с тех времён, когда учился в школе и играл в «денди».

– Зачем вы пришли ко мне в банк? – спросил банкир таким тоном, которым было бы уместнее произнести «Вы уволены!» Я оторвался от портрета.

– Во-первых, – начал я, стараясь придать своему голосу более твёрдую интонацию, и, кажется, мне это удалось, – я пришёл не к вам. Во-вторых, почему все так набросились на меня, будто я объявил о том, что ваш банк заминирован?

Взгляд в золотой оправе прошёл по мне сверху донизу и слева направо, словно крестя меня. Потребуй я у банкира миллион рублей и его дочь в жёны, он смотрел бы на меня менее пристально. Бдительно оглядев меня, директор взял телефонную трубку, за которой потянулся длинный чёрный витой провод, и нажал какую-то из кнопок на корпусе аппарата.

– Ты собрал подписи о неразглашении? Хорошо, продолжай дальше. Предупреди посетителей, что учения тайные. Кассиршам благодарность за оперативное реагирование. Да, ему тоже. Если что-то… Нет, пока не требуется.

Его рука с золотым перстнем нажала ещё одну кнопку.

– Заменить все записи с камер. Поставьте обычную картинку. Если что, объясните скачком напряжения или ошибкой. Да. Да, или так.

Телефонная трубка вернулась на аппарат. Внимательный, почти рентгеновский взгляд банкира вернулся на меня.

– Я спрашиваю ещё раз, для чего вы пришли в банк, и прошу на этот раз мне ответить.

Тон директора не предполагал возражений. Я почувствовал, что мне это уже начинает надоедать.

– Мне нужно обменять валюту, – ответил я, вкладывая в интонацию некий вызов.

Банкир снял с себя очки и закрыл глаза, устало выдохнув.

– Когда мне сообщили о вас, я подумал, что вы провокатор из госфинансконтроля, но сейчас я вижу, что это не так, – сказал банкир, открывая глаза. – Вы не провокатор, а, извините, дурак, раз пришли посреди бела дня и объявили это на весь банк. Так не поступают. Я могу затереть записи с камер и поручиться, что мои люди будут молчать, но что произойдёт, если кто-то из посетителей выйдет из банка и сообщит куда следует, что сюда пришёл человек с валютой?

Я даже не знал, что ответить на этот вопрос, поэтому просто пожал плечами.

– Мы сделаем так, – голос банкира слегка смягчился, а сам он наклонился ко мне. – В случае, если…

Он замялся.

– …если у нас будут спрашивать уполномоченные лица, то вы нашли валюту в дедушкином портмоне в кладовке. Взяв монеты, вы, как законопослушный гражданин, немедленно отправились в банк, чтобы сдать валюту в установленный законом двенадцатичасовой срок. Да-да, ведь вы имеете право сдавать деньги не только в полицию внутренних дел, но и в банк. Разумеется, в течение часа мы должны уведомить об этом органы, но электронное письмо затерялось из-за аварии электропроводки. Вам всё понятно?

Портмоне, банк и проводка. Мне это показалось каким-то бредом, но на всякий случай я кивнул.

– Что же, теперь, когда мы определились с тем, что происходит, можно перейти ближе делу. Сколько у вас денег?

– Двадцать евро.

Банкир с силой опустил ладони на стол.

– Мне кажется, – сказал он строго, – что сейчас не совсем подходящее время для шуток.

– Я шучу только с полуночи до восьми утра.

Его слова задели меня. Неужели двадцати евро было мало? Расстегнув молнию ветровки, я извлёк из кармана синюю купюру и показал ему.

Банкир на мгновение замер, словно кролик перед удавом. Я увидел, как стремительно расширяются его зрачки. Спустя секунду он со словами «позвольте» жестом фокусника вытащил у меня купюру из рук. Я даже не успел моргнуть, как мой собеседник уже достал из ящика стола часовую лупу и внимательнейшим образом изучал банкноту. Будь это на цирковой арене, я бы поразился той ловкости, с которой мои деньги перекочевали в руки банка.

– Что это за грабёж… – начал я, но банкир уже ничего не слышал. Всё его внимание было приковано к банкноте. Щёлкнул тумблер настольной лампы. Голова финансиста склонилась так, что мне пришлось бы разговаривать с розовеющей залысиной на его макушке, и я замолчал. Банкир рассматривал банкноту через лупу, изучая на просвет и попеременно поворачиваясь то к лампе, то к окну. Он даже слегка похрустел бумагой и понюхал её, словно стремясь узнать, пахнут ли деньги, и если да, то чем. Казалось, сейчас директор надкусит банкноту, но он прервался и снова внимательно посмотрел на меня, не выпуская деньги из рук.

– Теперь я точно вижу, что вы не провокатор. В таком случае, вы бы пришли с пятью евроцентами.

– Я рад, что мы это выяснили, – ответил я не слишком любезно. События предыдущих десяти минут не располагали к приятному общению.

– Итак, вы пришли ко мне с, – тут взгляд банкира опустился на удерживаемую им банкноту, – двадцатью евро. Как я понимаю, вы хотите обменять их на рубли? Сколько вы хотите за них?

– А сколько вы дадите?

Банкир внимательно посмотрел прямо мне в глаза.

– Я могу дать вам за них двести тысяч рублей. Эта сумма удовлетворит вас?

Двести тысяч? За двадцать евро? Вот это курс нынче!

Впрочем, тут же сказал себе я, не радуйся заранее. Я помнил времена, когда на четыре рубля можно было проехать в автобусе и когда на семь тысяч – приобрести лишь бутылку газировки «Колокольчик». Как ценен был рубль сейчас? Что можно купить на двести тысяч? Банкир истолковал моё молчание по-своему.

– Конечно, вы можете обратиться к теневым кругам. Они даже могут пообещать вам большую сумму, но! – он предостерегающе поднял указательный палец, по-прежнему удерживая банкноту. – Скорее всего, вас обманут и ограбят. Кроме того, даже если вам повезёт со сделкой, вас очень быстро арестуют. Валюта – это не тот товар, которым можно свободно распоряжаться. Крайним же в глазах закона будете вы, и на случай, если вы не знаете, то соответствующая статья, – погладил он двадцатку, – предусматривает до четырёх лет. Незаконный оборот валюты в крупном размере. Напротив, я, – здесь банкир доверительно понизил голос, – имею возможность обеспечить относительную законность нашей сделки. Вы нашли в дедушкином портмоне крупную сумму валюты, и, как законопослушный гражданин, сдали её в банк. Я выплачиваю вам компенсацию по официальному равноценному курсу, двадцать рублей. По рублю за евро. Всё честно и законно. После этого я выдаю вам двести тысяч наличными в качестве оплаты за консультационные услуги. Юридически вы остаётесь абсолютно чисты.

– Это прекрасная схема, – польстил я своему собеседнику, – и, в целом я согласен. Но хотелось бы узнать одну вещь. Дело в том, что мне нужно попасть в Москву. Сколько стоит билет на самолёт?

Банкир замер. Удерживая на столе двадцатку левой рукой, он снял очки, положил их на стопу служебных бумаг, потёр угол глаза и лишь затем надел их обратно.

– Я не знаю, кто вы, – начал он осторожным тоном. – Я вижу, что вы не провокатор, но самолёты в Москву не летают уже больше четверти века. Если бы вы были министром, то для вас бы, возможно, ещё организовали рейс с разрешения авиационного контроля, но, при всём моём к вам уважении, вы явно не министр.

Шпионы попадаются на мелочах, а путешественники во времени – на незнании реалий.

– Как же тогда мне попасть в Москву?

– Поезд, – как будто с облегчением ответил банкир. – Поезд Калининград – Москва. Но с этим обратитесь на вокзал. Скажите мне лучше одну вещь. Я не хочу знать, кто вы, так как у каждого из нас есть свои секреты. Я не хочу знать, откуда у вас эти деньги. Но, прошу, объясните мне, почему вы не знаете очевидных вещей? Придя в банк, вы открыто говорите, что хотите обменять валюту. Вы приносите бешеные деньги. Вы хотите лететь на самолёте. Со стороны это выглядит уже не просто подозрительно, это начинает пугать!

Какую бы легенду мне изобрести? Я подумал, что правда может показаться очень странной. В самом деле, если я скажу, что утром ко мне пришёл таинственный Человек в чёрном и перенёс меня на сорок лет вперёд, вручив при этом банкноту в двадцать евро, то мне никто не поверит.

– Знаете, – дипломатично начал я, – я серьёзно занимаюсь историей. Начало двадцать первого века, и всё такое…

Надеюсь, я действительно нахожусь в нашей реальности, а не в параллельной, где в начале двадцать первого века Россия построила трансатлантический туннель до Мексики. Что же, сама жизнь вынуждает меня лить воду в ответ. Как истинный вечный студент я умел просто блестяще говорить о вещах, в которых абсолютно не разбирался. Именно так я и пересдал этой осенью уже упомянутый мною экзамен по социологии.

– Помимо изучения этой эпохи через учебники и исторические свидетельства, – уверенным тоном говорил я, – я практикую погружение в быт. Это называется историческая реконструкция. И должен сказать, бывает очень трудно выйти из образа. Очень сильно затягивает. Поэтому со стороны это может показаться несколько странным…

Банкир внимательно выслушал меня, время от времени кивая головой.

– Я сделаю вид, что поверю вам, – сказал он, потирая подбородок. – Когда в прошлом году я назначил своего сына руководителем кредитного отдела, мотивировав это тем, что он обладает высокой квалификацией и профессионализмом, то мои коллеги притворились, что поверили. Так что сейчас я поступлю аналогично. Вы – исторический реконструктор, очень хорошо.

Я подтверждающе кивнул. Мне так и не удалось узнать, как ценны были сейчас двести тысяч рублей, но, судя по всему, этой суммы должно было хватить на поездку.

– Вот и замечательно, – повторил банкир, поднимая трубку телефона и нажимая кнопку. —Принеси двести тысяч разными банкнотами и договор консультирования, как обычно. Да, всё по форме.

Положив трубку, он снова внимательно посмотрел на меня.

– Кстати, про реконструкцию. Ваши джинсы – тоже реконструкторские? Судя по всему, они заграничные?

Я кивнул.

– Видите ли, я интересуюсь подобными вещами, – продолжил банкир. – Сейчас очень трудно достать достойную одежду. Приходится задействовать связи, но и это не всегда помогает. Обратите внимание на мой пиджак. Это пиджак, шитый итальянскими нитками. Его привезли мне по спецзаказу из Москвы. Пуговицы болгарские. Ботинки польские. Новые подмётки взамен изношенных заменил мастер из Чкаловска. Но для внерабочего времени хочется чего-то менее официального. Скажите, какой у вас размер брюк?

Пальцем руки я нашёл изнутри на поясе джинс ярлычок.

– Тридцать три.

– Жаль, – расстроенно сказал банкир. – Для меня они малы. А ботинки?

– Сорок третий, но они мне нужны.

– Тоже малы, – ещё более расстроенно произнёс банкир. – Давайте мы договоримся: если вы вдруг найдёте в бабушкином шифоньере какие-то вещи зарубежного пошива, подходящие мне по размеру, я с большим удовольствием приобрету их по сходной цене. Кстати, если вы, – здесь мой собеседник потёр пальцы руки друг о друга, словно намекая на что-то, – вдруг обнаружите, что в кармане дедушкиного пиджака лежит ещё одна банкнота, немедленно несите мне. Вот моя визитка, возьмите.

Я убрал визитку в карман, бегло глянув на неё.

– Вы запомнили? – заботливо спросил директор. – Мне и только мне. Никакой полиции и никакого финконтроля. Они вас обдерут как липку и подставят под статью, получив при этом премию и повышение в звании. И уж тем более, никакой федеральной опричной службы или тайной полиции: вам будет грозить измена родине. С них станется.

В дверь кабинета кто-то постучал.

– Сейчас! – крикнул директор, вставая из-за стола. Я использовал паузу, чтобы повнимательнее вглядеться в портрет президента. Если даже это и был мой современник, то сорок лет оставили на нём не такой значительный след. Похоже, это будущее всё же параллельное.

Дверь снова закрылась, и банкир вернулся в своё кресло.

– Итак, вот двадцать рублей равновесного курса, – сказал банкир, кладя на стол две монеты, – а вот двести тысяч, – банкир похлопал по одной из папок. – Вы оказали госбанку консультативные услуги и получаете гонорар по акту. Единственное, что нам нужно заполнить несколько бумаг.

У меня возникло странное подозрение. Мне не хотелось подписывать документы сомнительной законности.

– А можно ли как-то без этого? – поинтересовался я. – Договорное устное соглашение и всё такое?

Банкир отрицательно покачал головой.

– Вы хотите сесть? – осведомился он, извлекая из другой папки бумаги и берясь за ручку с золотым пером. – Не рекомендую. Бумага – лучшая защита. Кстати, у вас документы с собой?

Мысленно ругая бюрократизм, я достал из кармана загранпаспорт и открыл его, не выпуская из рук. Банкир замер. Кончик золотого пера повис в воздухе.

– Ваша историческая реконструкция, – отложил он ручку в сторону, – заходит слишком далеко.

– В чём дело? Он не подходит?

Директор наконец-то выпустил из рук мою двадцатку, поместив её рядом с собой. Пододвинув лупу, он протянул руку за моим паспортом.

– Дайте посмотреть, – его голос стал недовольным. – У всего есть свои границы.

– Это уж точно. Для чего он вам? Мою фамилию и так видно.

Лицо банкира приняло такое выражение, словно я только что попытался предложить ему очень выгодный кредит под двадцать пять годовых процентов.

– Когда-то и у меня был загранпаспорт, – наконец, сказал он холодно. – Вот только его срок годности вышел тридцать лет назад, а новых потом уже не выдавали.

– А мне выдали, – сказал я, умолчав о том, что это произошло прямо сегодня. – Он вполне удостоверяет мою личность.

– Дайте, пожалуйста, посмотреть, – очень устало сказал банкир. Я пожал плечами и неохотно протянул ему загранпаспорт.

Очень бережно, удерживая его через салфетку, банкир осмотрел паспорт через лупу, после чего перелистал страницы. Дойдя до вклеенной шенгенской визы (у меня в моем оригинальном паспорте была точно такая же), рядом с которой чернели несколько польских штампов, он остановился. Закрыв паспорт и на всякий случай протерев от отпечатков пальцев обложку, банкир положил его на стол и ногтём придвинул ко мне.

– В третий раз я говорю, что не знаю, кто вы и откуда, – ещё раз резюмировал он, – и я не хочу этого знать. У вас настоящие бумаги. Будь они поддельными, я бы это понял, это бывает. Как говорится, дело житейское. Но они настоящие. Я уже говорил, что вы не провокатор. Видимо, я ошибся, вы провокатор. Вы тоже ошиблись, только кабинетом. Это уровень федерального министра, а не директора банка…

Я осторожно заглянул в паспорт. Не появились ли там какие-то антихристовы письмена?

– В общем, вы предъявили мне обычный паспорт. Этого, – указал директор банка на красную книжечку в моих руках, – я не видел. И, прошу вас, уберите его. Вы пришли сдать деньги по акту. Вот акт. Вот рубли.

Размашистым почерком он вписал мою фамилию и имя в бумагу и протянул её мне для ознакомления. Я бегло просмотрел текст. Да, вроде, всё нормально, подумал я, вглядываясь в строки: «Именуемый в дальнейшем „сдающий“», «сдача валюты в установленный федеральным законом срок», «с уведомлением», «за исключением», «установленный равноценный курс», «в размере двадцати рублей»…

В руках у директора уже мелькали банкноты.

– Двести тысяч, – протянул он мне отечественные деньги. – И договор.

Я скользнул взглядом по новой бумаге. «Стороны заключили соглашение», «оказание услуг консультационного характера», «шестьсот тысяч рублей ноль копеек»…

– Минуту, – насторожился я. – Здесь указана другая сумма.

Банкир нисколько не смутился.

– Дело в том, что хоть наше мероприятие и выглядит законно, мне потребуется некоторая сумма, чтобы уладить некоторые формальности. Поделиться с начальством. Отдать наверх некоторый процент. Замять сегодняшний инцидент, как минимум. Это внутренние банковские дела, пусть они вас не волнуют. Опять же, мои услуги тоже нуждаются в определённом вознаграждении за риск…

– Да, но тут втрое больше, – сказал я. Мне не понравилась алчность банкира.

Банкир потёр переносицу указательным пальцем.

– Поймите же, – сказал он, – это в наших общих интересах. Вы же не хотите, чтобы нас прикрыла полиция внутренних дел или финконтроль? Им всем нужна доля. Я иду на огромный риск. Заметьте, при этом никто ещё не знает о том, что это плата за валюту. Все подумают, что это обычное обналичивание денег. В противном случае сюда бы все сбежались, как пчёлы на мёд, и ваше дело вышло бы на федеральный уровень силовых ведомств.

Мрачно вздохнув, я взял протянутую мне ручку и в знак протеста оставил на обоих документах подпись Остапа Бендера, после чего, не считая, положил объёмную, приятную на ощупь, пачку банкнот в сумку. Тем временем банкир о чём-то напряжённо думал.

– Вы хотите ехать в Москву с этим паспортом? – осведомился он с какой-то неоднозначностью в голосе.

– Думаете, не стоит?

– Определённо не стоит. Вы привлечёте к себе, а значит, и к нашей сделке слишком большое внимание. Конечно, раз вам выдали паспорт, то вряд ли вас рискнут тронуть, но всё равно, это слишком…

– Других документов у меня нет, – честно признался я. Банкир чуть помялся.

– Давайте тогда мы сделаем так, – сказал он с видимым облегчением. – У меня есть друг на железной дороге…

Банкир достал из ящика стола, словно из машины времени, кирпичеобразный сотовый телефон, похожий на уоки-токи. Во времена своего детства я неоднократно видел такие телефоны у преуспевающих бизнесменов. Чаще всего эти бизнесмены находились в телевизоре.

Выдвинув вверх длинную антенну, директор банка набрал номер. Кнопки пощёлкивали под его пальцем.

– Слава, здравствуй, – сказал банкир в трубку. – Это я тебя беспокою. Как жизнь? Да, у меня тоже всё хорошо. Есть важное дело: нужно отправить ценную посылку в Москву наложенным платежом. Только бандероль? Какая жалость. Ну, хотя бы так. Да, по описи. Разумеется, по описи. Когда ближайшая отправка почты? О, а когда следующая? Тогда лучше сегодня. Да, хорошо. За мной будет. Ага. Спасибо. До свидания.

Громко пикнув кнопкой телефона, банкир обратился ко мне:

– Я оформил вам билет в Москву. Считайте, что это подарок в надежде на дальнейшее сотрудничество. Вы поедете на уже оплаченном служебном месте, только, прошу, не бравируйте своим паспортом. Это будет слишком опасно. Купейных мест нет вообще, поэтому придётся ехать плацкартом. Поезд отходит уже через час. Это, конечно, неудобно, но ничего не поделаешь: следующий поезд будет только в понедельник.

– Это не страшно, – сказал я. – Спасибо, что организовали поездку. Какие у вас интересные метафоры. Мне раньше не доводилось ездить ценной бандеролью.