13. Алиса

– Приехали, – Мэй припарковалась в пожарном проезде у разметки. Сверившись с навигатором, она огляделась, напряженно что-то ища глазами, но все было вполне обычно и мирно: на детской площадке веселились дети, по дворам сновали машины такси и курьеры на велосипедах, дома укутаны плотным кольцом автомобилей всевозможных расцветок и мастей, на деле подтверждая концепцию «Двор без машин». Она достала из бардачка рулетку и вышла.

– А что ты делаешь? – Альфира с интересом наблюдала, как Мэй измеряет расстояние между бампером и первыми штрихами красно-белой разметки. Бампер заезжал на нечеткий стершийся профиль на два сантиметра.

– Не хочу, чтобы меня эвакуировали, – Мэй обошла машину, до соседнего бампера оставалось не более двадцати сантиметров. Вздохнув, она села за руль и осторожно поехала назад. Встав почти вплотную к соседней машине под восторженный писк парктроника, Мэй заглушила мотор и закрыла все окна и, выйдя из машины, проверила все двери. – Меня уже три раза из-за этой полосатой твари эвакуировали. В последний раз за полтора сантиметра, причем разметка была стерта, оставались жалкие штрихи с другой стороны.

– Понятно, у меня братишки мечтают о машине.

– А ты боишься, верно? – Мэй доброжелательно улыбнулась, Альфира кивнула, для наглядности отойдя подальше от красной Creta. – Я тоже сначала боялась, потом привыкла, без машины не могла. Конечно, можно было и такси обойтись и на метро я езжу, не брезгую, как некоторые. Если удобнее подземкой или на электричке, то я не поеду в пробки, мне моя жизнь дороже. Машина она же не только нужна для работы или жизни, она мне помогла себя собрать по частям, понять, что я сама могу, без чужой помощи или указаний. Вот такая психотерапия. Это моя вторая машина, первая прослужила десять лет, я бы не меняла ее, если бы двигатель не сожгла. Это по дурости, я же все-таки женщина, и дурости во мне неиссякаемый источник.

– Юля в секцию ходит дурь выбивать, – Альфира ехидно усмехнулась. – Правда с каждым годом получается все хуже и хуже.

– А вы любите друг друга подкалывать, да?

– Ага, а как иначе? Если подруга не скажет, кто ты на самом деле, то кто скажет? По-моему для этого и нужны друзья, чтобы говорить правду в лицо.

– Я об этом не думала. Возможно, ты и права. Тогда у меня нет друзей, – Мэй вздохнула и с грустью посмотрела в прозрачное синее небо. Жара немного спала, и становилось прохладнее, а за прохладой тянулась ленивая усталость, переходящая в нестерпимое желание уехать отсюда скорее. Но мозг четко сигнализировал, что тогда все пробки ее, и она пропадет здесь, пытаясь выехать из новых территорий в старую Москву. – Найти друзей очень сложно, у меня никогда не получалось. Только доверишься кому-нибудь, а оказывается, что меня используют, или это у меня такая дурь в голове. Начинаю думать, анализировать, ищу и всегда нахожу изъяны и трещины. Раньше я не понимала, что значат эти слова, пока не повзрослела и не увидела, что это действительно так.

– У меня одна подруга – Юля, других нет. Нас в школе считают неформатными. Мы не ходим на дискотеки, парни часто зовут на вписки, но я не хочу туда идти. Мне там будет скучно, а Юля. О! Видела бы ты ее лицо, когда к ней парни подкатывают! Все хочу ее заснять, но так ржу, что не успеваю!

– А к тебе не подкатывают?

– Юля говорит, что подкатывают, а я не помню. Я слишком долго врубаюсь, а парень уже слился, думает, что я его отшила, а я просто не догнала, чего он хочет. Девчонки в классе всем рассказывают, что я тупая.

– Пусть рассказывают. Они завидуют, поэтому и распускают сплетни. У меня в школе было то же самое, пару раз приходилось драться. У нас класс делился на группировки, и вот девчонки из ОПГ вызвали на стрелку. Приходилось драться после школы, они все думали, что я их парней отбить хочу. Знаешь, такие животные разборки, уровень павианов или бабуинов, но только обезьяны с укладкой и мелированные. Что-то я с тобой разоткровенничалась.

– Нестрашно, я это никому не расскажу, кроме Юльки.

– Спасибо, что предупредила, – Усмехнулась Мэй и поймала внимательный взгляд.

Девушка стояла достаточно далеко, и можно было подумать, что она смотрит на дом или в окно, но Мэй кожей чувствовала, что смотрят на них. Альфира поймала настроение Мэй и повернулась сразу выхватив одиноко стоящую девушку в сером деловом костюме. Лицо девушки показалось очень знакомым, и это усиливал напряженный взгляд девушки, буквально разбиравший на части, желая проникнуть внутрь. Что-то было неестественное в этом взгляде, злое и чужое, внедрившееся в нее. Девушка казалась слегка полноватой, что она старалась скрыть брючным костюмом. Волосы убраны в строгую прическу непонятного вида, замыкающуюся на затылке крупными заколками, минимум макияжа горел ярко на бледном лице, тонкие пальцы добела сжали ручки сумки. Она не двигалась, гипнотизируя Мэй и Альфиру. Со стороны остановки подошел Сергей и еле заметно дотронулся до нее. Альфира увидела, как девушка дернулась, но не телом, а чем-то другим, что незримо обволакивало ее. Это взмыло вверх и молниеносно влетело в дом. Она не успела понять, в какое окно, но периферическое зрение зафиксировало движение плотного прозрачного тела.

Девушка изменилась, словно с нее сняли напряжение. Она пошатнулась, и Сергей взял под руку и повел к Альфире и Мэй.

– Добрый вечер, – поздоровался Сергей, подмигнув Альфире, смотревшей на него с широкой улыбкой. Ее смешил друг Максима, пускай она и видела его пару раз, воспринимая комплименты и невинные подкаты как шутки, особенно глядя на насупившиеся брови Юли. Это Оля, сестра Алисы.

– Это Сергей, а это Мэй, – представила Альфира.

– Очень приятно, – Мэй подошла к Оле и взяла ее за руку. – Мы хотим помочь.

– Да-да, Сережа говорил об этом. Надеюсь, у вас получится. Я не знаю, что дальше делать, – Оля всплакнула, и Мэй, опередив ее, деликатно обняла девушку.

– Для этого мы здесь. Все будет хорошо, – тихо сказала Мэй.

Сергей стоял напряженный и бледный. Это был невеселый самец, каким его помнила Альфира. Он показался ей гораздо старше и понравился, быть серьезным ему шло гораздо больше. Сергей смотрел то на Альфиру, то на Мэй и Олю, и Альфира видела, что все чаще он смотрит на Мэй, а она, поймав его долгий взгляд, что-то передала ему глазами, и он кивнул сам себе.

– Идемте, а то скоро станет совсем поздно, – сказала Оля, хотя небо и не думало сворачивать солнечную программу, до заката оставалось еще честных три часа.

– Идемте быстрее, а то не успеем, – Оля с тревогой посмотрела в небо.

Они вошли в дом с черного входа, второго выхода из подъезда, где не было камер полиции и можно было незаметно пробраться к автобусным остановкам. Альфира сразу почувствовала другую атмосферу в доме, отличную от их панельных многоэтажек настоящей Москвы. И дело было даже не в том, что все было вполне новым, особенно лифт корейского производителя автомобилей, а в свете, в запахе из квартир, в стойком ощущении того, что здесь живет другое поколение, пожелавшее отпочковаться и расти самостоятельно, вдали от застарелых традиций и правил жизни, создавая на шатком фундаменте малого опыта свои традиции и правила, пускай и ошибочные, глупые, но свои. Так ей казалось, так она видела это сквозь разноцветные двери, слыша голоса и улавливая запахи кухни, стойкий запах кофе и модных духов, без привкуса разлитого пива или застарелой жизни, окутывавшей каждого, кто делал шаг в ее подъезд. А еще она не почувствовала вони из банок и бутылок с окурками, стоявшими на каждом этаже в ее доме, у Юли дела обстояли еще хуже, соседи курили с закрытыми окнами, потому что им дуло.

Все пропало, как только они вошли внутрь квартиры. Уютная, в прошлом, евродвушка с белыми стенами и простым беленым потолком, простыми деревянными дверями в санузел и кладовку, кухня открытая, большая с диваном и квадратным столом. Света много, окна большие, но в квартире темно и холодно, хотя из окон льется вечерний свет и тепло летнего вечера. Оля сняла босоножки и прошла в кухню. Она изменилась, выпрямилась, в глазах горел черный огонь, затмевая природную голубизну.

– У вас ничего не выйдет. Если вы сделаете еще хоть шаг, то пожалеете, – прорычала Оля, на губах проявилась зловещая улыбка, а зубы щелкнули в предвкушении крови.

– Альфира, что с тобой? – Мэй сжала ее руку, она оказалась каменной.

Альфира смотрела в комнату. Дверь была открыта настежь, ручка врезалась в стену после яростного удара. В комнате царил непроницаемый мрак, в котором что-то копошилось. Это что-то дыхнуло, и из комнаты вырвался удушливый смрад подземелья – вот чем воняло здесь, забивая с первого вдоха нос и горло липкой слизью.

– Не смотри на меня! Не смотри на меня! – дико заорала девушка. Тонкий голос дрожал от ярости и боли. – Уходи! Уходи! Уходи!

– Я вижу его, – ледяным голосом сказала Альфира.

– Так, кто там? – Сергей пришел в себя и вышел вперед, желая защитить.

– Не сейчас, твоя помощь понадобится позже. Альфа, давай, – Мэй отвела Сергея, мягко и в то же время властно взяв за руку. Он повиновался, застыв в напряжении, готовый броситься к Альфире на помощь.

Альфира сделала три шага и остановилась. В комнате мрак зашевелился отчетливее, и Мэй и Сергей увидели его. До Альфиры ему был один прыжок, но что-то держало, не выпускало за порог. Оля стала хохотать, громко, бешено. От ее хохота болели уши и стыла кровь. Сергей осматривался, чтобы схватить, если вдруг понадобится драться, но кроме прикрученного к стене шкафа с вешалкой ничего не было, все стулья далеко, не успеешь.

Альфира достала из рюкзака блокнот Мэй и медленно, с трудом управляя задеревеневшими от страха пальцами, царапала кривые иероглифы. Она все делала правильно, чувствуя, как листок обретает вес, как все тяжелее его держать. Достав из рюкзака зажигалку, Альфира, оглохнув от шума крови в голове, прокричала заклинание и подожгла листок. Во вспыхнувшем огненном смерче, Альфира увидела истинный смысл заклинания:

«Вернись в свой мир,

В котором жизни, смерти нет!

Пусть пепел скроет память о тебе!».

Мэй бросилась к ней, вложив в опустевшие руки свою сумочку. Огонь ворвался в комнату, выхватив бесформенное зло, сжав его до бесконечно малой ослепительной точки, разорвавшейся на мириады ранящих глаза искр. Волна горящего пепла рванула сумку Мэй, поджигая ее, оплавляя чехол телефона и ключи от машины и квартиры. Альфира не удержала и упала на пол вместе с Мэй, пытавшейся удержать ее.

Сергей не верил своим глазам, не верил себе и не думал об этом. Все произошло за доли секунды, показавшиеся длиннее всей его жизни. Он видел, как огонь из рук Альфиры пожирает нечто в комнате, как из его оков освобождается бритая наголо девушка, как она падает на пол, обхватив голову и колени руками. На девушке не было одежды, все тело, освещенное яркой вспышкой, в ссадинах и плохо заживающих ранах. Оля упала в обморок сразу же после последнего слова, произнесенного Альфирой. И вот он стоит один, а все на полу, Альфира кричит от ужаса и, как ему показалось, боли, Мэй пытается встать, но падает, будто бы пораженная страшным ударом в грудь.

– Все-все, все хорошо. Никого больше нет, все прошло, – Сергей взял на руки Альфиру и отнес на кухню, уложив на диван. – Мэй, я сейчас.

Он быстро вернулся и помог встать. Футболка на ней оказалась порванной или прожженной, обуглившейся. Она с трудом стянула ее с себя, бегло осмотрела джинсы, отряхнув черный пепел. Альфира отключилась и, казалось, мирно спала. Ее платье не пострадало, даже пепла не оказалось, хотя она была в эпицентре, пепел ударил прямо в нее.

– Займись Олей, а я Алисой, – скомандовала Мэй, не стесняясь своего вида, хотелось стянуть джинсы и под душ, все тело жгло и зудело.

Он поднял Олю и положил рядом с Альфирой. Они будто бы спали, но он все равно задрал им ноги и стал шарить по кухне в поисках аптечки. Не найдя ничего, он поочередно стал массировать ноги Альфире и Оле, потом руки и в конце концов помассировал виски, после чего дал каждой по звонкой хлесткой пощечине. Первой пришла в себя Альфира, схватившись за щеку и с удивлением смотря на него.

Мэй в это время подняла Алису и положила ее на кровать, накрыв чистой простыней. Девушка не сопротивлялась, узнав Мэй, беспрекословно выполняя все команды, смотря полными страха и радости глазами. В квартире стало до невозможности светло, вечернее солнце вычищало зловещий мрак, выметало последние следы зла из каждого угла, наполняя все теплом и любовью бескорыстного и могущественного божества.

– Я… я не могла, я не смогла! Она забрала ее, она затащила ее! – захлебываясь стала кричать Алиса.

– Тихо-тихо, все потом, потом, – Мэй вернулась в прихожую, найдя в опаленной сумочке баночку с транквилизатором, который она перестала принимать два года назад, но носила с собой для внутреннего спокойствия.

– Вот, держи и ничего пока не говори. – Мэй дала Алисе две таблетки и вложила их в рот, залив стаканом воды. – Все-все, просто лежи, ни о чем не беспокойся.

Мэй осторожно погладила Алису по голове, стараясь не трогать плохо затянувшиеся рубцы, где когда-то были красивые волосы. Кто-то или что-то срезало, вырывало волосы, будто бы они горели, хотели сожрать ее. Алиса быстро отключилась, похудевшая и изможденная, забывшая о стыде, пораженная ранами и грязью. Мэй не чувствовала вони немытого тела, гноя и смрада изо рта, запрещая себе воспринимать это сейчас. Дома она снимет с себя кожу, пока не отмоет даже малейший намек на вонь, но не сейчас.

– Девчонки пришли в себя, – доложил Сергей, войдя в комнату. – Да, это Алиса. Что с ней случилось?

– А что сейчас случилось? – язвительно спросила Мэй и одернула себя. – Извини, привычка.

Сергей не подал вида и полез в шкаф. Вскоре он достал кипу полотенец и стал их укладывать друг на друга.

– Я ее подниму, а ты под попу положи, – Сергей склонился над Алисой и легко поднял ее, совершенно не заботясь о том, что испачкает рубашку и провоняет.

– Откуда ты знаешь, что надо делать? – спросила Мэй, после того, как уложила полотенца под Алису.

– За дедом ухаживал, когда в школе учился. Тут лучше бы пленку и клеенку проложить, надо поискать. Можно скатерть или занавеску из ванной. А что ты ей дала, скоро очнется?

– Не знаю, она слабая. Не раньше утра, я думаю.

– Да, придется дежурить, – Он задумался. – Отвези Альфу домой, нечего ей здесь делать.

Потом возвращайся.

– Хорошо мне надо переодеться, – Мэй с усмешкой оглядела себя в зеркале на двери шкафа.

– Зачем? Тебе и так хорошо, – хмыкнул Сергей, не без интереса рассматривая Мэй.

– Это мы потом обсудим, если захочешь, – улыбнулась она. Я вернусь. Ты не привередлив к еде?

– Всеяден и всепитен.