«Час затишья приближает нас к туманам…»

 
Час затишья приближает нас к туманам,
За горами бродит беспокойным веком
И приходит, как багровью пишет,
Зарево прощального заката.
 
 
Где же ты расчесываешь косы,
Тишина?
Та, что нам всего милей
В гуле собственных шаганий
Вдоль картин от луж после дождя.
 
 
Тишина всего лишь наважденье
Спящего желанного покоя…
Сон проходит с наступающим рассветом…
Ты догнать попробуй тишину.
 

Февраль 1969

Солнечное

 
Почему к тебе ластится море
И, прильнувшись к твоим ногам,
Заворожено прошуршало
И как будто приказа ждет?
Слышно ветер тебе напевает
Свою томную песню ветра
И нашептывает про любовь.
Я ревную.
Я ревную и к ветру и к морю,
К небу, городу, к соловьям,
Я ревную к лужице тени,
Покорившую моря гладь.
 
 
Почему к тебе ластится море?
Почему ты в объятиях солнца
Мне дороже,
Чем все другое?!!
 

5.03.1969

«Ты положи гитару на колени…»

 
Ты положи гитару на колени
И в переборе звуков сохрани
Хрустальный блеск прощающихся взглядов,
Напевы ветра,
Первый день любви…
 
 
Ты положи гитару на колени
И помолчи…
 

6.03.1969

Расставание

 
Остепени мольбу, остепени,
Вымаливающую собственное зренье
Не видеть,
Не запоминать черт,
Ни столь привычные движенья.
Но почему забыть без сожаленья
Дыхания касающихся пальцев,
Что прожигали страстью беспощадной
Прозренье?..
 
 
И ночь,
Проникшую за кромку властных губ,
И не забытую,
Которой так был люб.
 

7.03.1969

Осенняя прелюдия

 
По осени, по осени, по осени,
Шуршанием шагов по позолоте
Идти открытыми просторами
В рассветы.
 
 
Послушай,
Мы пойдем сегодня в осень,
За руки взявшись,
И будем песни петь осенние
Встрече.
 
 
Пусть дождь косясь идет,
Искрится,
Падает,
А листья на ветру пусть шепчутся,
С ветвей нам кланяясь.
«Остановись, мгновенье!
Ты прекрасно!»¹
Вглядись на осень:
Неувядаемо в своем горении
Пылает колосс.
 
 
По осени, по осени, по осени,
Шуршанием шагов по позолоте,
Идти открытыми просторами
В ее рассветы.
 

19.03.1969

Ладочке

 
О, как ты еще мала,
Пленяющий взгляд младенца,
И мысли, как облака,
Гоняются бабочкой в песне.
 
 
Желай и я стану игрушкой:
Любимою куклой-кокеткой,
Желай и я стану песней,
Плывущей за колыбелью.
А вырастешь стану сказкой,
Твоим голубым принцем,
Твоими глазами стану
Видеть ручей звенящий.
 
 
И легким ласкающим ветром,
И садом во сне притихшим,
Твоей перламутровой зорью
И нежным шептанием листьев
 
 
Закрой свои глазоньки в песню,
Плывущей за колыбелью,
И мигом к тебе явится
Большой златотканый прибой.
 

30.03.1969

У моря
Сонет

 
Спят паперти, заласканные временем,
Взошла луна бездымною свечой,
Две тени прикорнулись тенью в море,
Где заворожено сличает их волна.
 
 
Словоохотливо барашки вслед несутся,
Обласканные лентами огней,
Пока стеною брызг не разнесутся —
Они зовут, они поют людей.
 
 
Цветастые тропинки серпантина
С прибрежных фонарей на море льются
И все зовут, влекут во тьму пучины,
Где с ними тишь желает поделиться…
 
 
А рядом, чуть шурша, звенит хрустально лира
Давно забытыми историями мира.
 

31.03.1969

Вселенское

Жизнь нужно прожить так, чтобы…

«Как закалялась сталь»

Николай Островский

 
Холодно.
Ох, как холодно:
Зуб на зуб не попадает —
По Гринвичу минус двести семьдесят.
Укрываюсь фосфоресцирующей вуалью кометы
С короной на лбу.
Пышущая жаром космическая пыль
Осыпает тогу.
Обжигаюсь.
Все без следа метеоритным потоком смывается:
Нестерпимо становится больно
От ударов саднящих,
О, боже!
Раны кровоточат космической пустотой!
– Вернись! —
Мне кричит вслед
Один из собратьев святых.
– Куда ты?
Галактика твоя —
Лишь микрокосм вселенной…
(Что за бестолочь – нуждающемуся в помощи
предлагает трактат по философии).
Лечу баллистически по орбите кометы.
Скорее к Земле.
 
 
Мизерная точка превращается в райское яблочко.
Солнце,
Что свеча в темной комнате.
Мое космическое одеяние,
Сверкая,
Колышется по его лучу.
Лечу.
Дух захватывает от скорости.
К Земле!
Только к Земле!
Грудью врезаюсь в орбиту какого-то спутника.
…Невыносимая боль…
Остановка…
Будто рассекли пополам.
– Вернись!.. Простим!..
Лечу не по своей траектории.
 
 
Подо мною чудо дивное:
В необъятность объятья планеты лазурь
перламутровая,
Как полусфера прибрежной ракушки.
Облака будто на нити ветра монисто.
Белое оставляет черные тени.
 
 
К Земле.
 
 
Меня сорвало не с моей орбиты,
Объяло воздухом вкруг груди и спины
И понесло в приморские левады,
На Гибралтара Геркулесовы столпы.
Сверкая,
Тога вьется вслед за мною
Под блеск морей,
Под гул скалистых гор
И тишь равнин.
 
 
Я на земле.
Ступил и пошатнулся,
Споткнувшись о полог играющей зари,
Стал крепче на ноги
И замер,
Почувствовав весомость в теле.
Я на Земле.
Прочь тогу!
Прочь корону!
Я – землянин!
Какое счастье человеком стать
И человеком быть.
Всегда.
Здравствуйте, люди!!!
 

Март – апрель 1969

Почти просьба

Ко дню своего рождения

 
Почему-то очень грустно.
Почему-то в канун не спится,
Не спится совсем…
 
 
За контурами каменистой паперти
Разлился солнечный рассвет…
Запрячь меня в порталы света,
Что так отчаянно горят.
Ты замуруй меня оттенками,
Багровью,
Криками свеченья,
Я – некрасивый, как сомненья,
Вдруг стану зоревым.
Расплавь рубин в восхода ширь,
А отблик положи в ладони…
…Ты замуруй меня оттенками,
Ты слышишь: замуруй меня.
 

16.04

Хор

 
Из репродуктора легла на реку песня.
Строй сильных голосов звенел,
Вплетаясь в сладкий запах лозы,
В таинственный восход.
Хорал реки нес далеко тот голос
На нежные пюпитры трав
И, задевая кромки длинных сосен,
Неслышно замирая, гас.
А голос все крепчал и рос,
Рвя в клочья тишину.
 
 
…И почему-то плакать захотелось
От дивных чар,
Нахлынувших во тьму.
 

17.04.1969

«Мчатся оцелованные ветром…»

 
Мчатся оцелованные ветром
Белые небесные знаменья.
Белых облаков порыв мечты
Так и тянет в миг очарованья.
 
 
Загадаю по памяти руки ее,
Блеск ее глаз,
В которых отражаются ожидания,
Такие же белые,
Как облака.
 
 
И уйду от себя в улицу,
В мир ее музыки,
Где у такси в зеленом глазу
Ожидаются пассажиры.
 

24.04.1969

Острожник

 
Эй, острожник, далече ли путь твой стелется,
В голубую отмерил, чай, много шагов,
И не видно конца этим чертовым дюжинам,
Что несут в перезвонах кандальную чадь.
Ничего.
Отдохни на пыли завороженной,
Дай цепям отдохнуть, поседеть от пыли,
Ты по летнему зною успеешь натопаться.
Отдохни.
Здесь дороги, дороги, дороги, дороги,
Горемычные,
Много видавшие век,
…Здесь история воспрянет твою же историю
И пойдет молодить побежденную седь.
 
 
– Чо, треклятый острожник, расселся.
Ну ж, ступай, чай, не то погублю…
 
 
Под тяжелым ударом приклада
Зашагал по трактовой глуши.
 

26.04.1969

Ночью

 
Море почти заворожено-живое,
Заснувшее на лунной отмели.
И что-то стряпали ноготки волн
На копоти ночи.
 
 
Кто-то седой мокловицей
Все небо забрызгал звездами…
 

2.05.1969

Одинокая комната

В комнате

все углы опустели

и сумерки бросили якоря.

Весенняя поэзия

Божидар Божилов

 
Не спалось.
Ветер,
Не унимаясь,
Окна драил лунною вуалью.
Беспрестанный шум в лагуне памяти
Все чего-то своего искал,
Неугомонно терзая моего берега кромки.
Очень неуютно в пасти комнаты,
Где даже сферы ногтей по-рабски
отражают луны.
А где мой свет?
Каждую ночь темнота справляет
панихиду
По мебели,
Посуде,
Прочим вещам.
Все упивается тьмой.
Живыми остаются только мои глаза:
За оправой очков – светлячки,
А весь я – тьма.
Лишь нервы высвечиваются обрывками,
Узелками на память,
Как бахрома.
 
 
Каждую ночь темнота справляет
по мне панихиду.
 
 
А под утро я, засыпая, вижу
Утенка гадкого,
Ставшего лебедем белым,
Цветник из солнечных георгин
И рядом ту,
Которую так хочется встретить.
Сон переливается ее локонами.
 
 
Просыпаюсь.
Истома в суставах.
Просыпаюсь не просыпаясь.
А за этой стеной одинокой
Люди,
Привыкшие к каждому своему шагу,
Не считая шагов,
Проходят,
Как имена городов,
Что уходят в монахи
В торжественной рясе гимна
Непричесанных мыслей.
 

Апрель – май 1969

Посвящение в убийство
или Дождь

 
– 1 —
Туча была большая.
Собака была большая.
Темная ночь ее зрачков теплилась, как острова,
Нагретые летним днем,
По фонарям зрачков хлестало ветром с дождем.
Дождь шел.
Дождь падал мокрыми потоками расплавленных
минералов
на черную кровь асфальта,
Что запеклась на проезжей части.
Автомобили,
Точно чужие люди,
Вдаль уносились
Без оглядки,
Мигая красно-желтыми подфарниками,
И не оглядываясь на крики реклам,
Чей свет,
Не выдержав собственного веса,
Падал неоновыми криками
На лица,
Тени,
Окна
И плакали отраженьем поверьев конусные
отражения города.
Люди спешили в дождь.
Скрипела автобусов дрожь натужных рессор.
Листьев метало сор.
Их безропотная желтизна по ветру летала,
Носясь книзу,
Кверху,
Срываясь останками лета с деревьев.
Теней осунувшихся борода мокро пятилась
краями улиц
подобьем нахохлившихся куриц.
Люди спешили в дождь.
 
 
– 2 —
Художник писал с натуры скуку:
Кисть скользила по мрачному суку,
Нанося краску коричневого страха,
И сковывала мысли,
Точно выводила их на плаху.
Художник писал с натуры скуку.
 
 
Чуть дрожа, приподнялись ресницы,
На которых искрились слезинки:
– Мы – необъятны…
Там вверху проплыли два облака —
Головы лиса и Мефистофеля.
Слегка растянувшись,
Стали седыми бровями над купелями глаз неба.
Мы всматриваемся друг в друга,
В самую глубину.
Последний раз умываемся воздухом —
Чисто-чистой синью.
Слезы —
Кровь наша —
Спокойно льются и блестят.
Эхо пальцев чужих взмахом касается нашего
зрения
и опускается истуканом.
Продеваемся сквозь проушину петли.
…Не стеклите нашего зрения..!
…Нельзя… душить… небо…
…Спрячьтесь… нас…
Живыми запеклись в нас волны
действительности,
Застыв изваяниями всесильности
и вседозволенности.
А рядом,
Трепанируя голос толпы,
Будто со скальпеля ужаса
Из уголка рта
Тонкими струйками стекает кровь
И как вино пьянит страхами посмертные улыбки
повешенных.
Теперь смотреть не запоминая,
Все сразу,
Все много…
 
 
Их нет этих глаз,
Но смотрят они,
Но плачут они,
Но смеются они
Кусочками неба,
Свободными от туч.
ПРОСТИТЕ ЗА ВАШИ БОЛИ
О, святыня!
Запри на три замка мужество,
Вдоль и поперек осажденный язык:
Ни сказать,
Ни молвить,
Ни закричать,
Закричать также жутко,
Как бомбы,
Визжащие тысячесмертно
И ниспадающие каменным водопадом
рушащегося дома.
 
 
Не шелестите в грудь
Листья осенней тоски.
Прошу Вас не плачьте, тучи,
Косыми стенаньями в дождь,
На это способен лишь людь
Больной болью.
 
 
Провалы обугленного дома смотрятся моргом,
Где убитый священник в военном мундире
судорожным оскалом пальцев
все еще сжимает книгу божьих заветов:
– НЕ УБИЙ!