Цитаты из книги «Ранние тексты. 1976–1990»

Деятельность Малевича представляет собой реакцию на такое положение вещей. Малевич выполняет трансцендентально прекрасный предмет. Этот предмет не является уже ни частью мира, ни субъективным взглядом на него. Он являет в себе как бы саму суть предметности. В дальнейшем весь европейско-американский авангард пошел по этому пути. Предмет стал пониматься как «единица субъективности», как элементарный

Если же язык искусства распадается, то само искусство превращается в собрание «красивых вещей», которые, будучи частью мира, открыты для их утилитарного использования в качестве украшений, рисунков на память и т. д. При этом утрачивается их относительная иерархия: одна художественная манера становится не хуже другой.

Но это возможно лишь при относительном единстве языка искусства. Только в этом случае сколь угодно свободные эксперименты художника с языком искусства оставляют для зрителя возможность понимания, так как сохраняют корреляцию языка искусства с определенной общепринятой системой значений, образующих «реальность».

Предельная свобода художника не уводит его, с точки зрения Хайдеггера, за пределы бытия вещей, а, напротив, вводит его в бытие.

Философия искусства Хайдеггера представляет собой крайнюю манифестацию романтизма.

Нерасторжимость манеры изображения и изображаемого означали здесь слияние субъекта и объекта, и их тождество, в сущности, и представляло собой то недостижимое состояние

Романтизм отказался в свое время от классицистической роскоши, признав все вещи мира равно заслуживающими внимания. Само действие искусства сосредоточилось в художественной манере изображения, или, иначе говоря, в прекрасной душе художника, нашедшей себе выражение в этой манере.

сама картина как прекрасный объект уже вполне могла быть достижима в качестве предмета роскоши. Уже здесь становится ясно, что эстетическую дистанцию можно понимать двояко: как социальную условность, подчиняясь которой посетитель музеев ведет себя в них благопристойно, не трогает экспонат руками и т. д., и как имманентное свойство самого произведения искусства, внутренне сопротивляющегося всякому использованию.

Классицистическое искусство представляло зрителю образ недостижимо прекрасного объекта.

Произведение искусства представляет зрителю нечто прекрасное, то есть оно представляет ему нечто желаемое, но недоступное для него, а лишь созерцаемое им. Произведение искусства есть недостижимый объект желания. Именно в недостижимости предмета искусства заключена его искусственность и его искусительность.