Наблюдатель: Два думотерия в радиусе действия станции. Это побег.
Хранитель: Записано.
Думовед: Оцениваю духовнотелесные слепки.
Обрезчик: К обрезке готов. Жду указаний.
Думовед: Оценку первого думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый слабозаторможенный. Обособленность ниже среднего. Слиятельность выше среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Думовед: Оценку второго думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип слабовозбудимый, слабозаторможенный. Обособленность выше среднего. Слиятельность ниже среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Обрезчик: Резать?
Судья: Нет. Недостаточно данных. Эффективность обрезки не выяснена.
Думовед: Перехожу к тонкому душевному изучению. Нуждаюсь в определении очерёдности.
Судья: Назначаю первоочередным второго думотерия.
Думовед: Проверяю самосознание думотерия. Выявляю обособленные участки памяти. Располагаю в порядке обособления и связности. Строю шкалу страхов и вожделений. Выбираю основу самосозерцания думотерия. Недостаточно данных. Прошу разрешения пополнить основу.
Судья: Разрешаю.
Думовед: Интерполяция или экстраполяция?
Судья: Экстраполяция.
Думовед: Прошу память всех доступных особей.
Хранитель: Карты памяти думотериев такого типа не найдены. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Думовед: Использую для экстраполяции доступную мне память первого думотерия. Основа самосозерцания составлена. Выбираю внешнее представление. Нуждаюсь в выборе способа контакта. Образный или логический? Прямой, волновой или симуляторный?
Судья: Образный симуляторный.
Думовед: Составляю звуко-визуальную симуляцию. Нуждаюсь в технической поддержке для передачи симуляции думотерию.
Техник: Частоты? Способ симуляции?
Хранитель: Нет данных. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Техник: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Техник: Снимаю с себя ответственность за последствия. Сканирую волновую картину. Ритмичная несущая найдена. Модулирую. Информация отправлена.
Думовед: Реакция на диалог парадоксальна. Чувственный ряд: безразличие, заинтересованность, удивление, испуг, осознание, безразличие. Передаю подробно для фиксации контакта. Карта памяти первого думотерия считана полностью.
Хранитель: Записываю. Чувственный ряд контакта зафиксирован. Карта памяти первого думотерия принята.
Думовед: Контакт отвергнут. Оценка угрозы побега выполнена. Побег неопасен.
Обрезчик: Резать?
Думовед: Нет.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Нецелесообразность. Думотерий вялодумен. Вмешательство демаскирует станцию.
Обрезчик: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Думовед: Карта памяти второго думотерия считана полностью. Коррекция оценки побега выполнена. Степень опасности понижена. Предлагаю игнорировать побег.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Ничтожность.
Судья: Побег игнорирован как ничтожный. Внести запись в журнал. Продолжать наблюдение.
Хранитель: Записано.
Наблюдатель: Продолжаю наблюдение.
Техник: Всем-всем-всем, невзирая на лица. Если до следующего побега не будут получены данные о технической оснащённости думотериев…
Конец выписки
– Внимание, начинаю торможение перед посадкой! – предупредил капитан Росс и потянулся к ходовой рукояти. «Говорю как в пустоту», – подумал он, мягко нажимая на ручку.
Но на этот раз ему ответили.
– Бросьте, Джош, – воркотнул в наушниках глуховатый голос. – Я же просил вас…
Тело налилось тяжестью.
– Высота две тысячи пятьсот, скорость потери высоты пятьдесят четыре. Покидаю орбиту снижения. Двукратная перегрузка, две секунды, – сказал капитан Росс.
Клипер тряхнуло. Двукратная – ерунда, с нею даже не раскланиваются. Росс привычно удержался от кивка, мельком глянул на терминал и тут же вернулся к экранам радара, машинально шевельнув рукоятью распределения тяги раньше, чем успел понять – по крену минус пять, надо исправить. Синий радарный маркер скользнул в перекрестье, капитан «Актеона» уменьшил тягу так, чтобы снижаться с постоянной скоростью, и сказал, не удостоив взглядом альтиметр:
– Высота тысяча пятьсот, скорость потери высоты восемнадцать, приступаю к корректировке курса.
Считывать курсовые поправки – обязанность штурмана, но в кресле, установленном позади пилотского, никого не было. Единственный пассажир «Актеона» не пожелал воспользоваться любезным предложением «Moon Attraction» и сыграть роль передаточного звена между бортовым компьютером и пилотом. Поступок для туриста, заплатившего бешеные деньги за перелёт, по меньшей мере странный, решил Джошуа Росс, когда услышал, что мистер Вавилов не хочет побыть штурманом, а за посадкой понаблюдает из пассажирского салона, там, мол, видно лучше. Слов нет, обзор с места пилота отвратительный, а со штурманского – хуже не придумаешь. Кому-то из дизайнеров пришла в голову блестящая идея – декорировать пост управления клипера под кабину лунного модуля кораблей серии «Аполлон». Не зря её тогда участники миссии «клопом» обзывали – сплюснутая, тесная, а два скошенных иллюминатора действительно похожи на глазки насекомого. «Спасибо, хоть не заставили стоять, как Нила и Эдвина», – сказал управляющему капитан Росс, когда впервые увидел, в каких условиях придётся работать.
Впрочем, размер «окошек» не интересовал Джошуа. Пилоту клипера они вообще не нужны – бутафория, как и многое другое на посту управления. Для того предназначены, чтобы храбрый турист не скучал в штурманском кресле, когда капитан клипера станет выполнять поворот по крену на сто восемьдесят градусов.
– Высота шестьсот двадцать, цель справа по борту двадцать четыре. Разворот на правый борт.
Капитан Росс говорил по-русски почти без акцента. Букву «р» слегка смягчал, отчего сперва показался Вавилову рохлей. Но в рейсе, познакомившись с капитаном поближе, Илья Львович вынужден был признать свою ошибку – Джош оказался твердолобым службистом, упрямцем, хоть и симпатичным упрямцем. Управляющий представил его как лучшего и опытнейшего капитана акционерного общества «Moon Attraction», и Вавилов принудил себя поверить этому, хоть и заподозрил, что капитана Росса поставили в рейс просто потому, что кроме него никто не говорил по-русски. Подозрительность – сквернейшая черта характера, но что поделаешь, в большом бизнесе иначе нельзя. Если недоверие к ближнему своему, равно как и к дальнему, не превратится во вторую натуру – съедят. Причём, скорее всего, как раз ближние. Им проще. Вавилов скривил губы – припомнил травлю с загоном, которую устроила ему Джина. Блистательный бракоразводный гешефт, увенчавший превосходно спланированную и проведенную безупречно финансовую операцию – замужество. Джина молодец, времени даром не теряла, за полгода управилась. Ни одного лишнего действия, как метательница молота, – окрутила, раскрутила и бросила. Припомнив некоторые обстоятельства броска, Илья Львович ощутил приступ тошноты. «Это от болтанки» – сказал он себе и, чтобы отвлечься, глянул в иллюминатор правого борта. Иллюминатор – неудачное название. Огромный выпуклый фонарь во всю стену и даже часть потолка захватывает, лишь тонкая перемычка между ним и левым иллюминатором. Чувствуешь себя, как насекомое в банке. И кажется, склянку раскручивают, чтобы швырнуть на изъеденное оспинами, морщинистое серое взгорье и разбить вдребезги. «А говорили, участок ровный, – брюзжал про себя Вавилов. – Видно же, что с уклоном!.. А, ну да. Этот же сказал, разворот на правый борт, потому и кажется, что склон. Значит, справа уже должна быть видна моя берлога. Ну и где же? Солнце садится, тени длинные… А, вот она».
Вавилов не успел рассмотреть ресторан как следует, тот уполз из виду. Почудилось, что на купол напало гигантское членистоногое животное, но видно было плохо – сверкающая капелька на гребне холма и к ней присосался чёрный призрак. Небо тоже чёрное. «Чёрное на чёрном… Нет там ничего, просто игра теней. Да ещё и видно плохо. В дымке всё, как будто пыль ветром подняло. И внизу тоже. Э! Что-то тут не так! Какой на Луне может быть ветер? Не пудрят ли мне мозги?»
– Эй, капитан Росс! – позвал Вавилов таким тоном, каким некогда крутой парень по кличке Вавил, владелец сети закусочных «Закуси!» разговаривал с отжимателями. – Джошуа! Там, блин, внизу, как я вижу, поднимается ветер? Пыль посадке не помешает? А, кэп?!
– На Луне не бывает ветра, – спокойно ответил капитан Росс.
– Может быть, мне кажется? – вкрадчиво продолжил Илья Львович, пытаясь отстегнуться. – Может, блин, я тупой? Но что тогда пылит, если не ветер?
– Солнце садится. Вблизи терминатора всегда поднимается пыль. Статическое электричество. Посадке не помешает. Цель прямо по курсу. Высота двести, скорость потери высоты восемнадцать, – бубнил капитан с равнодушием торгового автомата. – Двукратная перегрузка, полторы секунды.
Вавилов оставил в покое пряжку страховочного ремня. Всё равно не получалось расстегнуть – что-то заело.
– Экстракла-асс, – негромко нудил себе под нос Вавилов. – Ремень, блин, нормальный пожмотились поставить. А если авария? Жулики. Электричество у них, блин, статическое. И с кратером напарили. Учёные. Грузили же когда-то, что ближайшая к Земле точка должна быть там, где треугольный кратер. Этого, как его? Укерта.
С этим Укертом вот какая история вышла у Ильи Львовича. В юности, шатаясь по модному тогда Интернету, где-то прочёл, что есть на Луне загадочные места и бывают всякие загадочные явления. Вроде бы имеются даже брошенные инопланетные города и всякие здания. Башни какие-то. В инопланетные корабли, якобы виденные при посадке Армстронгом, Илья не поверил, потому как в той же статье писали (и приводили тучную тучу доказательств), что американцы на Луне и вовсе не были, и вся лунная миссия – развод чистой воды. Поскольку проверить возможности не было, пришлось выбросить из головы и Армстронга, и корабли пришельцев – Вавил терпеть не мог, когда ему вешают лапшу на уши. Но кратер… Его Илья хорошо рассмотрел в телескоп – дал бабок одному учёному ханурику, тот показал. Точно, кратер треугольный, на глаз – в самом центре Луны. Место, где расположен, так и называется – Центральный Залив. Треугольник на серебристом фоне запал в душу, Илья на всю жизнь крепко запомнил название – кратер Укерта. Тогда ещё подумал: нельзя ли дать кому-нибудь бабок, чтобы переименовали в кратер Вавилова? Но справляться об этом у ханурика учёного постеснялся, вдруг бабок стоит немерено, а спросить и не иметь при этом возможности отбашлять тут же, не морщась, показалось Илье Львовичу ниже собственного достоинства. Но как же всё-таки круто! Треугольный кратер в самой ближней к Земле точке! Координаты, значит, должны быть ноль-ноль! Подфартило этому Укерту, думал тогда Вавил. И вот, много лет спустя, ему говорят, что всё это туфта. И кратер не совсем треугольный, и координаты не ноль-ноль. Кому же верить? Было же чёрным по белому в Интернете написано – если, стоя в этом самом кратере, поднять голову, то Земля будет всегда точно в зените. Когда в переговорах с «Moon Attraction» дело дошло до выбора участка, Илья Львович назвал кратер и сказал: «Чтоб координаты были чётко ноль-ноль, и чтоб Земля была всегда в зените». А скользкий типчик, их торговый представитель, заюлил: «Выберите что-нибудь одно – кратер Укерт или два нуля». И пошёл плести, нет-де на Луне места, где Земля всегда точно в зените, из-за какой-то либрации-вибрации, а кратер вообще в стороне. И стал показывать карту и убеждать, что на глаз легко ошибиться градусов на пять и что при невысоком разрешении Укерт действительно кажется треугольным, но вблизи… Слушать этого хитровыдранного умника было противно, тот как с идиотом разговаривал. Видно же безо всякого телескопа – наплевать ему, где на Луне будет ресторан «BlinOk». И Вавилов решил – ладно. Хрен с ними с двумя нулями, если всё равно Земля не всегда в зените. Тот или не тот кратер, будет видно при посадке.
– В договоре пропишем кратер Укерта в Центральном Заливе, – потребовал Вавилов, машинально прикидывая, сколько слупить с «Moon Attraction», если подсунут не тот участок.
– В Sinus Medii? – с готовностью переспросил ушлый представитель.
О проекте
О подписке