Как пользоваться огнетушителем я знал, мигом его перевернул, сильно дёрнул чёрным рычагом, разбивая внутри ампулу и огнетушитель жизнерадостно выпустил тугую струю и…. Тут же сдох. Следующий огнетушитель, который я сорвал со стены казармы, лишь громко пёрднул на все мои правильные действия, а потом тоненько-тоненько и долго засипел. Больше огнетушителей в батарее не было, да и не нужны они были, потому что в канцелярию с боевыми видом ворвались дневальные и тут же залили всю канцелярию, даже комбата четырьмя вёдрами ледяной воды. Огонь тоже.

Последующие пять минут мы трудолюбиво собирали с мокрого пола тлеющие остатки пожарища и складывали в ведро, где огонь быстро возродился. Комбат махнул рукой Паничкину и тот, схватив горящее ведро, помчался с ним в туалет, даже не увидев, как командир батареи, сделав пару скользящих шагов, что-то сыпанул в ведро.

Улыбнувшись своим мыслям, капитан Климович отдал мне приказ: – Иди, посмотри, чтоб там с Паничкиным всё в порядке было…..

Я уже догадался, что он сыпанул в ведро, но чуть-чуть не успел. Паничкин, с горящим ведром заскочил в курилку, расположенную за умывальной комнатой, где в это время успокаивали куревом свои нервы сержанты. Поставил между ними на мозаичный пол ведро и сунул туда свою рожу посмотреть – А что там горит? Мне только и осталось наблюдать, как в ведре долбанули ампулы с противодымной смесью, а Паничкин так в испуге скаканул от ведра, завалив при этом двоих сержантов, что я думал он сейчас вылетит в окно. Сержанты от совершенно неожиданного, пусть даже и небольшого взрыва, тоже шарахнулись в разные стороны. Кто-то сильно ударился об стену, кто-то поскользнулся на полу и упал…. Да и остальные пострадали и сейчас в пол голоса матерились, приводя себя в порядок. Пока я возился с нашим батарейным писарем, который за небольшие пятнадцать минут дважды получил сильное душевное потрясение, приводил его в чувство, успокаивал и аккуратно вёл обратно на его рабочее место в канцелярию, дневальные навели там порядок и о том, что тут было свидетельствовало только чёрное пятно на паркете, подпаленный шкаф, жалкие остатки чучела, полу обгорелый стол взводников и изрешечённая штык-ножами дверь. Сам комбат безмятежно сидел за столом и курил.

– Дежурный, вечером тут порядок, какой и был раньше… Да…, и дверь заменишь…

– Есть!

Я вышел в расположение, усиленно размышляя – Где достать дверь? А если перевести вопрос на солдатский язык – Где её украсть? В свою очередь я завёл в канцелярию двоих из троих дневальных и, обведя пальцем помещение, сказал, копируя голос комбата: – Вечером тут порядок, какой и был раньше… Как вы это будете делать – меня не интересует…

– Боря, да ты что, офигел что ли? Да тут работы…, – возмутились товарищи по несчастью.

– Хорошо, – быстро согласился я, – я тогда навожу тут порядок. Меня это не пугает, а вы ищите дверь и ставите её…

– Не…, не…, не…, – сразу пошли в обратку дневальные, даже выставив руки вперёд, – мы тут порядок наведём. Дверью ты занимайся.

Оставив их в канцелярии в обсуждение, как они будут тут работать, я вышел в коридор и услышал, как капитан Климович в каптёрке дерёт старшину Николаева за незаряженные огнетушители. Ну и как всегда, срок на исправление и этого недостатка тоже был вечер.

К обеду половина работы по канцелярии была выполнена. У меня к этому времени в голове сложился нахальный план похищения хорошей двери с полкового медпункта. Затраханный комбатом опытный и мудрый старшина тоже не дремал и прекрасно понимал, что помимо заряженных огнетушителей он должен комбату представить что-то более весомое и после обеда все усилия сержантов дембелей были направлены именно в этом направление.

Ну…, а я после обеда, особо не задумываясь, направился за казарму, где стояло одноэтажное деревянное здание полкового медпункта. Там как раз, на входной группе неделю назад установили новенькую дверь. Подошёл, осторожно открыл и поглядел на вторую дверь тамбура – закрыта. Воровато огляделся, пробормотав про себя – «Смелость города берёт» и тут же вторую народную присказку – «Наглость – второе счастье», присел, взялся правой рукой за низ двери у косяка, левой придерживал другой край, где-то в районе дверного замка, поднатужился и резко потянул дверь вверх, снимая её с петель. Дверь поддалась с недовольным скрипом, а у меня банально не хватило силёнок с первого раза снять её с петель и она уже с вызывающим грохотом снова опустилась на своё место. Тут же открылась вторая дверь в небольшое фойе медпункта и оттуда появилась голова дневального, которая с подозрением уставилась на меня. Наряд по медпункту выставлялся из ходячих больных, предназначенных к скорой выписке и вот этот дневальный, после секундного недоумённого молчания, задал вполне закономерный вопрос: – Ты кто такой и чё тут делаешь?

– Чё…, чё…!? Не видишь дверь снимаю, давай помогай…

Дневальный несколько секунд переваривал услышанное, после чего задал ещё один вопрос: – А на хера?

– Блин…, – вызверился я на бойца и сунул ему левую руку с красовавшейся там красной повязкой «Дежурный по батарее» почти под нос и с экспрессией в голосе прикрикнул, – видишь? Дежурный по штабу и командир полка сказал снять дверь и отнести её на ремонт…

Дневальный по медпункту где-то подсознательно понимал, что его нагло «обувают», но его сбивал с толку мой решительный настрой, а в довершение всего он никак не мог связать вместе очевидные вещи, на которые по очереди переводил свой взгляд – повязка на рукаве «Дежурный по батарее», но он заявляет что «Дежурный по штабу» и что командир полка приказал совершенно новую дверь отнести на ремонт.

Я в свою очередь прекрасно понимал, что ещё через несколько секунд он умножит «дважды– два» и получит правильный ответ и дверь так и останется висеть на медпункте. Поэтому, не давая болящему курсанту произвести в уме умножение, грозно заорал: – Чё стоишь как бревно, там командир полка ждёт, а ты как баран. Видишь, я один не могу…

Буркнув в ответ: – Чё орёшь!? Спокойно, что ли нельзя сказать….!? – Он послушно нагнулся и через пару секунд, дверь со скрипом слетела с петель.

– Ты тут постой… Я счас всё-таки спрошу…., – и тут же исчез за второй дверью.

– Конечно, спроси…, – крикнул ему в спину, чуть присел, подцепил дверь за бока и рванул с нею, как на стометровке. Я уже успел пробежать метров пятьдесят и должен был скрыться за углом казармы, как из медпункта вывалила толпа отожратых санитаров из постоянного состава, с кучей выздоравливающих и с криком: – Вон он…, – ринулась за мной. В мозгу вспыхнула яркая, живописная картинка, как это стадо догоняет меня, отбирают дверь и этой же дверью начинают меня лупить, вбивая по пояс в мёрзлую землю. Это мне придало дополнительные силы и я ломанулся с удвоенной скоростью за угол казармы. Как не свалился на землю при крутом повороте, как с разгону не выбил входные двери казармы, никого не сбил и не покалечил, стремительно поднимаясь по узкому лестничному пролёту – я этого не помнил. Очнулся, только увидев в дверях родной батареи старшину Николаева и услышав топот погони уже на лестнице. А Николаев, принимая боксёрскую позу, жизнерадостно орал: – Цеханович, заскакивай и сразу в сторону…, в сторону…

Что я и сделал, с первого раза попал в дверной проём входа батареи и не сбив старшину. А Николаев за моей спиной азартно ревел и первый же появившийся в дверях, получил «хорошую дыню в пятак». Упал назад на погоню, но та его по инерции занесла обратно и он получил второй апперкот и на этом для него погоня закончилась. Впрочем, остальные продержались совсем недолго, гораздо дольше они шебуршились за дверью на лестничной площадке и на всём пролёте, охая и ахая. Потом приводили в чувство самого первого и пытались вступить в переговоры со старшиной. На что Николаев, открыв дверь на лестницу, злорадно хохотал, глядя туда и голосом Мефистофеля с гордостью кричал: – Ну что, олени…! Вас один курсант, как салабонов сделал! Это вам не ваша сраная санчасть – а четвёртая батарея…

Закрыл дверь и хлопнул меня по плечу: – Молодец, Цеханович. Уважуха… А этих не бойся. Я к ним завтра схожу и предупрежу, чтоб к тебе претензий не имели. А так Благодарность тебе, что честь четвёртой батареи не опозорил.

Я принял строевую стойку и молодецки гаркнул: – Служу Советскому Союзу….

Оказывается, старшина наблюдал из окна умывальной комнаты, как я воровал дверь и как за мной помчалась погоня.

Но благодарность благодарностью, но надо было ставить дверь, а опыта у меня в таком деле не было, тем более что оказалось, петли на косяках на эту дверь-то нужно было не только перевешивать на другую сторону, но чуть ли не весь косяк переделывать. И вот с этим я промучился практически до самого отбоя. Поставить-то поставил, но где-то чуть-чуть перекосил и дверь была.., ну буквально на несколько миллиметров шире, отчего она стала очень туго открываться. Аааа…, ничего…, разработается…

Сержанты-дембеля в это время провели почти войсковую операцию, результатом которой стало похищение упитанного барана из сарая прапорщика Елатунцева. Быстро разделали на шашлыки. Шустрому курсанту со второго взвода дали три трёх литровые банки и послали в деревню Порошино за самогонкой. Короче суеты вечером было до фига, что очень здорово мешало мне работать с дверью, потому что сержанты постоянно шастали туда сюда из канцелярии и обратно в канцелярию, где накрывали приличный стол для комбата и командиров взводов.

Офицеры сидели в ожидании приглашения в каптёрке и непринуждённо общались, сержанты уединились в классе подготовки с макетом местности и тоже общались, потягивая в разумных рамках самогонку. Две банки они оставили для офицеров, а одну себе. Но они не знали, что шустрый курсант, бегавший в Порошино за самогонкой, принёс ещё двухлитровую банку самодельного алкоголя уже для себя.

За двадцать минут до вечерней поверки он подошёл ко мне и, воровато оглядевшись, предложил: – Боря, пошли по чуть-чуть дерябнем…

В душевой, забитой батарейными лыжами, собралась своя компания курсантов со всех взводов. Так сказать курсантских лидеров. С нашего взвода был ещё и Фока, радостно блистая своей фиксой. Слушая гомон поддатых сержантов из-за стены, мы втихушку приняли свои порции, закусили пряниками, шёпотом обменялись впечатлениями прошедшего дня и разбежались. Меня немного развезло и, воспользовавшись якобы подгонкой двери, не встал в строй, а наблюдал за поверкой со стороны.

– Ну что, Цеханович, готово? – Подошёл ко мне старшина.

– Так точно, товарищ старший сержант, только туго открывается…., – счёл нужным предупредить.

Старшина махнул рукой и повернулся к Бушмелеву и Долгушину, стоявшим недалеко: – Сейчас отобьётся батарея и приглашаем, а пока пошли…., – и сержанты удалились в класс подготовки, чтобы принять на грудь ещё немного, а я побрёл к своей кровати, где моментально вырубился, как только голова коснулась подушки.

Проснулся от бесцеремонного тормошения: – Вставай…, вставай…, тебя старшина зовёт…

Я соскочил в кровати и, ещё не совсем проснувшись, мутными глазами осмотрелся по сторонам, а так как – что в нашей батарее, что в соседней пятой всё было одинаково, то со сна попутал направления и помчался в сторону каптёрки пятой батареи.

– Боря…, ты чё опупел что ли? – Меня догнал тормошивший дневальный и чуть ли не силой завернул меня в правильное направление. Да я и сам уже с ориентировался, окончательно проснулся и помчался туда, куда нужно. В шевелящую темноту у входа в канцелярию батареи, но опоздал. Послышался неясный шум, потом смягчённый грохот, мат, смех…

Потом, я не спал почти пол ночи, потому что как только вспоминал произошедшее, так меня разбирал дикий смех, который приходилось душить в себе, чтобы не разбудить спящих товарищей. Да и пьяный был. А произошло следующее. Спустя пятнадцать минут после поверки, батарея спала крепким солдатским сном, а старшина, построив в одну шеренгу перед входом в канцелярию старослужащих сержантов, отправился приглашать офицеров на небольшую пирушку. Пригласил, офицеры чинной группой вышли из каптёрки. Рядом с комбатом шёл старшина и, подходя к строю сержантов, подал команду – Смирно! Пропустил комбата вперёд и тот, подойдя ко входу в канцелярию, дёрнул ручку, чтобы открыть дверь. Дверь не открылась. Комбат дёрнул сильнее – результат нулевой. Старшина забежал со стороны и, доложив комбату, что дверь открывается туго, попытался сам её открыть. Дверь не поддалась.

– Дневальный топор…., – зло прокричал старшина и топор буквально через секунду материализовался в руках дневального около старшины. И тот особо не думая, вернее думая и желая быстрей открыть дверь, вставил лезвие топора в щель между дверью и косяком и с силой нажал на топор. Дверь стояла, как влитая.

– Но он же её открывал, – удивлённо пробормотал старшина и тут же выдал новую команду, – Цехановича сюда…

Но сам ждать не стал, а повторил попытку уже с дурной силой. Но фишка тут была в том, что дверной проём почти вплотную примыкал к высокому и узкому самодельному шкафу, где внизу висели аккуратно заправленные шинели, а в верху, в отдельных ячейках лежали укомплектованные вещмешки. Вот и получилось, что первый раз от бездумного дёргания топором косяка, весь этот шкаф до самого потолка лишь зашатался, а во второй раз сначала опасно наклонился, внезапно вывалив на строй сержантов гору вещмешков, а потом просто рухнул на них, завалив тех под грудой вещмешков и тяжёлой деревянной конструкции. В этот момент я и подошёл, уставившись на шевелящуюся громоздкую кучу и доносившейся из-под неё придушенный мат. Старшину и офицеров эта катастрофа не задела, а я поняв в чём дело, сначала испуганно прошептал, а потом продемонстрировал: – так она теперь в другую сторону открывается…, – и, преодолевая сопротивление ещё не разработавшейся двери, толкнул её и открыл. Офицеры расхохотались, увидев, как просто «открывается ларчик», поглядели на шевелящуюся кучу имущества, из-под которой выползали растрёпанные сержанты, а следом за ними рассмеялся и старшина. Короче получилось весьма забавное приключение. Офицеры зашли в канцелярию, старшина махнул мне рукой и я пошёл спать. Но уже через десять минут меня снова вызвали, но уже в канцелярию, к комбату. Оказывается, старшина рассказал капитану Климович, как среди бела дня я совершил набег на полковой медпункт и нагло украл там дверь. При этом он, конечно, приукрасил и мои действия, где я лихо отбивался от погони дверью, а старшина уже здесь прикрывал меня своим телом и кулаками. Офицеры ржали над рассказом, а потом комбат позвал меня. Я стоял перед столом командира батареи, держал в руках кружку с самогоном и слушал одобрительные слова комбата, после чего на законном основании выпил щедро налитый самогон.

До окончания учебки осталось 65 дней.