Последний день полковых учений обещал быть нудным и тоскливым, как и предыдущие несколько дней. Не повезло нам и с погодой, когда всё произошло как по закону подлости. Если перед учениями была целая неделя солнечной и тёплой погоды, то именно в день начала учений затеялся противный мелкий дождик, который не прекращался все эти дни и температура опустилась до +2 – +3 градуса. Конечно, кто служит в Союзе, только бы посмеялся – В январе…., да плюс 2 – 3 градуса тепла, да они там, в Германии, оборзели совсем. Но все кто прослужил в ГСВГ несколько лет, знали – Лучше -10, -15 сухого мороза, чем +2 градуса, да под дождичком в Германии. Это мерзкая погода, когда не можешь толком согреться…. Вечно сырой и влажный, когда холод тихой сапой предательски заползает под одежду, как только ты остановился или прекратил двигаться.
Правда, сегодня ночью дождь прекратился, но низкое, угрюмое, пасмурное небо, взвесь мельчайшей воды в воздухе и непременный ветер, как бы ты не повернулся – обязательно в харю, превращал последние часы учений в хорошую нервотрёпку.
Да и учения сами, в отличие от других полковых, были не интересными. Раньше нас подымали и в течение трёх суток активно прокручивали через три-четыре полигона, где мы в высокой динамике отрабатывали все учебно-боевые вопросы. И на последнем полигоне, заключительным этапом, проводили управление огнём артиллерии полка с боевой стрельбой. Сворачивались и уходили в Пункт Постоянной Дислокации. А тут подняли и сразу кинули на полигон Либеррозен. Всё бы ничего, но во время марша в моём взводе, в самый пик сильного ливня, взорвалось колесо пятого орудия. Приняли на обочину. Пока меняли, правда, это заняло пятнадцать минут, я стоял с флажками на дороге и поворачивал немецкие машины на встречку и очень по дебильному гордился. Вот типа, Гансы, сидите в тёплых машинах, а я, советский военнослужащий, под ливнем охраняю вас. Я промок до нитки и более-менее просох только сейчас. Приехали на Либеррозу, встали на песчаном поле, закопались и двое суток так и простояли. Конечно, шло управление огнём, но это всё учебными снарядами или холостыми обозначали выстрелы и залпы.
Короче, намучились с этими учениями. Но нашей батарее всё-таки немного повезло. Все остальные батареи встали на самом песчаном поле, а наша, девятая батарея, самая крайняя, удачно расположилась как раз на опушке леса, который хоть чуть-чуть, но прикрывал нас от ветра и там можно было развести костры для обогрева. У остальных такой возможности не было. Не было на поле дров, да и как только разведут костёр, так сразу рёв с КП полка – Почему нарушаете маскировку? А какая к чёрту маскировка, когда на жёлтом, песчаном поле выкопано 48 орудийных окопов, накрытых зелёными массетями. Через поле проходило шоссе на Котбус и проезжающие немцы наверно здорово удивлялись – как ровно, в одну ниточку тянется линия невысоких, заросших травой бугров….
Ну, а мы прямо на опушке выкопали ямы и в них постоянно горели жаркие костры, дым от которых ветром уносился в лес.
Вот мы и сейчас сидели с Лёвой Геворгян у костра и балдели. До ячейки СОБа было метров двадцать, там на связи сидел дежурный радиотелефонист и, жалостно шморгая носом, с завистью смотрел на наш костёр, где сидели мы и вычислитель со вторым связистом. Такие же костры горели за каждым орудием и там грелись расчёты, за исключением дежурных наблюдателей.
Только что закончился завтрак, до начала управления огнём было ещё около часа и мы немного расслабились. Но как всегда в такой момент, когда ты размазываешься по бревну, блаженно жмуришься от такого уютного жара, ёрзаешь на бревне, чтобы подставить под животворящее тепло другой бок, прозвучала тревожная трель телефонного аппарата.
– Да…, здесь… Да, сейчас, – в ячейке во весь рост поднялся замёрзший радиотелефонист и призывно помотал в воздухе телефонной трубкой, – товарищ старший лейтенант, вас комбат к телефону зовёт.
Лёва недовольно поморщился: – Ну, чего комбату там неймётся….? Счас… подойду.
Старший офицер на батарее поднялся со стульчика, с удовольствием потянулся крупным и плотным телом и направился в ячейку. Долго слушал указания, потом недовольно буркнул в трубку: – Хорошо, сделаю.
Вернулся обратно и, сев на стульчик, послал связиста по окопам с приказом – Строиться перед ячейкой СОБа.
– Чего там, Лёва?
– Да, комбат, загонашился чего-то…. Оказываются, ждут командующего артиллерией армии генерала Смирнова. Он будет контролировать последний этап. Вот и комбат задёргался, типа – привести всех в порядок. А то вдруг по огневым поедет.
Лёва разнежился у костра и ему лень было шевелиться: – Давай, Боря, ты проверь их, а я посижу. Чего-то в сон потянуло….
Мне уже надоело сидеть у костра, поэтому мигом вскочил и с удовольствием стал распоряжаться. Построил огневиков в одну шеренгу и, проверив внешний вид, практически каждому сделал замечание – Помыться, подшиться, подбриться, почиститься и так далее. Единственно, на ком споткнулся это на рядовом Юзбашеве. Мой подчинённый с шестого расчёта. Маленький, хиловатого вида азербайджанец, чуть больше месяца назад пришёл в мой взвод из молодого пополнения. Был он городским, из Баку, поэтому хорошо говорил по-русски, что здорово его отличало от других азеров. Конечно, как молодой солдат, он был зачуханный и ещё «сырой». Но уже первый месяц службы показал, что в последствие из него получится толковый боец. Правда, сейчас он выглядел жалко. Грязное, не умытое лицо, зимняя стойка, шинель несколько большего размера висела на нём как на вешалке и всё остальное болталось точно также. Конечно, можно его сейчас у костра раздеть и дать умыться горячей водой, равномерно развесить на нём оружие и остальные причиндалы, но вот – Что делать с густой, иссиня-чёрной и матёрой щетиной…? Это был ещё тот вопрос. Он ещё на гражданке имел кучу отсрочек от армии по семейным обстоятельствам и сейчас ему было 24 года. По южным меркам он считался зрелым мужиком, что красноречиво подчёркивала его щетина. Если русские солдаты, даже старослужащие только подбривались раз в три дня, то Юзбашев, наверно единственный в полку, даже среди офицеров и прапорщиков, брился опасной бритвой и это был целый ритуал. Сначала он её точил, потом размачивал полотенцем опущенным в горячую воду щетину, а после всего этого намыливался, брился и треск срезаемой щетины доносился даже в коридор, вводя в священный ужас сослуживцев.
Вот и сейчас бегло осмотрев подчинённого, я понял бессмысленность даже попытки побрить его в полевых условиях и также быстро принял решение.
– Юзбашев и ты Матвеев, идёте на перекрёсток дорог и меняете там Серебрякова и Кумова. Обороняете левый фланг батареи. Матвеев ты старший.
Матвеев был с пятого расчёта, прослужил больше года и рвал, и метал в попытке заслужить отпуск, но посчитав, что вырытый окоп на перекрёстке лесных дорог не место, где можно его заработать, заныл: – Товарищ прапорщик, а чё я …? Чё.., вечно я? Я лучше из орудия постреляю и здесь на огневой позиции поработаю… Там Юзбашев и один справится…
– Хорош ныть. Ты на себя посмотри…, тебя как и Юзбашева прятать надо… Вперёд…
– Боря, погоди. Ну-ка давай их сюда обоих, – послышался голос Лёвы от костра.
Все разбежались устранять недостатки, а этих двоих подвёл к Лёве, который стал их инструктировать.
– Так, балбесы. Довожу информацию. Помимо нас, здесь на полигоне проходят учения разведбата армии. Если мы стреляем и крутимся здесь на поле, то они наоборот должны взять языка, напасть на какое-то подразделение и обезоружить его или условно заминировать. Так что, Матвеев, ты морду в сторону не вороти и там тоже можно отпуск заработать. Вот где они там шатаются? Может к нашей огневой позиции подбираются? Благо мы чуть ли не в самом лесу стоим. Вон они, позавчерашней ночью, разоружили наряд по парку и угнали оттуда ГАЗ-66. Так что – Ушки на макушке. Ну…, а если с разведчиками у вас прокол будет – то я вам такой прокол устрою… Ну, естественно и никого не пропускать, – Лёва поднял кулак и погрозил им.
Надо сказать, что руки и ладони старшего лейтенанта Геворгян – это отдельная тема для анекдотов среди офицерского состава полка. Они были как лопаты – большие и широкие. А если он их сжимал в кулаки, то они становились, как раньше на Руси говорили – Пудовыми. Для Лёвы это тоже была больная тема. Ни одни кожаные перчатки не налезали на руки. Просто не было таких размеров. Поэтому, когда Лёва ездил в отпуск, в свою солнечную Армению, то там шил на заказ пар десять перчаток. Но это спасало его лишь на некоторое время. Он их терял со скоростью одна пара в неделю, и вскоре щеголял либо голыми, покрасневшими от холода руками, либо одевал и ходил в обычных, брезентовых строительных рукавицах.
Вот и сейчас если приложить кулак Геворгяна к голове Матвеева, то из-за него будет выглядывать только уши и шапка, а уж голова Юзбашева скроется как луна за солнцем.
Солдаты с почтением осмотрели воспитательный инструмент командира и молча направились в глубину леса, менять сослуживцев. Лёву бойцы не боялись, а уважали как грамотного офицера, так и как отличного и справедливого командира. Лёва бойцов никогда не бил, зная свою дурную силу. Мы как-то с обеда вместе возвращались в казарму, а дневальный в это время сидел на тумбочке, отвернув лицо от входной двери, и весело базарил с товарищами в конце коридора и не заметил входящее начальство. Так Лёва подскочил и не ударил, а просто резким движением руки снёс бойца с тумбочки. В какой позе он сидел, в той же и летел по воздуху метров пять, а потом катился на заднице ещё метра три по кафельному полу под дружный смех товарищей.
Пауза затягивалась, было уже почти двенадцать часов, а никаких команд не поступало. С правого фланга огневой позиции неожиданно прибежал к нашему костру наблюдатель и сбивчиво доложил: – Товарищ старший лейтенант, там…, там на поле, все батареи сворачиваются…
Мы вскочили на ноги и метнулись к первому орудию, откуда просматривалось всё поле. Действительно, батареи полка отбивались, но не так как будто на учениях получили команду «Отбой» и переместится. Все отбивались не спеша и явно сворачивались.
– Не понял? – Удивился Лёва. Я эту же мысль выразил более сочно и матерно.
Мы оба метнулись в ячейку и Лёва позвонил на КНП батареи. Трубку взял командир взвода управления лейтенант Денисенко.
– Витя, там что команда «Отбой» пошла? – Я прислонился ухом к трубке с другой стороны и услышал, – Да…
– А чего нам тогда не передаёте?
– Комбата срочно вызвали на КНП командира полка. Чего вызвали – не знаю. Вот сам сижу и жду, а рядом остальные отбиваются. Вроде бы конец учениям. Сейчас Чистяков придёт тогда что-нибудь и скажет…
Херня какая-то. Мы удивлённо посмотрели друг на друга. Никогда такого не было, чтобы полковые учения заканчивались без управления огнём с боевой стрельбой. Ну ладно, посмотрим, что будет дальше.
Через десять минут зазвонил телефон. Это был комбат: – Лёва, к тебе полковая контрольная группа приехала?
– Нет, никого нет.
– Хорошо, сейчас подъедет…
– А что хоть случилось? Что все отбиваются, а нам команды нет?
– Да сам не знаю… Приехал минут сорок тому назад генерал Смирнов. Злой и раздражённый как чёрт. Всех на КНП полка оттрахал… Чего-то там орал, а потом вызвал меня. Я там как чмо стою, глазами моргаю, – в этом месте мы с Лёвой придушенно засмеялись. У Чистякова был периодический врождённый или просто нервный тик и иной раз, в самый неподходящий момент, особенно когда его ругали, он начинал моргать, а впечатление такое создавалось, как будто он заговорчески подмигивает, что ещё больше заводило ругающее начальство. – А он поспрашивал про батарею. Спросил про тебя. Ты где ему попался? Очень уж он агрессивно про тебя спросил…
– Да я никогда его в жизни не видел, – задумчиво произнёс Лёва, мысленно пробегая свою службу в первой танковой армии, – А что он спрашивал?
– Как обычно спрашивают. Как служит?
– Ну?
– Чего Ну? Нормально тебя все характеризовали.
– Короче, сказал лично проверит батарею. Да, там сейчас тебе ещё с других дивизионов снаряды подвезут. Так что готовься к стрельбе. Ты внешний вид проверил?
– Да, нормально в этом плане.
Лёва положил трубку на аппарат и озадаченно выругался по-армянски: – Откуда он меня знает?
Через десять минут на огневой позиции остановил ГАЗ-66, из кабины которого вылез жизнерадостный начальник топослужбы полка и он же начальник полковой контрольной группы, а из кузова высыпали солдаты и сержанты с приборами.
– Здорово герои, – радостно завопил капитан Климкин, здороваясь с нами.
– Хорош подкалывать. Ты лучше скажи – Чего приехал? И что там у вас происходит?
– Что, что… Сексуальный день. Нас уже оттрахали, теперь будут вас. Мыло, полотенца, штаны ширинкой назад. Лично генерал будет…
– Коля, хорош тарахтеть. Ты конкретно скажи – Чего там у вас?
О проекте
О подписке