ЧП
В полку ЧП. Да ещё какое ЧП! Четыре трупа и двое в тяжеленом состоянии. Сейчас врачи делают всё, чтобы вытащить бойцов с того света. А пока врачи борются, в полку идут разборки – Как так? Почему? Где и в каком месте проглядели? Кто виноват? Кто должен и как отвечать? Что надо сделать, чтобы это не повторилось потом?
Это в российской армии, при Табуреткине, при таком ЧП сразу назначались виновные, даже не разбираясь – вся вертикаль, от командира взвода до самого верха, все кто причастен хоть как-то к этому. Не важно, что сам боец слабак или идиот по жизни. Не важно, что и родители солдата тоже идиоты. Может даже и клинические и зачали бойца по пьяни. Важно назначить виновных, нормальных офицеров, с нормальными семьями и детьми, которые проучились пять лет в училище и были нацелены служить Родине до конца. Ничего это не учитывалось – под жопу и на гражданку. Увольняли мигом и всю вертикаль…. Главное отчитаться и прикрыть судьбами нижележащих офицеров свои жирные задницы.
А в советское время, по крайней мере в тех частях, где я служил, действительно разбирались именно с причинами ЧП, для того чтобы извлечь такой горький опыт и не допустить в последующем повторение. Да.., если есть конкретная вина или упущения, конкретного офицера – наказывали. Но наказывали дисциплинарно, либо по партийной линии. И работали с этим офицером, проводили необходимые мероприятия, чтобы это больше не повторялось. А офицер, виновный или по какой-либо причине допустивший ЧП, приобретал определённый негативный опыт на всю оставшуюся службу и жизнь. И другие офицеры учились на чужом опыте – как это не допустить у себя. То есть, была целая школа «разбора полётов», которая давало свои положительные результаты.
Вот и сейчас. Разбирались, разбирались и встали в тупик. Даже начальник политотдела, примчавшийся в полк со своими клерками, и те встали в позу непонимания. Работа в полку, во втором батальоне, в пятой роте, где произошло это ЧП, была проделана полностью. Полковым начальством, кому это было положено и запланировано, было проведено целый ряд бесед, лекций в полковом масштабе, по-батальонно, на тему – «Антифриз–Яд». Жидкости, закаченные в противооткатные устройства – Яд. Все технические жидкости, пахнувшие спиртом – Яд.
В батальонном звене, те же самые темы, но уже на жизненном уровне, типа – Балбесы, всё что пахнет спиртом – это не водка и пить нельзя…
На ротном уровне присутствовали все списки по мерам безопасности за год, в том числе и графы с росписями пострадавших, которые из месяца в месяц расписывались за то, что им было доведено – Антифриз – Яд. Стеол М – Яд. В дневниках индивидуального воспитания командиров взводов, тоже есть записи о проведении соответствующих разъяснений, подкреплённые подписями пострадавших.
В боксах на всех единицах техники среди многочисленных бирок и бирочек – «АКБ снят», «Вода слита» Ответственный такой-то. Или наоборот – «Залит антифриз» и тут же красовалась и небольшая бирочка – Антифриз-Яд.
И в других подразделениях полка такая же картина. Политотдел озадаченно молчал, лишь по инерции покусывал замполита полка, замполита батальона и замполита роты. Прокурорские тоже предварительно доложили – есть ЧП, четыре трупа и два пострадавших. Нет виновных. Командование батальона охарактеризовало солдат исключительно положительно. Один, из пока ещё живых, накануне вернулся из отпуска, куда ездил по поощрению. Особисты в свою очередь, исходя из своих источников, подтвердили – солдат из отпуска водку или ещё чего-то не привозил. Ситуация оказалась патовой.
Ещё раз, в жёсткой форме, провели повторно лекции о вреде употребления спиртосодержащих жидкостей с подписями каждого военнослужащего о доведении. А также довели до всех солдат, сержантов – Двоих всё-таки сумели откачать…. Но…., один ослеп на 100%, у второго поражены почки и другие органы, но глазами видит.
Тихо прошли два месяца, в ходе которого, кому положено, тоже тихо «копали». Как же так – все знали, что это Яд, но всё равно выпили? Как так? Ну, ведь не групповой факт самоубийства?
Ларчик открылся просто и совершенно с неожиданной стороны. В конце утреннего полкового развода, командир полка повелительно махнул рукой и от штаба, на плац, вывели двух военнослужащих. Одного вели под руки, так как он ничего не видел. Второй понуро шёл сам и оба имели весьма бледный и очень болезненный вид. Дождавшись, когда они встали на середину полкового строя, командир обратился к полку.
– Вот, посмотрите. Посмотрите на этих двух мудаков, которые сами себе испортили жизнь. Это оставшиеся в живых после употребления жидкости Стеол М из противооткатных устройств. Четыре человека умерли. И пусть это никого не коробит, но они хотя бы умерли быстро и мало помучились. А вот они выжили и стоят перед вами. Вот этот, – командир полка взял за рукав солдата и вывел его на пару шагов вперёд, – это организатор пьянки. И он виновник смерти своих сослуживцев. А также по его вине, ослеп его товарищ.
Командир полка мотнул головой и сопровождающий слепца тоже поставил его рядом с первым.
Командир подошёл к слепому и за рукав повернул его к товарищу: – Вот что ты ему скажешь сейчас? Молчишь!? Тогда скажи ему хотя бы Спасибо… Или что…!? Опять молчишь…! Ну…, молчи…, молчи…, только вокруг тебя лето, зелёная трава, деревья распушились, а за забором молодые девки ходят, кровь с молоком, титьки без бюстгальтера… Но ты этого больше никогда не увидишь и молчишьььь… Да я бы на твоём месте в морду ему дал или плюнул хотя бы в лицо. Потому что вот эта твоя слепота на всю жизнь. А ты молчишь…
Командир вновь повернулся к строю: – Он слепой и у него там ещё есть ряд мелких неприятностей организма. Но жить будет. А вот этот… Ну-ка, два шага вперёд. Вот этот, зрячий, но смотреть ему на мир осталось месяца два-три, как медики сказали. У него этим Стеолом поражены многие внутренние органы, которые должны в здоровом состоянии очищать и обновлять кровь. Вот пока он лечился в госпитале, его раз в неделю возили в немецкую больницу, где есть такой аппарат, который прогоняет его кровь через себя и очищает. А куда он сейчас уедет домой, как комиссованный по здоровью, такой аппарат есть только в областном центре, до которого ему ехать больше трёхсот километров. Вот сами подумайте: чтобы жить – ему раз в неделю нужно будет ехать в областной центр. Триста км туда, триста обратно…. Не хило, надо сказать. Да.., ещё медики говорят – даже если он будет исправно ездить на процедуры, жить ему всё равно лет восемь-десять. Не больше… И достаточно два раза подряд ему пропустить процедуры, процесс внутри его станет необратимым и смерть к нему придёт с жуткими болями от распада внутренних органов. И вопрос – Может быть, лучше им обоим было сразу умереть, чтобы вот так одному медленно умирать, а второму в одиночестве жить в полной темноте. Жестоко сказано, но наверно так лучше. Для всех…. Для них самих, для их родственников, которые будут видеть, как каждый день вот этот загибается, а тот бьётся обо все столбы и стучит палочкой перед собой на улице.
Смотрите и думайте своими головами. Если офицеры вам говорят, что это ЯД – значит это действительно ЯД! Если нельзя пить – значит действительно нельзя пить! Ну, а теперь их проведут вдоль строя, а вы очень внимательно на них посмотрите и запомните на всю жизнь, по какой причине их тут водят….
По команде командира полка обоих военнослужащих медленно повели вдоль строя полка, а по окончанию прохода, снова вывели на середину плаца. Командир долгим взглядом посмотрел на комиссованных и вновь обратился к полку.
– Я ведь недаром про офицеров сказал. Мы провели расследование этого случая и результаты его нас прямо поразили. Вот этот товарищ, – командир полка показал на зрячего, – был отправлен нами по поощрению в отпуск. Тут вопросов нет. Заслужил честно. И вот в отпуске его встречают, накрывают хороший стол, куда садятся всей роднёй и выпивают за сына, за отпуск и за нашу армию – надеюсь, её не забыли. И мы тоже ничего не имеем против застолья. Таковы наши традиции. В разгар застолья, когда все подвыпили, к нашему отпускнику подсел датый родной дедушка ветеран Великой Отечественной войны и задал ему вопрос – А как вы там, внучок, этим делом балуетесь? Тот ему отвечает – Что никак, дедушка. В самоволку не ходим, да и денег на немецкую водку жалко… И тут дедушка здорово удивился и ударился в воспоминание: – Да ты чего, внучок!? Зачем же её покупать? Я когда артиллеристом на войне был, мы вот с противооткатных устройств жидкость сливали и пили.
– Ты чего, дедушка, её же пить нельзя. Это ж ЯД, так нам офицеры говорят.
– Ерунда всё это. Видишь, я сижу перед тобой…, живой и здоровый. Мы эту жидкость через вату и уголь из противогазных коробок пропускали и пили.
Командир сделал паузу, посмотрел на виновника и, ткнув пальцем в того, продолжил: – И вот этот дурак, всё это запомнил. Приехал сюда и предложил товарищам выпить. Те ему справедливо говорят – Ты чего? Это же ЯД! А он им – Ни фига подобного, офицеры нам врут. Можно пить, мне дед рассказал, как они спокойно пили на войне и всё в порядке. И вот результат – четыре трупа, один слепой и вот он, потенциальный труп.
Начинаем разбираться глубже… Это я вам сейчас рассказываю – чтоб вы знали и не пейте эту гадость. Это действительно ЯД. Так вот его родной дедушка был отчасти прав. Потому что в войну все вот эти жидкости были на основе спирта и после неких манипуляций очищения, её можно было пить. Только вот сейчас за основу всех этих жидкостей, в том числе и Стеола М, что в противооткатных устройств закачен, используют очень сильную химию, которая и является смертельным ядом, только что спиртом пахнет. Поэтому и офицеры не врут.
Ну.., а этих через два часа, мы отправляем с сопровождающим офицером на вокзал и в Союз. Этот будет существовать в вечной темноте, а этот будет бороться за свою жизнь. Вернее, за её продолжительность….
Из глубины строя батареи донёсся солдатский шепоток: – Блинннн…, или он дедушку грохнет, когда приедет или всей роднёй его прибьют. Бедный дедушка.
Дембеля
– Командир…. Командиррррр…. Прапорщик!!!!!! Он что, тоже что ли пьяный? – Меня долго и сильно тормошили за плечи с двух сторон и в конце концов всё-таки сумели вытащить из глубокого и здорового военного сна. Очумелый, вскинулся и, сев на матраце, всё ещё мутными от сна глазами посмотрел на тормошивших меня работяг.
– Вооо…, наконец-то… Ты что, прапорщик, с солдатами квасил?
– С какими солдатами? – Непонимающе уставился на работяг в сильно замасленных спецовках.
– С какими…, какими? Не с мои же…. С твоими. Вон они нахрюканные валяются, – озлился самый замасленный рабочий и мотнул головой в сторону.
Я послушно повернул голову и увидел рядом с собой шеренгу солдатских матрацев, на которых в разнообразных позах, в пьяном угаре, пуская в воздух тихие стоны, слюни и здоровые солдатские газы, валялись мои подчинённые. Один даже лежал мордой в собственной блевотине.
И тут всё мгновенно вспомнил. И то что я старший команды, и то что мы уже второй день находились в командировке на Михайловском алюминиевом заводе, и то что бойцы вчера вечером, наплевав на меня, открыто и нагло ушли в самоход в город. Там-то они наверно и нажрались.
– Неее…, это они без меня, – удручённо протянул я и обречённо вздохнул, – проспятся…, вот тогда и устрою разборки.
Это пришлось сказать для рабочих, а сам про себя горестно подумал: – Как бы они сами со мной разборки не устроили.
– Ладно, ладно, командир, это твои проблемы. Беги скорее в цех, там твой солдат загашенный с ломиком бегает. Всю ночную смену разогнал. Как бы кого не покалечил или убил…, – заторопили меня оба работяги, стягивая с матраца.
– Погодите…, погодите…, – упёршись пятками в старый и расщеплённый паркет огромной комнаты, лихорадочно стал пересчитывать бойцов. Со мной было тринадцать человек, а здесь валялось только двенадцать. Кого тогда нет????
Я никак, в течение нескольких секунд, не мог сообразить – Кто там мог бегать с ломиком? Потом махнул рукой и выскочил впереди рабочих из «Красного уголка» цеха, куда нас определили на постой. Перебежал большую, пустую и мрачную комнату, выскочил на обширную железную площадку с крутой железной лестницей, спускающейся в сам цех. Выскочил и опёрся на железные перила, вперив свой взбалмошный взгляд в глубину цеха, пытаясь разобраться в обстановке. Со стороны моя фигура в бриджах, заправленных в хромовые сапоги, в тельняшке ВДВ смотрелась наверно колоритно и предполагала во мне либо матёрого матроса на капитанском мостике в самый разгар шторма, либо революционного, но тоже матроса, готового толкануть в массы речугу и зажечь эти массы на борьбу с Деникиным, или с Колчаком. Только беда была в том, что эти рабочие массы в количестве двадцати человек висели на козловом кране посередине цеха. Если человек семь вполне комфортно расположились на тесной площадке крановщицы, то остальные висели, цепляясь за всё, за что было возможно и уже из последних сил.
Вполне возможно, в другое время я бы и рассмеялся, наблюдая такую забавную картинку, но увидев меня, висевшие возмущённо загалдели: – Чё стоишь? Чё лупаешь зенками? Иди…, крути руки…, – и замахали свободными руками вниз.
А внизу грозно рыча, легко, как берёзовой веткой, размахивая внушительным ломиком, бегал и прыгал сержант Кренделев, азартно пытаясь ломом достать и сбить людей с крана.
Мигом покрылся холодным потом от самой мысли выйти один на один с обезумевшим сержантом, который по жизни был на голову выше, да и физически сильнее меня, двадцатисемилетнего прапорщика. Да и чего греха таить, я его ещё и банально боялся: даже трезвого. А тут слетевший с катушек…..
Поняв, что настал вполне возможно мой последний день жизни, я тем не менее с жизнерадостно-идиотским энтузиазмом повернулся к рабочим, застывшим в священным ужасе и так небрежно кинул им: – Счас…., я его крутану…, – и ринулся вниз по металлической лестнице. Страх пропал – Так и так погибать. Овладело спокойствие и как это не удивительно, но мозг выдал готовое решение: – Кренделев сейчас пьян в стельку. Обстановку вокруг себя не контролирует. Нужно только незаметно подобраться, внезапно напасть, сбить с ног и лишить его сознания….
Так и сделал. Короткими перебежками, прикрываясь станками. Как партизан. Я сумел зайти со спины сержанта, но несколько сбоку. И тут мне здорово помогла крановщица. Она начала сдвигать кран с висящими людьми в мою сторону и Кренделев, плотоядно и злобно, глядя вверх на жертвы, периодически подпрыгивая, тоже стал сдвигаться в мою сторону. Мне только и оставалось внезапно выскочить из засады и сделать красивую подсечку. Лом сразу же вылетел из рук сержанта и с оглушительным грохотом укатился под громадный станок, а громила Кренделев по инерции полетел вперёд и хорошо проехался мордой по бетонному полу. Но он ещё был опасен и его надо было вырубить. Стремительно, как коршун, накинулся на пытавшего вскочить сержанта и уже особо не целясь, стал его запинывать, прекрасно понимая, что могу что-нибудь ему сломать или вообще порушить здоровье. С пятого или шестого удара, тело сержанта обмякло и он провалился в глубокое забытье.
Пока его пинал, а потом стоял над телом сержанта, вытирая пот и, настороженно наблюдая за лежащим, был готов немедленно мочить его и дальше, если он зашевелится. Рабочие живо слезли с крана и обступили меня.
– Ну ты, прапор, и зверюга…. Вот на хрена его так было бить? – Посыпались осуждающие голоса рабочих со всех сторон.
– Уууу…, сукиииии…., – возмущённо завопил я и накинулся на обступивших, – я тут шкурой рисковал, пытаясь его обезоружить, а вы…. Чего тогда сами его не утихомирили, а ко мне прибежали? А если б кто-то из вас свалился с крана, ох и хорошо бы он отходил вас ломиком, тогда бы посмотрел, чтобы вы тут пели….. Ну, блин… раз такой базар пошёл, пошли вы на хрен. Я ухожу спать, а он очнётся вот и пожалейте его…
Подпустил матерка, махнул рукой и сделал вид, что сейчас уйду, но тут загалдели женщины из состава смены: – Ты чё…? Ты чё…? Офицер, хватай и тащи его к себе. Нам больше неприятностей не надо. Ты только завтра сильно его не ругай. Ну выпил, ну не пошло… Не убил же никого…
– Ха…, а вам обязательно чтобы убил…, – саркастически заговорил я, а потом вызверился на работяг, – Чего, морды ворочает? Хватайте его и тащите в «Красный уголок». Утром разборки с ним чинить буду.
Вырубленного и тяжеленого сержанта, с превеликим трудом, шестеро работяг, добросовестно пыхтя и обливаясь потом, затащило по узкой металлической лестнице в «Красный уголок» и положили на матрац. Дождавшись, когда они ушли, я бегло осмотрел разбитое лицо лежащего и сильно заскучал: выбиты два зуба, под левым глазом в пол лица наливающий угрожающей синевой синяк, правое ухо увеличилось в два раза и рассечена нижняя губа. Крови, правда, было мало. А ведь я ещё молотил и по корпусу – Может там всё тоже отбито и сломано? Может всё-таки врача вызвать? Но посмотрев ещё раз на ровно дышащего в отрубе дембеля – плюнул. Пьяный – оклемается.
Добрался до своего матраца и прилёг, решив утром полшестого встать, пока эти ещё дрыхнут, и уйти вообще с завода. Если не уйду, бойцы меня банально отзвиздюлят, да и наверно хорошо так попинают.
Сон долго не шёл и я впал в грустные размышления на тему – Ну, надо же мне так по замене попасть…..
О проекте
О подписке