Глава IX. События в Тровере

Стены города взметнулись к самому небу. Шпили башен касались облаков, а хрустальные дворцы сверкали на солнце так, что можно было ослепнуть. Барельефы, запечатлевшие историю города, украшали стены домов. Двери, окна, крыши были богато инкрустированы золотом и драгоценными камнями, а улицы – выложены розовым мрамором.

Вот уже около получаса я петлял по Троверу, тщетно пытаясь отыскать публичный дом Семилианны. В этих оживленных богатых кварталах центра города я чувствовал себя скованно. Люди замечали, как я подгоняю коня, ерзая в седле, как неуверенно выбираю дорогу. Я заблудился в малознакомом городе, и мое небритое лицо со шрамом на левой щеке могли видеть то на одной улице, то на другой. Могли видеть, значит, могли и доложить обо мне куда следует. Меня такая перспектива, конечно же, не прельщала, и, несмотря на то, что я переоделся и изменил прическу, я желал побыстрее найти бордель. Костюм купца из Восточного Мекоссеса и волосы, заплетенные в косу, доходящую до середины спины, – таков был мой новый имидж. Высокие замшевые сапоги, шерстяные бриджи, шелковую рубаху, отороченный мехом кафтан и бархатный берет с пером я нашел в том же самом сундуке, из которого Семилианна извлекла когда-то два мундира солдат короля.

Хижину, в которой мы когда-то с ней прятались, я отыскал без проблем. Сразу после того, как мы прокрались за городские ворота, подрезав по пути пару стражников, я направил коня к лачуге. Продав с горем пополам коней Винсента, Гора, Морроу и Толсона, а моего, спрятав в безлюдной загаженной подворотне, мы просидели в землянке двое суток, опасаясь выходить на улицу. Я надеялся, что Семилианна сама нагрянет туда. Но запас хлеба, приобретенного за жалкие гроши, полученные нами за скакунов, закончился, а девушки не было. Тогда я открыл сундук, переоделся и, усевшись на своего измученного и голодного коня, отправился на поиски борделя, оставив своих друзей дожидаться в хижине.

Как только я свернул в переулок, то сразу блеск, роскошь и великолепие сменились серостью, убогостью и нищетой. Повсюду были лужи грязи и целые кучи испражнений. Запах, то затхлый, то зловонный, проникал в ноздри, и мне стоило больших трудов сдержать себя и не вырвать на заплесневелый, покрытый зеленой бахромой кирпич стен, на груды полуистлевшего тряпья. Кварталы бедняков разительно отличались от кварталов знати.

Переборов очередной приступ тошноты, я внимательно осмотрелся по сторонам. Перекресток двух улиц показался мне знакомым, и я двинулся направо. Я почувствовал себя свободнее, пропало напряжение, в моих движениях появилась уверенность. Я вспомнил дорогу, и теперь летел по вечернему городу, торопясь скорее увидеть Семилианну. Кружась в лабиринте переулков, подворотен и улиц, я спешил обнять королеву троверских проституток, которая полтора месяца назад спасла меня от верной смерти. Еще поворот, и я оказался как раз напротив вывески "Страстная куртизанка". Спрыгнув с потного коня, я открыл дверь большого богатого дома. Навстречу мне вышла смазливая девчонка лет семнадцати и, сделав легкий реверанс, спросила:

– Чего изволите?

– Мне надо поговорить с твоей госпожой, милочка, – ответил я, улыбнувшись ее жеманным манерам.

– А разве я тебе не нравлюсь, дружок? – прощебетала юная распутница. – Тем более госпожа уже давно никого не принимает.

– Солнце, позови Семилианну, – продолжая улыбаться, сказал я.

– Как хочешь, – с напускной обидой во взгляде и в голосе бросила она, и, шурша юбкой и вихляя бедрами, скрылась в боковой комнате.

Через несколько минут оттуда вышла Семилианна. Некоторое время она, прищурясь, смотрела на меня, не узнавая, но после лицо ее прояснилось, и она бросилась мне на шею. Зацеловав меня до полусмерти, измазав при этом кармином, она потащила меня за собой по лестнице наверх. Когда мы оказались в маленькой комнатке с большой кроватью, девушка стала раздевать меня, отрывая пуговицы с мясом, при этом встав на носочки и слюнявя мне ухо. Нимфоманка прямо какая-то!

– Семилианна, что ты делаешь?! – задал я глупый вопрос.

– Я соскучилась за тобой, Мэтлок, – выдохнула она, сдирая с меня рубашку.

– Но не до такой же степени, милая!

– Я поклялась себе после той ночи, что больше ни один мужчина, кроме тебя не прикоснется ко мне!

Понятно. Изголодавшаяся женщина, если не сказать погрубее. Я обреченно стягивал сапоги, сидя на кровати, а она кусала мне мочку левого уха и повторяла одну и ту же фразу:

– Я люблю тебя, Мэтлок!

* * *

Я лежал под измятой простыней, одной рукой приобняв прижавшуюся ко мне Семилианну, а другой то подносил ко рту вонючую сигару, то сбивал с нее пепел прямо на пол. Выпуская клубы едкого дыма, я рассказывал девушке о своих приключениях, приукрашивая историю вымышленными подвигами, преувеличивая масштабы сражений и выдумывая дополнительные опасности к тем, которым подвергся за прошедшие полтора месяца. Она слушала, округлив глаза, охая в наиболее страшных местах моего повествования и кивками подтверждая те из них, к которым я ничего не добавлял от себя, а пересказывал все, как было на самом деле. Конечно, ничего о Луизе, снах и отражении в зеркале она от меня не узнала.

– …И когда мы вырвались из кольца болотных чудовищ, то я предложил всем оставшимся в живых отправиться в Тровер и переждать трудные времена. Я знал, что в Тровере у меня есть любимая девушка, которая поможет мне и моим друзьям. Они в данный момент сидят в твоей лачуге и дожидаются меня, – закончил я свой рассказ, поперхнувшись дымом при словах "любимая девушка".

Семилианна поведала мне обо всех слухах, ходивших по Троверу, которые касались Скворта, Ирвинга, меня и войны, но ничего нового я от нее не узнал. Затушив сигару о ножку кровати, я поднялся и, облачившись в пострадавшую от страсти девушки одежду, присел на край постели, закурил по новой. Кашляя и сплевывая, я смотрел, как одевается Семилианна. Она была чуть ниже среднего роста, стройное тело белым пятном плавало по темной комнате. Она собирала разбросанную одежду. Каждый раз, когда девушка наклонялась что-то поднять с пола, длинные русые волосы волнами падали ей на лицо, закрывая тонкий прямой носик, чувственные губки и красивые глазки. Раз за разом затягиваясь, я думал, что смог бы полюбить это милое создание, если бы уже не любил Луизу и Анжелу.

А потом потекли дни, похожие один на другой. Мне, Винсу, Морроу, Гору и Толсону были отведены покои на подземном этаже борделя. Об этих тайных апартаментах знали только Семилианна и четыре девушки, которые приносили нам туда три раза в течение дня пищу и иногда оставались на ночь. Сначала всем нравилось такое времяпрепровождение. Мы отдыхали после проигранной нами изнурительной военной кампании, наши тела набирали вес, а мышцы лишались сил. Мы уже начали забывать, что привело нас в Тровер, и нам казалось, что всю жизнь мы вот так и слонялись бесцельно по комнатам в ожидании еды и женщин. За целый месяц, проведенный под землей, мы ни разу не выходили на улицу, не видели солнца, луны и звезд, не брали в руки меч или топор, не вспоминали о мести. Конечно, хорошо было окунуться в жизнь, лишенную забот, праздную и спокойную, после бурных событий уходящей осени. Не надо было думать о спасении своей шкуры, о хлебе насущном и об одежде, не болела голова от многочисленных вариантов отмщения. Нам было тепло, нас окружали симпатичные женщины. Мы втянулись в череду однообразных будней сутенеров. Именно так представлял я в детстве жизнь мужчин, живущих на средства своих любовниц-проституток. Правда, Семилианна уже не зарабатывала телом, а жила со мной, как жена, оставаясь при этом хозяйкой публичного дома, который достался ей по наследству от бабушки. Я привык к ней и души в ней не чаял, но по истечении месяца сильно запил. Мне надоело бездействие, и я, наконец, начал интересоваться происходящим в городе и стране. Когда же Семилианна сообщила мне, что Тровер до сих пор полон гвардейцев, что на улицах можно встретить болотных тварей, что по-прежнему продолжаются облавы, я стал напиваться до потери способности к передвижению, и часто засыпал в собственной блевотине.

В борделе мы были в безопасности. Заведение пользовалось у королевских воинов огромной популярностью, поэтому надо было обладать большой проницательностью, чтобы заподозрить хозяйку в том, что она укрывает объявленных вне закона преступников под самым носом у разыскивающих их гвардейцев. А если бы публичный дом и решили проверить, если бы у какого-нибудь умного генерала и появилась такая мысль, то все равно враги не обнаружили бы потайную дверцу, ведущую на подземный этаж. Наверху же нас схватили бы мигом. Я благодарил судьбу за то, что никто не узнал меня тогда на улицах Тровера, что каким-то чудом нам с Семилианной удалось незамеченными пробраться через полгорода к хижине и вернуться в бордель уже вместе с моими друзьями. Осознавая, что здесь мне уже надоело, а появление в городе грозит крупными неприятностями, понимая безвыходность сложившегося положения, я и запил. Следующим за мной был Винсент, за ним последовали Морроу и Гор. Только один Толсон продолжал вести трезвый образ жизни. Вообще все это время он держался особняком, постоянно о чем-то думая, шепча себе в густые усы, которые он отпустил, неразборчивые фразы. Когда я однажды спросил его о Скворте, он заплакал и сказал, что теперь у него нет отца, и он вместе со мной будет бороться против уродливых монстров.

Бороться. Но как нам вырваться из Тровера? Мы были в ловушке, в которую попали по собственному желанию. Но не отступи мы после битвы в город, то были бы уже давным-давно мертвы. Все всё понимали, и не в силах что-либо изменить, продолжали упиваться водкой. Семилианна было исключила из нашего меню этот напиток, но я пригрозил ей, что выйду на улицы города, если она сейчас же не прикажет своим девкам принести в подземелье ящик водки.

Еще через неделю наши пьянки сменились меланхолическими настроениями. Болезненно-угнетенное состояние, тоска и отчаяние поглотили нас в свои пучины. Мрачные мысли стали возникать у меня. Я начал подозревать, что в городе все спокойно, что Семилианна лжет про облавы, чтобы удержать меня подле себя. Как следствие таких размышлений, у меня развилась мигрень. Головная боль не давала мне покоя, я стал нервным, неуравновешенным. Я постоянно рычал на несчастную девушку, пытающуюся всячески мне угодить, перенося в подсознании вину во всех наших бедах на нее. Безысходность страшным грузом давила мне на грудь, и по ночам я долго не мог заснуть, ворочаясь и обдумывая ситуацию, в которой оказался.

А потом пропал Винсент. Утром он не вышел к завтраку, и я пошел к нему в комнату, чтобы позвать его к столу. Его девушка сказала, что хотела вчера остаться с ним на ночь, но он отказался и спал один. Комната Винса была пуста. Неприбранная кровать, на столе бардак, вещи валяются, где попало, а его самого нет. Я заглянул под кровать, в шкаф, понял, что поступаю глупо, и толкнул дверь, ведущую в туалет. Не было его и в туалете. Мы обыскали все места, где он мог спрятаться. Безрезультатно. Только потом, когда девушка обнаружила, что у нее пропал ключ от дверцы, ведущей на верхние этажи, я понял, что Винс не выдержал и сбежал. Безумец! Наверное, его уже схватили, а вечером казнят. Нет, нет, он ни за что не дал бы схватить себя, он дрался бы до последнего, значит сейчас он мертв.

Слушая краем уха, как Семилианна ругает провинившуюся подружку Винсента, я бродил по комнате друга и вспоминал годы, проведенные на Земле. Я вспомнил, как он угодил под трамвай, отделавшись лишь повреждением связки, как он любил ловить раков, как он обожал поесть от души, как я называл его Толстым и Слоном, как целыми семестрами лежал он под пуховым одеялом и читал книжки, по черному прогуливая занятия, но потом все равно сдавал все зачеты и экзамены, как…

Я увидел на столе записку, наполовину скрытую забитой окурками пепельницей. Схватив листок, я, с трудом разбирая кривые буквы, прочел следующее:

"Дорогие мои друзья! Не в силах терпеть это заточенье, добровольное и поначалу приятное, но сейчас опостылевшее и тяготящее меня, я решил рискнуть. Украв ключ у Мариссы и переодевшись в один из ее нарядов, я попытаюсь выбраться из Тровера и достичь Аркола. Если мне это удастся, то я наберу новое войско и попытаюсь освободить вас. Молитесь за меня. Надеюсь, что еще увидимся, поэтому – до свидания!

Ваш Винсент"

Я всем показал записку, после прочтения которой я начал чуть-чуть верить в успех задуманного Винсом побега из города. Молиться я, конечно, не стал, но спать лег с легким сердцем и сразу провалился в сон.

…Черный хрусталь вокруг меня. Насколько хватает глаз, настолько я вижу этот черный коридор. Я иду сквозь толщу стекла, темного, как ночь, не отставая от человека, как две капли воды похожего на меня. Кто он? Укравший Воспоминания. Кто я? Утративший Прошлое. Мы заходим в гигантский зал, высверленный и выточенный в черной жемчужине. На троне сидит женщина, поражающая своей красотой. Но красота эта вызывает у меня не восхищение, а страх, дикий, животный ужас. Я стараюсь не смотреть в ее сторону, а отделяюсь от стены, покидаю свой хрустальный мир и заношу над головой двойника меч…

Я резко сел на кровати. Тяжело дыша, ощущая, как пот тоненькими струйками сбегает по моей спине, как прилипли к покрытому испариной лбу пряди волос, я смотрел во мрак комнаты, ничего не видя и ничего не соображая. Затем я тихонько поднялся с постели, снял с Семилианны, спящей со счастливой улыбкой на лице, ключ, который она носила на шнурке на шее, напялил ее платье, спрятав меч в складках пышной юбки, и вышел из комнаты.

Когда я оказался на улице, то долго смотрел на небо, усеянное яркими звездами, и вдыхал холодный ночной воздух. И вспомнилась мне та ночь, когда стоял я на ступенях ночного клуба на Земле, поджидая Агента. Сколько прошло с тех пор времени? Мне казалось, что целая вечность. Созвездия здесь были другие, а сами звезды казались ближе и крупнее, но так отчетливо я представил в голове ту ночь, что не удивился и не испугался, когда кто-то нежно обнял меня сзади.

Анжела? – спросил я. Тишина.

– Почему ты молчишь, Анжела?

Ни слова в ответ, только сильнее стали объятия. Мне стало жутко. Я попытался оглянуться через плечо, но мышцы мои словно оцепенели, я не мог пошевелить даже пальцем. Я уже испытывал когда-то такие ощущения, они были мне знакомы. Мышцы продолжали неметь, вокруг меня возникла туманная дымка. Живущий-В-Тумане! Я рванулся, чувствуя, как слабеет хватка призрачных рук, но передо мной возник еще один Живущий-В-Тумане. Он потянул ко мне пустые рукава, и туман потек из них, все плотнее и плотнее окутывая меня. Еще один появился слева. Все, это конец. "Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч!" – промелькнуло у меня в мозгу. Внезапный порыв ветра разорвал в клочья моих врагов и набросился на меня, но запутался в моих густых длинных волосах. Какая счастливая случайность, что подул ветерок! Переступив грязные маленькие облачка тумана, я двинулся вперед. Не успел я отойти от борделя и на двести шагов, как услышал легкое позвякивание доспехов и чье-то перешептывание. Лихорадочно соображая, что же предпринять, я стоял посреди улицы, когда из-за поворота вышли несколько гвардейцев.

– Оп, красотка, ну-ка покажи нам титьки! – заорал один из них и побежал ко мне.

Я, не совсем понимая, что делаю, вытащил из-под юбки меч и выставил его острием к солдату. Недоумение на его лице сменилось гримасой боли, когда он, уже достаточно разогнавшийся, по инерции продолжающий двигаться, напоролся животом на холодный металл.

– Это Мэтлок! – пролетел над головами патрульных, чей то крик, и я увидел, как из темноты выезжает всадник. – Схватите его или убейте.

Ирвинг! Курт Ирвинг собственной персоной! Я решил принять бой, посчитав, что справлюсь с этой немногочисленной группой королевских псов, но из-за спины Ирвинга выскочили на освещенное пространство еще с десяток солдат. Я повернулся и побежал. Грохот их сапог летел за мной, возвращаясь к ним в виде моих проклятий. Путаясь в складках юбки и спотыкаясь, я несся прочь от своих преследователей. Слетели башмаки. Я упал. Со злостью разорвав мешающую мне передвигаться юбку, я вскочил, и побежал дальше, но гвардейцы настигали меня, так как я потратил на эту возню на мостовой несколько драгоценных секунд. Что-то впилось мне в ногу, но я продолжал сумасшедший бег. Поворот, еще один. Я ужасно хромал, чувствуя, как из пятки вытекает кровь, а стекло все глубже и глубже вонзается в ступню. Ноги заплетались и подкашивались, перед глазами пошли разноцветные круги, мне было дурно, но, сцепив зубы, я мчался по городу. Я рухнул в черную бездну, когда в очередной раз споткнулся о выступающий булыжник.

Очнулся я на дне вонючей канавы, той самой сточной канавы, которая проходила невдалеке от еще одного борделя, принадлежащего Семилианне. Произвольно выбрав направление, я пополз, разрывая грудью, а порой и носом кучи дерьма. Сколько я полз? Не знаю. Может быть час, а может и минуты не прошло, но когда перед глазами вместо дерьма вдруг возникли черные лакированные сапоги, и я уткнулся в них лицом, то уже ничего не хотел и не чувствовал боли в ноге.

– Мэтлок, Мэтлок! Как не стыдно! Герцог, а лазаешь по канализации, как червь навозный, – раздался надо мной насмешливый голос Ирвинга, который сразу же утонул в громе смеха.

– Вот ты и попался, голубчик, – сказал Курт, поднимая меня за шиворот и передавая солдатам.

Что-то ласково коснулось моей щеки. Я повернул голову. Туман пеленал меня, как младенца, оборачивая своим белым покрывалом. Мышцы сковало, словно тысяча веревок оплели мои руки и ноги, крепко и навечно. Мне уже все равно, пусть будет, что будет. Я не сопротивлялся, когда все вокруг поплыло, потекло. Утопая в вате тумана, я слышал, как где-то далеко-далеко матерился Курт Ирвинг, и кричали испуганные гвардейцы. Интересно, что случилось, что они так разволновались? Я чувствовал, как тело мое становится все легче и легче, я ощущал, как растворяется оно в этой плотной дымке. Что-то упало на мостовую, послышался звон бьющегося стекла, и я понял, что это осколок выпал из моей ступни, которой уже не было, как не было уже и меня. Был только сгусток тумана, обладающий моим сознанием, стремительно летящий ввысь.