Бес Цветный

I. Танго теней

1

Светлый город удивительно живописен. Пожалуй, это лучшее место на земле. Здешний вечер едва темнее дня, местный буржуа чуть счастливей простолюдина.

Светлый город – буйных оттенков коктейль, один ингредиент которого спешит опередить второй в создании великолепия. Всё, что способно излучать красоту, будто заключило пари. Пурпурные неоновые вывески поджигают витрины магазинов. Зеркальные стены небоскрёбов бросают в лицо синие волны неба. Осень учтиво вытирает подошвы рыжими листьями. В это время года никогда не цветёт сирень, но, готов поклясться, именно её охмеляющий аромат разрезает вечерний воздух.

Жюльётт неспешно ступает домой. Уже четверть часа как она покинула клуб. Дискотека продолжится до рассвета, но Жюльетт обещала вернуться к девяти вечера.

Тёплый ветер играет с платьем девушки. Сегодня множество мужчин в пёстрых рубашках и галстуках желали разделить участь ветра. Жюльетт купалась в море внимания, не снимая закрытый купальник. Ни один из тех парней не удостоился и кусочка её памяти, но кое-кому это всё же удалось – таинственному красавцу в фетровой шляпе, который так и не взглянул в её сторону. Жюльетт всего шестнадцать. Чудесный возраст для того, чтобы не замечать ничего вокруг.

Приветливо скрипят старые качели, подмигивает вывеска спящей цирюльни, что помнит совсем юную Жюльетт, – девочка среди родных просторов. Здесь ничего не меняется: люди рано ложатся спать, ветерок сладко напевает колыбельные. Жюльетт опаздывает уже на десять минут, но беспокойство обходит её стороной, как и всё остальное, – в цель попал только Он. Прижав к груди сумку, не торопясь, как под гипнозом, девочка пересекает освещённую улицу. Звонко цокают каблучки белых туфель, их тайком передразнивает асфальт. Взгляд девочки похищен ярким светом фонарей: под жёлтым куполом в любовном танце сплетаются карамельные бабочки.

Что-то вытаскивает Жюльетт из приятных раздумий. Мрачный шёпот ночи заставляет остановиться. Затем всё замолкает, убаюканное чернеющим небом. Жюльетт никогда не слышала такой тишины. Ночное беззвучие кричит на ухо! Обернувшись, девочка видит собственный страх, чёрной пеленой крадущийся по домам.

Мгла выходит из берегов. Безразмерная тень поедает жилой бетон и осеннюю яркость. Тьма длительно голодала, ей нужны тёплые девичьи объятия.

Истерика бросает Жюльетт в бегство. Чёрная когтистая туча не отстаёт, настигает фонари, заставляя их гаснуть. Неон парикмахерской меркнет, съеденный стремительным мраком. Женский писк разливается по округе. Жюльетт спешит, не успевая за кислородом, в спину бьётся взгляд неизвестности. Каблуки терпят муки, встречаясь с рытвиной, которая уже через мгновение окажется в желудке голодной твари. Калеки-туфли брошены на дороге; встретившись с мглой, они чёрной жижей растекаются по асфальту. Белый голубь, флюгером венчавший фонарь, улетает чумазым вороном. Светило плюётся прощальными искрами.

Жюльетт у парадной двери. Ключ к спасению глядит из сжатого кулачка. Сумка бесполезной ношей бросается в сторону, в ещё сочный и пахнущий кустарник. Замочная скважина встречает враждебно, но характер её слабее девичьей паники. Жюльетт врывается в мирно уснувший подъезд. Босые ступни шлёпают по холодному камню, снизу доносится угрожающий стук.

Вскоре Жюльетт знакомится с отчаянием. Дверь, обитая ярко-красной кожей, отказывает в гостеприимстве. Ключ ломается в последней преграде. Жюльетт барабанит кулаками, выкрикивает родные имена, но те призраками рассеиваются в воздухе. Крик девочки становится совсем безнадёжным, слёзы умывают румяные щёки. Замерев, она ретируется на шаг, уже точно не надеясь на спокойную ночь.

Дверная кожа тускнеет, красный хамски вытесняется серым. Совсем поблекнув, дверь отворяется. Из чернильной каверны на неё смотрит Он.

Бесцветные фетровая шляпа, пальто и рубашка. Такие же жилет, брюки и туфли. Бесцветный галстук-бабочка в бесцветный горошек. Даже кожа лишена пигмента.

Жюльетт замирает с разинутым ртом, глаза её делаются шире, слёзы, страшась, едва ли не ползут обратно.

– Потанцуем? – предлагает мужчина.

Он протягивает руку и увлекает Жюльетт за собой.

Пустая квартира затоплена тьмой. Танцующая парочка проносится мимо чахнущих ламп. Мужчина улыбается, Жюльетт кажется уснувшей. Она высыхает подобно тому, что зарождало свет за окном. Бесцветный мужчина и тускнеющая Жюльетт кружат в танце любви на кладбище красок.

Очередной наклон сбивает со столешницы лампу; прибившись к полу, она бросает кверху жёлтый блик. Мёртвый свет поджигает девушку – в ней совсем не осталось цвета, глаза и губы окаменели.

Мужчина ослабляет руки, бездыханное тело Жюльетт скатывается к угасающей жёлтой звезде.

2

Вчерашняя тьма проснулась гармонией. Супружеская пара наслаждается чаепитием в облитой солнечным маслом кухне. Супруги обмениваются не по-утреннему добрыми улыбками, подливают друг другу заварки. Потёртые жалюзи чертят горизонтальные полосы на украшенных семейными фотографиями стенах и на лицах прибывших поутру ищеек. Детектив Комсен и его коллега настроены не так позитивно, как хозяева квартиры.

– Вы только посмотрите на этот чай, – бубнит под нос инспектор Берокси. – Он стоит уйму денег. Эти голубчики явно что-то скрывают. Следует этим заняться…

– Заняться надо другим, Берокси, – звучит грубый голос детектива.

Взгляд Комсена скатывается к распростёртой на полу девочке. Над безжизненным телом склонился эксперт.

– Её больше нет, – подытоживает седовласый мужчина с бородкой.

– Да ну? – иронично хмыкает Берокси. – Вы нам очень помогли.

– Наверное, вы не так поняли… – обиженно твердит эксперт. – Я не желаю иметь дело с воздухом. Воздух не проткнуть скальпелем. Это не мёртвая девушка. И даже не мёртвое тело. Перестаньте тревожить меня в подобных случаях, прошу вас.

Эксперт упаковывает в чемоданчик известные только ему приборы и исчезает в дверном проёме.

– Что тут сказать… – бормочет Комсен, поглядывая на «пустоту» так, будто дело его жизни утекает под половицы.

Берокси, как всегда, пылает гадкой уверенностью. Точно рычажок печатной машинки, что бьёт, не кренясь.

– Нечего тут говорить. Парень набирает популярность у молодых.

– Эта слава не вечна, – угрюмо добавляет детектив.

Комсен недалёк от преклонного возраста. Лицо имеет квадратную форму, густые седеющие бакенбарды обнимают прошитые морщинами щёки. Бытуют слухи, что он слеп. Посему мало тех, кто осмеливается заглянуть в ясные голубые глаза старого детектива. Одежда Комсена – стетсон на макушке, плащ с поясом, рубашка и галстук – неопределённого зелёного оттенка. Комсен не имеет права на ошибку. Люди возложили на него проклятие, прозванное последней надеждой.

Никто не осмелится сказать наверняка, сколько лет Берокси. Лицо его, приклеенное к сваленному на бок эллипсу, выглядит свежо, но в голосе то и дело проскальзывает старческий скрежет. Глаз Берокси никто не видел: они скрыты мутными линзами круглых очков, лишённых дужек. Лишён душки и Берокси. Одет он в чёрный котелок, пальто, увеличивающее его в размерах.

– Мне нужно знать всё: что она делала перед смертью, чем увлекалась, были ли у неё ухажёры… – басит Комсен.

– Всё как обычно. – Берокси хватает со стола яблоко и звонко чавкает. – Беда в том, Комсен, что девушка вычеркнута из истории. Как будто её и не было вовсе.

– Что с её родителями? Они всё ещё молчат?

– Они нас даже не замечают… – молвит Берокси и кусает плод.

Супруги и впрямь обделяют блюстителей вниманием. Любезничают друг с другом, наслаждаясь оранжевым напитком.

– Возможно, они думают, что их дочь ещё жива, – продолжает Берокси. – Возможно, считают, что её никогда не было. Она осталась на семейных снимках бесцветным пятном.

Взгляды шпиков шагают по стенам. В прихожей орёт телефон. Кормилец отвлекается от чая, слепая улыбка пролетает мимо полицейских. Комсена злит сутулая спина проходимца. Мужчина обещает динамику телефона званый ужин, жареную курицу и шарлотку. Комсен напрягает брови. Он знает, что его решение не понравится коллеге.

– Нам больше ничего не остаётся…

Интригующая ухмылка Комсена бесит Берокси. Обычно она означает, что дело полетит против ветра.

– Только не говори то, о чём я думаю! – Берокси в недовольстве роняет огрызок яблока. – Что угодно, только не это!

– Беру ответственность на себя, Берокси, – твердит Комсен пальцу коллеги, грозно направленному в лицо.

– Мне не нужна твоя ответственность! Нет и ещё раз нет! Мы придумаем что-нибудь другое!

– Не придумаем. – Горячее дыхание Комсена обдало худое лицо коллеги. – У нас нет выхода.

– Всегда есть выход!.. Однажды мы позволили себе! Разве ты не помнишь?!

Тем временем хозяин дома возвращается к столу. Тупая безликая ухмылка при нём. Комсена тошнит от ржавчины, поселившейся здесь.

– Если бы не помнил, питался бы сомнениями. Я точно знаю – справится только Берти.

До самого выхода из подъезда Берокси всаживает в спину детектива колкие гримасы.

Стены полицейского участка обвешаны гирляндой из фотороботов. В центре грязного ансамбля гнездится самая важная листовка. Слово «разыскивается» на ней выделено особенно жирно, а под ним замерла чья-то тень.

Комсен и Берокси проплывают мимо коллег, тонущих в исписанном папирусе. Телефонные провода паутиной прилипли к полу и потолку, в петлях и галстуках увязли сонные мухи.

Тёмный кабинет Комсена прячет нашу парочку. Тучные силуэты растекаются по стенам, когда детектив зажигает керосиновую лампу.

– Мы могли бы воспользоваться мощным фонарём, – ворчит Берокси.

– Берти не любит яркий свет. С тех пор, как мы её допрашивали, – будто обвиняя, поясняет Комсен.

– Говорят, свет в конце тоннеля особенно яркий, и она бы увидела его, если бы не мы, – сгоряча твердит инспектор, но Комсен не слышит.

Детектив нащупывает потайную дверь. Лампа испепеляет тьму, оранжевый блик коверкает симметрии, длинная лестница останавливается у тюремной камеры. Она здесь совсем одинока.

Стены темницы измазаны красками: жёлтой, голубой и розовой. Краски принимают тепло керосина, сердце камеры заслонено мраком. Комсен подходит ближе, подогрев светом толстые титановые прутья. Берокси с подожжёнными линзами держится позади, в зубах нервно дымит трубка, похожая на миниатюрный саксофон.

В темноте вырисовывается силуэт. Красивые женские руки пачкают краской прутья. Лицо ночует во тьме, свет лампы позволяет разглядеть лишь чувственные губы и плечи, ласкаемые кончиками светлых волос.

– Я нужна тебе? – звучит чарующий голос.

– Как никогда, Берти, – скрипит Комсен.

Оковы сняты. Дама покидает пропахшую лаком клетку.

– Введёте меня в курс дела?

– Тебе понравится, – молвит Комсен, закрывая камеру.

Берти тепло улыбается детективу. К даме подпрыгивает Берокси.

– Посмеешь ускользнуть, деточка, и тебе несдобровать! – ворчит скряга.

Берти сдержанно ухмыляется. Некое беспокойство покалывает её. Она боится того, что может навеять ей открытое небо.

3

Жизнь Существа бездушно циклична. Будние – работа на толстяка, выходные – домашнее заточение. Готовка, уборка, телевидение – всадники апокалипсиса, посланные губить его свободный час. И откуда берётся время для убийства?

Существо начинает день в семь утра. Завтракает яичницей всмятку, запивает крепким кофе, заливает телевизионными некрологами. Убегает в офис и возвращается не позже половины седьмого. Вернувшись, оно впопыхах избавляется от шляпы и пальто, спешит к вчерашнему ужину. Главное – не измазать соусом галстук: вдруг страдающая бессонницей нимфетка согласится отведать тарантеллы?

Самый час для любимого сериала. Вооружившись коронным блюдом, Существо занимает место напротив голубого квадрата. Вчерашняя серия явилась большим обещанием. Существо не простит себе, если пропустит продолжение.

Полиция смастерила искусную ловушку для гангстеров. Сегодня они точно поймают негодяев! Существо рвёт душу за героев, не рождая лицом эмоции. Шкафы, скукой прибитые к стенам, ставят на плохих парней, тоскливо желтеющие обои – на стороне полиции. С антресоли азартно поглядывают книги, годные лишь для того, чтобы сделать серое вещество ещё серее.

Подземный пинок тряхнул домом, как блондинка тазом в рекламе жвачки. Существо хмурится оттого, что прослушал реплику. Толчок повторяется – запылённый сервиз подпрыгивает на полках, поперхнувшись хрустальной симфонией.

Что это? Землетрясение? Вчера в 19:13 не было землетрясения. И позавчера тоже…

В окно врезается вязкая жёлтая масса, схожая с гуашью. Окрашенные осколки усеивают вычищенный серый ковёр. Существо прыгает к открытой ране, ведущей наружу из бесцветного домика. Отсюда видна пустынная дорога, симметрично раскидавшая по сторонам десяток таких же бесцветных домов. Солнце оживляет район, но туман навсегда вселился в здешний организм. Сухая ладонь пробегает по коротким волосам, лицо лепит смятение, когда Существо замечает сюрприз, приготовленный невзрачным днём.

По шершавому асфальту вызывающе шагает великолепие. Длинные белые волосы властвуют над ветром. Сдобные формы высечены гениальным скульптором или жутко изощрённым кондитером. Ноги дивы длинной в линию экватора, платье слеплено из глины оттенков огня и воды. Мягкий шаг серпантином на серой дороге оставляет жёлтые, розовые и голубые полосы. Да что там, краска скатывается с женского тела и фейерверком взрывается на асфальте!

Берти разбивает мир Существа на три измерения: Яркое, Недостигнутое и Желанное. Одного игривого взгляда хватает – Существо бросается в прихожую, ненароком свалив со стола тарелки с едой. Он накидывает шляпу и пальто, уже через мгновение серая тень окружает поляну.

Существо поправляет бабочку в горошек, важности его мешает учащённое моргание и ватный ком, прилипший к кадыку. Бесцветный шагает за дивой с аккуратностью охотника, боящегося спугнуть редкую дичь. Берти оборачивается к попутчику, её улыбка говорит о безмерной любви к нему, но на самом деле дива торжествует от другого: красавец-червячок без труда выманил неказистую рыбёшку.

Существо дрожит обогретым айсбергом. Манящий взгляд грациозной леди – не об этом ли он мечтал? О каком ещё даре небес он думал, едва расставшись с подушкой? Но как же страшно и больно дышать…

Берти всё идёт, глядя спиной на дорогу. Под твёрдой наружностью девушка прячет непреодолимый страх. Комсен вкратце объяснил ей, кого нужно найти, но он не говорил, насколько чудовищен их общий враг. Стоило Берти вдохнуть свежего воздуха, рой зольных мух влетел в её лёгкие. Девушка, не задумываясь, двинулась навстречу смраду, и с той секунды ужас делит её сердце с опасным азартом.

Существо ступает по яркой дорожной разметке, превращая гуашь в дёготь. Лицо мужчины остаётся бледным, мысли же застенчиво краснеют. Бесцветный желает предложить красотке танец, но не знает, с чего начать. Коктейль всех тайных желаний так близок… Аромат манит лунной мелодией, но крышка пианино нещадно стучит по пальцам… Существо вывалено в танталовой муке и брошено в духовку!

Пурпурное марево вырастает за плечами дивы и тут же рассеивается, оставив после себя роскошный автомобиль переслащённого красного цвета. Берти посылает Существу воздушный поцелуй и награждает собой заднее сидение авто. Чёрные окна автомобиля проносятся мимо, лишая Существо дара речи.

В блёклых глазах сгущается отчаяние. Бесцветный признаётся: он едва не поддался дурацкому искушению. Он ругает себя за глупость, не замечая, как оказывается на уютном диване старого жёлтого автомобиля. Руль в руках бородатого мужичонка с усталым взглядом.

– За красной машиной! Живее!

– Что? – очнувшись, протягивает водитель. – Я ни за кем не поеду. Вылезай.

– Езжай сейчас же!

– Послушай меня, я разобрался с последним клиентом и сейчас спешу на семейный ужин… Как представлю, что ждёт меня дома… – Лицо мужчины застилается мечтами. – Я умираю от голода. Со мной ты не уедешь.

– Трогай! – рычит Существо, разворошив кошелёк.

Позеленевшая рука накрывает плечо таксиста. В старом теле стучит новое сердце. Глаза водителя мутнеют, в их цвете промокает бледная куртка.

– Другое дело…

Спустя пару минут жёлтая развалюха дышит в спину искушению. Автомобили режут колёсами центр и окраины светлого города. Существо, теряя рассудок, сеет ночь под осенним небом. Жёлтый автомобиль, фаршированный тьмой, чернеет на ходу. Существо не подозревает, что к балету присоединились незваные танцоры.

Комсен и Берокси дышат копотью в старом «бьюике» детектива.

– Сколько можно колесить?! Я что, на экскурсии? – ворчит Берокси.

– Это точно. Таким город я ещё не видел. – Комсен созерцает угрюмые кляксы, забрызгавшие небосвод.

Отравленное небо обстреливает жителей дождём. По тротуару бегут мятежные ручьи. Фонари сходят с ума, ублажая чревоугодие тьмы. Оранжевые листья взрываются в пепельном конфетти. Цвет города тает в траурном конформизме.