Московские переговоры ввиду позиции западных делегатов на заседании 17 июля забуксовали. Обеспокоившись угрозой срыва переговоров, У. Стрэнг отмечал 20 июля в письме в МИД, что это побудит немцев к действию, указав также, что срыв переговоров может «вынудить Советский Союз встать на путь изоляции или компромисса с Германией».^[65] Еще раз обращаю внимание на то, что на каждом этапе у западных демократий было четкое понимание того, чем закончится дело, если они и далее будут упираться и тянуть волынку на переговорах. Мобилизационные мероприятия в Германии достигли к этому времени колоссального размаха. Обеспокоенное этим французское правительство не могло более их игнорировать. 19 июля французскому послу в Лондоне Ш. Корбену было дано указание встретиться с министром иностранных дел лордом Галифаксом и призвать его «взвесить меру ответственности», которую возьмут за неудачу московских переговоров Англия и Франция. «Вся наша система безопасности в Европе будет подорвана, эффективность помощи, обещанной нами Польше и Румынии, будет скомпрометирована. Исход переговоров решит, будет в ближайшие недели война или нет», – подчеркивалось в указаниях Корбену.^[66]

Понять беспокойство Парижа не трудно. Дело в том, что там знали, что в ответ на нападение Германии на Польшу англичане ограничатся только блокадой нацистского рейха. И то, если сделают это сразу. В случае же отсутствия соглашения с СССР, после разгрома Польши, в чем западные демократии ни на йоту не сомневались, основным фронтом стал бы германо-французский. А это было чревато для Франции самыми опасными последствиями. Был ли для Франции выход? Да, был! В Берлине не считали возможным развязывать войну, если противниками Германии будут одновременно Франция, Англия и СССР. Осознавшему, наконец, что «жареный петух» вот-вот клюнет галльского петуха в самое больное место, Парижу на время вернулась его ветреная память. Там вспомнили о подписанном в 1935 г. франко-советском договоре о взаимопомощи. И не только вспомнили, но и попытались превратить его в трехстороннее, то есть в англо-франко-советское соглашение. В том Париж узрел-таки некое спасение для себя. Французская дипломатия, проявлявшая до этого в московских переговорах полную пассивность, несколько активизировала свою деятельность. После многих проволочек британское и французское правительства в конце июля выразили готовность заключить одновременно с политическим также и военное соглашение, для чего открыть переговоры военных представителей (док. 506). Однако это не означало, что в Лондоне и Париже, наконец, действительно определились в своей политике и решили наладить эффективное сотрудничество с СССР.

Но тут натуральный сумасшедший и по совместительству премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен предпринял новую энергичную попытку договориться с Гитлером. 18–21 июля 1939 г. в Лондоне в глубокой тайне состоялись переговоры ближайшего советника британского премьера Г. Вильсона и министра внешней торговли Р. Хадсона с нацистским эмиссаром X. Вольтатом. Излагая заявления британских представителей, германский посол в Лондоне Г. Дирксен отмечал, что в случае достижения договоренности с Германией англичане аннулировали бы гарантии, данные ими некоторым государствам, находящимся в германской сфере интересов. Далее, «Великобритания воздействовала бы на Францию в том смысле, чтобы Франция уничтожила свой союз с Советским Союзом и свои обязательства в Юго-Восточной Европе. Свои переговоры о пакте с Советским Союзом Англия также прекратила бы».^[67] Как видите, то, что чуть позже говорил Р. Бакстон своему германскому визави Т. Кордту не было отсебятиной – это была четко согласованная линия.

Однако бриттам не удалось сохранить в тайне ни саму встречу с Вольтатом, ни суть шедшего на них торга. О них стало известно и в Москве.^[68] Естественным следствием британских маневров могло быть только усиление в СССР подозрений по поводу подлинных намерений Лондона и Парижа. Не подлежало сомнению, что Н. Чемберлен не пересмотрел свою мюнхенскую политику и не намерен делать этого в обозримом времени. Подтверждением такому выводу было также опубликование 24 июля 1939 г. англояпонского соглашения Арита – Крейги, которое вошло в историю как дальневосточный Мюнхен. Англия обязалась не поощрять какие-либо действия или меры, препятствующие достижению японскими войсками их целей в Китае. Символичен сам момент сделки британских консерваторов с японскими милитаристами. Именно в это время Япония развернула военные действия против советско-монгольских войск в районе р. Халхин-Гол. По сути дела, Лондон политически ассистировал Японии, что также не могло остаться бесследным.

Сопутствующий комментарий. Подозрения Москвы в отношении подлинных намерений Лондона и Парижа усилились не только из-за миссии Вольтата. Судя по ряду признаков, советские разведывательные службы пока непонятным и не поддающимся выяснению образом зафиксировали и контакты представителей главы абвера адмирала Канариса с представителями британской разведки. В том виде, в каком эта история лета 1939 г. описана в открытой литературе, она выглядит так. По указанию Канариса начальник отдела иностранных армий Запада германского Генштаба Ульрих Лисс вступил в контакт с резидентом английской разведки в Берлине – заместителем военного атташе Великобритании в Германии Кеннетом В. Стронгом. Лисс проинформировал его о том, что в Лондон будет послан представитель Канариса для контакта с британскими военными разведчиками. Вскоре – в июле – в Лондон действительно прибыл начальник англо-американской группы отдела иностранных армий Запада германского Генштаба, майор Генштаба, граф Герхард фон Шверин. Он имел встречи с главой британской разведки Стюартом Мензисом, начальником морской разведки адмиралом Годфри, бывшим военным атташе в Берлине Маршалл-Корнуэллом и постоянным заместителем министра иностранных дел Великобритании Александром Кадоганом. Шверин информировал их о решении Гитлера напасть на Польшу и просил Англию принять ряд «демонстративных мер», чтобы отвратить Гитлера от исполнения этого решения. Проще говоря, повторялась предмюнхенская история. Тогда, в августе 1938 г., с визитом в Лондон прибыл представитель верхушечной оппозиции Эвальд фон Клейст-Шменцин. Информируя постоянного заместителя министра иностранных дел Ванситтарт (он же главный куратор британской разведки) и Черчилля, которые передали содержание своих бесед с ним Галифаксу и Чемберлену, о готовящемся вторжении вермахта в Чехословакию, Эвальд фон Клейст-Шменцин просил высшее британское руководство занять твердую позицию. Более того. Во всеуслышание заявить, что в случае если Гитлер вторгнется в Чехословакию, то Англия объявит войну Германии. Со стороны пославшей его в Лондон оппозиции. Эвальд фон Клейст-Шменцин от имени генерала Бека обещал, что если Англия это сделает, то генерал Бек покончит с гитлеровским режимом. Увы, они просчитались. Англии нужна была война Германии против СССР, а для этого надо было не кончать с нацистским режимом, а приблизить его, если то было возможно, к советским границам. Итогом стал Мюнхен. Точно такой же результат получился и в результате миссии Герхарда фон Шверина. Антигитлеровские оппозиционеры второй раз кряду никак не могли взять в толк, что Запад привел Гитлера к власти не для того, чтобы потом, когда он восстановит военно-экономический потенциал Германии, покончить с ним, а только для того, что этот преступник и подонок ринулся бы в свой «Дранг нах Остен» и уничтожил СССР!

Вообще надо сказать, что лето 1939 г. было временем подлинного нашествия германских эмиссаров на Британские острова. Все преследовали одну цель – прозондировать возможности возврата к идее создания фронта европейских держав против СССР, большевистской России. Как сказал Геринг на тайной встрече с английскими представителями 7 августа 1939 г.: «Если Германия потерпит поражение в войне, то результатом будет распространение коммунизма и выгоды для Москвы…».^[69]

Зондирование облегчалось тем, что к середине 1939 г. сложилась многоуровневая система негласных англо-германских контактов. На политико-экономическом уровне происходили переговоры уполномоченного Геринга X. Вольтата с ближайшим советником Чемберлена Г. Вильсоном и министром внешней торговли Р. Хадсоном, встречи того же Вильсона с советником германского посольства Т. Кордтом и уполномоченным Риббентропа, советником германского посольства поделам прессы Ф. Хессе, встречи уполномоченного Геринга принца М.-Э. Гогенлоэ и близкого к Гитлеру дипломата В. Хевеля с Галифаксом, Ванситтартом и деятелями Консервативной партии. На военно-политическом уровне имели место визиты в Лондон генерала Рейхенау, подполковника фон Шверина, Ф. фон Шлабрендорфа. Антигитлеровская консервативная оппозиция внутри Германии вела негласные переговоры с бриттами через секретаря Риббентропа Э. Кордта, а также с помощью визитов и меморандума К. Герделера.^[70]

В свою очередь и бритты имели аналогичные уровни выхода на различные круги Германии. На политико-экономическом уровне имели место визиты в Берлин высокопоставленных английских дипломатов Эштон-Гуэткина и Друммонд-Вольфа, сына лорда Ренсимена, лорда Кемсли, секретаря англо-германского общества У. Теннанта, парламентария Ч. Р. Бакстона и, наконец, в качестве «кульминации», секретная встреча Геринга с английскими эмиссарами 7 августа 1939 г. в Шлезвиг-Гольштейне. К этой же категории следует отнести и активные контакты видных представителей деловых кругов Швеции А. Веннер-Грена и особенно Б. Далеруса, через которого осуществлялся прямой обмен посланиями и информацией между Гитлером и Герингом с немецкой стороны и Чемберленом, Галифаксом – с английской. На военно-политическом уровне осуществлялась связь с рейхслейтером Розенбергом через сотрудника не столько британского министерства авиации барона де Роппа, сколько доверенное лицо руководства британской разведки.

Характерной чертой этих контактов и одновременно их общим фоном явилось то обстоятельство, что все они проходили в условиях уже принятого Гитлером решения осуществить операцию «Вайс» не позже 1 сентября, о чем две осиновые стороны – английская и германская – прекрасно знали.

На военно-политическом уровне связь осуществлялась через сотрудника не столько британского министерства авиации барона де Роппа, сколько доверенное лицо руководства британской разведки с рейхслейтером Розенбергом.

Ситуация на московских переговорах грозила взорваться, и теперь все должны были окончательно прояснить переговоры уже военных представителей СССР, Англии и Франции. Главным советским делегатом на них был назначен нарком обороны К. Е. Ворошилов, который был уполномочен подписать военную конвенцию. Вот текст его полномочий:

«Полномочия главе советской делегации К. Е. Ворошилову на ведение переговоров и подписание конвенции по вопросам организации военной обороны Великобритании, Франции и СССР против агрессии в Европе

5 августа 1939 г.

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов – глава военной делегации СССР, в состав которой входят начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил РККА командарм 2-го ранга А. Д. Локтионов, заместитель начальника Генерального штаба РККА комкор И. В. Смородинов, уполномочивается вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе.

Председатель СНК Союза ССР В. Молотов

Управляющий делами СНК Союза ССР М. Хломов».^[71]

Начальник Генерального штаба РККА Б. ДМ. Шапошников подготовил конкретные предложения, которые могли бы составить основу этой конвенции. К началу тройственных военных переговоров ситуация в Европе еще больше осложнилась. Советское правительство располагало солидной разведывательной и иной информацией из различных источников, чтобы с нарастающей тревогой воспринимать надвигавшиеся события. Тем более что с 7 августа уже было известно, что «развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа, следует считаться с началом военной акции против Польши». Выше все эти данные уже приводились. Лондон и Париж располагали аналогичной же информацией. Однако они не считали нужным торопиться с открытием военных переговоров с СССР и даже не считали нужным назначить для их ведения компетентных, наделенных соответствующими полномочиями и правами принимать на месте необходимые решения лиц. Британскую делегацию возглавлял главный адъютант короля по морским делам адмирал П. Дракс, французскую – член высшего военного совета французской армии генерал Ж. Думенк.

Сопутствующий комментарий. Весьма любопытны комментарии полпредов СССР в Англии и Франции по составу этих делегаций. Касаясь состава, например, французской миссии, советский полпред во Франции указал в своем сообщении в НКИД, что французское правительство, по-видимому, поставило перед ней «скромную программу». «Ее подбор по преимуществу из узких специалистов свидетельствует и об инспекционных целях делегации – о намерении в первую голову ознакомиться с состоянием нашей армии»^[72]. В свою очередь полпред СССР в Англии указал следующее: «Мне кажется, что по характеру занимаемых ими официальных постов члены делегации ничего не смогут решать на месте и все будут передавать на рассмотрение Лондона. Подозрительно также то, что, опять-таки по характеру занимаемых ими постов, члены делегации могут оставаться в Москве неопределенно долгое время. Это как будто бы не предвещает особой быстроты в ведении военных переговоров…».^[73]

26 июля 1939 г. на заседании английского правительства был рассмотрен вопрос об основных задачах английской военной миссии в Москве. В протоколе заседания было зафиксировано: «Все были согласны с тем, что нашим представителям следует дать указание вести переговоры очень медленно, пока не будет заключен политический пакт». Далее в протоколе было указано, что не следует начинать переговоры с предоставления Советскому правительству информации, касающейся английских планов, а стремиться к тому, чтобы «русские информировали наших представителей относительно того, что они могли бы сделать, например, чтобы оказать помощь Польше».^[74] То же самое было зафиксировано и в директиве для английской военной делегации. Лично инструктируя 2 августа П. Дракса, лорд Галифакс вменил в его обязанности только продолжение «переговоров ради переговоров», а именно «тянуть с переговорами возможно дольше».^[75] «Дольше» означало до конца сентября,^[76] после чего, как полагали в Лондоне, необходимость в них вообще отпадет. Но при этом откровенно валяли дурака даже между собой. Дело в том, что они обосновывали необходимость тянуть волынку с переговорами тем, что-де из-за осенней распутицы нападение Германии на Польшу в 1939 г. станет технически невозможным, а до следующей весны можно будет договориться с Германией. На самом же деле, еще раз это подчеркиваю, в Лондоне прекрасно знали, что нападение произойдет в любой день после 25 августа. Но ведь им-то надо было затянуть переговоры до того, как нападение станет фактом, а уж потом они развели бы руками – мол, ну, что тут поделаешь, разбирайтесь сами. Обычный ответ PERFIDIOUS ALBION после того, как он нагадит. А Гитлер уже был бы непосредственно на старой польско-советской границе, от которой до важнейших центров СССР в европейской его части, как уже отмечалось выше, было рукой подать.

Правительство Франции заняло позицию, ничем не отличавшуюся от позиции Англии, а попутно попыталось сделать ставку прежде всего на психологический эффект, который произведет на Германию факт военных переговоров. Вот текст инструкций французской делегации: Инструкция начальника генерального штаба французской армии М. Гамелена французской делегации на переговорах военных миссий СССР, Великобритании и Франции, 27 июля 1939 г.: