Вот вам и анахронизм: – Рим в запустении, папского двора в нём нет, а Петрарка выбирает Рим для получения венка поэта!

Прожив около года при дворе пармского тирана Аццо ди Корреджио, он снова возвращается в Воклюз. Мечтая о возрождении величия древнего Рима, он проповедует восстановление римской республики, поддерживая авантюру «трибуна» Кола ди Риенци (1347 год), что портит его отношения с Колонна и побуждает переселиться в Италию. После двух продолжительных путешествий по Италии (1344—1345 и 1347—1351 годы), где он завязывает многочисленные дружеские связи (в том числе с Боккаччо), Петрарка навсегда покидает Воклюз в 1353 году, когда на папский престол вступает Иннокентий VI, считавший Петрарку волшебником, ввиду его занятий Вергилием.

Последние годы жизни Петрарка проводит при дворе Франческо да Kappapa, отчасти в Падуе, отчасти в загородной деревеньке Арква, где и умирает в ночь с 18 на 19 июля 1374 года, не дожив одного дня до своего 70-летия. Его находят утром за столом, с пером в руке над жизнеописанием Цезаря. На местном кладбище красуется памятник из красного мрамора, поставленный поэту его зятем Броссано, бюст же воздвигнут в 1667 году.

Сравнивая дату смерти Франческо Петрарки – 1374 год и 1371 год (вычисленный мной для смерти Данте), видим, что они являются полными современниками.

Петрарка пишет две автобиографии: одна, неоконченная, в форме письма к потомству («Epistola ad posteros») излагает внешнюю историю автора, другая, в виде диалога Петрарки с блаженным Августином – «О презрении к миру» («De contemptu mundi» или «De secreto conflictu curarum suarum», 1343 год), изображает его нравственную борьбу и внутреннюю жизнь вообще. Источником этой борьбы служит противоречие между личными стремлениями Петрарки и традиционной аскетической моралью; отсюда особый интерес Петрарки к этическим вопросам, которым он посвящает 4 трактата («De remediis utriusque fortunae», «De vita solitaria» («Об уединённой жизни»), «De otio religioso» («О монашеском досуге») и «De vera sapientia» («Об истинной мудрости»). В поединке с Августином, олицетворяющим религиозно-аскетическое мировоззрение, побеждает всё же гуманистическое миросозерцание Петрарки.

Оставаясь строго верующим католиком, Петрарка в этих трактатах, а также в переписке и других произведениях, старается примирить свою любовь к классической литературе (латинской, так как по-гречески Петрарка не научился) с церковной доктриной, причём резко нападает на схоластов и на современное ему духовенство.

Особенно – в «Письмах без адреса» («Epistolae sine titulo»), переполненных резкими сатирическими выпадами против развратных нравов папской столицы (Авиньона) – этого «нового Вавилона».

Эти письма составляют четверокнижье, все из них адресованы то реальным, то воображаемым лицам – своеобразный литературный жанр, навеянный письмами Цицерона и Сенеки и пользовавшийся огромным успехом как вследствие их мастерского латинского слога, так и в силу их разнообразного и актуального содержания.

Значение Петрарки в истории гуманизма заключается в том, что он кладёт основание всем направлениям ранней гуманистической литературы с её глубоким интересом ко всем сторонам внутренней жизни человека, с её критическим отношением к современности и к прошлому, с её попыткой найти в древней литературе основание и опору для выработки нового миросозерцания и оправдания новых потребностей.

Вплоть до начала XX века наиболее полным собранием сочинений Петрарки являются «Opera omnia», изданные в Базеле в 1554 году.

В XIX веке лучшим изданием его переписки считается издание Fracassetti, «Epist. famil. et variae» (Флоренция, 1854—1863 годы; в итальянском переводе с многочисленными примечаниями: Флоренция, 1863—1867 годы). Полное издание биографий знаменитых людей даёт Razzolini (Болонья, 1874 год); речи Петрарки изданы Hortis («Scritti inediti F. Р.», Триест, 1874 год); лучшее издание не любовных стихотворений Петрарки – Carducci («Rime di F. P. sopra argomenti morali e diversi», Ливорно, 1876 год). Кроме утраченной комедии Петрарки «Philologia», ему приписываются находящиеся в рукописях: «Vita Senecae», «Sententia de Terentii vita», «De casu Medeae» и «Comoedia super destructionem Caesenae».

По случаю шестисотлетнего юбилея Петрарки законом Итальянского королевства №365 от 11 июля 1904 учреждена комиссия по изданию его произведений (La Commissione per l’Edizione Nazionale delle Opere di Francesco Petrarca), ставящая своей целью критическое издание всех произведений Петрарки. В её работе принимают участие ведущие филологи Италии, в том числе В. Росси (первый президент) и Дж. Джентиле. Первой, в 1926 году, издана поэма «Африка», за ней следуют письма. Комиссия продолжает свою работу и в XXI веке, в настоящее время её президентом является Микеле Фео.

Только в 1904 году учреждена комиссия по изданию произведений Петрарки, и только в XIX веке изданы лучшие издания его произведений и переписки. В свете нашего исследования это вполне естественно. А одинокое издание 1554 года вызывает большие сомнения в его существовании и правильной датировке.

Пока оставим Петрарку, но запомним сказанное – оно ещё пригодится в нашем исследовании.

 
Я Беатриче, та, кто шлет тебя;
Меня сюда из милого мне края
Свела любовь; я говорю любя. 72
 
 
Тебя не раз, хваля и величая,
Пред господом мой голос назовет.
Я начал так, умолкшей отвечая: 75
 

Женщина представляется Вергилию, как Беатриче, возлюбленная Данте, говорит, что её из милого ей края к нему сводит любовь, и она говорит, любя. При этом она представляет себя, как пришедшую из милого ей края, а не с небес.

Существуют ли более сильные аргументы, чтобы побудить мужчину к подвигу, чем призыв к служению Прекрасной Даме? Комедия здесь переходит в разряд Рыцарского Романа.

Беатриче клянётся: – её голос не раз назовёт перед Господом имя Вергилия, хваля и возвеличивая его. Это не пустая клятва. Согласно законам жанра, Господь может из любого круга Ада, либо Чистилища, призвать к себе, в небесный Рай и поселить в Райских кущах любую душу. Всё что для этого нужно – вознести молитвы Господу. Чем больше молитв дойдёт до Господа, тем быстрее будет принято такое решение. Это – основной механизм и пряник Христианской веры, равно и других вер, такой же, как и кнут – Ад.

 
«Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод, 78
 
 
Тебе служить – такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье. 81
 
 
Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему?» 84
 

Вергилий называет Беатриче единственной из смертного рода и возвышенней, чем всякое творение, вмещаемое в малый небосвод – формула, которую заслуживают исключительно царствующие особы – помазанники Божьи. Малый небосвод – сфера Луны, выше которой всё вечно, а, как известно: – «Ничто не вечно под Луной». Так он подтверждает, что Беатриче находится пока ещё в малом небосводе – на Земле – ещё жива!

Он смиренно испрашивает её повеления, не прося ничего взамен; утешением ему будет и само служение ей. Ему удивительно, как она без страха сходит в темноту земного недра; он не понимает, насколько она уверена, что снова сможет подняться к своему высокому простору.

 
«Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, – был ее ответ, —
Зачем сюда не страшно мне спускаться. 87
 
 
Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет. 90
 
 
Меня такою создал царь вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной. 93
 

Бояться надо тогда, когда узнаешь, что твоему ближнему угрожает вред – отвечает Беатриче. Всё остальное не страшно. Господь создаёт её такой бесстрашной. Она не боится пламени Ада, её хранит Он.

Убрав мистические очки с глаз, утверждаем: – в данном случае Данте нужна не мифическая помощь чьей-то души, пусть и самой любящей, а реальная помощь сильных мира сего. За его жизнь и судьбу вступается реальная земная могущественная женщина, посылающая ему на помощь опытного специалиста – проводника с приказом: – «Любой ценой найти поэта и доставить ко мне!» Кто эта женщина, поэт сообщит в своё время.

 
Есть в небе благодатная жена;
Скорбя о том, кто страждет так сурово,
Судью склонила к милости она. 96
 
 
Потом к Лючии обратила слово
И молвила: – Твой верный – в путах зла,
Пошли ему пособника благого. – 99
 
 
Лючия, враг жестоких, подошла
Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,
Сказать: – Господня чистая хвала, 102
 
 
О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью. 105
 
 
Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе? – 108
 

Беатриче сообщает Вергилию: – в небе есть Благодатная Жена – Непорочная Дева Богородица (созвездие Дева), которая, видя страдания Данте на Земле, склоняет Судью (созвездие Весы) – Господа к милости.

Заручившись милостью Господа, Благодатная Жена поручает Лючии – Просвещающей Благодати (яркая звезда Спика в созвездии Колос Девы, находящегося в руке созвездия Дева), найти и послать пособника благого для своего верного ученика – Данте, который находится в путах зла.

Лючия – враг жестоких (Колос Девы ещё называют Колос Мира), тут же подходит к Беатриче, которая сидит рядом с древнею Рахилью, и почтительно обращается к ней, величая её: – «Господня чистая хвала».

Таким образом, до слуха Беатриче с небес доносится весть о тяжелом положении Данте. Лючия просит её помочь возлюбленному – Данте, который, возвысившись над повседневной былью, всю свою жизнь посвятит служению во имя любви к ней. Лючия спрашивает у неё: – разве она не слышит мольбы Данте к ней, разве не видит, что грозный поток, сильнее моря уносит его, изнемогшего в борьбе? Разве не видит, что военные действия доходят уже до побережья Адриатического моря и последние защитники Римини вот-вот будут сброшены в море?

Три жены вступаются за Данте: – Богородица, Лючия и Беатриче. В обычном понимании Комедии, все они находятся на небесах. И помочь ему может самая могущественная из них – Богородица, не обращаясь ни к кому. Но поэт очень тонко сообщает: – Богородица и Лючия – небесные заступницы могут только покровительствовать ему, а оказать реальную помощь на Земле может только земная живая могущественная защитница – Беатриче.

 
Никто поспешней не бежал от горя
И не стремился к радости быстрей,
Чем я, такому слову сердцем вторя, 111
 
 
Сошла сюда с блаженных ступеней,
Твоей вверяясь речи достохвальной,
Дарящей честь тебе и внявшим ей». 114
 
 
Так молвила, и взор ее печальный,
Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил
И торопил меня к дороге дальней. 117
 

Беатриче предпринимает самые решительные и срочные шаги по спасению Данте. Видно, как она его любит.

Понимая, что он по-прежнему опирается твёрдой стопой на землю, нахожу в этом описании работу секретных служб, которые, видя обстановку в Европе и бедственное положение поэта, сами будучи не в состоянии ему помочь, обращаются за помощью к ней. Она, вняв их просьбам, обращается к своему приближенному специалисту с соответствующим приказом. Исполняя этот приказ, перед поэтом появляется секретный агент под кодовым именем Вергилий или Геркулес.

Так говорит Беатриче, печально глядя на Вергилия через потоки слёз и торопя его в дальний путь, что сердце его разрывается.

 
Покорный ей, к тебе я поспешил;
От зверя спас тебя, когда к вершине
Короткий путь тебе он преградил. 120
 
 
Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?
Зачем постыдной робостью смущен?
Зачем не светел смелою гордыней, – 123
 
 
Когда у трех благословенных жен
Ты в небесах обрел слова защиты
И дивный путь тебе предвозвещен?» 126
 

Услышав такие слова, идущие прямо от сердца и окрылённый ими, Вергилий спешит настолько быстро к Данте, как никто и никогда не бежит от горя и не спешит к радости. Он поспевает вовремя и спасает поэта от Волчицы – Франции, которая преграждает короткий путь к спасению. Он торопит поэта, находящегося в смятении чувств, умоляет его оставить робость и призвать на помощь смелую гордыню, напоминает: – он обретает слова защиты у трёх благословенных жен в небесах – Богородицы, Лючии и Беатриче, предвозвестивших ему дивный путь.

 
Как дольный цвет, сомкнутый и побитый
Ночным морозом, – чуть блеснет заря,
Возносится на стебле, весь раскрытый, 129
 
 
Так я воспрянул, мужеством горя;
Решимостью был в сердце страх раздавлен.
И я ответил, смело говоря: 132
 

Данте при этих словах воодушевляется, и, отбросив уныние, исполнившись решительности, понимает, что вчерашние страхи бесследно проходят.

 
«О, милостива та, кем я избавлен!
И ты сколь благ, не пожелавший ждать,
Ее правдивой повестью наставлен! 135
 
 
Я так был рад словам твоим внимать
И так стремлюсь продолжить путь начатый,
Что прежней воли полон я опять. 138
 
 
Иди, одним желаньем мы объяты:
Ты мой учитель, вождь и господин!»
Так молвил я; и двинулся вожатый,
И я за ним среди глухих стремнин. 142
 

Решившись и обретя смелость, Данте даёт прямой и положительный ответ Вергилию, но обращается при этом к своей возлюбленной – Беатриче. Вдохновленный словами вождя, он рвётся в путь, обретя прежнюю волю.

Созвездие Геркулес движется по звёздному небу. Поэт, устроившись у него за спиной в виде созвездия Северная Корона, движется за ним.

Начиная с этого момента, путники в образе созвездий Геркулеса и Северной Короны не остаются на месте, а начинают умозрительно обходить всю Сферу Звёзд, двигаясь по ломаной линии, проходящей через все созвездия. Так последуем за ними, пользуясь Звёздным Атласом Яна Гевелия и сверяясь с описанием созвездий у Арата Солийского и других астрономов. Путь их лежит на восток – против движения Небесной Сферы.

Земной путь путников также лежит на восток, в направлении, противоположном пути бегства царя Энея из Трои в Италию.

Данте называет Вергилия вождём (Duca – Дюк – герцог, вождь), господином (Segnore – сеньор, господин) и учителем (Maestro – учитель). Из этих трёх названий интересно именование герцог (исторических сведений о том, что Вергилий герцог, я не нахожу). Хотя Данте может использовать его в прямом смысле: – вождь, предводитель. На звёздном небе поэт отмечает (не называя их) созвездие Дева и созвездие Весы.

Реконструкция событий:

Ночь спускается, но звёзд не видно. Холодный ветер гонит низкие тучи, моросит редкий дождик. Луна едва светит сквозь облака.

Тень появляется ниоткуда. Капеллан вылезает из-под повозки, где укрывается от дождя. Яков, откинув капюшон плаща, показывается в свете Луны.

«Наденьте, Вашство» – шепчет он, протягивая капеллану такой же плащ и верёвку.

«Дождь, Яков» – шепчет капеллан.

«Что-ж дождь, Вашство» – отвечает Яков: – «Дождь нам на руку». Он чуть слышно свистит.

Тени двух монахов в плащах с капюшонами беззвучно вырастают рядом. Одна маленькая, а другая настолько огромная, что капеллану кажется: – маленькую можно два раза поставить одну на другую, чтобы уравнять их.

«Дождь то не с туч, а с навозных куч» – хихикает маленькая тень. Яков грозно смотрит на неё, но та ничуть не смущается.

«Так как же ты здесь, Яков?» – шепотом спрашивает капеллан.

«Матушка послала за Вами, Вашство» – тихо отвечает тот: – «Им же рад служить».

«Сама?» – изумляется капеллан: – «Видел её?».

«Вот, как Вас, Вашство» – невозмутимо отвечает тот.

«Как пойдём, Яков?» – с интересом спрашивает капеллан.

«Известно как, Вашство» – отвечает тот: – «Через Турку и Тартару».

«Через Турку» – поддакивает маленькая тень, но Яков не обращает на неё внимания.

«Как через Турку, Яков?» – волнуется капеллан: – «Там же неверные, басурмане. Схватят, не отпустят, а то и голову с плеч. Не пойду через Турку».

«Что-ж неверные, Вашство» – спокойно отвечает тот: – «Басурмане тоже люди, велик Бог, пройдём, не извольте беспокоиться. Матушка очень ждут».

«Так и сказала, ждёт?» – взволнованно переспрашивает капеллан.

«Как Бог свят, ждут, Вашство» – подтверждает Яков: – «И слезу пустили».

Капеллан растерянно задумывается; Яков указывает бунчуком на повозку. Тени сбрасывают плащи. В свете выглянувшей в разрыв облаков Луны, зрелище открывается любопытное. Огромного роста и необъятного размера казак, с оселедцем соломенного цвета на макушке, пышными пшеничными усами, кажется вооружен, как целый взвод. Внушительного размера пищаль кажется детской игрушкой в его руках, за спиной висят мушкет и двуручный меч невероятной длины, за кушаком торчат внушительные рукояти нескольких пистолетов и двух длинных кинжалов, за пояс заткнут огромный, остро отточенный топор. Маленький же казак, с оселедцем цвета воронова крыла и чёрными тоненькими усами, держит в руках кавалерийский короткий мушкет; на поясе, из-за которого выглядывают рукояти двух пистолетов и кинжала, висит хищная шашка в узорных ножнах.

Сложив оружие на плащи, казаки направляются к повозке. Гигант, примерившись к оглоблям, двумя взмахами топора ловко ссекает их, укорачивая. Маленький, нырнув под повозку, вытаскивает шкворень. Гигант, сняв с повозки два тяжелых сундука, одной рукой приподнимает её, освобождая передок. Маленький выкатывает передок и тот осторожно опускает повозку на землю. Затем он поднимает с земли сундуки, ставит их на передок, складывает туда же большую часть оружия, подойдя к маленькому, сменяет его на оглоблях.

Маленький, вьюном вертясь вокруг передка, увязывает сундуки и оружие верёвкой. Гигант в это время захлестывает постромки петлями вокруг оглобель. Затем он надевает плащ, перекидывает постромки через голову и становится спереди упряжки, пропустив оглобли под руками. Маленький подаёт ему пищаль; тот устраивает её на выступающих концах оглобель перед собой, освободив руки. Окончив упряжку, он прыгает и трясёт передок, прислушиваясь, не гремит ли что.

Маленький накидывает плащ, попрыгав, вскакивает на передок, дёргает верёвки, сострив: – «Вязал – плакал, ехал – смеялся» – и понукает: – «Н-нну, пошёл!».

«Балуй!» – не оборачиваясь, низким басом беззлобно брешет гигант, бесшумно и легко покатив упряжку в темноту. Маленький послушно соскакивает с передка и, держа мушкет наготове, скрывается за ним.

«Ну и Геркулес у тебя, Яков» – восхищается капеллан.

«Да уж, Вашство» – усмехается тот: – «Кулеш звать, кличут Сисим, а мелкий – Горобчик, кличут Оськин, да Вы его помните. Не глядите, Вашство, что мелкий: – мал золотник, да дорог. В любую щель ужом вползёт, под водой живёт, прикажу – гору свернёт. Ну, нам тоже пора, Вашство, с Божьей помощью, привяжитесь» – и протягивает конец верёвки.

«Как же мы их догоним, Яков?» – привязывая верёвку к поясу, волнуется капеллан.

«К чему догонять, лучше порознь, Вашство, незаметнее» – рассуждает тот и направляется в непроглядную темноту; капеллан поспешно следует за ним.