Что в имени тебе моём?
Оно мелькнёт, как звук пустой.
Так никогда и не поймём
Мы этой истины простой.
Что в звании тебе моём?
В ничтожном блеске мишуры,
Мы не узнаем, вечность в нём,
Или случайный плод игры?
Что в сущности тебе моей?
Раскроет что её сполна?
Рёв медных труб? Молва людей?
Или за гробом тишина?
Но, что во мне откроешь вдруг —
Твоим останется навек.
Увидишь: – спутник, или друг,
Или случайный человек…
Ещё не прерванным полётом
Тот голос хриплый пролетал.
Никто ещё не ведал, кто там
В Таганке сцену потрясал.
Страну трясли другие ритмы
И комсомольских строек дни,
Сибиряки, не сибариты,
В Назарове зажгли огни.
Страна росла, цвела, мужала
И отдавала дань земле.
Детей, что женщина рожала,
В огромном плавила котле.
И, как совковые лопаты,
«Хрущобы» шли, стена к стене,
Людские волны угловато
Перемывая по стране.
И самородки неподъёмно
В них оседали, в дело въев,
И пену крикунов горкомных,
У власти трущихся, презрев.
Машин вращеньем управляя,
Руководя потоком рек,
В стране, от края и до края,
Рождался новый человек.
Прошли года, и эти стройки,
И мощь поставленных машин,
Снесли разруху перестройки,
Приватизаций магазин,
Кровавый беспредел без края,
И веры в бога, душу, мать.
А нам с тобой, моя родная,
Страну с коленок поднимать.
Танюша, в день рожденья светлый,
Посеем ум, добро навек,
Плоды которых непременно
Пожнёт пусть новый человек.
В мельканьи цветотени на экране,
И в суете привычной рабских дней
Один в окошке свет: memento Tane
Любовь твоя путь освещает мне.
Ни подрывать основы мирозданья,
Ни улетать за тридевять земель,
Не нужно мне – одно: memento Tane
Смысл бытия и моей жизни цель.
Но я достигну полноты желаний
И совершенным сделаю весь мир,
Пока моя звезда: memento Tane
Сияет в небе, новый Альтаир!
На полотне незримым очертаньем
В граните, бронзе, мраморе, мечте
Твой образ, о! Моя: memento Tane
Я вижу в неизбывной красоте!
В мое окно в Геленджике глядят
Листочками лепечущие липы,
Как будто во дворе печалью всхлипа
Твое окно от глаз моих хранят.
За них я не пытаюсь заглянуть.
Мне ясно, что тебя за ними нету.
И старая луна, дрожа от света,
Сейчас мне не пытается прилгнуть.
Я лунною дорожкой ухожу
За горизонт, что кажется мне близким.
Луны кружок, как бедра одалистки,
В своих руках я, обхватив, держу.
Я так хочу, чтоб в этой тишине
Вдруг дверь раскрылась и тебя впустила.
Мою печаль, как свечку, погасила
На золотом, распахнутом окне.
Мою любовь, как свечку, засветила,
На золотом, распахнутом окне.
В небытие уйду. В разгаре лета
На улице меня случайно встретишь
И не узнаешь бедного поэта.
Свой взгляд не остановишь, не заметишь.
Свою любовь, как вальдшнепа на тяге
Из двух стволов, нечищеных и злых
Ударю влет. На землю навзничь лягу,
Примяв ковер зеленый трав лесных.
Глаза, в которых отразится небо,
Мне выклюют сороки, раскричав,
На целый мир, как сказку или небыль,
По сломанной любви свою печаль.
Мне отходную волки песнь провоют,
Оплачет лес, ветрами простонав.
Дожди мой остов добела отмоют,
Залижут языками влажных трав.
В лесной глуши их не найдет охотник,
Не потревожит дикий зверь лесной.
Зима оденет снегом мои кости,
Белейшей плотью, чистой и святой.
И, как-нибудь весною, утром ранним
Наступит Воскресение мое.
Разрыв-трава мои залечит раны,
Дурман трава подарит забытье.
Ручей, кровавый от зари весенней,
Вольется в жилы мне, застынет там.
Душа из облаков сойдет на землю,
И в плоть войдет под шум и птичий гам.
Две капельки росы в пустых глазницах
Вдруг оживит блеснувший солнца луч.
И звонким пением наполнят птицы
Дыханием расправленную грудь.
Воскресну, встану, в саван завернувшись,
И по миру, огромный и святой
Пойду, от тяжести веков согнувшись,
Искать любви с протянутой рукой.
Когда найду, гроза пройдет над миром,
Пронзит мне сердце молний светлый путь,
Сжигая плоть любви весенним пиром
И громом сердца наполняя грудь.
В одиночество плача, в обиталище грусти
Ты уходишь, надеясь испытать свои чувства.
И обратно взлетаешь, и порхаешь свободно,
Хохоча, кувыркаясь, резвясь беззаботно.
И улыбкою милой, что до слез насмешила,
Ты играешь, как будто покоривший вершину,
Очарованный странник, или ветер-скиталец,
Или маленький мальчик, отморозивший палец.
И ко мне ты приходишь, и меня увлекаешь,
И, как будто котенок со мной ты играешь,
Коготки свои пряча в своих лапках пушистых,
Разгоняет молчанье твой смех серебристый.
И, себя забывая, за тобой я бросаюсь,
И поймать птицу счастья руками пытаюсь.
Талым мартовским снегом в руках моих таешь,
Незаметною тенью от меня ускользаешь.
Ты уйдешь беспечально, я же крикну, отчаясь:
– Ты куда, моя чайка? Эхо скажет мне: – Чао!
Ветки елей, качаясь, измочалят молчанье,
И истают свечами мои сны и печали.
В стае вороньей летают галки,
Голуби и грачи.
Только сорока своим товаркам
Вечно кричит.
Нет белых пятен в стае вороньей,
Как ни гляди,
Лучше сороку, лучше сороку
Ты погоди.
Пусть говорят: – ненастье приносит
С собой она.
А на одном боку солнца просвет,
А на другом – луна.
В сумерках жизни и в красках заката
Путь мне укажут огни привокзальные.
Образом чистым храню в сердце свято
Хрупких ладоней движенья прощальные.
Отроком блудным к тебе возвращаясь,
Каюсь, вступая в места изначальные,
Холодом ясным на лбу ощущая,
Нежных ладоней движенья прощальные.
Как я гляжу в эти чудные очи,
Слушаю речи простые, печальные
И вспоминаю безумные ночи,
Мягких ладоней движенья прощальные.
Ветер осенний, холодный, нестриженый
Снова несет меня в странствия дальние.
И оглянусь я назад, и увижу
Милых ладоней движенья прощальные.
В твоем характере нет ни одной
Черты, которые хотел бы я исправить.
Так оставайся же всегда такой,
Какая есть! Я это буду славить.
Не спрошу у тебя: – Любишь ты, или нет;
Не замру, в ожиданьи услышать ответ.
К чему клятвы твои, обещанья твои,
Если в сердце твоём для меня нет любви.
Как измерить любовь, взвесить страсть на весах?
Как услышать себя? Лишь в чужих голосах.
Знай, что если не смог разбудить в себе пыл,
Я тебя никогда, никогда не любил.
Изреченную мысль мудрец ложью назвал.
Как любовь сохранить, в чистом виде, в словах?
В слово смысл я вложу, вложишь ты другой смысл,
И любовь упадёт птицей стреляной вниз.
Я не требую клятв, заверений твоих.
Ты в глаза мне взгляни – я пойму всё без них.
Когда сижу в своем любимом кресле,
Напротив меня светится окно.
Как жаль, что от меня оно напротив!
Крик – грубый, грязный, сквернословный,
Гремит в вагоне, бьётся в двери: —
Вор! Проходимец! Жулик! – Словно
Рычанье из груди у зверя.
Парнишка, с милиционером
Стоит, затравленно взирая.
А, во главе с пенсионером,
Вагон на парня напирает.
Что он украл? Да, полно, полно —
Что красть? Продукты в сетке грязной?
Рубины? Жемчуга? Алмазы?
Иди сюда, друг оскорбленный.
Я сам отдам тебе, бедняжка,
С себя, последнюю рубашку.
С легким шелестом платье скользнуло
И разбитая хлопнула дверь.
По углам я расставил два стула.
Все до конца, до срока
Идет своим путем.
И чести нет пророку
В Отечестве своем.
И голос, душу рвущий
Мне, и тебе, и всем;
В пустыне вопиющий,
Он нас зовет, зачем?
Зачем срывать нам путы,
Срывать зашторы с глаз?
Плюнь на него! – Он путник,
Прошедший мимо нас.
А мы в своем мирочке
Устало отдохнем
И доживем до точки,
Но снова не начнем.
И новых не откроем
Путей, миров и звезд;
И лишь землей прикроем,
Пустившееся в рост.
Зачем он травит душу
И сердце бередит?
Гони его, не слушай
И больше не гляди:
Как он уйдет устало,
Не поднимая глаз.
Ему так надо мало,
Но много больше нас.
Скажи, о чем ты думаешь, когда
Под нами снег и талая вода?
Ты говоришь мне: – И идти боюсь,
И повернуть обратно не решусь.
Говоришь: – Другого я любила
Сильно. Поплатилась в жизни всем.
Я боюсь вернуть всё то, что было,
Лучше ты оставь меня совсем.
Говоришь: – Меня и бросить можно,
Выбросить из сердца, но прости: —
От тебя уйти совсем несложно,
От себя, скажи, куда уйти?
Те слова твои мне сердце ранят,
Больно бьют, но, всё ж, уверен я,
Что не опозорит, не обманет,
Не предаст меня любовь моя.
Не тверди: – Испорчена, плоха я,
Сломлена в мучительной борьбе…
Соль не сыпь, пока ещё живая
Сердце рана взрезала тебе.
Не суди себя ты слишком строго,
На себя напрасно не греши.
Жизни нужно очень, очень много,
Чтоб закрыть один разлом души.
Будь со мною до конца ты честной.
Не гони, не говори: – Уйди!
Как уйти? Ведь разве с сердцем вместе
Вырву из моей тебя груди.
Мне доверься. Ясными глазами
Ты взгляни. Души почувствуй взлёт.
И тогда, спасительным бальзамом
На тебя моя любовь сойдёт.
В то время как пишу я эти строки,
И вижу каждый день тебя во сне;
По лужам скачут пестрые сороки,
Напоминая миру о весне.
Готовы за протянутый кусок
Рыбешки, кувыркаться в дельфинарии,
Сквозь стекла видя неба поясок,
И звучно распевая свои арии,
Дельфины, в услуженьи у людей,
В тюремной клетке мелкого бассейна —
Какой, из ада вышедший злодей
Их приручил для вашего веселья?
Готовы за кусочек танцевать
И прыгать, и мячи метать, и кольца,
Но, если б знала их морская мать,
Не стала бы рожать их для неволья.
И мы, подобно узникам тюрьмы,
Смиренно наблюдаем их работу.
Чем лучше их? Невольники все мы —
Идем покорной жизнью к эшафоту.
О проекте
О подписке