– Могу я взять вас под руку? – поинтересовалась девушка.

– Конечно же, душа моя, – улыбнулся он довольно и поднял локоть, удерживая сильными руками вожжи. Она улыбнулась ему в ответ и просунула ладонь под его локоть, а он прижал руку к себе. Придвинувшись к его боку, она чуть склонила голову к нему на плечо. На эти действия девушки Сергей счастливо рассмеялся и кивнул. – Вы правы, Наденька, так гораздо приятнее сидеть рядом…

Он склонил голову и легко поцеловал ее в лоб. Снова смотря на дорогу, он спросил:

– Могу я обращаться к вам на «ты»?

– Да.

– Чудесно, душа моя.

К ужину Надя переоделась в вечернее платье цвета сольферино, ярко-сиреневого оттенка, модного в то время, более открытое и кокетливое, как и полагалось по этикету. Около восьми в сопровождении Дуни, которая собралась в прачечную, она вышла из спальни. Девушки направились к лестнице, но Надя вдруг остановилась и, указав на одну из дверей, спросила:

– Мне помнится, про эту комнату говорила мне Велина Александровна. Эта же спальня покойной Лидии Ивановны, Дуня?

– Да.

Отчего-то Надя подумала о том, что, возможно, в комнате она найдет нечто такое, что прольет свет на исчезновение и смерть графини. Так подсказывало ей внутреннее чутье. А она очень хотела узнать всю правду, ведь это все было связано с Сергеем, который стал далеко не безразличен ей.

– А можно туда зайти? – поинтересовалась она, приблизившись к спальне и дергая ручку, но дверь оказалась заперта.

– Никак нет-с, барышня. Сергей Михайлович запретил ее открывать. И ключи только у нашей экономки, Марьи Степановны.

Нахмурившись, девушка понятливо кивнула и поспешила к лестнице, не желая опоздать на ужин, который, как сказал граф, подают в восемь вечера.

В гранатовой столовой на вечерней трапезе присутствовали граф, Велина Александровна, Марья Степановна и Надя. За столом царила добродушная атмосфера, даже несмотря на то, что лицо экономки было мраморно неподвижно, и она упорно молчала, то и дело недовольно зыркая в сторону Нади, которая с аппетитом ела. Сергей и Велина Александровна рассказывали о соседях, о своем имении и об интересных мероприятиях, происходящих в городе в эту пору. А девушка с интересом спрашивала их и поддерживала разговор.

Все было спокойно до того момента, пока в середине трапезы в столовую не вошел высокий худой франт с ехидной усмешкой на красивом лице и колючим взором, одетый в модный костюм: синий сюртук, желтый жилет, светлые рубашку и брюки. Он быстро прошел внутрь обеденной залы и, оглядев всех, остановил удивленный взгляд на Наде.

– Приветствую вас, сударыня! – сказал он кратко.

– Аркаша! Вот и ты! Здравствуй, дорогой, – воскликнула приветливо Велина Александровна и представила его: – Это Аркадий Иванович Бакунин, братец Лидочки. Надежда Дмитриевна, наша гостья, племянница Ивана Карловича Тургалева, партнера Сережи по делам, из Екатеринбурга.

– Очень приятно, мадемуазель, – кивнул Аркадий, подходя к девушке и протягивая ей руку.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась Надя, чуть замешкавшись, но быстро подала ему ладонь.

Аркадий дежурно чмокнул ее пальцы и, отодвинув стул, по-свойски уселся рядом с девушкой напротив Велины Александровны.

– Мы уж тебя потеряли. Три дня носа домой не кажешь, – заметила старушка.

– Я не маленький все же, Велина Александрова, – огрызнулся молодой человек, которому на вид было не более двадцати пяти лет. – И не обязан отчитываться в том, где провожу время.

– Не обязан, Аркадий, – заявил Сергей спокойно, но как-то предостерегающе. – Но раз проживаешь в этом доме, должен уважать здешних обитателей. Трудно было, что ли, записку оставить? И не пропадать вовсе? Бабушка волновалась за тебя.

– Ах-ах, какие все волнительные, – буркнул Бакунин и на вопрос слуги ответил: – Жаркого только и картофеля положи, любезный. – Лакей быстро положил указанное в его тарелку и, поклонившись, вновь отошел от стола. – Вы бы так о моей покойной сестрице при жизни волновались, Сергей Михайлович. Может, она жива бы была.

– Ты опять начал, Аркадий? – нахмурился Сергей. И Надя впервые увидела, как лицо графа сделалось озабоченным и печальным.

– Да опять! – выпалил Аркадий и бросил на Чернышева злой взор. – Некоторым господам, как я посмотрю, можно все, даже руки распускать на жен, и ничего им за это не бывает.

– Аркаша, ну зачем ты опять поднял эту старую историю. Мы же уже всё выяснили. И все твои обвинения против Серёженьки не подтвердились, – заметила Велина Александровна.

– Конечно, не подтвердились! – не унимался Бакунин. – Он купил судей, оттого мои показания не помогли свершиться правосудию!

– Вот те на, – опешил Сергей и на гневный окрик Аркадия спокойно ответил: – Это что, твои новые выдумки, Аркадий Иванович? Какие подкупы? Зачем это мне?

– Знаешь зачем!

– Ну, полно прекратите, – возмутилась старушка. – Что ж вы перед нашей гостей свои недовольства выказываете друг другу, что она подумает о нас?

– Извините, Надежда Дмитриевна, – обратился Бакунин к девушке. – Но в этом доме творятся такие вещи, что жить тут опасно.

– Так не живи, – отрезал Чернышев. – Твоя же сестра просила позаботиться о тебе. И я ни разу не попрекнул тебя ничем.

– Моя сестрица была ангелом во плоти! И мухи не обидела. А умерла как черт знает что! Даже не похоронена нигде!

– Я не держу тебя в своем доме, Аркадий, – тут же парировал Сергей. – Не по нраву – уходи.

– Мне некуда идти, и ты о том прекрасно знаешь, Сергей Михайлович! – вскричал Бакунин, переходя на фальцет. – Вы же, милостивый государь, прикарманили все мои деньги после смерти Лидочки!

– Таково было ее завещание, – пожал плечами граф. – Хотя я думаю, что, если ты озвучишь мне сумму, я выдам ее, и ты сможешь уехать из моего дома. Раз мы так противны тебе.

– Это и дом Никиты Михайловича. И он мой друг! И я живу здесь и по его милости тоже!

Увидев удивленный взор девушки, Велина Александровна вымученно улыбнулась и объяснила:

– Это родной братец Сереженьки. Никита тоже мой внук. Он нынче в отъезде, в столице, но скоро обещался быть.

– Так ты готов назвать сумму, Аркадий? – поинтересовался строго граф, и Надя впервые увидела жесткость в его взоре. – Мне, право, надоели твои постоянные претензии.

– Ладно, так уж и быть! – ответил Бакунин. – Я подумаю и озвучу. Но не думай, Сергей Михайлович, что это будет маленькая сумма! Посмотрим, какой ты щедрый, такой, как все говорят, или нет?

– Считай, я подожду. А теперь будь добр перестань перед нашей гостьей высказывать свои недовольства. На ней и так уже лица нет.

– Конечно, Надежда Дмитриевна, правда порой бывает неприятной, – бросил колко Бакунин.

– Довольно, Аркадий! – уже вспылил Сергей, бросив вилку на стол. – Если тебе угодно, мы немедля пройдем в мой кабинет и там все обсудим.

– Нет уж, уволь. Я голоден и не хочу ничего обсуждать.

– Тогда довольно гадких слов и будь любезен ешь! – насупился Сергей, думая о том, что девушка наверняка после слов этого повесы думает о нем бог весть что. И это действовало ему на нервы.

Далее ужин проходил уже более спокойно. И в основном говорили о недавних беспорядках в губернии. Вот уже какой год антиалкогольные бунты сотрясали не только соседние, но и дальние губернии империи. Крестьяне поголовно отказывались пить вино и водку, а в некоторых городах даже громили трактиры, питейные заведения и требовали запретить продажу водки, на которой наживаются откупщики. Поначалу власти надеялись быстро утихомирить народ, но у них ничего не вышло, и в некоторых городах бунты достигли такого размаха, что, например, в Вольске бунтовщики даже побили полицейский отряд, посланный на их усмирение, и разгроми тюрьму, выпустив на волю заключенных.

Даже Марья Степановна, которая до этого молчала, кисло высказалась:

– И не пойму, чего этим крестьянам надо? Не верю, что они трезвыми решили ходить!

– Они и ходили трезвыми. Только по праздникам и выпивали немного, – ответил Сергей.

– Согласен, – кивнул Аркадий. – Вы, Марья Степановна, очень мало общаетесь с простыми людьми. А я, знаете ли, постоянно по деревням таскаюсь, нужно же лошадей продавать. Так беспробудных пьяниц единицы.

– Верно, – поддержал граф. – Просто откупщики совсем совесть потеряли, цены взвинтили. А мужики все верно сделали, начали бойкот.

– Уже второй год, как наши три села и все в уезде деревни отказались от водки и вина. И трезвыми ходят. А власти от этого и бесятся, – заметила Велина Александровна.

– Конечно, в казну деньги от продажи спиртного не поступают, – добавил Чернышев. – Посчитай кругленькая сумма выходит. Вот и начали власти всякие запреты на трезвость вводить. Наплевать им на людей, главное, побольше налогов получить.

После ужина Велена Александровна проводила девушку до ее спальни и уже у дверей сказала:

– Вы, Надежда, не подумайте ничего такого про нашего Аркадия. Он ведь не плохой. Только не везет ему в жизни.

– Почему?

– Покойный отец его и Лидочки оставил все свое состояние именно ей. А ему вообще ничего, ни копейки. Поговаривают, что незадолго до смерти батюшки Аркадий сильно повздорил с ним, и тот угрожал лишить его всего наследства, да так и сделал. И все Лидочке отписал, мы об этом только из завещания покойного узнали два года назад. Уж так гневался Аркадий на отца, не приведи Господи.

– Печально, жаль его, – согласилась Надя.

– Потому Лидия и попросила Сережу взять на жительство к нам Аркадия. Все-таки их дом достался покойной вдове, второй жене его батюшки, а с ней у Аркадия еще хуже отношения.

– Но здесь ему вроде рады, мне так показалось.

– Вы правы. Но Аркадий хочет все же свою долю. Очень он надеялся, что Лидия перепишет на него часть наследства, и просил ее и даже пару раз бранился с сестрой из-за этого. Но она говорила, что не может нарушить волю отца. Однако добавляла, что написала завещание и после ее смерти Аркадий получит то, что хочет, ведь на том свете ей уже будет все равно. Вот только умерла она быстро. И я видела, как Аркадий надеялся, что после ее смерти наконец разбогатеет, но, как адвокат прочел завещание Лидочки, все ахнули, ибо она все свое состояние завещала мужу Сереженьке. Уж как тогда кричал бедный Аркаша. И говорил, что это заговор против него! Но это, кончено, глупости, все его любят в этом доме, и никто не замышлял ничего против него. Такова Лидочкина воля была, мы ее и сами не ведали до ее смерти.