– Я спрашиваю, ты вернешься? Сюда, домой?

– Ну… В смысле? Нет. Тут же ординатура. Приеду на каникулы… Постараюсь. Но… Может, еще работать оставят. Тут же деньги, Кать! А у нас там что? Я даже на съем квартиры у нас не заработаю… А что за вопросы? Кать?

Но я уже не слушала. В голове набатом звучало «нет» и «деньги».

Вот тогда я и накричала.

– Будь проклята твоя учеба! Ты просто предатель! Ты променял меня на свой Лондон! Ты не вернешься! И знать я тебя больше не хочу! Строй свою карьеру! Оперируй ультразвуком!

А потом я гордо не отвечала на его звонки. И вообще чувствовала себя почти героиней. Недели три. Ровно до тех пор, пока не поняла, что у меня задержка.

13 глава

Марк

– О! Какие люди! И даже позже меня! – меня встречает радостное жужжание кофемашины.

Колян, как обычно, балагурит. В ординаторской я появляюсь действительно позже него. Но говорить ему о том, что задержался, потому что сдавал кровь, не хочу. Не опоздал же, в конце концов.

Странная вообще тема. Мы же регулярно кровь сдаем у себя. Раз в месяц так точно. А тут я почему-то не хочу это обсуждать.

– Колян, сделай и на меня, – киваю другу на свою чашку.

– Да не вопрос!

Он запускает кофемашину еще раз, отходит, с громким сербанием втягивая в себя обжигающий напиток.

– Чего у нас сегодня вкусного? – включаю свой комп, жду, когда загрузится профиль, чтобы посмотреть назначения.

– Да как обычно! Плановые операции, плановые пункции, – фыркает Колька. – Вот прям сейчас и начинаем, – довольно улыбается один из лучших хирургов нашего центра. – Сегодня плановых семь!

– При-ивет!

В ординаторскую, плавно покачивая бедрами, вплывает Маринка. Красивая она. В этом ей не откажешь. Но в отношения играть не хочу. Вообще ничего сейчас не хочу! Тем более на работе! Хватило мне… Одни только вчерашние откровения и осознания чего стоят.

В висках звонкими молоточками бьются мысли, которые я гонял по кругу всю ночь. Вместо того чтобы спать после суток. Не моя Катя. Не моя! И никого я своей больше называть не желаю!

– Угостишь кофе? – Маринка усаживает свою круглую попу на край моего стола.

– Да всегда пожалуйста, – поджимаю губы, понимаю, как это выглядит со стороны, но встаю и запускаю кофеварку.

– Колян, у нас там сколько до планерки? – вроде как невзначай спрашиваю своего друга.

– Да уже, считай, опаздываем, – подыгрывает мне тот, пряча усмешку в чашке.

– Я ненадолго, – Маринка отталкивается от стола ладошками и садится поудобнее, закинув одну ногу на другую.

Ага. Плавали. Знаем. Спасибо, не хочу! Иди лесом!

– У меня для тебя сюрприз! – очаровательно улыбается мне наша фам фаталь и… протягивает фольгированный пакет.

Красная система. Да твою ж…

– Твоя Свиридова, говорят, – тянет наша богиня снабжения, – ничего себе купить не может, – бесценный пакетик покачивается, зажатый между Маринкиных пальцев. Дразнит, стерва. – Ну вот я решила помочь, – система звонко шлепается на мой стол, – страждущим! – как-то очень жестко заканчивает Маринка и сверкает глазами.

Красная система. Для красной химии. Прикол в том, что этот препарат распадается под действием УФ-лучей. Его нельзя капать на свету. Только по специальным системам, которые у нас в стране не выпускаются и не входят в ОМС.

Мамочки заказывают их в частном порядке за большие деньги. Заранее. Ну, или оборачивают все фольгой. Но это риск. Особенно с малышами.

– Спасибо, Марин, – протягиваю ей стакан с кофе. – Но ты можешь и сама передать на пост. Все в курсе назначений.

– Да, говорят, ты там чаще медсестер бываешь, – язвит девица, заставляя меня скривиться и прикусить губу, чтобы не ляпнуть гадостей.

– Бываю, – смотрю ей прямо в глаза.

– И даже после суток, – Маринка явно заводится.

Ну что ж. Сама начала.

– И даже после суток, – невозмутимо отвечаю я, не пряча взгляд.

– Ну так и передай сам! – фыркает она и вылетает из ординаторской, совершенно неуместно хлопнув дверью.

Вот же! Женщина!

– Кхм, – Колька то ли откашливается, то ли смеется. Ставлю на второе. – Это тебя теперь в снабжение не посылать?

– Колян, иди ты! – чуть не ору на него. – Еще этого мне не хватало, – указываю рукой на закрытую дверь. – Блин, зашел один раз не в дежурство в палату, так устраивают мне тут…

Я реально зол. Но не сливать же это на Кольку.

– Один раз, – он, как назло, хохочет. – Да тут уже легенды ходят о том, как ты Свиридову на руках носишь, Марик, – выделяет Колька обращение, и я понимаю почему.

– Колян, – рычу. – Мы выросли вместе! Учились в параллельных классах. Я с ней и с ее мужем все детство в одной компании гулял!

– Ага, – лыбится этот громила, – я так и подумал!

– Ветлов, Захарский! – прилетает откуда-то из-за двери сердитый голос Сергея Ивановича. – Планерка!

– Я ж говорил, опаздываем, – заливисто ржет Колян и выходит из кабинета.

Я выдыхаю, пытаясь сбросить градус напряжения, ставлю так и нетронутый кофе на стол, разворачиваюсь к двери. Замираю. Медлю секунду. А! Черт с вами! Подхватываю красную систему, убираю в карман халата. На пост передам. Все равно уже принесла.

Катя

Я этого просто не выдержу. Не выдержу.

Мишутка всю ночь плакал от боли. Точнее… вечером плакал, под утро просто стонал. Если вначале нам хватало обезболивания часа на четыре, то за вчерашнюю ночь я сбегала на пост, кажется, раз шесть. Медсестры уже стали отказывать мне в лекарстве.

Их можно понять. Такие сильные препараты. И я просто баюкала моего малыша. Целовала ему лобик, пела песенку, держала за ручку. Всю ночь. Кажется, под утро все-таки уснула. Сидя перед его кроватью, головой на его подушке.

Его боль. Столько боли. Я этого не выдержу. Одна. Я совсем одна. Даже Марк не заходит. Даже в палату никого не подселяют. Ой… Соседка!

Смотрю, как в палату заходит тучная женщина с девочкой лет семи.

– Ох, а кушетка-то какая… – недовольно цокает языком она. – Ой… И тумбочка… – морщится. – Ну ладно, хоть санузел чистый, – кричит она из туалета своей, наверное, дочери.

Девочка молчит. Она прозрачная, с синяками под глазами, и ей явно больно.

– Меня Тамарой зовут, – шумно представляется вошедшая дама. – Это Люсенька.

Девочка пытается кивнуть и вдруг заваливается на бок.

– Ой, деточка! Люда! Люся! – Тамара, чуть не рыдая, подхватывает дочку, аккуратно укладывает. – Доча, ну все, мы попали к Захарскому, попали! Все будет хорошо! Раз у него, то все будет хорошо.

О боже! Это они про Марика? Это на него люди молиться готовы.

– Свиридовы? – к нам подходит медсестра из онкологии. – Это вам!

Она выставляет на окно пять литровых фляг.

– Что это? – округлив глаза, спрашиваю я.

– Это промывка, – спокойно отвечает медсестра. – Я вам ставлю препарат химиотерапии. Когда он заканчивается, вы ставите флягу с промывкой. Когда по назначению нужно, я приду поставлю следующий препарат. Когда он заканчивается, – женщина выделяет голосом местоимение, – ставите следующую флягу с промывкой. И так двое суток, – вздыхает медсестра и начинает устанавливать капельницу. – Ребенка можно не кормить, не поить. Не будет просить, не настаивайте. Да! – оборачивается медсестра. – Обязателен контроль мочи. Собираем, взвешиваем, записываем. Нельзя допустить застоя жидкости. Препарат химиотерапии должен обязательно вымыться из организма.

Женщина продолжает свои манипуляции с системой.

– Когда пойдет красная химия, моча будет красная. Не волнуйтесь. Это нормально.

– А! Да! Красная химия. Я вот… – подхватываю рулон фольги. – Мне передали.

В отделении меня научили, как обойтись… Все ведь уже заметили, что у меня денег нет.

– Зачем? – вскидывает бровь медсестра. – Марк Александрович для вас передал, – на окно рядом с флягами ложится «красная» система.

Я немею, а Тамара, наоборот, встревает в наш разговор:

– Марк Александрович – это Захарский?

– Захарский, – тянет медсестра, настраивая скорость капельницы.

– Он и наш врач тоже! – довольно заявляет вновь прибывшая.

– Ну, значит, вам повезло, – улыбается медсестра онкологии.

– А он зайдет?

– Как из операционной освободится, наверное, зайдет, – пожимает плечами женщина, наблюдая, как по трубочке бежит смертоносное лекарство. – В хирургии сегодня аншлаг.

Я присаживаюсь на стул, беру Мишку за ручку, включаю ему в телефоне мультики.

– Ну что? – улыбаюсь сыну. – Лечимся?

Он тут же залипает в любимый сериал про дракончика, а я могу думать только о том, сколько стоит эта чертова система, где Марк ее достал и почему не зашел сегодня.

14 глава

Катя

Мультики уже не нужны. Миша не может их смотреть. Первый час он переносил капельницу, можно сказать, нормально. Потом начал тихо хныкать. Потом просто лежал и смотрел в потолок.

На третьей фляге он вдруг тяжело вздохнул, повернулся ко мне и тихо прошептал:

– Мамочка, я устал.

Я могла только стиснуть его прохладные тонкие пальчики и быть рядом. Сидела, целовала. Мне показалось, что он уснул, но… Но вдруг его начало рвать. Он же не ел ничего и даже не пил!

Тамара бегает по палате и охает:

– Сестру надо! Сестру!

Забежала Нина, ввела что-то в катетер… Сказала – противорвотное. Но… Ничего не помогло. Моего малыша без остановки скручивает спазмом. Он плачет, а остановиться не может.

– Нина, пожалуйста, – вылетаю на пост я, – можно хоть что-то с этим сделать?

– Терпите! Сейчас промывка пойдет, ему станет легче!

Она не злая. Просто для нее это очень привычная картина. Я жмурюсь, стискиваю зубы, иду в палату.

– Ну неужели ничего нельзя сделать? – причитает рядом Тамара.

А я просто стою на коленях около Мишиной кроватки, глажу его живот, вытираю лицо.

Хлопает дверь. Марк! Кидаюсь к нему на грудь, забыв обо всем:

– Марк, его рвет уже час. Там в желудке уже ничего нет.

– Противорвотное кололи? – он хмурится, смотрит на зеленого Мишку.

– Да, приходила медсестра.

Он достает телефон.

– Нин, – спрашивает требовательно, – что Свиридову колола?

Ответ медсестры не слышу, но Марк повышает голос:

– Что, ондансетрона нет?  Блин, ну ты же знаешь, что я всегда назначаю! В операционной был!

Менее чем через минуту в палату забегает медсестра. У нее поджаты губы, она сверкает в мою сторону глазами, но при враче послушно что-то вводит в катетер.

Марк внимательно наблюдает за Мишей.

– Сейчас на уколе рвота остановится. Я тебе чуть позже занесу таблетки, – он смотрит время на телефоне. – Их давать раз в четыре часа по одной. Завтра весь день.

– Марк, – выдыхаю я и понимаю, что рядом с ним сейчас могу разреветься.

– Так, Кать! – он обхватывает меня за плечи, чуть встряхивает. – Кать, я понимаю, каково тебе сейчас, но это лечение! – он повернул меня так, чтобы Миша меня не видел, и говорит шепотом. – Сейчас ему плохо, но химия убьет опухоль, и уже завтра ему будет лучше! Поверь мне, Катя! Он у тебя завтра бегать будет!

– Бегать? – еле сдерживая слезы, лепечу я.

– Бегать, – уверенно кивает Марк и… притягивает меня к своей груди.

Не выдерживаю, прижимаюсь к нему всем телом. Хоть на секунду почувствовать его силу, хоть на мгновение вдохнуть его запах, хоть на миг поверить, что я не одна.

– Марк Александрович? – разрушает мою маленькую иллюзию Тамара. – А мы у вас новенькие.

– Да, я видел вашу карту, – он отпускает меня, поворачивается к ней. – У меня сегодня еще две операции, но я на сутках. Я подойду к вам. Сегодня в любом случае у вас никаких процедур, просто обустраиваетесь, о режиме дня на завтра вам все сообщит медсестра.

– Ага, – говорит Тамара и поспешно добавляет: – Мы так старались к вам попасть.

– Не переживайте, – Марк ей сдержанно кивает, смотрит на Люсеньку. – У вас хорошие показатели крови, вы очень вовремя приехали. Вы молодцы.

Тамара расплывается в довольной улыбке, а я вдруг понимаю, за что его тут все любят. А еще я очень хорошо вижу, что к новоприбывшим он относится совсем не так, как к Мише и… ко мне.

– Так, я пошел, – Марк обеспокоенно смотрит на часы. – Мыться пора. Я к тебе еще приду, – смотрит на меня, – ондансетрон принесу.

Выходит, не прощаясь, а Тамара смотрит на меня почти осуждающе.

– Мы из одного городка, – зачем-то объясняю ей я. – Дружили в детстве.

– Ну я ж и вижу, – тянет она, – что вы не простая.

– Да простая я, – хмурюсь, но больше объяснять ничего не хочется.

Мишу наконец-то прекратили мучить рвотные спазмы, я подхожу к его кроватке, вытираю влажной салфеткой ему лицо, принимаюсь убирать тазики, думаю, что надо помыть пол… Надо чем-то занять себя, чтобы пережить этот день. Марк сказал, что завтра будет лучше. Я ему верю.

Марк

Иду и в голове собираю все маты, которые помню… На двух языках. Нет! Мишка в порядке настолько, насколько может быть в порядке ребенок на химии. Злюсь я из-за его матери. Точнее… из-за своей реакции на нее!

Какого черта больше всего на свете мне хочется ее обнять, поддержать, защитить? Какого черта я между операциями лечу к ней в палату? Что я творю?! Катя! А как приятно было почувствовать ее на своей груди…

Ну она же просто боится. У нее ребенку плохо. Ей страшно и нужна поддержка. Это ничего не значит. Прошло больше трех лет. Она вышла замуж за другого. Она не любит меня. И неизвестно, любила ли. Но черт возьми! Как она прижималась!

– Марк? – окликает меня Колька. – Мойся, быстро!

– Что такое? У нас же еще двадцать минут.

Я искренне собирался если не пообедать, то хотя бы пирожок проглотить.

– Марк, там такое! Всех хирургов собирают! Третья операционная!

Да что за день-то? Это не моя пациентка!

Моюсь, вхожу в стерильное пространство. Над вскрытой брюшной полостью собралось уже шесть хирургов. Но руки у всех над столом.

– Ух ё! – тяну я, рассматривая опухоль.

– Вросла в перикард, видишь? – Миронов показывает на сердечную оболочку.

– А чья пациентка, степень дифференциации какая? – тихо спрашиваю коллег.

Если опухоль низкодифференцированная, то операция практически не имеет смысла. Она просто возобновит свой рост. Слишком агрессивная зараза.

– Средняя, – произносит Миронов.

– Тогда я бы попробовал убрать, – высказываю свое мнение. – Метастазов много?

– Да по всему телу, даже в голени, – хмыкает Сергей Иванович. – Но хорошо реагируют на химию.

– Кардиологов ждем?

– Ждем.

– Можем снизу начать.

– Там чистой ткани печени почти нет. Радикальную резекцию сделать не выйдет.

– Ну… Можно пойти скальпелем здесь и здесь…

– Тут сосуд.

– Обойдем. Помните съемку операции Ланского?

Миронов морщится, а Колька кивает. Он знает, о чем я, мы вместе смотрели.

– Точно, если попробуем, как он…

***

Выхожу из операционной почти в семь. Получается, что мои плановые перенеслись на завтра и у меня будет шесть операций. Ничего. Если никого вот такого, как эта девочка, то выдержу.

Жутко хочется куда-нибудь спрятаться и посидеть в тишине, но… Лучше уж после обхода. Навожу себе кофе, беру рабочий планшет. У меня там сегодня трое после операции и еще один тяжелый ребенок. И Свиридов. Свиридов не тяжелый, но к нему пойду в последнюю очередь.

***

– Добрый вечер, – захожу в Катину палату почти в девять.

Ее сын спит, и я тут же перехожу на шепот.

Молча протягиваю ей ондасентрон, подхожу к койке ее соседки.

– Итак, – открываю историю болезни, – предварительный диагноз у вас хондрома, – смотрю на маленькую измученную девочку. – Послезавтра берем вас на операцию. По результатам операции делаем биопсию. Если нет злокачественного перерождения, то на этом ваши приключения и будут закончены.

Улыбаюсь им ободряюще, не произнося второе «если». Мать довольно улыбается, девочка настороженно на меня смотрит.

– Завтра диета, послезавтра перед операцией полное голодание, – напоминаю им я.

– Да-да, медсестра говорила, – поспешно соглашается женщина.

Удовлетворенно им киваю, оборачиваюсь к Кате.

– Так, контроль мочи давай!