Бабушка же, подняв с пола скомканный листок, тот самый список подозреваемых, который составила и принесла Лариска, с удивлением произнесла:

– Гм, а это что такое? «Список подозреваемых»…

– Ах, это пьеса… Ну, для выпускного.

Бабушка качнула головой.

– В твоем состоянии ни о каком выпускном речи идти не может. Кстати, я говорила с твоим отцом. Да, он изменил решение, однако я с этим не согласна. Считаю, что тебе надо поскорее уехать в Москву, но, конечно же, после того как окончательно выздоровеешь…

Вести дискуссии с бабушкой Лере уж точно не хотелось.

Раздавшийся звонок в дверь прервал их разговор, и бабушка вернулась через пару минут, раскрасневшаяся и державшая в руке большую корзину с белыми розами.

– Господи, нам доставили, хотя я уверяла курьера, что это ошибка! Но тут вот написано – Валерии Михайловне Кукушкиной, то есть тебе!

Она передала Лере конверт из серебристой бумаги, на котором действительно значилось ее имя, и извлекла из него кусок плотной, серебристой же, бумаги.

Там было сиреневыми чернилами начертано: «Желаю скорейшего выздоровления».

Подписи не было, но Лера и так поняла, кто прислал ей два, если не все три, десятка роз. И у кого, в отличие от Толика, на это были деньги.

Кирилл.

– Это точно тебе? – спросила с подозрением бабушка, а Лера, стараясь скрыть внезапную дрожь, причем не по причине температуры, а нервного волнения, произнесла:

– Ну да. Это для пьесы на выпускном… Реквизит…

Сетуя на то, что розы до воскресенья завянут, бабушка унесла их на кухню, получив от внучки разрешение «позаботиться о них».

Девушка же смотрела на послание, состоявшее их трех слов, выведенных решительным, косоватым почерком.

Рукой Кирилла.

И, засунув письмо под подушку, повернулась на бок и тотчас заснула.

* * *

Проснулась она, когда уже было темно. Чувствуя, что дерет горло и ужасно хочет пить, девушка, натянув тапочки (Лера дала себе слово, что теперь будет каждый раз их надевать), отправилась на кухню. С жадностью выпив полную чашку теплого компота, она посмотрела на часы: было около половины третьего ночи.

Бабушка наверняка давно спит, а вот отец?

Лера заметила горевший в ванной и в кабинете, служившем отцу спальней, свет. Значит, он еще не спит…

Чувствуя, что пульс у нее учащается, девушка приняла решение: сейчас или никогда! Она должна откровенно поговорить с отцом. И хорошо, что сейчас глубокая ночь и бабушка, использовавшая затычки для ушей, ничего не услышит.

И пусть ей говорить нельзя, и пусть у нее ларингит. Ради того, чтобы узнать правду, она готова пожертвовать собственными голосовыми связками.

Потому что то, что она намеревалась обсудить с отцом, было важнее.

Вздохнув, Лера отправилась в кабинет к отцу, однако убедилась, что там никого нет. Судя по не смятой еще постели, он даже и не ложился.

Странно, где же он все это время был?

Лера заметила небрежно брошенный на стул пиджак отца. И почему у него рукав запачкан в темной краске? Наверное, где-то в школе запачкался…

Ее внимание привлекло что-то скомканное, лежавшее около дивана. Приблизившись, девушка подняла это – и вздрогнула. Потому что это был ярко-изумрудный женский шарфик, причем, как она автоматически поняла, точно такой же, какой она уже много раз видела у Лариски.

Шарфик был покрыт свежими пятнами крови.

И тут же поняла: пиджак отца был выпачкан не краской, а тоже кровью.

Выронив его из рук, Лера бросилась в коридор и подбежала к двери ванной. Та была не полностью закрыта, и она заметила отца, стоявшего у раковины и судорожно, с трясущимся лицом, мывшего руки под сильной струей воды.

Распахнув дверь ванной, Лера произнесла:

– Папа, я должна знать, что все это означает…

Ее взгляд упал на гору мыльной пены в раковине умывальника – она была красного цвета. Да и одежда отца, его брюки и рубашка с короткими рукавами, была залита кровью.

Да, не выпачкана, а именно что залита – как будто… Как будто в отца ударила струя крови.

Он что, поранился, с ним произошел несчастный случай?

Отец, испуганно дернувшись, уставился на Леру, и она прочитала в его глазах дикий страх. Нет, даже не страх, а животный ужас.

– Папа, откуда столько крови? – прошептала девушка, замерев на пороге и вдруг осознав: она не делает шага по направлению к отцу, потому что…

Потому что боится!

Лицо отца исказилось, он внезапно заплакал. Лера оторопело смотрела на него, не зная, что предпринять. Разбудить бабушку? Но та принимала на ночь снотворное, так что до утра ее не добудиться…

Пересилив себя и отогнав все страхи (это ведь был ее папка, любимый и единственный!), Лера приблизилась к Михаилу Михайловичу – и наткнулась на груду полотенец, которые отчего-то лежали в ванне.

Первой мыслью было то, что бабушка, фанатка чистоты и порядка, за подобный бедлам отцу голову оторвет. А второй – о том, что все полотенца были запачканы кровью.

– Папа, ты поранился? Тебе нужна медицинская помощь? Вызвать «Скорую»?

Несмотря на то что Лера говорила шепотом, ей казалось, что она кричит. Не исключено, конечно, что в самом деле кричала, но воспринимала это как шепот.

Отец, вдруг резко прекративший плакать, произнес странным, таким чужим голосом:

– Лера, уходи! Уходи, пожалуйста!

Она и не подумала подчиниться его просьбе. Подойдя к отцу вплотную, девушка проронила:

– Папа, прошу тебя, скажи, что произошло? На тебя напали?

Она так хотела, нет, буквально жаждала, чтобы отец сообщил ей – да, на него напали бандиты. Или что с ним произошел несчастный случай. Или что он на что-то напоролся или на него упал кирпич…

Все, что угодно, но только не то, мысль о чем занозой засела в голове Леры. Она старалась гнать ее от себя, но не могла.

Просто не могла.

– Уходи! – выдавил из себя отец и снова принялся плакать, а Лера в оторопи уставилась на его руки.

Руки-то были теперь чистые, а вот локти и грудь… Все было в крови.

Тот, кто нападает на девушек и убивает их, нанося множество ножевых ранений, должен быть с головы до ног покрыт кровью.

И ее отец, заявившийся, судя по всему, домой после двух часов ночи, тоже был покрыт с головы до ног кровью.

– Уйду, как только ты мне скажешь, что случилось! – настаивала на своем Лера, и отец вздохнул. А потом тихо произнес:

– Понимаешь… Лора… То есть я хотел сказать Лариса…

Он смолк, молчала и Лера, не желая его торопить.

Наконец, отец продолжил:

– Она и я… Ну, это просто так получилось… Я знаю, что должен был давно сообщить тебе, но я не мог. Потому что она – твоя подруга. К тому же бабушка бы никогда не поняла и не приняла…

Лера продолжала молчать, давая отцу возможность выговориться. Хотя с того самого момента, когда увидела на шее Лариски золотой кулон с буквой «Л», поняла, что он изначально предназначался не ей, дочери, Лере, а…

А кому?

Ну да, выходило, что Лариске, то есть для отца Лоре, которая, и в этом не могло быть сомнений, была его любовницей. И, не исключено, в скором будущем должна была стать ее мачехой?

– Ты ее любишь? – произнесла Лера, чувствуя, что еле шевелит губами, отец вздрогнул.

Девушка повторила вопрос:

– Папа, скажи мне, ты ее любишь?

В ее голове не укладывалось, как отец мог любить кого-то кроме мамы. Но ведь мама уже была несколько лет мертва. А отец был живым человеком из плоти и крови.

Но почему его выбор пал на Лариску?

Михаил Михайлович ответил:

– Да, я люблю ее. Она меня – тоже. Оно само как-то нас накрыло, поверь, никто из нас к этому не стремился!

Ну, еще бы они к этому стремились!

– Ты подарил ей кулон? – продолжила Лера, и отец кивнул.

Ну что же, все ясно: подарок изначально предназначался Лариске, поэтому-то отец его так тщательно и спрятал.

Спрятал среди нижнего белья покойной жены, мамы Леры.

Тут взгляд Леры снова упал на груду окровавленных полотенец в ванне, и она поняла, что все время они вели речь о пустяках. И что задать главный вопрос она страшилась.

Отец же, перехватив ее взгляд, быстро сказал:

– Ты мне не поверишь, но все так и было!

– Что – так и было, папа? – прошептала Лера, вдруг чувствуя, что ее голос окончательно сел.

Отец, закрутив кран и отряхнув руки, повернулся к ней и двинулся в сторону Леры. Та инстинктивно отступила.

– Лера, ты что, меня боишься? – произнес он в изумлении, и девушка внезапно поняла: да, она его боится.

Боится собственного отца, который среди ночи заявился домой весь в крови и пытался от нее отмыться. Но безуспешно, потому что и его руки, и одежда все еще были в кровавых пятнах и разводах.

Да, она его боялась.

Замерев посреди ванной, отец скорбно произнес:

– Ты мне не поверишь, и правильно сделаешь. И никто мне не поверит… Но когда я пришел на наше свидание, там, у реки, то нашел ее уже… такой!

Чувствуя, что коленки у нее подгибаются, Лера еле слышно спросила:

– Какой такой, папа?

Отец, словно и не слыша ее (возможно, в самом деле не слышал), продолжал:

– Она была вся в крови. Но еще дышала. Я пытался помочь ей, реанимировать. Она даже мне улыбнулась. Хотя, может, я все это себе воображаю… Она умерла у меня на руках!

Лера закричала, хотя понимала, что кричать физически была не в состоянии:

– Кто она, папа?

Хотя уже знала на это ответ.

Отец двинулся на нее, и девушка, попятившись, налетела на корзину с грязным бельем.

– Лера, ты должна мне поверить! Ты ведь моя дочь, ты меня знаешь! Прошу, не считай меня убийцей…

* * *

Лера вывалилась из ванной и ринулась к себе в комнату. И впервые в жизни была благодарна за то, что в комнате имелась щеколда, которую она до этого никогда не использовала.

Теперь же она дрожащими пальцами задвинула ее. Едва она это сделала, со стороны коридора кто-то, нет, не кто-то, а отец, более того, ее отец!) дернул ручку двери и произнес:

– Лера, открой, пожалуйста! Нам надо поговорить!

Вжавшись в стену, Лера знала, что никакая сила не заставит ее откинуть щеколду. Но ведь та была скорее декоративного характера, если из коридора налечь на дверь, то щеколда поддастся или даже отлетит.

А отец у нее был весьма массивным мужчиной.

– Лера, ну, прошу же, не веди себя как ребенок! Открой немедленно дверь!

Он повысил голос, прекрасно зная, что бабушка, принявшая снотворное и вставившая затычки в уши, их не услышит.

Ручка двери завертелась, а сама дверь заходила ходуном из-за того, что отец явно пытался ее высадить.

Ее отец, который никогда не повышал голоса и даже шлепка ей никогда не дал, не говоря уже об иных, более суровых методах воспитания?

Дверь буквально сотрясалась, а Лера в ужасе осматривалась вокруг себя, пытаясь понять, что же она сможет использовать в качестве защиты. Например, ночник?

Защиты от собственного отца.

Да, тот самый отец, который теперь пытался проникнуть к ней в комнату и заявился поздно ночью домой, весь залитый кровью.

Тот, кто нападал на девушек в их городе и зверски их убивал, тоже должен был заявляться домой весь залитый кровью.

Столь же внезапно, как он начал атаку, отец вдруг прекратил ее. И своим повседневным, учительским голосом произнес:

– Валерия, я приказываю тебе открыть дверь! Нам надо серьезно поговорить. Ты слышишь – серьезно!

Тут взгляд девушки упал на телефон, о котором она совершенно забыла. Бесшумно подойдя к нему, она положила руку на трубку, а потом осторожно сняла ее.

В коридоре, на совмещенном аппарате, как обычно в таких случаях всегда и бывает, тихо тренькнуло.

Отец, бухнув кулаком в дверь, спросил:

– Ты что, куда-то звонишь? Не делай этого, Лера! Не делай этого!

В голове же у Леры билась одна мысль и один номер: «02».

Неужели она была готова позвонить в милицию и…

И сказать, что ее родной отец заявился домой весь в крови и угрожает ей, пытаясь ввалиться к ней в комнату? Рассказывая при этом какие-то небылицы, которым ни она сама не верила, ни милиция не поверит.

А что, если это были не небылицы, а чистая правда?

Палец Леры замер около нужных кнопок, и она не решалась никому позвонить, все раздумывая, что же предпринять.

И вдруг зуммер в телефонной трубке пропал.

Лера изумленно уставилась на аппарат, а потом вдруг поняла: наверняка отец отключил все аппараты, которые имелись в их квартире, от центральной телефонной розетки, которая находилась в коридоре.

Дверь комнаты снова дернулась, послышался голос отца:

– Валерия, не делай ничего, о чем бы нам всем пришлось бы потом горько пожалеть. Телефон я отключил, это тебе же во благо. Мне сейчас надо будет отлучиться, но я скоро вернусь. А потом я приготовлю нам чай, и мы на кухне поговорим. Это тебе понятно, дочка?

Лера, зажав в руке молчавшую трубку, ничего не отвечала.

Через несколько минут тихо хлопнула входная дверь, и Лера подошла к двери своей комнаты.

А что, если отец только сделал вид, что ушел, а на самом деле поджидает ее в коридоре?

Нет, ее отец никакой не монстр! И уж точно не убийца! Кто угодно, но только не ее папа!

Но многие из убийц, даже крайне отвратительных и кровожадных, были чьими-то отцами. И наверняка их сыновья и дочери не хотели в этот факт поверить, считая их невиновными, оклеветанными, подставленными и оболганными.

Не зная, что и думать, Лера откинула щеколду. А потом, быстро выдернув из розетки ночник и зажав его в руке (какое-никакое, но все-таки оружие!), двинулась в коридор.

Но никого в коридоре не было. Как не было ни в кабинете отца, ни на кухне, ни в ванной. Он в самом деле куда-то ушел.

Лере бросилось в глаза, что груда окровавленных полотенец из ванны исчезла. А вот запачканный кровью пиджак отца все еще скомканным лежал на стуле.

Как и валялся около дивана окровавленный ярко-изумрудный женский шарфик.

Уставившись на него, девушка ощутила подкатывавшую к горлу тошноту.

Да, никаких сомнений быть не могло: это шарфик Лариски.

* * *

Она должна была что-то предпринять, но только вот что? Не обращаться же, в самом деле, в милицию? И кто вообще мог ей помочь?

Решение пришло моментально, и Лера ринулась в свою комнату, схватив трубку телефона. Ну да, он же отключен отцом! Пришлось вернуться в коридор и вставить в телефонную розетку вилку.

Аппарат, запипикав, ожил.

То, что Толик не спал, Лера не сомневалась: он был «совой», гоняя от заката до рассвета на своем компьютере, который ему подарил дядька, фазер Кирюхи, какие-то жуткие стрелялки.

Лера набрала номер телефона Толика, и тот снял трубку на третьем же гудке.

– Ну, что такое? – произнес он, и Лера спросила:

– Доброе утро! У тебя все в порядке?

Вообще-то она никогда не звонила ему в три ночи, но в этот раз пришлось сделать исключение.

– У меня да. Знаешь, я на двенадцатый уровень впервые за все время только что дошел! Это так невероятно круто! Там надо было замочить целую армию зомбаков на заброшенной фабрике, а потом…

Не желая слушать ужасных подробностей компьютерной игры (ей и в реальной жизни хватало этих самых ужасных подробностей), Лера его перебила:

– А где живет твой Кирюха?

– А тебе зачем? – сразу же ощетинился Толик.

Не могла же она объяснять ему все, что произошло у нее в квартире за последние полчаса!

– Ты мне можешь сказать, где он живет? Или хотя бы дать его номер… – настаивала на своем Лера, но принципиальный Толик заявил:

– Нет, не могу. И вообще, мне надо дальше играть. Давай завтра об этом поговорим. Ты что, решила его навестить в три ночи? Ну, ты даешь!

И, явно разозленный, повесил трубку.

Лера тотчас нажала кнопку повторного набора предыдущего номера, но услышала в трубке короткие гудки. Теперь до Толика было не дозвониться.

Что же ей делать?

Потому что, если ей кто-то и мог помочь, так это Кирилл, который и сам работал в городской прокуратуре, и отец которого, дядька Толика, занимал там важный пост.

Тут Леру осенило, и она попеняла себе за то, что не вспомнила об этом раньше. Ну, конечно же, Кирилл ведь при расставании дал ей свою визитку!

Только вот где она?

Лера принялась судорожно искать ее и перетряхнула весь сарафан, уверенная, что положила его в карман.

Только там визитки не было.

Она обнаружила ее на полу своей комнаты – видимо, незаметно выпала, когда она вчера переодевалась.

Подняв ее, Лера заметила длинный номер мобильного телефона – ну да, эта новомодная штукенция у Кирилла наверняка должна была иметься!

Только вот имела ли она право звонить ему в начале четвертого ночи?

Имела.

Она же не по пустякам его намеревалась беспокоить, а по крайне важному делу. По делу, которое касалось жизни и смерти.

Кирилл принял звонок тогда, когда Лера уже собиралась отключаться. Она услышала его низкий, столь очаровавший ее голос:

– Да, алло!

И девушка вдруг поняла, что элементарно не может говорить – голос окончательно пропал.

Она попыталась выдавить из себя хоть звук, но не смогла. И тогда Кирилл произнес:

– Лера, это вы? Я же вижу, что это ваш домашний номер…

Он видит? Ну да, ее номер высветился у него на мобильном, но выходило, что Кирилл знал ее домашний?

Только вот как?

Не исключено, что из Толика вытряс.

Собрав последние силы, Лера прохрипела:

– Мне нужна ваша помощь… Твоя помощь…

И замолчала, потому что не знала, что сказать дальше – да и говорить больше не могла.

Кирилл отреагировал мгновенно:

– Я подъеду к вам… то есть к тебе, минут через пятнадцать-двадцать, устроит?

До Леры донесся недовольный женский голос:

– Пупсик, к кому это ты подъедешь минут через пятнадцать-двадцать? А как же эротический массаж, который ты мне обещал сделать?

Кирилл только добавил:

– Уже еду.

И отключился.

* * *

Накинув сатиновый халат, Лера спустилась к подъезду, и вот в темноте сверкнули ослепившие ее фары. Потом они погасли, и Лера увидела крутую заграничную красную тачку, за рулем которой сидел Кирилл.

Приоткрыв дверь, он произнес:

– Мы можем проехаться, если хотите… Если ты хочешь. Ну, или тут постоим.

Лера, залезая на сиденье рядом с Кириллом, прошептала:

– Проедемся.

Кирилл плавно тронулся с места, и они покатили прочь от их двора. Лера не знала, как начать разговор и была благодарна молодому человеку, что он ее не торопил.

Наконец, она просипела:

– Я вас разбудила… Извините!

– Я не спал, – ответил Кирилл, управлявший автомобилем одной рукой, и девушка вспомнила о его недовольной ночной спутнице, которой он обещал эротический массаж.

Ну да, с такой наверняка глаз не сомкнешь…

– У меня ларингит, – выдавила из себя Лера, и Кирилл, усмехнувшись, произнес:

– Я знаю.

Ну да, он все знал! И то, что у нее ларингит, и ее домашний номер, и ее домашний адрес – он ведь приехал, так и не спросив, где она живет.

– Спасибо за цветы. Они ведь от вас?

Кирилл подтвердил:

– От меня. И кстати, мы ведь теперь на ты? Или будешь настаивать на том, чтобы мы говорили друг другу вы?

Настаивать Лера не собиралась.

Они катили по ночному городу, и Лера знала, что должна наконец начать свой рассказ, ведь она в три ночи потревожила малознакомого человека, оторвала его от важных дел…

Лера снова вспомнила о недовольном голосе ночной спутницы Кирилла и даже ощутила укол ревности.

Нет, о чем она думает!

Наконец, молодой человек произнес:

– Так тебе нужна моя помощь? Я помогу. Но мне надо знать, в чем дело.

Вздохнув и снова мысленно поблагодарив Кирилла за то, что он взял быка за рога, девушка наконец принялась сумбурно рассказывать (насколько она вообще