Кирилл задавал умные, четкие вопросы, и Лера под конец их разговора (автомобиль, сделав круг, снова приблизился к ее дому) поняла, что у нее с плеч гора свалилась.

– Значит, так, – подвел итог Кирилл, – главное, не терять головы и не предпринимать никаких поступков, о которых позднее пришлось бы сожалеть. Я этим займусь, и к утру будет результат, это я тебе обещаю.

Лера прошептала:

– Только прошу, все неформально! Потому что не исключена вероятность ошибки. Это же мой отец…

Кирилл, повернувшись к ней, одарил девушку своей фирменной улыбкой:

– Ну, я же сказал, Лера, что никто ни о чем не узнает. И официально никого я информировать не буду. Да, ты права, не исключена вероятность ошибки, поэтому я все пробью по своим каналам.

Автомобиль остановился около дома девушки, но мотор Кирилл не выключил.

– Ты уверена, что возвращаться в квартиру при подобных обстоятельствах разумно?

Лера уверила его:

– Там же бабушка! Если она проснется и не обнаружит меня в комнате, то с ума сойдет от тревоги.

– Вопрос с твоей бабушкой мы можем быстро решить. Не думаю, что и ей имеет смысл оставаться в квартире…

Лера, чувствуя, что вот-вот разрыдается, прошептала:

– Но неужели ты думаешь, что мой отец… Что он…

Выдавить из себя это мерзкое слово «маньяк» было просто выше ее сил.

Рука Кирилла легла ей на плечо, и молодой человек произнес:

– Обещаю тебе, я это выясню. Однако рекомендую тебе поехать со мной. Будешь жить в отдельной квартире, мы туда и бабушку твою тоже перевезем…

Тепло от руки Кирилла, лежавшей у нее на плече, прожигало ее тело насквозь.

– Но это же мой папа! – повторила Лера, а Кирилл ответил:

– Ну, это почти всегда чей-то папа.

Лера заплакала, и тут произошло то, что она, вероятно, так ждала: Кирилл прижал ее к себе.

– Ну, не плачь. Да, тут много неясностей и вопросов, но сначала я выясню, имеется ли вообще новая жертва. И еще раз обещаю, что никто ни о чем не узнает, пока не будет уверенности в одном или в другом…

В том, что отец невиновен – или в том, что он виновен!

– Повторяю, считаю твое возвращение в квартиру неправильным. Предлагаю тебе поехать со мной…

Он разжал свои объятия, и Лера, чувствуя, что у нее кружится голова, была готова ответить согласием, но тут заметила фигуру, подошедшую к их подъезду.

Это был отец.

– Мне пора, – заявила она, но Кирилл взял ее за руку. И провел мизинцем по ее ладони, от чего Лера снова начала млеть.

– Нет, я не могу отпустить тебя одну. Это опасно, крайне опасно!

– Мой отец никакой не убийца! Он не может быть им! – сказала девушка, и Кирилл, взглянув на нее, произнес со вздохом:

– Ты права, твой отец никакой не убийца. Он не может быть им. Но все равно тебе надо подумать о безопасности…

Его мизинец продолжал щекотать ладонь Леры.

Понимая, что вот-вот поддастся его чарам, Лера вырвала руку и, открывая дверь автомобиля, сказала:

– Еще раз огромное спасибо! Я тебе обязательно утром позвоню. Ну, точнее, ведь уже утро…

Светало, одна из самых коротких ночей в году стремительно завершалась.

– Ну, или я тебе. Но будь предельно осторожна! Ни тебя, ни твою бабушку я, конечно же, не брошу. У тебя ведь мобильного нет?

Лера отрицательно качнула головой, и Кирилл сказал:

– Это поправимо. Но сначала вам надо выбраться из этой берлоги. Я все выясню и или заеду, или позвоню. Ты ведь мне доверяешь?

Лера, всхлипнув, кивнула, а Кирилл, наклонившись, нежно поцеловал ее в щеку. Она ощутила аромат его дорогого парфюма.

– Вот и хорошо. Я тебя не подведу. Запрись у себя в комнате и не разговаривай со своим отцом. Все будет хорошо!

Лере так не хотелось выходить из салона автомобиля Кирилла, но пришлось: из подъезда вышел один из соседей, который, зевая, вывел на прогулку своего четырехлапого любимца.

– До скорого! – произнес Кирилл и снова поцеловал девушку, на этот раз в губы.

* * *

Проводив Леру взором, молодой человек дождался, пока она не скроется в подъезде, завел автомобиль и, отъехав метров на двести от дома, снова остановился. Затем вытащил крошечный мобильный, нажал кнопку, и когда на обратном конце отозвался собеседник, произнес:

– Отец, это я. Думаю, с хорошими новостями. Точнее, просто с отличными. Это то, что тебе нужно. Я нашел маньяка…

* * *

Вставив ключ в замочную скважину, Лера затаила дыхание – в этот момент дверь распахнулась, и она увидела на пороге отца.

Он уже переоделся, избавившись от окровавленной рубашки и брюк, и был облачен в фиолетовый фланелевый, сшитый когда-то мамой, халат, который вообще-то использовал только в холодное время года.

Буквально втащив оторопевшую Леру в коридор, он не терпящим возражений голосом произнес:

– Ты считаешь это нормальным? Ты где была?

И запер на два поворота за ней входную дверь.

Лера, не узнавая отца, от которого, как ей показалось, разило спиртным, хотя он практически никогда не выпивал и уж точно никогда не напивался, прошептала в ответ:

– Мне нужно было подышать свежим воздухом. Но, папа, лучше ты скажи: где был ты?

Отец, уставившись на нее стеклянным взором, отчеканил:

– И почему это я должен говорить тебе? Ну, живо в свою комнату! Ты болеешь, а шастаешь по улицам в пижаме и халате! Стыд и срам!

Отец вел себя как типичный рассерженный родитель, и это при том, что он сам заявился домой весь залитый кровью.

– Папа, нам надо поговорить! Точнее, мы уже начали разговор, но ты потом… сбежал. Кстати, что ты сделал с полотенцами?

Реакция отца была потрясающая:

– С какими полотенцами, Лера?

Девушка, протиснувшись мимо него, заглянула в комнату отца – и заметила, что ни окровавленного пиджака, ни шарфика там уже не было.

– Папа, что ты сделал с вещами? – продолжала девушка, а отец, словно играя роль в пьесе театра абсурда, ответил:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. С какими такими вещами?

На мгновение Лера вдруг подумала, что все это могло оказаться дурным сном и плодом ее воображения, но тут она заметила плохо затертые кровавые разводы на полу в ванной и стоявшее рядом ведро и свешивавшуюся из него тряпку.

Отец спешно затирал все следы.

– Ты все уничтожил? – произнесла Лера, а Михаил Михайлович, указывая на дверь ее комнаты, заявил:

– Марш в кровать! Ты больна, и сама не знаешь, что несешь. И вообще, я твой отец, как ты ведешь себя со мной? Запрещаю тебе выходить из квартиры, пока полностью не выздоровеешь!

Человек, который дышал ей в лицо алкогольными парами, был так не похож на ее отца. Это был совершенно чужой субъект.

А что, если она и не знала своего отца все это время? Что, если…

Если он в самом деле имел отношение ко всем этим убийствам?

– Папа, я хочу знать. Я имею право знать! Ты… Ты…

Она не знала, как сформулировать вопрос, а отец, на чьем лице отразился страх, заявил:

– И никаких вопросов! Марш в кровать, я сказал!

Он буквально втолкнул ее в комнату, а когда дверь за ней закрылась, Лера прошептала:

– Папа, ты ли это? Ты же обещал, что мы поговорим! О Лариске… И о другом… О том, что я видела…

Отец из коридора ответил:

– Тут не о чем говорить. Я сделал ошибку, но я ее уже исправил. И больше говорить не о чем. И запомни – ты ничего не видела. Ничего!

Убедившись, что отец снова отключил телефон, Лера улеглась в кровать и накрылась с головой простыней. Нет, отца она не боялась, потому что знала, что ни бабушке, ни ей самой он ничего дурного не сделает.

Она боялась того, что отец, не исключено, причинил дурное другим людям.

Усталость, а также перенапряжение и болезнь сделали свое дело, и Лера провалилась в глубокий черный сон.

* * *

В себя она пришла от громких голосов в коридоре. Не понимая, что происходит, Лера уставилась на дверь своей комнаты, которая вдруг распахнулась, и на пороге возникло сразу несколько человек в форме.

– Прошу вас подняться! – донеслось до Леры. – У нас ордер на обыск вашей квартиры. Давайте, не залеживайтесь! Ну же, побыстрее!

Все остальное, что происходило после появления людей в форме, сопровождаемых соседями с нижнего этажа, которые выступали в качестве понятых, походило на подлинный кошмар. Бабушка, обычно такая собранная и боевая, вдруг как-то растерялась, а когда из-под ванны извлекли скомканное кровавое полотенце, вдруг начала медленно оседать.

Пришлось вызвать «Скорую», которая забрала бабушку с собой, диагностировав гипертонический криз. Лера, у которой голова шла кругом и которая могла говорить только шепотом, да и то испытывая сильные боли в горле, была на грани истерики, не зная, что делать.

Отца дома не было, хотя с обыском к ним заявились около семи утра.

Поехать с бабушкой в больницу ей не разрешили, поэтому, сидя на табуретке в коридоре, девушка, перед глазами которой все плыло, была вынуждена наблюдать за тем, как их квартиру переворачивают вверх дном.

При обыске обнаружили и окровавленный шарфик, и пиджак отца, которые были спрятаны под кроватью в родительской спальне.

Единственная мысль, которая билась в голове у Леры, была «Где же отец?».

Те, кто проводил обыск, или, может быть, другие, что пришли позднее, наперебой задавали ей этот вопрос, однако ответа на него у Леры не было.

Она не знала, куда делся отец.

Обыск уже подходил к завершению, когда на пороге квартиры, с большой сумкой в руках, вдруг возник Михаил Михайлович.

– Что тут происходит? – произнес он надменно. – И вообще, по какому такому праву…

Его вытолкнули, заломили руки, кто-то вырвал у него из рук сумку. Лера закричала, и возникшая около нее единственная женщина в форме с рыжим перманентом на голове резко осадила ее:

– Не орите. Наконец-то его взяли, мерзавца чертового! На его совести четыре убийства!

Лера потеряла сознание.

* * *

В себя она пришла на софе в зале. Большая часть чужих людей, прихватив все, что требовалось, а также уведя с собой отца, удалилась, а те, что еще копошились в ее квартире, явно завершали свои дела.

Наконец, ушли и они, оставив Лере какие-то официальные бумаги и что-то строго наказав, что она не только не запомнила, но и вообще сквозь туман, который окружал ее, толком не расслышала.

Некоторое время, не исключено даже, что целый час, она просто лежала на софе и смотрела в потолок, наблюдая за тем, как врывавшийся через раскрытое окно ветер, пузыря васильковую занавеску, подбрасывал ее к люстре.

Надо бы встать, закрыть окно, но сил не было… Но ведь надо.

Наконец, она попыталась подняться, но поняла, что не может сделать это. Лера заплакала.

Послышался шум в коридоре, Лера вдруг воспряла к жизни. Ну, конечно, Кирилл же обещал или позвонить, или заехать. Он ей обязательно поможет!

Но это был не Кирилл, а Толик. Наверное, на ее лице отразилась вся гамма чувств, в первую очередь разочарование, потому что Толик, опускаясь около софы, произнес:

– Что у вас тут творится? И почему ты так на меня смотришь, как будто привидение увидела …

Лера закрыла глаза. Кого-кого, а Толика она точно не хотела сейчас видеть. Нет, он был совсем даже не плохой, вероятно даже, очень хороший, но ей требовался Кирилл.

Толик что-то бубнил, но Лера не прислушивалась к нему, желая одного: чтобы он как можно быстрее оставил ее в покое.

– Тебе помощь нужна? – донесся до нее наконец его вопрос, и девушка выдавила из себя:

– Нет!

Потоптавшись, Толик неуклюже ткнулся ей в щеку, явно желая поцеловать, но в итоге угодил в ухо. Лера на него зашипела, а потом заплакала.

Толик попытался обнять ее, но Лера оттолкнула его от себя.

– Уходи! – прохрипела она, как будто в Толике было дело. Хотя прекрасно понимала, что отнюдь не в нем. А в ней самой. В ее отце.

И в Кирилле.

– Но Лерусик, тебе нужна помощь, я же не могу тебя в таком беспомощном положении бросить… Я как только услышал, что твоего фазера арестовали, потому что он маньяк…

Ее отец – маньяк?

Ну да, ее отец, судя по всему, маньяк. Она же собственными глазами видела окровавленную одежду и то, как папа пытался избавиться от нее.

– Мой отец никакой не маньяк! – выдала из последних сил Лера.

И внезапно поняла: ну да, так и есть, никакой он, конечно же, не маньяк. И как она могла вообще подобное подумать о своем папе! Самом лучшем папе на всем белом свете!

Для всего имелось логическое объяснение. И милиция разберется и отпустит его. А если не милиция, то прокуратура.

Отец Кирилла, который там был важной шишкой, поможет. Да и сам Кирилл тоже.

А что мог сделать этот дурачок Толик?

– Нет, Лерусик, я понимаю, это никому приятно не будет. Если бы мой предок оказался маньяком, я бы тоже был не в восторге. Но я тебя не брошу, я тебе помогу, я все время буду с тобой, я подставлю тебе свое крепкое плечо в минуту душевной невзгоды…

Лера принялась хохотать, хотя, с учетом ларингита, это больше походило на сухой собачий лай. Толик подставит ей свое крепкое плечо в минуту душевной невзгоды?

Свое костлявое плечо?

Вот кто и мог подставить свое крепкое плечо, и уже сделал это, так это его двоюродный брат Кирилл.

Только вот где же он? И почему до сих пор не объявлялся?

Ее приступ смеха, перешедший в приступ кашля, жутко обидел Толика, который, раскрасневшись, заявил:

– Ну, смотри, ты думаешь, с семьями маньяков многие хотят общаться? А я вот хочу, потому что ты мне дорога! Потому что я тебя люблю, Лерусик!

Приступ кашля Леры усилился, и она чувствовала, что задохнется. Она только замахала рукой на Толика, мол, уходи.

И тот, разозленный и явно оскорбленный, вылетел прочь.

Лера заставила себя подняться и отправилась на кухню, где жадно припала к банке с компотом. А затем выплюнула его – он, простояв в тепле все это время, прокис.

Пришлось пить из чайника, прямо из носика, чего бабушка никогда бы не одобрила.

Но бабушка была в больнице с гипертоническим кризом, а отца арестовали по подозрению к деяниям городского маньяка.

Не по подозрению, а так как считали, что он и есть этот самый городской маньяк.

И как она могла думать об отце подобное? Словно пелена спала у нее с глаз, точнее, с ее сознания. Маньяком мог быть кто угодно, только не папа.

И уж точно не папа!

Но ей требовалась поддержка, и Лера попыталась дозвониться по мобильному до Кирилла. «Абонент временно недоступен».

Ну, где же он?

В коридоре снова послышался шум, и Лера, уверенная, что это приехал Кирилл, бросилась туда.

Но это был не Кирилл, а три человека с блокнотами и фотоаппаратами.

Заметив девушку, они ринулись на нее, как коршуны на кролика.

– Вы ведь дочь маньяка? Скажите, каково это осознавать, что ваш отец убивал ваших сверстниц? Вы были в курсе? Что вы можете сказать о его психике – он сидел в сумасшедшем доме? Правда ли, что это он убил свою жену, вашу мать?

Град мерзких вопросов обрушился на неподготовленную Леру, и она, растерявшись, попыталась внести ясность, приняв правила игры, в которой она изначально могла оказаться только в проигрыше.

– Что за чушь! Никакой мой отец не маньяк! Это страшное недоразумение. И моя мама погибла в результате трагического несчастного случая. Ее сбила машина, и водителя так и не нашли. И вообще, у моего отца нет ни машины, ни даже водительских прав. И в сумасшедшем доме он не сидел, но после трагедии, связнной со смертью мамы, находился несколько недель в специализированном санатории…

– Расскажите подробности о вашем отце-маньяке! Он применял к вам физическую силу? Наверняка ведь и сексуальную тоже? Как долго он вас истязал?

Метнувшись на кухню и сорвав с крючка над плитой массивную чугунную сковородку, в которой бабушка пекла оладьи, Лера бросилась на бесстыжих репортеров, которых как ветром сдуло, стоило ей пригрозить им скорой расправой.

Захлопнув за ними дверь, Лера убедилась, что закрыть ее не может, потому что замок был с мясом вырван, прислонилась к ней спиной и, выпустив из руки сковородку, заплакала.

Точнее, попыталась заплакать, но у нее ничего не вышло – слезы элементарно не текли.

В дверь с обратной стороны кто-то постучал, и Лера, подхватив сковородку, распахнула ее, намереваясь ударить ею промеж глаз нахальных представителей местной желтой прессы.

На пороге перед ней стоял Кирилл.

* * *

Тут слезы снова полились ручьем, и Лера, упав ему на шею, взахлеб заревела.

Кирилл, осторожно забрав у нее сковородку, подхватил девушку на руки и отнес в зал, где уложил на софу, закрыл распахнутое окно и угомонил наконец бесноватую занавеску.

Усевшись на софу рядом с ней, Кирилл произнес:

– Тебе здесь оставаться нельзя. Замок при обыске сломали, но я позабочусь, чтобы вставили новый. Квартиру вашу опечатывать не будут, это я через отца добился. Но все равно тебе здесь делать нечего.

– Почему? – спросила Лера, чувствуя неимоверную благодарность к этому красавцу, который уже так много сделал для нее, и Кирилл вздохнул, вместо этого ответив:

– Думаю, ты еще не слышала, но нашли четвертую жертву. Она была убита прошлой ночью. Как и три предыдущие, около реки, не меньше двух десятков ножевых ранений…

Лера, перед глазами которой возник ярко-изумрудный окровавленный шарфик Лариски, безразлично прошептала:

– Это ведь Лариса, ведь так?

Кирилл, внимательно посмотрев на нее, произнес:

– Да, это Лариса Пыпина, твоя одноклассница. И, как выясняется, любовница твоего отца.

Лера закрыла глаза, понимая, что Кирилл прав. Но потом вдруг распахнула их и просипела:

– Но откуда они узнали… ну, я имею в виду, что она любовница? Они ведь не могли так быстро?

Кирилл, взяв ее ладонь в свою руку и нежно водя по ней мизинцем, произнес:

– Тебе сейчас не надо об этом думать.

Лера же продолжала настаивать:

– И этот обыск у нас в семь утра… Откуда они вообще в курсе? Ведь для обыска требуется чья-то санкция? И как это кто-то мог ее дать?

Кирилл, склонившись над Лерой, поцеловал ее в лоб.

– Я обещаю, что сделаю все, что могу. Но тебе теперь надо подумать о бабушке. Извини, но отцом пока занимаются следственные органы, ты ничего поделать не сможешь. А у бабушки твоей инфаркт миокарда. Я уже был в больнице и поговорил с заведующим отделением. Он хороший друг моего отца. Он лично будет курировать ее.

Лера порывисто обняла Кирилла и сама поцеловала его в губы.

* * *

То, что последовало за этим, было феерически, волшебно – и никак не вязалось с нерадостными событиями последних часов. Но, наверное, это было именно то, что и требовалось Лере – и Кириллу тоже.

Это был первый секс Леры, и ее первым мужчиной стал Кирилл.

* * *

Когда все завершилось и Лера, все еще млея и до конца не осознавая, что только что произошло, продолжала лежать на софе, молодой человек, одеваясь, произнес:

– Думаю, тебе здесь оставаться не стоит. Более того, я не хочу, чтобы ты тут оставалась!

Лера, блаженно наблюдая за ним и благодарная Кириллу за то, что хотя бы на полчаса забыла о кошмаре, в котором вдруг оказалась, вспомнила вдруг об этом ужасе – ведь он тут и никуда не делся.

Никуда.

Странно, но даже с горлом полегчало, причем значительно – неужели целебное воздействие сеанса любви?

– Но мне некуда больше идти…

Обуваясь, Кирилл сказал:

– Как понимаю, близких родственников у тебя в городе нет?