Поняв, что физрук убедился в том, что его секреты стали кому-то известны, Лера сочла за лучшее незаметно ретироваться, тем более что на вопли Олега Родионовича набежал педперсонал, и затеряться в небольшой толпе было проще простого.

Выйдя из школы, Лера подставила лицо яркому солнцу. Что хотел сообщить ей отец? В чем намеревался признаться?

* * *

– Приветик! – услышала она знакомый голос и, обернувшись, заметила черные вихры Толика.

Ее молодой человек, одарив ее скупым поцелуем (на людях, как он считал, целоваться было зазорно), кивнул в сторону высокого, лет на пять старше, чем они сами, атлетически сложенного парня с такими же, как у него самого, черными вихрами:

– Кирилл Белогорко, мой двоюродный брат…

Лера вспомнила – тот, что в городской прокуратуре работает, как и его отец, дядька Толика.

– Значит, вы и есть та красавица Лера, о которой мне Толян все уши прожужжал? – произнес, одаривая ее белоснежной улыбкой, Кирилл. Лера ощутила тепло его ладони. – Может, мы перейдем на ты?

– Эй, Кирюха, смотри, мою девушку не кадри! – заявил явно в шутку Толик, а Лера, отводя взор, потому что ощутила, что двоюродный брат Толика, о котором она много слышала, но с которым до сегодняшнего дня знакома не была, произвел на нее неизгладимое впечатление и, стыдясь этого, намеренно безразличным тоном заявила:

– Думаю, можем оставаться пока что и на вы. Кстати, уверена, Толик, что опасности от твоего двоюродного брата Кирилла никакой не исходит, потому что он ведь наверняка уже женат, ведь так?

Произнесла она это просто так, не сомневаясь, однако, что если этот лощеный юный прокурорский сынок и не женат, так наверняка имеет подружку, вероятно даже, целый выводок.

– Мог бы сказать, что разведен, но тогда бы пришлось обманывать вас, – усмехнулся молодой человек, явно подчеркивая обращение на вы. – А обманывать вас мне не позволяет чувство прекрасного!

Говорил он это, все еще не отпуская ладонь Леры. Да и та и не хотела, чтобы он отпускал.

Длилось это от силы три, быть может, четыре секунды, а казалось, что целую вечность.

Толик же, явно не замечая, что происходит у него под носом, однако ощущая странность ситуации, заявил:

– Это я Лариску на бульваре встретил, и она мне сказала, что ты в школе. Мы вообще-то шли в новую пиццерию, ее на набережной открыли. Она моей тетке, матушке Кирюхи, принадлежит. Айда с нами!

В былые времена Лера ни за что бы не отказалась, несмотря на то, что пицца явно не являлась здоровой пищей, да и сейчас представился подходящий момент провести какое-то время с ним.

Нет, не со своим молодым человеком Толиком. А с его двоюродным братом Кириллом.

Тем самым двоюродным братом Кириллом, который не намеревался отпускать ее руку и, о ужас, вдруг принялся мизинцем, незаметно, нежно, но так возбуждающе щекотать внутреннюю сторону ее ладони.

Лере сделалось дурно, перед глазами все поплыло.

Она в самом деле пошатнулась, потому что Толик засуетился, не понимая, что происходит, а вот Кирилл, бережно подхватив ее на руки, произнес:

– На вас лица нет. Вам нужно немедленно в больницу!

– Нет! – заявила Лера, чувствуя, что приступ мгновенной дурноты уже миновал.

Кирилл продолжал держать ее на руках, а Толик, словно собачонка, прыгая около него, все приговаривал:

– Кирюха, ну, ты чего?

Но ни Лера, ни Кирилл его не замечали.

– Точно нет? – усмехнулся Кирилл, и Лера, чувствуя, что все ее естество кричит «Да, да, да!», заявила сиплым голосом:

– Я же сказала, нет!

Кирилл по-прежнему продолжал держать ее на руках.

– Ну, Кирюха, что такое, в самом деле…

– Поставьте меня, пожалуйста, на землю! – попросила Лера, а Кирилл вздохнул:

– Я могу продолжать держать. Я сильный.

– Прошу вас, поставьте!

Наконец, он опустил ее на землю, однако не на то место, где она стояла, а отнеся метров десять вбок, там, где была тень.

– Лерусик, все точно в порядке? – суетился раскрасневшийся Толик. – Может, тебе в самом деле в больницу?

– Никакой больницы! – заявила Лера, а Кирилл добавил:

– Вы прямо пылаете. Надеюсь, что вы не простудились.

– Слишком долго находилась на солнце, – вырвалось у Леры, и молодой человек, снова усмехнувшись своей голливудской улыбкой, ответил:

– Готов хоть всю жизнь ограждать вас от солнца…

Толик же, раскудахтавшись, заявил:

– Нет, это я готов! Готов, Лерусик, ты слышишь?

Словно только что заметив своего кузена, Кирилл бросил с насмешкой:

– Толян, ты что, в грибок из-под солнца на городском пляже решил превратиться? Ну, молоток!

Лера поняла, что в ее присутствии один двоюродный брат намеренно унижал другого, ее молодого человека.

И причиной тому была она сама.

– Не надо меня защищать от солнца, – произнесла Лера, – потому что недостаток солнечных лучей приводит к дефициту витамина Дэ и рахиту. Вы же не хотите, чтобы у меня развился рахит?

Кирилл усмехнулся, а Толик непонимающе заявил:

– Какой такой рахит? И что за витамин Дэ?

Его старший кузен иронично бросил:

– Тот, что содержится в рыбьем жире. Тем самым, которым тебя в детстве пичкали, когда у тебя проблемы с ушами были. Или не с ушами, а с глазами? Хотя, наверное, и с тем и с другим. Ты же у нас такой рахитичный был, Толян. Был и остался…

Лера, чувствуя вину перед Толиком, который раскраснелся и, кажется, был близок к тому, чтобы расплакаться, подошла к нему, взяла за руку и нежно поцеловала в щеку.

– Не слушай его. Он просто тебе завидует. Я так тебя люблю! – прошептала она. И громко добавила: – Увы, с вами пойти не могу, лучше пойду домой и прилягу, а то в самом деле голова что-то трещит…

Голова болела, и это была сущая правда, а не выдумка, дабы избежать посещения пиццерии фазера Кирилла.

В обществе самого Кирилла.

Того самого, который подобно магниту так к себе притягивал и который так выгодно выделялся на фоне пусть и приятного если не во всех, то во многих отношениях, но столь инфантильного и, по сути, еще не вышедшего из подростковой фазы Толика.

– Вас проводить? – предложил галантный (или навязчивый?) Кирилл, и Толик тут взвился:

– Ты что, Кирюха, мою девушку провожать вознамерился? По какому такому праву? И вообще, заведи себе свою и тогда и провожай сколько влезет… Ой!

Раззадорившись, Толик, в подобные моменты не стоявший на месте, как-то неловко повернулся, задел ногой не замеченный им бордюр и полетел на асфальт.

С разбитым локтем и ободранным ухом он уверял, что с ним все в порядке. Лера же, даже тайно радуясь, что все так вышло, заявила:

– Пиццерию придется отложить! Сейчас пойдем ко мне, и бабушка тебе раны перевяжет. Она же у меня заслуженный врач на пенсии…

– Кажется, гинеколог? – спросил Кирилл, причем сделал это совершенно обыденным, ничуть не вызывающим тоном, но этого все равно хватило, чтобы Толик бросился к нему с кулаками. И если бы не Лера, удержавшая своего боевого друга, и не Кирилл, который реагировал на попытки кузена, бывшего, впрочем, на голову его ниже, вызвать его на бой с ироничным флегматизмом, то схватки двух братьев было бы не избежать.

Но в итоге избежали.

– Кажется, Толян, тебе тоже долго нельзя пребывать на солнце, – заявил, прощаясь с ними, Кирилл, как всегда, таинственно усмехаясь.

Он подал Лере руку, и та не знала: вложить в нее ладонь или нет.

В итоге, пятерню протянула, и Кирилл, как уже до этого, пощекотал своим мизинцем внутреннюю сторону ладони девушки, что, впрочем, Толику видно не было.

Но что снова вызвало сладкую волну по телу Леры, и это, как ей показалось, от глаз Кирилла не ускользнуло.

– Кстати, вот моя визитка. Если будет нужна помощь, обращайтесь, – Кирилл протянул Лере темный картонный прямоугольничек, на котором девушка заметила помимо всего прочего мобильный номер. – Ну, или если захочется с кем-то взрослым поговорить, пообщаться…

– Я тоже взрослый! – заявил Толик, а молодой человек произнес:

– Взрослый-взрослый, а как же. Купи себе панамку, Толян! Ну, или я тебе подарю!

И, пока Толик силился с колким ответом, удалился прочь.

* * *

Бабушка обработала раны Толика перекисью и йодом, наложив даже в двух местах пластырь. Лера, поглаживая Толика по руке, старалась быть как можно более предупредительной, ласковой, внимательной.

При этом думая только об одном: о Кирилле.

Выходит, она – подлая и двуличная стерва!

Выходило, что да.

Бабушка же, как водится, завладев нитью разговора, уже поставила Толика в известность о том, что Лера в начале следующей недели, сразу после выпускного, уедет в Москву.

– Но как же так? – проблеял растерянно Толик. – Как же мы?

– С учетом сложившейся криминогенной обстановки в нашем городе… – начала бабушка, но Лера опередила ее, выдав сенсационную весть:

– Никуда я не еду! Я говорила с папой, он сказал, что я сама имею право решать. И я решила: поеду не на следующей неделе, а позднее!

Бабушка, явно не в состоянии поверить этому, тотчас удалилась, чтобы позвонить зятю в школу, Лера же, опустившись на стул рядом с Толиком, положила вдруг голову ему на вытянутую на столе руку.

– Ой! Больно!

– Извини! Я не хотела…

Толик, посмотрев на нее, произнес:

– Ты чего, Лерусик? Все в порядке?

Лера, чувствуя, что все далеко не в порядке, и вовсе не из-за этого треклятого маньяка и из-за попытки бабушки вмешаться в ее жизнь, а исключительно из-за него, Кирилла, ответила ужасно фальшивым, как она считала, тоном:

– Ну да, все как нельзя лучше! А может, нам рвануть в Москву вместе? И в самом деле прямо уже на следующей неделе?

В Москву, как можно дальше от их родного города – и от Кирилла.

– Ну, не получится. Мы же говорили об этом, Лерусик. У предков, надо отдать им должное, все уже на мази. Дядька меня пристроит на юридический, где и Кирюха учился…

Будь он неладен, этот Кирюха!

– Ну, а ты сам этого хочешь? – спросила Лера и посмотрела Толику в лицо. – Одно дело – это желания твоих предков. А другое – это твои желания!

Толик, который не особо парился по поводу своих желаний, ответил:

– Нет, ну, на юридическом у меня проблем не будет. Там у дядьки, фазера Кирюхи, все схвачено, он ведь…

Лера не выдержала:

– А без Кирюхи никак не получится?

Толик, явно не понимая ее, принялся что-то горячо доказывать, ссылаясь на то, что Кирюха, может быть, и бывает высокомерным, но в действительности очень безотказный парень…

Кирюха, Кирюха, Кирюха…

Лера закрыла глаза, вспомнив, как он держал ее на руках. И как щекотал своим мизинцем внутреннюю сторону ладони.

Ее бросило в жар.

Запретив себе думать о подобном, она открыла глаза и взглянула на тарахтевшего Толика. Ну да, Толика она…

Любит?

Наверное, да.

А вот Кирилл ее манил. Привлекал. Возбуждал.

Она испытывала все те чувства, которые к Толику, этому смешному доброму инфантильному Толику, ни разу никогда до сих пор не испытывала.

И, не исключено, уже никогда и не испытает.

– А что с маньяком? – быстро произнесла Лера первое, что пришло в голову, лишь бы не вести речи о Кирюхе, и Толик сказал:

– Ну, фазер Кирюхи говорил, что…

* * *

Лежа короткой бессонной июньской ночью в постели, Лера ворочалась с боку на бок, думая о Кирилле. Воображая сцены, которые заставляли ее изменить о себе мнение. Желала, чтобы он оказался с ней.

А забывшись тяжелым сном уже мутным утром, проснулась с температурой и обложенным горлом.

Бабушка, лечившая их семью самолично, вынесла вердикт:

– Ларингит. И скажи спасибо, что вообще не ларинготрахеит. Пить холодное строго воспрещено, поэтому компот я выставлю из холодильника на подоконник, носи шарф и старайся не разговаривать. Ну, и кое-какие имунностимулирующие средства тоже принимать будешь. Твердила же я тебе, Валерия, что шляться без тапочек нельзя…

Лера была даже довольна, что заболела, и пусть даже накануне выпускного. По крайней мере, у нее была возможность поваляться дома (хотя бы и с зимним шарфом на шее) и подумать.

Правда, она быстро убедилась, что все мысли сводились к одному предмету – к Кириллу. Измученная пульсирующей болью в горле, девушка попыталась думать о чем-то другом.

И, желая забыть Кирилла, позвонила Лариске. Хоть говорить она могла с трудом, но все же вытребовала у бабушки право на телефонное общение.

Подруги обсуждали последние события в школе. Лариска, бывшая всегда и обо всем в курсе, деловито поставила ее в известность:

– Физрук поднял ужасный скандал по поводу того, что кто-то рылся в его вещах. Подозревает кого-то из молоденьких преподш, на учеников он, кажется, и не думает. Но бучи поднимать не будет и милицию приглашать не станет. Потому что тогда все то, что он пытался утаить, всплывет. Так что нам бояться нечего. Но, выходит, что он не маньяк?

– Выходит, что нет, – просипела Лера, а Лариска вздохнула:

– А ведь подходил по всем параметрам! Ну ладно, тот, кого больше подозреваешь, никогда убийцей не оказывается! Кстати, я ведь составила список подозреваемых! Хочешь, зачитаю?

И, не дождавшись ответа, принялась тараторить:

– Директор, он уж слишком гладкий. Наш завхоз, вечно угрюмый и в глаза никому не смотрит. Ну, у тебя еще в начальной школе конфликт с ним был. Он тебя за волосы таскал, а ты его укусила. В общем, еще та гадина. Трудовик, он вроде мужик ничего, но такие обычно маньяками и оказываются. Ну, Михаила Михайловича я, естественно, пропускаю… Так, дальше! Географ, это потому что он, говорят, срок мотал, хотя никто ничего точно о нем не знает. Ну, и кто сказал, что маньяком должен быть мужчина? Если тетка, то наверняка тогда химичка! Она ведь бодибилдингом, или как это там называется, увлекается, любому мужику фору даст, даже Олега наверняка скрутить может!

Лера же, выслушав список, в который вошли чуть ли не все учителя их школы, заметила:

– А почему ты пропустила моего отца?

Возникла пауза, и Лариска странным тоном заметила:

– Ну, извини, я что, по-твоему, должна была его тоже в подозреваемые записать? Он же твой отец!

– Чикатило тоже был чьим-то отцом! – заявила Лера и добавила: – Кстати, с каких пор он называет тебя Лорой?

Лариска аж задохнулась:

– Да не называет он меня так! Тебе показалось все!

На Леру обрушился целый водопад аргументов, примеров и длиннющих фраз, смысл которых сводился к тому, что Михаил Михайлович никогда и ни при каких обстоятельствах не называл ее Лорой.

Хотя Лера прекрасно помнила, что называл.

– И вообще, если ты думаешь, что Миша мог бы назвать меня так, то это значило бы…

– Как ты сама его только что назвала? – прервала ее Лера, и Лариска заявила:

– Как-как? Михаил Михайлович! Так вот, если ты считаешь, что Михаил Михайлович мог бы назвать меня так…

Нет, она только что назвала отца Мишей и еще имеет наглость отрицать это!

Лера прервала поток красноречия подруги:

– Извини, у меня что-то голова разболелась. Кстати, не можешь ли свой список занести? Я хочу его просмотреть, обмозговать. Ну, ты бабушке отдашь, потому что со мной тебе лучше не общаться, я ведь заразная…

На самом деле Лера хотела, наплевав на болезнь, вызвать Лариску на откровенность. Та что-то от нее скрывала, как, впрочем, скрывал и отец.

Ничего не подозревавшая подруга прибежала час спустя, и, когда раздался звонок в дверь и бабушка пошла открывать, Лера, уже заготовившая несколько словесных ловушек для Лариски, тоже двинулась к двери.

– Привет! – произнесла подруга, вваливаясь в их квартиру. – Ух, ну и жара, и как тебя заболеть угораздило! Кстати, платье-то для выпускного готово? Валерия Афанасьевна, а компотика у вас не найдется, а то в горле пересохло?

Лариска была в своем амплуа: болтливая, навязчивая, вездесущая.

Все домашние заготовки вылетели у Леры из головы, потому что ее взгляд приковала изящная вещица, висевшая у Лариски на шее.

Это было золотое сердце с тремя камешками-звездочками красного, зеленого и синего цвета на золотой же цепочке.

* * *

Бабушка хоть и старалась выставить Лариску прочь, но не вышло, и они отправились на кухню «пить компотик». Лера же дернула дверь в родительскую спальню и, чувствуя себя сомнамбулой, отправилась к комоду, выдвинула верхний ящик и запустила в него руку.

Никакой коробочки, в который находился кулон, что украшал теперь шею Лариски, там не было.

Кулон, который, как она была уверена, отец приготовил в качестве подарка для нее, своей дочери. И который он прятал в ящике с нижним бельем покойной жены.

На автопилоте Лера отправилась на кухню и, прислонившись к косяку, наблюдала за тем, как Лариска просвещает о чем-то бабушку. Слова подруги слились в ушах Леры в какофоническую кашу.

Подруги?

– А откуда у тебя кулон? – произнесла Лера, точнее, выдавила из себя, потому что горло болело неимоверно, и Лариска вдруг, замолчав на полуслове, уставилась на нее, и Лера поняла, что та испугалась.

– Кулон? Какой кулон? – запричитала она, и ее рука автоматически метнулась к висевшему на шее золотому сердцу.

Разозлившись, Лера закричала, хотя с учетом ее состояния крик больше походил на шепот:

– Тот, что в кулаке зажала. Откуда он у тебя?

Лариска, выпустив кулон, затараторила:

– Родители подарили, на окончание школы! В ювелирном на Маяковского приобрели. Знаешь, я всегда хотела себе нечто элегантное и неброское, не все эти дутые вещицы, которые если о чем и свидетельствуют, так об отсутствии вкуса у их владельцев…

Ну да, родители подарили! Отчим, которого Лариска ненавидела и который ненавидел ее. И зашуганная им мать, кажется, тайная алкоголичка.

– Это отчим подарил, что ли? – перебила Лера, и Лариса, замолчав, явно соображала, какой дать ответ.

– Нет, это мне дядя с тетей подарили…

– Но ты же сказала только что родители. Так ведь, бабулечка?

Лариска запричитала:

– Я имела в виду, что это я бы хотела, чтобы родители подарили, но ты сама знаешь, какая у нас ситуация… А подарили дядя с тетей…

– А что, у тебя есть дядя с тетей? – продолжила допрос подруги Лера. – Они же живут где-то в Нижневартовске…

– Ну да, но есть еще и другие. И вообще, они нам не родственники, просто это я их так называю…

И вновь водопады слов, фраз, абзацев. Лера не верила ничему из того, что презентовала ей Лариска.

Она знала, кто подарил Лариске золотой кулон в виде сердца: ее собственный, Лерин, отец.

Только вот, спрашивается, почему?

Заметив, что ситуация накалена до предела, Лариска быстро распрощалась, что было обычно не в ее правилах, и Лера, настояв, игнорируя замечание бабушки, на том, чтобы проводить гостью к двери, произнесла:

– Прошу, скажи правду: откуда у тебя кулон?

Лариска, вздохнув и, кажется, даже, всхлипнув, заявила:

– Выходит, он с тобой так и не поговорил. А ведь сказал, что поговорил! Понимаю, говорил, но ничего не сказал! Вот и спроси у Миши!

И, ничего не объясняя, вылетела прочь.

Хорошо, что бабушка так и не поняла, о чем шла речь, и после того, как Лариска буквально сбежала из их квартиры, Лера, брякнувшись в постель, чувствуя себя совершенно обессиленной, отвернулась к стенке и принялась думать.

Хотя о таком думать не хотелось.

В дверь постучали, потом послышался скрип и звук шагов. На ее лоб легла прохладная рука бабушки.

– Валерия, не нравится мне, как у тебя болезнь протекает. Так, прими вот еще две таблетки…

Девушка послушно приняла их из рук бабушки, судорожно размышляя над тем, стоит ли с ней говорить о том, что ее так занимает.

И пришла к выводу, что нет.