– Я никогда два раза одних и тех же ошибок не повторяю, – убежденно изрек брат. – А шалаш нужно строить возле воды, – посоветовал он. – Так всегда поступали самые мудрые градостроители. Потому что там, где вода, там и жизнь.

– И комары, – усмехнулась Маша.

– Комары – это плохо, – немедленно изменил точку зрения брат.

С комарами у него складывались напряженные отношения. Если в радиусе десяти километров оказывался хоть один представитель этих хищных насекомых, то обязательно находил Димку. Маша по этому поводу утверждала, что, видимо, ее брат обладает каким-то особым запахом, на который комары и слетаются словно мухи на мед. Права она была или нет, но комариный писк доводил мальчика до полубезумного состояния. А потому Димка убежденно произнес:

– Нет, братцы, строить шалаш у самой воды было бы просто глупо.

– А говорил, лучшие градостроители именно у воды и строят, – напомнила Настя.

– Но мы же с вами не город возводим, – мигом нашелся Димка. – А всего лишь шалаш.

– Он прав, – поддержал друга Петька. – Во-первых, на дне оврага нас и впрямь комары изведут. А во-вторых, при хорошем ливне смоет вместе с шалашом. Поэтому я предлагаю построить его вон там.

И Петька указал на ровную площадку почти у самого склона оврага.

– Отличное место! – одобрила Настя. – И дерево тут такое красивое! – указала она на высокую густую ель.

– В данном случае важна не красота, а густота, – усмехнулся Петька. – Если мы выстроим шалаш под этой елкой, нам никакой дождь не страшен.

Остальные кивнули. Лучшего места для штаб-квартиры тайного общества и впрямь не найти.

– А главное, – продолжал Петька. – Тот, кто не знает о шалаше, нипочем его тут не заметит.

И это было совершенно верно. Огромные еловые лапы свисали едва ли не до самой земли. А землю покрывал плотный ковер из опавших иголок.

– Теперь самое главное, сделать надежный каркас, – с несколько растерянным видом оглядел всю компанию Петька.

– Уж это мы как-нибудь сможем, – не испытывал по сему поводу сомнений Дима.

– Из чего? – повернулся к нему Петька.

– Из веток, естественно, – сказал Дима. – Не понимаю, в чем тут проблема?

– Именно в ветках, – медленно произнес Петька. – В идеале нам нужны прутья из орешника. Он гибкий и держит любую форму. А вот с орешником у меня на участке как раз труба.

– У нас тоже, – хором откликнулись Маша и Настя.

– Зато у Ковровой-Водкиной этого орешника пруд пруди! – вдруг оживился Димка.

– Нам только к ней идти не хватало, – поморщилась Маша.

– Да уж, – кивнул Петька. – Пока мы втолкуем ей, что нам надо, весь день пройдет. И строительство шалаша придется отложить на завтра.

Наталья Владимировна Коврова-Водкина была местной достопримечательностью. По словам бабушки Димы и Маши, знавшей Наталью Владимировну смолоду, та всегда отличалась большой эксцентричностью. Совсем юной девушкой она вышла замуж за восьмидесятилетнего философа-мистика Аполлинария Коврова, который публиковал свои труды под звучным псевдонимом Аполлон Парнасский. Счастье «молодоженов» длилось недолго. Два года спустя после свадьбы древний Аполлинарий тихо скончался во сне. Правда, Наталья Владимировна уверяла, что с его смертью они не расстались.

По ее утверждениям, «незабвенный возлюбленный» почти каждую неделю являлся ей в ослепительно сияющих нарядах и давал очень важные и мудрые жизненные советы. Причем не оставил ее своим вниманием даже после того, как Наталья Владимировна сочеталась вторым браком со знаменитым хирургом Вадимом Леонардовичем Водкиным. И прибавила к фамилии Коврова фамилию Водкина. Дима, Маша и Петька хорошо помнили этого толстого жизнерадостного мужчину. Он умер пять лет назад, оставив Наталье Владимировне не только свою фамилию, но и дачу в Красных Горах, а также богатую коллекцию картин и антиквариата. Что позволяло Ковровой-Водкиной ни в чем особенно не нуждаться. Кроме того, у них с Вадимом Леонардовичем была дочь Светлана, которую Наталья Владимировна называла «поздним даром небес», ибо родила ее в сорок с лишним лет.

Правда, после смерти отца «поздний дар небес» появлялся в Красных Горах хоть и с частыми, но очень кратковременными визитами. Как объяснила однажды Светлана в присутствии Димы и Маши их бабушке: «Мы с мамой сильнее всего любим друг друга на расстоянии».

Это было совершеннейшей правдой. Спустя пять минут после бурной и радостной встречи Наталья Владимировна и Светлана умудрялись вдрызг разругаться. И дочь со словами: «Ноги моей больше не будет в этом доме!» – уезжала в Москву. Потом проходила неделя. В крайнем случае, две. И все повторялось вновь.

Надо сказать, что характер Ковровой-Водкиной и впрямь с годами не улучшался. Когда же она несколько лет назад начала плохо слышать, то стала воспринимать окружающий мир совсем уж своеобразно. Вот почему Петька и близнецы всерьез опасались, что им далеко не сразу удастся объяснить Наталье Владимировне цель своего визита.

– Я к ней за орешником не пойду, – решительно повторила Маша.

– Я тоже предпочел бы выбрать что-нибудь попроще, – поддержал ее Петька.

– Сперва дослушайте, а потом спорьте, – снова заговорил Дима.

– И впрямь, – фыркнула Маша. – Дима нам уже столько полезных советов сегодня дал!

– Погоди, – жестом остановил ее Петька.

– Вот именно, – тут же вклинился Дима. – Дело в том, что нам не придется ничего просить у Ковровой-Водкиной. Просто сами возьмем орешник по-тихому, и все дела.

– Ты, Димочка, сегодня никак на солнышке перегрелся? – покрутила пальцем возле виска Маша. – Или в машине тебя укачало, пока мы ехали из Москвы. Совсем голова не работает.

– У меня лично все прекрасно работает, – отозвался брат.

– Если так, ты бы не предлагал без спросу рубить орешник у Ковровой-Водкиной. Там Филимоновна только и ждет нападения на имущество любимой хозяйки.

– И как только услышит треск, кинется наводить порядок, – поежился Петька.

– О Ковровой-Водкиной я уже слышала от вашей бабушки, – сказала Настя. – А кто такая Филимоновна?

– Приходящая домработница Ковровой-Водкиной, – хором выпалили друзья.

– С ней лучше не связываться, – добавила Маша.

…Татьяна Филимоновна вот уже много лет верой и правдой служила Ковровой-Водкиной. Все в Красных Горах знали, что во время войны Филимоновна была снайпером и дошла с войсками до самого Берлина.

Война так и осталась самым ярким впечатлением в ее жизни. В мирное время судьба ее не сложилась. А потому, устроившись приходящей домработницей к Ковровой-Водкиной, она целиком и полностью посвятила себя заботам о жизни и об имуществе любимой хозяйки.

Нападения врагов Татьяна Филимоновна ждала постоянно и отовсюду. А потому ни на секунду не ослабляла бдительности.

Несколько престарелых жителей Красных Гор, решившихся нанести без предупреждения визиты Ковровой-Водкиной, стали жертвами воинственной домработницы. Позже они в один голос благословляли судьбу, что у Филимоновны давно уже нет огнестрельного оружия. Однако снайперские повадки она сохранила. Ко всякому, кто казался ей подозрительным, еще очень крепкая, несмотря на свои семьдесят с лишним лет, Филимоновна тихо подкрадывалась сзади и сокрушительным ударом сбивала с ног. Причем сперва выводила противника из строя, а затем уже разбиралась, зачем он явился и что из себя представляет.

Подобное поведение повергало Наталью Владимировну в немалый гнев. И она принималась отчитывать Филимоновну. Но та ничуть не смущалась. И отвечала хозяйке: «А времена-то, Владимировна, какие! Если все время не быть начеку, убьют – недорого возьмут».

На это у Ковровой-Водкиной возражений не находилось. Она лишь просила Филимоновну «действовать впредь помягче и соблюдать права человека». Но домработница-снайпер и тут возражала: «А ты что, Владимировна, не человек? Вот я твои права и соблюдаю». На чем споры обычно завершались…

Об этом Петька, Дима и Маша и рассказали сейчас Насте. Та весьма сильно встревожилась:

– Может, действительно поискать орешник где-нибудь в другом месте?

– Или одного Димку отправим к Ковровой-Водкиной, – подмигнула ей Маша. – Вдруг он решил пожертвовать жизнью во имя нашего тайного общества!

– По-моему, это не мне, а тебе голову напекло, – откликнулся Димка. – Я, между прочим, воровать ничего не предлагал.

– Тогда как же? – не доходило пока до Петьки.

– А вот так, – ухмыльнулся Димка. – Я пока ходил переодеваться, зря времени не терял.

– Какой деловой! – всплеснула руками Маша.

– Не деловой, а наблюдательный, – мигом отбил выпад Димка. – Так вот, когда я к вам возвращался, то видел, как племянники Филимоновны рубили на участке Ковровой-Водкиной орешник. Он, видимо, слишком разросся.

– И много нарубили? – поинтересовался Петька.

– На три шалаша хватит, – без тени сомнения отвечал Димка. – Получилась огромная куча.

– Ты же, когда возвращался, еще не знал, что нам орешник понадобится, – перебила Маша.

– Знал не знал, – поморщился Димка. – Я вообще, в отличие от некоторых, всегда обращаю пристальное внимание на разные мелочи. Кто знает, что и когда может в жизни понадобиться.

– Молодец, – хлопнул его по плечу Петька. – Выходит, нам и впрямь не придется ничего воровать. Кому нужны срубленные сучья.

– А я о чем! – окинул победоносным взглядом всю компанию Дима. – Их все равно не сегодня-завтра сожгут.

– А откуда тебе известно, что они орешник жечь собираются? – спросила Настя.

– Слышал, как Филимоновна говорила племянникам, – отвечал Димка. – Юрка и Борька аванс просили. А Филимоновна им говорит: «Пока все, что нужно, не срубите и не сожжете, хозяйка денег не даст!..»

– Бедные мальчики! – с трагикомическим видом покачала головой Маша.

– А сколько этим племянникам лет? – поинтересовалась Настя.

– Много, – объяснил Димка. – Никак не меньше сорока. Здоровые такие бугаи, – широко развел он руки в разные стороны.

– Хороши мальчики! – звонко расхохоталась Настя.

– Это просто Коврова-Водкина их по старой памяти называет мальчиками, – внесла ясность Маша. – И как только видит Юрку и Борьку, вручает им по шоколадке.

– А Юрка и Борька предпочитают совсем другое, – добавил Димка.

– Вот именно, – заволновался вдруг Петька. – Бежим скорей за орешником, пока эти племянники и впрямь костер не устроили!

И он первым двинулся по направлению к даче Ковровой-Водкиной.

Жара к полудню усилилась. Поселок плавал в дрожащем мареве. Дачи тут выстроили в середине тридцатых годов. Необъятные участки. Огромные дома, снабженные всеми благами цивилизации, начиная от ванных и туалетов и парового отопления и кончая телефонами. Население Красных Гор вполне соответствовало такому размаху. Дачи приобрели, так сказать, «сливки общества» того времени. Крупные ученые, военачальники, деятели искусств. С годами состав поселка становился все более пестрым. Иные хозяева умерли, не оставив потомства. Дети и родственники других обеднели и, оказавшись не в силах содержать дорогостоящие загородные владения, спешили продать их самым случайным людям.

Последние годы участки в Красных Горах вовсю скупали новые русские. Снося деревянные дома, они возводили на их месте солидные особняки из камня и кирпича и при этом изо всех сил соревновались друг с другом в вычурности и монументальности. Особенно отличился владелец какого-то холдинга. Он построил у себя на участке пятиэтажный дом, почти в точности копирующий знаменитую Пизанскую башню.

Специалисты вовсю его отговаривали от эксперимента, утверждая, что местная почва подобного сооружения не выдержит. Однако счастливый обладатель участка только рукой махал: «Упадет – другую дачу построю». И, как ни странно, новоявленная «пизанская дача» пока стояла, хотя старожилы поселка, проходя мимо, неизменно утверждали, что она не сегодня-завтра рухнет.

Среди последних особенную активность проявлял низкорослый, но толстенький академик Павел Потапович Верещинский. Каждый день на рассвете он тайком пробирался на участок владельца холдинга, чтобы замерить угол наклона «пизанской дачи». Затем, дождавшись приличного времени, седовласый Павел Потапович колобком обегал поселок. Встретив очередного единомышленника, он всплескивал пухленькими ручками и, отчаянно картавя, объявлял:

– Чегез час эта гадость газвавится. Газвавится в пывь и пгах!

Однако, даже несмотря на строго научные обоснования просвещенного академика, эта нелепая постройка продолжала оскорблять своим видом старшее поколение дачников.

Петька, Настя, Дима и Маша как раз поравнялись с причудливой дачей владельца холдинга, когда Димка вдруг заныл:

– Мне жарко.

– Говорили тебе: не надо было переодеваться, – пыхтя, отозвался Петька, которому тоже было совсем не холодно.

– Лучше потерпеть жару, чем подхватить ангину, – тоном умудренного жизнью мыслителя отозвался друг.

– Тогда заткнись и не ной, – поставила точку в споре Маша.

– Тем более что мы уже приближаемся, – подхватил Петька.

Друзья и впрямь достигли ворот Ковровой-Водкиной.

– Ну, где орешник? – заглянул сквозь редкие штакетины в сад Петька. – Тут ничего нет.

– Как раз когда я шел мимо, Юрка с Борькой все, что нарезали, таскали под руководством Филимоновны на заднюю половину участка, – указал пальцем вдаль Димка.

– Ну да, – кивнула Маша. – Там есть костровище.

Петька, открыв калитку, поманил за собою друзей. Ребята вошли на участок и тщательно огляделись. Ни в саду, ни на ведшей к дому широкой дороге вроде бы никого не было.

– Давайте в темпе, – поторопил Петька.

Все четверо устремились вперед. Заветный орешник и впрямь лежал на небольшой полянке. Из распахнутого кухонного окна дачи доносился аппетитный запах чего-то жареного.

– По-моему, котлеты, – хищно проговорил Димка и, словно бы невзначай, добавил: – У меня, между прочим, с самой Москвы во рту маковой росинки не было.

– Очень вовремя спохватился, Димочка, – сердито уставилась на него сестра. – Сейчас как раз самое время тебя покормить обедом.

– Ладно вам, – прошептал Петька. – Это же очень удачно, что Филимоновна на кухне. Давайте скорей. Уносим, кто сколько может.

И он схватил в охапку несколько длинных ветвей орешника. Остальные последовали Петькиному примеру. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как из распахнутого окна грянул торжествующий вопль Филимоновны:

– Грабят! Владимировна! Сюда!

Ребята спешно отступили назад. Бросив добычу, они затаились в кустарнике. И почти тут же до них донесся по-актерски поставленный голос Ковровой-Водкиной, которая в молодые годы играла на сцене одного из прославленных московских театров.

– Татьяна Филимоновна! Что случилось?

– Грабят! – вновь возопила домработница-снайпер. – А может, даже чего похуже!

– Грабли? – невозмутимо осведомилась Наталья Владимировна. – Почему же это они у вас лежат в луже?

Настя, невзирая на напряженность момента, не сдержалась и фыркнула.

– Тише ты! – зажал ей рот Петька. – Если нас засекут, такое начнется…

– Так почему же у вас, моя милая, грабли оказались в луже? – строгим тоном повторила Наталья Владимировна.

– Это не грабли, а ты, Владимировна, скоро в лужу сядешь! – проорала что было мочи домработница-снайпер.

– Зачем это мне интересно в лужу? – на сей раз расслышала хозяйка. – Что-то вы, моя милая, не слишком сегодня любезны.

– Не до любезностей мне, Владимировна! – продолжала вопить во весь голос домработница. – К нам на участок бандиты пожаловали!

– Какой кошмар! – воскликнула Коврова-Водкина. – Что же вы раньше молчали?

– Я не молчала. Это ты, Владимировна, не слышала.

– Вот как раз я-то все слышала! – принялась спорить хозяйка. – Вы, моя милая, вместо того чтобы сразу сказать о бандитах, твердили мне про какие-то идиотские грабли.

– Ах ты, господи, – расслышали четверо друзей негромкое сетование Филимоновны. – Вот ведь умная женщина. Даже, можно сказать, великая, а совсем ничего не слышит.

– Отвечайте мне, где бандиты и что они сейчас делают? – начала тем временем раздражаться от недостатка информации Коврова-Водкина.