Символизм
Старшие символисты

Термин «символизм» принадлежит французскому поэту Жану Мореасу, которому пришлось стать не только практиком, но и теоретиком этого направления, отстаивая его самостоятельность и отделяя его от модернизма. В 1886 году он опубликовал исторический «Манифест символистов» – обозначив важную веху, с которой началась новая эпоха в европейской и, в частности, русской литературе.

«Символистская поэзия ищет способ облачить идею в чувственную форму, которая не была бы самодостаточной, – писал Мореас, – но при этом, служа выражению Идеи, сохраняла бы свою индивидуальность». Эта «чувственная форма», в которую облекается Идея, и есть не что иное, как символ.

Становление символизма во Франции связывают с именами Шарля Бодлера, Стефана Малларме, Артюра Рембо, Поля Верлена. Именно они «открыли новый мир» Валерию Брюсову – первому адепту нового течения в России и его первому страстному популяризатору. В 1893 году двадцатилетний Брюсов написал письмо Верлену, именуя себя основоположником этого нового для России поэтического течения. И тут же занялся изданием символистских сборников, в которых в основном печатался сам, – уже примеряя на себя роль будущего вождя символизма.

Идеологом старших символистов (авторов, дебютировавших в 1890-е годы) выступил Дмитрий Мережковский. Он первым дал глубокий анализ удручающего состояния русской литературы, заведенной в тупик господствующим рационализмом, и назвал предпосылки победы новых литературных направлений. В 1892 году Мережковский прочитал доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (опубликован в 1893 году). Окидывая скептическим взглядом современные «литературные руины», он видел спасение русской словесности в «мистическом содержании, языке символа и импрессионизме». Возродить литературу, писал он, «может лишь порыв к неведомому, запредельному, к святыням, которых нет».

Первому поколению русских символистов, действительно, эстетически был очень близок импрессионизм. Поначалу их так и называли – импрессионисты. Или декаденты. В своих произведениях они, как правило, были ориентированы на субъективные личные ощущения и мимолетные впечатления, замкнуты на своей внутренней жизни и далеки от обыденной реальности, одолеваемы мрачными предчувствиями и очарованы поэтикой смерти. Творчество для них – прежде всего интуитивное погружение в некие тайные смыслы, не поддающиеся рациональному выражению, и единственный способ передать эту тайну – задействовать символы.

«Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого, – писал в 1913 году Николай Гумилев. – Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа».

Вырабатывая новое художественное мировоззрение, символисты особое внимание уделяли музыке. В их творчестве она представала как некая универсальная энергия, которая пронизывает фактуру произведения, его композицию и звуковую оболочку, наполняя его созвучиями и мелодическими перекличками.

Оставаясь, по сути, элитарным поэтическим направлением, русский символизм искал опору в творчестве поэтов XIX века, не чуждых идей «чистого искусства», – Афанасия Фета, Якова Полонского, Аполлона Майкова, Евгения Баратынского и Федора Тютчева, которого Вячеслав Иванов прямо называл основоположником символистского метода в русской поэзии.

Один из теоретиков символизма, Константин Бальмонт, разрабатывавший в своем творчестве медиумические, «стихийные» аспекты и искавший соответствующие новаторские средства выражения, в статье «Элементарные слова о символической поэзии» (1900) так формулирует ее главные отличительные черты: «Она говорит своим особым языком, и этот язык богат интонациями; подобно музыке и живописи, она возбуждает в душе сложное настроение, – более чем другой род поэзии, трогает наши слуховые и зрительные впечатления, заставляет читателя пройти обратный путь творчества: поэт, создавая свое символическое произведение, от абстрактного идет к конкретному, от идеи к образу, – тот, кто знакомится с его произведениями, восходит от картины к душе ее, от непосредственных образов, прекрасных в своем самостоятельном существовании, к скрытой в них духовной идеальности, придающей им двойную силу».

К числу старших символистов относят Валерия Брюсова, Дмитрия Мережковского, Зинаиду Гиппиус, Константина Бальмонта, Федора Сологуба, Николая Минского, Александра Добролюбова, Поликсену Соловьеву, Константина Фофанова, Ивана Коневского.

Дом Мурузи (Санкт-Петербург, Литейный проспект, 24)

Дмитрий Мережковский

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) – русский писатель, поэт, драматург, переводчик, эссеист, литературный критик, религиозный философ, историк, общественный деятель.

Один из основателей русского символизма, свой второй поэтический сборник, программный для нового направления, он назвал «Символы. Песни и поэмы». А принципы зарождающегося символизма изложил в докладе «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1892), отделив их от эстетики декаданса и выделив «три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности».

Мережковский – основоположник русского историософского романа, разработчик религиозно-философского подхода к анализу литературных произведений, глубоко повлиявший на развитие будущего литературоведения. Признанный жанровый новатор и один из самых оригинальных мыслителей ХХ века. Его дебютный роман «Смерть богов. Юлиан Отступник» (из трилогии «Христос и Антихрист») вошел в историю как первый русский символистский исторический роман. Начиная с 1914 года, он десять раз номинировался на Нобелевскую премию по литературе.

Мережковский выступил инициатором проведения Религиозно-философских собраний, вызванных необходимостью обновления христианства и призванных оживить религиозную мысль в России. Философ Николай Бердяев называл их «оазисом свободы совести в уголке Петербурга» и считал, что «всё движение русской религиозной мысли так или иначе вышло из этих собраний».

Влияние творчества и идей Мережковского испытали на себе поэты Александр Блок, Андрей Белый, Валерий Брюсов, философы Николай Бердяев, Александр Мейер, Федор Степун, основатель психоанализа Зигмунд Фрейд. Томас Манн называл Мережковского «гениальнейшим критиком и мировым психологом после Ницше».

До революции Мережковский был одним из самых издаваемых писателей в России. Категорически не приняв власть большевиков, в декабре 1919 года он тайком покинул Петроград (в выезде было отказано) и с 1920 года жил во Франции. Скончался от кровоизлияния в мозг 7 декабря 1941 года. До последнего дня рядом с ним находилась его жена, поэтесса и писательница Зинаида Гиппиус, с которой они прожили, почти не разлучаясь, сорок два года, создав самый известный творческий тандем в русской культуре начала века.

Дмитрий Мережковский

Часы

 
     Не наслаждение, не мука,
     Не вдохновение страстей,
     Удел живых – тупая скука,
     Пустое бремя лишних дней.
     Я не ропщу и не страдаю,
     Я к одиночеству привык:
     Часы, часы, я понимаю
     Ваш утомительный язык.
     На жизнь смотрю я хладнокровно,
     Где нет друзей и нет врагов.
     И бьется сердце ровно, ровно,
     Как сердце мертвое часов.
 

31 августа 1895

Голубое небо

 
     Я людям чужд и мало верю
     Я добродетели земной:
     Иною мерой жизнь я мерю,
     Иной, бесцельной красотой.
 
 
     Я верю только в голубую
     Недосягаемую твердь.
     Всегда единую, простую
     И непонятную, как смерть.
 
 
     О, небо, дай мне быть прекрасным,
     К земле сходящим с высоты,
     И лучезарным, и бесстрастным,
     И всеобъемлющим, как ты.
 

1905

«Кроткий вечер тихо угасает…»

 
     Кроткий вечер тихо угасает
     И пред смертью ласкою немой
     На одно мгновенье примиряет
     Небеса с измученной землей.
 
 
     В просветленной, трогательной дали,
     Что неясна, как мечты мои, —
     Не печаль, а только след печали,
     Не любовь, а только след любви.
 
 
     И порой в безжизненном молчаньи,
     Как из гроба, веет с высоты
     Мне в лицо холодное дыханье
     Безграничной, мертвой пустоты…
 

26 августа 1887

«Дома и призраки людей – …»

 
     Дома и призраки людей —
     Всё в дымку ровную сливалось,
     И даже пламя фонарей
     В тумане мертвом задыхалось.
     И мимо каменных громад
     Куда-то люди торопливо,
     Как тени бледные, скользят,
     И сам иду я молчаливо,
     Куда – не знаю, как во сне,
     Иду, иду, и мнится мне,
     Что вот сейчас я, утомленный,
     Умру, как пламя фонарей,
     Как бледный призрак, порожденный
     Туманом северных ночей.
 

1889

На даче

 
     Шумит июльский дождь из тучи грозовой
     И сеткой радужной на ярком солнце блещет,
     И дачницы бегут испуганной толпой,
     И летних зонтиков пурпурный шелк трепещет
     Над нивой золотой…
     А там, меж бледных ив с дрожащими листами,
     Виднеется кумач узорного платка, —
     То бабы весело с разутыми ногами
     Теснятся на плоту; и звучного валька
     Удары по белью над ясными волнами
     Разносит далеко пустынная река…
 

1887

«О, мука вечной жажды…»

 
     О, мука вечной жажды!
     О, тщетная любовь!
     Кто полюбил однажды,
     Тот не полюбит вновь.
     Смиренью учат годы:
     Как все, терпи, живи;
     Нет любящим свободы,
     Свободным нет любви.
     Узла ты не развяжешь,
     Не сможешь ты уйти
     И никогда не скажешь:
     «Я не люблю, – прости».
     Но жизни злая сила
     Навек меня с тобой,
     Как смерть, разъединила
     Последнею чертой.
     Мы любим и не любим,
     Живем и не живем;
     Друг друга не погубим,
     Друг друга не спасем.
     И, как о милой тени,
     Хотел бы я рыдать,
     Обняв твои колени, —
     И ничего не ждать.
 

1914

Возвращение

 
     Глядим, глядим всё в ту же сторону,
     За мшистый дол, за топкий лес.
     Вослед прокаркавшему ворону,
     На край темнеющих небес.
     Давно ли ты, громада косная,
     В освобождающей войне,
     Как Божья туча громоносная,
     Вставала в буре и в огне?
     О, Русь! И вот опять закована,
     И безглагольна, и пуста,
     Какой ты чарой зачарована,
     Каким проклятьем проклята?
     И всё ж тоска неодолимая
     К тебе влечет: прими, прости.
     Не ты ль одна у нас родимая?
     Нам больше некуда идти,
     Так, во грехе тобой зачатые,
     Должны с тобою погибать
     Мы, дети, матерью проклятые
     И проклинающие мать.
 

1909, Веймар

Зинаида Гиппиус

Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945) – русская поэтесса, прозаик, литературный критик, драматург, идеолог русского символизма. Одна из самых харизматичных фигур Серебряного века, создавшая со своим супругом, писателем и философом Дмитрием Мережковским, уникальный творческий и идейный союз, продлившийся 42 года.

В начале 1890-х дебютировала в печати со стихами (которые писала с 11 лет) и рассказами, сочиняла романы, отличавшиеся декадентской претенциозностью. Ее первое «Собрание стихов. 1889–1903» стало громким литературным событием. Иннокентий Анненский в рецензии на книгу отмечал, что в творчестве Гиппиус отразилась «вся пятнадцатилетняя история лирического модернизма».

Квартира Мережковских в доме Мурузи долгие годы была важнейшим центром литературной и общественной жизни Петербурга. По словам завсегдатая салона Андрея Белого, здесь «воистину творили культуру. Все здесь когда-то учились». Как хозяйка салона Гиппиус пользовалась всеобщим авторитетом, хотя ее экстравагантные выходки и эксперименты многих шокировали.