Глава 5

Катя обернулась. Возле переднего левого колеса белоснежной иномарки, бесшумно возникшей как будто из ниоткуда, растянулось тельце щенка. «Только бы не насмерть!» – запульсировало в висках. Она метнулась к обочине. Моментально бросила покупки, крепко зажала сумку с документами под мышкой и метнулась к машине.

Щенок оказался необычайно красив. С кофейного цвета, с проседью, короткой шерстью, длинными висячими ушами, толстым лобиком при удлиненной мордочке. Все говорило об отнюдь не дешевой породе. Собачка не подавала признаков жизни.

Катя быстро ощупала голову, позвоночник, мышцы. Постаралась прослушать сердцебиение, но не получилось. Вдруг она заметила, что лапки начали подрагивать. «Жив! – радостно скользнула мысль. – Скорее всего, он оглушен, и получил небольшое сотрясение».

Пока Катя озадаченно ползала возле щенка, из машины торопливо вышел невысокого роста очень смуглый юноша со смешным хвостиком темно-каштановых волос на макушке и присел рядом с ней.

– Ну, как он? – обреченно спросил молодой человек.

– На дорогу надо смотреть и звуковым сигналом иногда пользоваться! – резко ответила Катя. – Пока непонятно, – она судорожно вздохнула.

– Я клянусь, что никакого щенка на дороге не было и в помине! Откуда-то сбоку метнулся под колеса! Я среагировал как мог, – оправдывался юноша.

Катя еще раз прощупала тельце щенка.

– Ой, глазки открывает! Ну-ка, ну-ка, – она внимательно вгляделась в щенячью мордочку. – В разбежку, правда, глазки, но ничего, смотрят.

– Хозяева неужели не хватились? С виду вроде не дворняжка… – юноша пристально осмотрел ряд домов.

– Ничего, скоро хватятся! Мне кажется, это дорогая порода. У меня в городе, дома, в соседнем подъезде, такая же собака живет. С детьми очень любит бегать, совсем не злая! Сейчас породу назову.

Катя сморщила лоб и по слогам произнесла:

– Курц-ха-ар. Вот! – и победно взглянула на юношу.

– Как теперь быть? – задумчиво произнес он.

Катя устало провела рукой по растрепавшимся волосам: «Я хочу есть, мыться и спать, спать, спать!» – прохныкала она про себя, а вслух твердо сказала:

– Давайте отнесем щенка к дому, – и показала рукой. – Я только сбегаю за листом фанеры. Не ползать же нам здесь возле него весь вечер.

Катя подхватила с обочины покупки и бросилась к дому.

* * *

Баба Люба с Сонечкой ужинали. Вкусно пахло пшенной кашей. У Кати от голода закружилась голова.

– Мамочка приехала! – бросила ложку Сонечка.

– Подожди, солнышко, – сделала предупреждающий жест Катя и обернулась к старой женщине. – Баба Люб, я фанеру у крыльца заберу! А ты пока покупки с улицы в дом занеси.

Не дожидаясь ответа и порции причитаний, она метнулась к дороге.

Катя передвинула песика на фанеру, аккуратно положила на бочок и пальцами осторожно вытянула язык.

– Девушка, вы знакомы с оказанием первой медицинской помощи животным? – удивленно спросил юноша.

– Я ветеринар по образованию, но опыта, правда, нет. Ну что, пошли?

Они осторожно донесли щенка до дома бабы Любы и положили его на крыльцо.

Катя осмотрела себя.

На любимое с утра такое красивое и свежее платье было страшно взглянуть – мятое, в пятнах, в шлепках грязи. «С платьем придется, наверное, расстаться! А жаль», – скользнула у нее грустная мысль. Потом пригладила волосы и переделала хвост.

Натруженные ступни жгло огнем, в животе громко урчало, в горле будто прошли наждачной бумагой.

Катя сбросила балетки и опустилась на ступеньки крыльца.

– Присаживайтесь, – обратилась она к юноше, – давайте подумаем, что делать со щенком дальше!

Он присаживаться не спешил:

– Думать я должен! Как ни крути – моя вина…

Внезапно открылась дверь, и на крыльцо вышла сердитая баба Люба.

– Что же, это, Катерина, такое, – заскрежетала она недовольно, но в следующее мгновение ее голос полился сладкой патокой. – Дмитрий Сергеевич, Дима! Доброго здоровьичка! Давненько ты в нашем тупике не был, – баба Люба поклонилась. – В дом проходи, поужинай с нами. Голодный, наверное, весь день по детишкам!

Бледное морщинистое лицо старухи сияло радушием.

Дима присел на ступеньку. Объяснил, что приезжал на вызов к маленькому ребенку у дачников в начало Лесного тупика. Потом поехал к лесу, хотел ландышей нарвать, да вот не доехал…

– Я просил не называть меня по отчеству. Для тебя я Дима! Если только на прием ко мне в больнице попадешь, так ты вроде не младенец, – юноша заразительно рассмеялся и сразу стал серьезным. – Щенка я нечаянно сшиб. А синеглазая «ветеринарка», – улыбнулся он Кате, – надеется вернуть его к жизни. – Баба Люба, ты не знаешь, кто хозяин собачки?

Старая женщина пожала плечами.

Дима о чем-то сосредоточенно размышлял. Потом поднял голову и сказал:

– Катя, давайте обменяемся номерами телефонов. Вдруг у хозяев будут претензии… если что.

– Если что – это что?! Я всю ночь наблюдать буду, все сделаю, что смогу! Только вот лекарств у меня никаких нет. Я же не предполагала… – она расстроено шмыгнула носом.

– Будем надеяться, что обойдется, – Дима успокаивающе погладил ее по руке. – Возможно, вскоре объявятся хозяева щеночка. А если нет, то завтра будем думать!

Юноша поднялся.

– Рад знакомству, Катя! Спокойной всем ночи, – он ободряюще посмотрел на нее и зашагал к дороге.

Катя сидела не шевелясь. Нескончаемый день измотал ее до предела.

– Баба Люб, а он тебе кто?

– Да седьмая вода на киселе! У нас в селе все друг другу если не родня, то кумовья или сваты. Дима-то на детского врача выучился. Участковый педиатр! – старая женщина значительно подняла кверху указательный палец. – Единственный сын у своих родителей. У отца-то лесопилка – дело поставил с размахом! А Димка хороший, добрый очень. Не смотри, что из семьи богатеев!

Старая женщина внезапно пришла в себя:

– Ступай в баню давай, она еще теплая. Да с дитем-то обнимись – целый день тебя ждет. Щенок еще теперь!

Она подозрительно покосилась в угол крыльца и неожиданно сделала вывод:

– Все у тебя, Катерина, не как у людей!

* * *

Катя проснулась. На кухне приглушенно разговаривали. Дотянулась до смартфона. Шесть утра.

Она провозилась со щенком до полуночи. Со страхом ожидала рвоты, но обошлось! Однако щенок жалобно скулил и дрожал. Катя развела в воде четвертинку таблетки брала и осторожно влила ему в пасть, потом укутала потеплей. Больше помочь ничем не могла – нужных медикаментов не оказалось. Каждые пятнадцать минут вливала ложкой в пасть щенка кипяченую воду – боялась обезвоживания.

Разговор на кухне набирал обороты. Катя прислушалась.

– Нечего девку будить, пусть поспит! Полночи около вашей собачки проползала! Лекарством поила да укрывала кофтой моей старой шерстяной, чтоб не дрожала. Все беспокоилась, что совсем худо станет. А вам, хозяевам, и дела нет! – захлебывалась негодованием баба Люба.

– Не кричите! Ну, недоглядели – с кем не бывает, – высокомерный мужской голос звучал холодно. – Я должен подробно узнать, что произошло со щенком.

Катя накинула халат, спешно пригладила волосы и вышла на кухню.

Худой средних лет мужчина задумчиво разглядывал щенка.

– Здравствуйте! – спросонья хрипло поздоровалась она. – Собачку слегка задел легковой автомобиль. Судя по симптомам, небольшое сотрясение. Но показать врачу следует обязательно! Иначе не миновать последствий, мало ли что.

– Хочу знать, кто сбил, – отчеканил хозяин щенка.

– Не знаю, я не местная. Да и какая разница! Щенок неожиданно вылетел под колеса, – голос Кати дрожал от негодования. – Я дала ему обезболивающее. Он срочно нуждается в обследовании!

– Я сам решу, что делать! – мужчина, бережно держа щенка, вышел из дома.

На Катю нахлынуло странное чувство унижения. Она не смогла произнести ни слова – спазм сжал горло.

Баба Люба поглядела на нее с сочувствием.

– Вот сволочь дачная! – осуждающе покачала головой старая женщина и вдруг, неожиданно расплылась в теплой улыбке. – А ты молодец, Катерина, не выдала Димку-то! Упырь городской спуску не дал бы. Вот и делай людям добро! Ни спасибо тебе, ни до свидания, – баба Люба насупилась.

– Да ладно, не за спасибо со щенком возилась. Давай лучше завтракать! – сменила тему разговора Катя.

Немного погодя, умытая и посвежевшая, она уселась за стол. Как и не было беспокойной ночи!

* * *

Обе любили время неспешного завтрака, с разговорами о насущных делах – хозяйстве, огороде, шальных курах, умнице Сонечке и искренне привязавшейся к ребенку Шерри. Обсуждали поход в магазин, покупки и другие моменты, из которых, собственно, и состоит жизнь.

Никто не мешал. Сонечка сладко досматривала утренние сны. Шерри, глядя на подружку, занималась тем же у изножья кровати. О курах в этот утренний час можно не особо беспокоиться. Они озабоченно выискивали прокорм на просторе улицы – в огород, в вожделенное райское место, ход им был заказан.

Разговоры за завтраком напоминали разнарядку в правлении колхоза или утреннее совещание в кабинете директора фирмы. Начинали с камня преткновения – финансового вопроса. Катя выдавала старой женщине деньги на хозяйство. Баба Люба категорически отказывалась брать:

– Чего удумала?! А пенсия-то на что?! С огорода все, почти ничего не покупаю! Хлеба разве, крупы и сластей немного. Убирай! – отпихивала она деньги.

– Нет! Приживалкой не хочу! Пока деньги есть, потом на работу устроюсь, заработаю! – упрямо поджимала губы Катя. – А еще про мясо не вспомнили, сахарный песок, стиральный порошок… – она загибала в кулак пальцы.

Старая женщина тяжело дышала от обиды и отворачивалась к окну.

В конце концов, консенсус достигался.

Далее обсуждались огородные работы. Катя в огородных делах не разбиралась. Поэтому брала на себя готовку и водоносную работу. Пригляд за Сонечкой делился на равных.

Иногда говорили по душам. Как-то, в порыве откровенности, старая женщина рассказала о единственном сыне, скоропостижно умершем от саркомы много лет назад. «В хоккей в школе любил играть, – утирала она слезы, – ну и зашибли ногу ему шайбой. Вроде зажило, а потом сказалось. Сгорел спичкой сыночек мой любимый!»

Муж ненамного сына пережил, умер в одночасье от инфаркта. Никого из родни у бабы Любы больше не осталось. Старшая сестра уехала в юности на Дальний Восток, там и схоронена.

Катя поведала о себе.

«Не сердись на отчима, милок, – вздыхала баба Люба. – Ведь по своему разумению, он как лучше хотел. Не алкаш, тебя пальцем не трогал, да и маму сильно любит. Поживите, как Бог велит, а дальше видно будет».

* * *

Сегодня разговоров по душам не предвиделось.

Катя с аппетитом уминала глазунью из двух яиц с огромным бутербродом из куска очень вкусного серого хлеба, намазанного толстым слоем масла. Продавщица Порецкого магазина Оксанка называла хлеб «ноу-хау эксклюзив». Даже в областном центре нарасхват!

Магазинный чай в доме не признавался. Заваривали свой: травяной, из мелиссы или черносмородинного листа. Непривычно, но Кате понравилось. Для зарослей мелиссы в огороде выделялся лоскуток земли в углу у забора. Черносмородиновых кустов красовалось пять! Росло немного мяты, но ее она не любила.

После чаепития Катю жестко выпроводили к трактористу Кольке, пригвоздив железным аргументом: «Земля ждать не будет! Время уходит!»

Катя попробовала воспротивиться:

– Электрики из райцентра приедут! Дом открыть нужно да хоть шваброй по полу махнуть. А если понадобиться что-то?

Старая женщина грозно подбоченилась:

– Какая еще швабра! Бери ведро с тряпкой да руками намывай! А сначала к трактористу сходишь. Электрики подождут, не век тебе с Колькой политесы разводить!

«Ого, слова-то какие знает!» – восхитилась Катя и пошла «разводить политесы».

* * *

Она торопливо шла по обочине. Роса холодила ноги, но солнце обливало все вокруг ласковым прилипчивым теплом. В деревьях щебетали птицы. Тяжеловато пахло цветущими травами.

Тракторист Колька жил на Верхнем порядке.

«Поймешь сразу, – указала ориентиры баба Люба, – крыша на доме ярко-зеленая из металлических лепестков, забор из металлических штакетин такого же цвета. Да трактор синий перед домом стоит. Жаль не в цвет!» – она заливисто рассмеялась.

Тракторист оказался дома. На Кольку он, правда, не тянул. Пожилой мужчина, лет пять точно пребывающий на пенсии, в засаленной камуфляжной бейсболке, неопределенного цвета футболке, с грязными по локоть руками, ковырялся под поднятым капотом трактора.

«Кажется, не вовремя, – заныло у Кати в солнечном сплетении, – вдруг откажет? Тогда несдобровать – изведет старуха причетами, впору не возвращаться!» Бабы Любины стоны ей совсем не улыбались. «На жалость надавлю, – решила Катя, – не уйду, пока не согласится!» Подошла к трактору и громко, во все горло, радостно поздоровалась.

Колька от неожиданности выронил гаечный ключ. Перспектива выуживать ключ из-под трактора его явно не вдохновляла. Тракторист забористо выругался и добавил:

– Чего орешь, как будто тебе одно место скипидаром надраили?! Не видишь – работаю!

– Извините, э… Николай, так получилось, – сникла Катя.

– Ты кто? – вгляделся в ее лицо Колька. – Дачница, что ли?

– Нет! Просто пожить хочу здесь, в Порецком, подольше.

– Это как? – неожиданно заинтересовался тракторист. – Где, у кого?

– На Лесном тупике, в доме Рябининой Клавдии, – скромно потупилась Катя.

– А-а… – многозначительно протянул Колька и буркнул. – А от меня чего хотела?

– Огород вспахать, а то скоро поздно будет. Земля переспеет! – блеснула она агротехническими познаниями.

– Да ты рехнулась! – взъярился тракторист. – Неделю как отпахался. И не проси!

Колька залез внутрь трактора по макушку. У Кати от неожиданного поворота перехватило дыхание, она оперлась рукой о капот трактора. Вдохнуть не получалось.

Тракторист обеспокоенно вынырнул из трактора.

– Ты чего застыла? – пригляделся он к ней. – Расстроилась? Да не могу я! Пойми! Оборудование снял!

Катя представила убитое лицо и потухшие глаза бабы Любы. Слезы хлынули ручьем.

– Николай, не отказывайте мне! Одна я, с маленькой дочкой, – тихие всхлипывания перешли в рыдания. – Жить-то как будем? – упивалась Катя жалостью к себе. – Без картошки, лука и моркови с капустой. Пропадем! Я пока без работы.

К рыданиям присоединилась икота.

– Вот те раз! – крякнул Колька.– Хватит уже! – растерянно прикрикнул он на Катю. – Зовут как?

– Кого?

– Тебя, голова садовая!

– Катя, – представилась она и промокнула залитое слезами лицо рукавом футболки.

Колька спрыгнул с капота трактора и тщательно вытер мазутные руки откуда-то взявшейся тряпкой. Выглядел он комично. С круглого широкого лица украшенного курносым носом, смотрели хитрые щелки ярко-голубых глаз. Над глазами смешно нависали выгоревшие до белизны, как у Деда Мороза, кустистые брови. Под футболкой круглился мячиком живот. Даже туловище и короткие ноги казались круглыми. «Вылитый Колобок из сказки!» – ощупала любознательным взглядом нового знакомого Катя.

Тракторист обреченно вздохнул.

– Не резон мне оборудование навешивать, так ведь спать спокойно перестану. Мать твою! – выругался он. – С обеда приеду, жди!

Катя от радости закивала цирковой лошадкой.

– Хватит кивать-то, – Колька деловито отвел в сторону глаза. – По четыреста рублей за сотку и триста за городьбу готовь.

– А городьба причем?!

– Чтоб в огород въехать, дурная! За так звено выворачивать буду, что ли? – занервничал тракторист.

– А что за сотку как дорого? Баба Люба сказала, по триста пятьдесят брали!

– Так-растак, опять за свое! – со всей силы стукнул кулаком по колесу Колька и заорал благим матом: – Вот пусть твоя соседка, старая коряга, сама и пашет! Ладно, черт с тобой, оставлю по триста пятьдесят, но за городьбу не сбавлю! Больно надо мне ее ворочать, да тебя, дуру, жалко! Надорвешься еще.

– Договорились, – неожиданно покладисто согласилась Катя.

Тракторист молча развернулся и поплелся во двор.

* * *

Около дома стояла автомашина с будкой с надписью «Аварийная». Не обманули Алексей Ильич с Борькой – приехали! Катино сердце радостно подпрыгнуло: «С электричеством буду! На скамейке отдыхают, меня, видно, ждут».