Глава 4

Два дня Катя билась в истерике. Как только она могла решиться на авантюру с переездом! Здесь же невозможно нормально жить! Как жить, как?! Без электричества, газа, воды в доме, теплого туалета. Без стиральной машины-автомата, наконец! Ладно, хоть интернет и сотовая связь работали исправно.

Несколько раз Катя решительно набирала номер мамы с намерением попросить забрать ее с Сонечкой из этого гиблого места. Но в последний момент нажимала кнопку отбоя. Торжествующее лицо отчима на волнах услужливой памяти останавливало ее от рокового шага. «Такого удовольствия я ему не доставлю. Ни за что!» – упрямо хмурилась она.

На третий день истерика сменилась отчаянной тоской. Но тут лопнуло терпение у бабы Любы:

– Ты, девка, кончай дурить! Не забыла, чай, про крапиву-то! Сейчас нарву и отстегаю – сразу в разум войдешь. Аль к отчиму поползешь на поклон?! – пожилая женщина плюнула с досады.

После взбучки Катя целый час обиженно сопела, уткнувшись в смартфон.

Ее мысли метались в голове, как испуганные вороны на огороде. «От старухи, самое главное, быстрее съехать. Забодала, блин, своими наставлениями, – расставляла приоритеты Катя. – В дом бы скорее перебраться, а как там жить? Воду я из колонки принесу, и что дальше?»

Она дико разозлилась. Ну уж нет! Слушать бесконечные поучения она не намерена. Пора начинать колотиться!

Очень нравилось ей слово «колотиться»! Баба Люба обозначала им любую упорную работу до победного конца. Вот и Катя отправится по инстанциям – колотиться! Она рассмеялась.

Не тут-то было!

– Куда ты собралась сегодня? Не мыта, не чесана. Одежда не припасена! А если в райцентр поедешь?! – заартачилась баба Люба. – Да и дела у меня намечены. А Сонечка с кем?

После получасового препирательства удалось достичь консенсуса. Катя срочно наносит воду в баню, а потом сварит обед. Пообедав, уложит дочку спать, а баба Люба пойдет топить баню.

– Заодно и постирушку сообразим, – радовалась пожилая женщина. – Вон сколько белья скопилось. Прямо в бане и постираем!

– Это как? – Недоуменно захлопала глазами Катя.

– Руками, Катерина, руками! – съехидничала баба Люба.

Она твердо вознамерилась истопить баню. Обычно топила по субботам, а летом еще и в среду. Крепкая сильная старуха еще справлялась со всей работой по дому и в огороде сама. Воду ведрами таскала из уличной колонки в любое время года, благо колонка находилась у соседнего дома. Дрова для бани, правда, сама не заготавливала, покупала колотые и укладывала возле бани в поленницу.

Летом стирала в бане даже постельное белье, развешивала для просушки в огороде на натянутые бельевые веревки. Много ли с одинокой старой женщины вещей наберется! Стиральная машина, правда, имелась – старинная, еще советских времен, круглая «Ока». Но пользовалась баба Люба ей очень редко.

Баня, по старинному обычаю, находилась в конце огорода, подальше от дома. На недоумевающий Катин вопрос: «Почему?», баба Люба сурово ответила: «От пожара».

Катя никогда в бане не была, как-то не приходилось. Она родилась и выросла в городской квартире, где проблем с коммунальными удобствами не существовало. Для нее оказалось потрясением, что люди еще живут в таких «дремучих» условиях.

«Придется как-то пока приспособиться, деваться-то куда, – мрачно размышляла она. – Газ в доме есть, электричество тоже. Вот подключат, а там и с водой что-нибудь придумаю. А пока – ведра в руки и на колонку!»

Катя подошла к бане. Бревенчатая избушка со скатной крышей, покрытой железом, и торчащей прокопченной металлической трубой стояла приоткрытой. Катя до конца распахнула тяжелую дверь и вошла.

Пахнуло застоялым травяным духом и чуть сыростью. Баня делилась на два отделения: одно – небольшое, как входишь, и побольше, где в углу громоздилась печка с встроенным чаном для нагрева воды. К металлической трубе плотно примыкали два булыжника.

«А камни-то зачем? – искренне удивилась Катя. – Надо у бабы Любы спросить». Вдоль двух стен шли широкие лавки, одна из которых – высокая, со ступенькой. «Ага! На ней, наверное, парятся! Я в кинофильме каком-то видела, – догадалась она. – А как входишь в баню – предбанник, значит. Баба Люба так и сказала – возьми ведра в предбаннике».

На стене предбанника висела пара березовых веников, на скамье у стены стояли несколько тазов и старинные ведра из потемневшего оцинкованного железа. Сбоку от скамьи прибиты крюки для одежды.

Катя решительно схватила ведра и заторопилась к колонке.

Солнышко ласкало землю майскими нежаркими лучами. Над ярким ковром цветущих одуванчиков и в кустах распускающейся сирени жужжали пчелы.

Баба Люба с Сонечкой расположились на широком крыльце. Рядом деловито шныряла Шерри. Рядом, задрав хвост, шныряла Шерри. Дочка решила в маленьком детском ведерке сварить для куклы щи из одуванчиков. Пожилая женщина увлеченно объясняла ей порядок закладки ингредиентов.

«Старый что малый», – искоса поглядывала Катя на забавных «поваров», пробегая с ведрами к бане и обратно.

После десятого забега она возжелала сжечь баню собственноручно. Подгибались от усталости ноги, и ломили даже те мышцы тела, о существовании которых Катя и не подозревала. Страшную усталость и негодование она выразила заковыристой тирадой матерных слов. Правда, отойдя на почтительное расстояние от «поварского стана».

* * *

Катя сидела в бабы Любиной кухне за столом и рыдала. Делала она это упоенно, с подвыванием:

– У-у, старая карга, – ругала она бабу Любу, размазывая слезы по щекам. – Я думала, умру от напряга, а она еще и подгоняет! Обедать, видите ли, скоро, а вода еще не натаскана. И пол в бане облила – теперь грязно. А как же не разлить, если плещется!

Катя еще раз судорожно всхлипнула и затихла. «Начну готовить, – обреченно решила она, – а то вредная старуха совсем со свету сживет!»

Кухня находилась в кирпичной пристройке к бревенчатой избе. «Мне бы и в избе места – девать некуда, да газовщики заставили пристройку из кирпича сделать. Для газового котла с плитой», – пояснила старая женщина.

Дом у бабы Любы был тесноват и приземист, имел по старинке две проходные комнаты – переднюю и заднюю. На его фоне Катин «подарочный» дом смотрелся дворцом. Роднило соседние дома отсутствие коммунальных удобств. Правда, наличие в доме электричества и газа делало жизнь не совсем уж беспросветной. Бывало хуже!

Катя обвела кухню взглядом. Как все убого! Грубо сколоченный деревянный стол, выкрашенный синей масляной краской и покрытый цветной клеенкой, четыре допотопных табуретки, выкрашенные такой же краской, как и стол. Дореволюционный шкафчик с посудой. Умывальник с раковиной и двумя ведрами для мусора и помоев за ситцевой пестрой занавеской. Голая «лампочка Ильича» на шнуре посреди потолка. Двух конфорочная газовая плита у стены. В углу газовый котел с ответвлением труб и «шляпкой» вытяжки.

Тоска разлилась по Катиному сердцу при мысли о любимой кухне родной квартиры, такой комфортабельной и уютной.

Она подавила воспоминания и принялась за дело. Через полчаса в кастрюле аппетитно булькало, распространяя ароматный запах куриного супа с овощами. Ну вот, скоро будет готово! И убавила огонь конфорки до минимума.

Пока доваривался суп, Катя решила не терять время даром, а спокойно, в тишине, подготовить одежду и документы к предполагаемой поездке в Дубское. Вещи приготовила быстро.

Для поездки она выбрала легкое штапельное платье лилового цвета и очень удобные балетки из черной натуральной кожи. Платье аккуратно повесила на спинку стула, а балетки поставила у изголовья кровати.

«Так, теперь документы! – деловито скомандовала себе Катя. – Без них никуда! Интересно, а свидетельство о рождении Сонечки брать нужно?» Она достала с полки платяного шкафа, любезно предоставленного бабой Любой во временное пользование, свою сумку.

Документы отсутствовали. Сердце от страха ухнуло куда-то к ногам, дышать стало нечем. «Этого не может быть! – пронеслось в голове. – Такое невозможно!»

Катя вытрясла содержимое сумки на тахту, где она спала с Сонечкой. Она не верила своим глазам – файла с документами не было. Обследовала весь шкаф: свою полку и полки бабы Любы. Ничего! Паспорт, дарственная, свидетельство о рождении, диплом – все пропало, все! С надеждой выволокла из угла свои баулы и перетрясла все вещи. Все напрасно! Папка исчезла.

Ей сделалось дурно. Вдруг зазвенело в ушах, перед глазами заплясали сверкающие зигзаги, накатила волна тошноты. Она сползла на пол.

Очнулась от раздававшегося из кухни веселого голоска Сонечки.

«Про суп забыла! Выкипел, наверное. И посолить не успела!» – Катя с трудом поднялась и побрела в кухню. Супа осталось чуть больше половины. «Хорошо хоть, не весь, – обреченно подумала она, – но на завтра все равно не хватит. Старуха зудом изведет, но мне уже все равно. Плевать на все!»

– Мамочка, я кушать хочу! Давай быстрей нам с бабушкой супчику наливай!

– Сейчас! – опомнилась Катя. Она посолила суп и начала быстро расставлять тарелки.

В кухню вошла баба Люба и с порога завела шарманку:

– Катерина, а что чайник на огонь не поставила? Хлеба нарежь, не забудь. Пошевеливайся!

Она заглянула в комнату и опешила.

– Это что за свалка?! Где ты так с одежой научилась обращаться, я тебя спрашиваю?!

Катя равнодушно подняла глаза:

– Я потеряла документы. Все до единого.

– Как потеряла? Когда?!

Катя отрешенно глядела куда-то в пространство и молчала.

– Вчера еще твоя голубенькая папочка на месте лежала. Я проверяла, – баба Люба досадливо всплеснула руками. – Ты что, забыла?! Сама мне в первый вечер, как спать укладываться, папку с документами на сохранение отдала! Уберите, сказала, подальше. Вот я и убрала!

Старая женщина, скрестив на груди руки, сердито посмотрела на Катю. Потом прошла в переднюю, парадную, комнату и, немного покопавшись в серванте, вынесла заветную папку.

Катя боялась поверить своим глазам. От радости ей показались музыкой упреки бабы Любы по поводу наполовину выкипевшего супа. Перестали страшить постирушка и до сего дня неведомое мытье в русской бане.

К ней вернулась жизнь. «Что бы ни случилось, память больше терять не буду, хватит с меня одного раза!» – дала она себе на радостях опрометчивую клятву.

«Без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек», – глупая присказка, навязчиво крутящаяся в памяти, вдруг совсем перестала казаться ей глупой.

«Умнею!» – сделала она философский вывод.

* * *

Утром Катя проснулась от ощутимого тычка в бок. Открыла глаза. Над ней грозной тучей нависла баба Люба и тыкала заскорузлым пальцем себе в запястье. Девушка, кряхтя, поднялась. У окна проорал петух.

«Где-то около пяти часов утра, – определила Катя навскидку. – Этот гад всегда в одно и то же время надрывается. Места другого ему больше нет!» Она, почесываясь и отчаянно зевая, пошла в кухню. На плите уже неторопливо пыхтел чайник.

Катя решила умыться и привести себя в порядок. Наклонилась к умывальнику и вдруг охнула от нахлынувшей в поясницу боли.

«Нет, пусть неугомонная старуха хоть повесится, но больше никаких постирушек в бане вручную у меня не будет! – она так зло орудовала зубной щеткой, что клочья пены от зубной пасты кружевными кляксами заляпали всю раковину. – Возьму в огороде тележку и привезу в баню „Оку“. И на вредину старую заодно стирать буду. А то все руки у нее со вздувшимися венами и обветренные!»

Катя быстро позавтракала и начала собираться. Чуть подкрасила ресницы и тронула блеском губы. Тяжелые каштановые волосы тщательно расчесала и высоко забрала в хвост красивым зажимом. Надела приготовленное с вечера любимое лиловое платье и удобные черные балетки. Документы она заботливо уложила в потайное отделение сумки еще вчера. Проверила кошелек, на месте ли банковская карта. Ну, кажется, все!

Поцеловав и укрыв поплотнее Сонечку одеялом, Катя вышла.

Во дворе бабы Любы не было, не нашла ее Катя и в сарае. «Значит, на огороде торчит», – догадалась она.

Старая женщина любовно склонилась над грядкой с едва проклюнувшимися слабыми ростками. Она взмахом руки подозвала Катю к себе.

– Вот что, милок, я думаю. Неделька времени у нас с тобой есть. Наймешь тракториста Кольку с Верхнего порядка, чтобы огород тебе распахал. Разрыхлишь, грядки сделаешь. А я тебе, так и быть, с посадкой подсоблю. До Николы, если поднатужимся, успеем! – баба Люба с фанатичным блеском в глазах смотрела на остолбеневшую от напора Катю.

«Только ни это!» – содрогнулась она, а вслух сдержанно сказала:

– Баба Люба, иди, пожалуйста, к Сонечке, я по делам. Если вскоре не вернусь, значит уехала в Дубское. Об огороде потом поговорим.

Идя вслед за ней по узкой тропинке с огорода, старая женщина не переставала нудно бубнить: «Слушай, что тебе умные люди говорить будут! Поздороваться не забудь смотри! Чай, поклониться голова не отломится. В народе зря не скажут! Сумку крепче держи, безголовая!»

Наконец Катя, махнув бабе Любе на прощание рукой, выбралась на дорогу.

* * *

Солнечный день конца мая обещал чудесную погоду. В прозрачном, чуть прохладном утреннем воздухе разливался будоражащий запах сирени.

Катя шагала не спеша – сельская администрация начинала работать с восьми часов. Мельком взглянула на экран смартфона – еще только десять минут восьмого. «Не буду торопиться, – решила она. – Село получше разгляжу».

Ее дом располагался в старой части села, где проживали почти одни пенсионеры и дачники. Эта часть делилась на улицу Верхний порядок и Лесной тупик, мягко «сползавший» до опушки леса. Катя жила в самом конце Лесного тупика, перед лесом.

В холодное время года в старой части села жили только коренные жители – старики-пенсионеры. Но в теплое время года старая часть оживала. Слетались в родительские дома, используемые под дачи, городские жители. Вывозили на свежий воздух детей и внуков, да и сами не прочь были в охотку поогородничать. Но все равно нет-нет да и натыкался взгляд на пустые полуразрушенные или сиротливо заколоченные дома.

Катя шла и наслаждалась созерцанием впавшей в молодое буйство природы.