Кэтрин полулежала на своей больничной койке, повернув голову набок и любуясь видом из полураскрытого окна, открывавшегося с четвертого этажа, на котором находилась ее палата. Неяркий свет прикроватной лампы освещал ее лицо тепловато-желтым светом, так что казалось, что бледность кожи, столь бросавшаяся в глаза любому видевшему женщину при дневном освещении, куда-то исчезала, а сама Кэтрин вновь наполнялась жизнью и здоровьем. Дэн знал, что все это – лишь иллюзия. Но ему так хотелось верить в обратное.

Взгляд бабушки, однако, словно говорил все последние дни: «Тебе нужно просто принять это. Так должно было однажды случиться. И это самое «однажды» наступает сейчас».

– Откуда ты знаешь, что умрешь сегодня? Ведь ты сама всегда говорила, что смерть хороша тем, что приходит к нам неожиданно, – покачал головой Дэн, сидевший возле нее на стуле. В голове его до сих пор эта картина – кровать и стул – вызывали очень неприятные ощущения, а потому в своем доме он даже в одной комнате их близко не ставил.

– О, не переживай, свою долю неожиданности я уже получила, – улыбнулась Кэтрин, закашлявшись. – Эта дурацкая Новейшая… Я даже скорее подозревала, что умру от того, что подавлюсь глотком воды, чем от нее. Но видишь, как оно вышло. А на счет сегодня… Я просто знаю это и все. И не могу объяснить тебе, отчего, потому что у тебя впереди еще целая жизнь. А я близка обратной ее стороне…Что же, Дэнни, пока я еще в сознании, я хочу тебе кое-что сказать.

Дэн смотрел ей в глаза, ожидая продолжения, и вид у него, как он сам ощущал, был как у щеночка, которого вот-вот хозяева отправят выживать на улицах, а сами переедут куда-то, туда, где ему не будет места.

– Я всегда хотела, чтобы ты вырос человеком. Не простым обывателем, но тем, кто сможет сделать что-то для окружающих. Вернее, сделать чуть больше, чем делают все остальные. Ты никогда, прямо скажем, ни в чем не проявлял гениальности, с самого начала ты был способным, незаурядным ребенком, но не более того. Но это было только к лучшему – ты не зазнался. И поэтому именно сейчас, сейчас я считаю, что я могу тебе это сказать. Ты, Дэнни, необычный человек. И не по человеческим меркам. Мы оба знаем только про одно странное твое свойство – сны, в которых твой мозг работает, мягко говоря, нестандартным образом. Так к чему это я: ты необычен, но таких необычных могут быть сотни и тысячи. Твоя задача ясна: понять, отчего все это происходит и подумать, как это можно применить. Не посвятить этому всю свою жизнь, но отдать часть ее на это дело. Обещай мне, что сделаешь это. Обещаешь?

Дэн кивнул. Он чувствовал, как глаза его начинали слезиться. Но волю чувствам он дать не мог – вдруг Кэтрин еще посчитает его слабым?

– Ох, Дэнни, – тяжело вздохнула бабушка, грустно улыбнувшись.

Лицо ее, некогда красивое, с высокими скулами, аккуратным носом, небольшим лбом и голубыми глазами, напоминавшему всегда Дэну о ясных днях, было затронуто годами. Да, оно покорилось и морщинам, и болезненной худобе, и естественной сухости, одним словом – времени. Но это ее ничуть не портило, наоборот, признаки старения скорее говорили о том, что человек прожил нормальную жизнь, полную эмоций и испытаний, их преодолений. Он смотрел в это лицо, и все никак не хотел верить, что через какие-то часы его оставит и без того еле светящий огонек, прежде таким ярким пламенем горевший в Кэтрин Элиенс.

– Я не хочу, чтобы ты умирала, – сказал Дэн совсем по-детски и почувствовал, как по щекам начали катиться слезы. Он начал утирать их рукавом своей кофты. – Прости, прости меня…

– За что? – снова улыбнулась она. – То, что ты плачешь сейчас – совершенно нормально. Не скрою, это скорее даже приятно. Потому что это значит, что я дорога тебе, а ты тоже всегда был дорог мне, Дэнни. Я люблю тебя.

Слышать такие слова от Кэтрин было, наверное, сравнимо для него с получением мирового признания: она не была одной из тех людей, кто постоянно ими разбрасывается.

– И я тебя, – от изумления он даже перестал плакать.

Она раскрыла ладонь своей веснушчатой руки, и Дэн вложил в нее свою. Так они просидели еще несколько минут, без слов, потому что ни один из них не хотел нарушать ареол этого молчания, ибо именно оно говорило о важности того дня. Ведь когда в нашей жизни происходит что-то значимое, то на какое-то время нам необходима эта тишина, не правда ли? Мгновения для того, чтобы нас захватили нужные мысли или эмоции.

Будь то первый поход в школу, первый поцелуй, выпускной, свадьба, чье-то рождение или смерть – в эти дни случаются некие безмолвные секунды, в которые, кажется, время перестает существовать и Вы, будучи честным с самими собой, по-настоящему живете.

– Мне правда жаль, Дэнни – в глазах Кэтрин он прочитал скорбь. – Что я не уберегла твою мать. Мою Диану, мою девочку… Она была еще слишком мала, для того, чтобы жить самостоятельно. Но я отпустила, я позволила… И ты лишился материнской ласки из-за этого. Прости меня.

Уже много раз они обсуждали эту тему, и Дэн на этот раз сказал то же самое, что и говорил всегда:

– Сама говорила мне, что иногда мы бессильны перед судьбой. И этот случай – именно из таких. Так что не кори себя. Ты любила ее всем сердцем, а мне любви дала столько, сколько хватило бы и на десятерых таких же бездельников, как я.

В ответ он встретил благодарный взгляд:

– Спасибо. Я знаю, что повторяюсь уже в сотый раз, но все равно, спасибо. В эти минуты мне особенно важно было это услышать. Ты всегда значил для меня многое, Дэнни. И сейчас значишь. Ты – большой молодец. Теперь тебе нужно стать еще сильнее, нужно научиться выживать и выбирать свой путь. И ты с этим справишься, я знаю.

Вот это и были последние слова Кэтрин Элиенс. Все, что было после них, смешалось в голове Дэна и всплывало в памяти какими-то урывками. Предсмертные мучения Кэтрин, похороны, опустевший дом, первая неделя после кончины бабушки, которая прошла для него словно в каком-то тумане, и ярким белым пятном в этом вихре воспоминаний вертелась белоснежная бумага с ярко-черным, свеженапечатанным текстом на ней – свидетельство о смерти….

Ее больше не было, но иногда, по утрам, ему наивно думалось, что вот-вот она покажется в дверном проеме его комнаты, позовет завтракать и пить кофе. Его Кэтрин варила каждое утро сама, не признавала кофемашин, хотя у нее и было достаточно средств, чтобы купить себе одну (в N она получала намного больше, так как местная школа дополнительно финансировалась владельцами домов загородного поселка Двадцатка, в котором проживала местная элита, лишенная, однако, частной школы для своих детей). Приятный запах этого бодрящего напитка вкупе с ароматом блинчиков или омлета, который получался у Кэтрин просто изумительно, распространялись по всему дому, так и призывая подняться с кровати и начать свой день как можно скорее.

Именно благодаря этому запаху, вернее, его отсутствию, каждый раз во время своих иллюзий Дэн мог возвращаться к реальности. И в ней он был теперь абсолютно одинок.

Бабушка завещала ему все, что у нее было – дом, накопления, некоторые семейные памятные вещи (то были фотографии, кое-что из оставленных ее дочерью, Дианой, вещей во время их последнего визита с мужем Грегом, а также книги и пара собственных рукописных рассказов Кэтрин, которые она написала еще в свои студенческие годы, однако так и не опубликовала). Сумма составляла ровно половину от необходимой для учебы в Академии Наук и Искусств Второго материка. За время работы в изрядно помотавшем ему нервы местечке «Deal with it!» Дэну удалось скопить еще четверть. Еще два года подобной работы здесь или три-четыре в L – и он смог бы достичь своей цели, если все-таки эта цель еще будет существовать.

В душе Дэн надеялся, что этот случай с Глебом Яковлевым окажется лишь очередным жизненным «пинком», не более того. Такие «подталкивания» всегда мотивировали его работать усерднее, при этом не втаптывая самого Дэна в грязь, оставляя лишь на самом нем несколько пятнышек, будто он всего лишь в лужицу наступил и только. Но если же эта ситуация окажется другой, если угроза действительно имеет место быть, то…

«Я стану ходячим трупом?.. Или уже стал?… – Дэн поежился. – Нет, нет, не хочу думать об этом. Встречусь с Глебом и наверняка все разузнаю».

Он решил развести в своем мангале огонь, на нем и разогреть ужин – недавно купленные куриные крылышки-заменители. Мясо было редким гостем в его доме, а качество того, что, к примеру, закупалось для гамбургеров в “Deal with it” Дэна мало устраивало. Поэтому он предпочитал заменители, которые, хотя и были созданы не природой, выглядели более съедобными и полезными.

Зайдя в дом, Дэн сразу же повернул направо – кухня граничила с прихожей. Комнатка была слишком маленькой для него, в ней впритык стояли плита, холодильник, гарнитур и мойка, а для стола места и вовсе не осталось, поэтому он в свое время был установлен в гостиной. На первых порах самостоятельной жизни Дэн то и дело что-нибудь в этой крохотной кухне разбивал, сносил, потому как был непривыкший к работе на ней – приготовлением еды все же в доме занималась по большей части бабушка. Но прошло время, пришел и опыт, научивший его быть более хозяйственным и умелым, а потому в свои девятнадцать Дэн мог спокойно приготовить себе обед из трех блюд, причем в самых разных вариациях, используя обыкновенные продукты, которые можно было купить в любом из магазинов N.

Конечно, «продукты» чаще всего означало заменители, но некоторые натуральные он все же мог себе позволить, такие как, к примеру, яйца или хлеб. Он знал, что некоторые не могли купить и их, поэтому приходилось покупать удешевленные версии, которые, хотя и по составу были такими же, что и настоящие продукты, на вкус скорее напоминали резину.

Начав рыться в шкафчике в поиске спичек, он наткнулся на собственную «заначку», пачку дорогостоящих «Marlboro». Дэн слышал от кого-то, что эти сигареты стоили сущие копейки буквально столетие с небольшим назад, когда продавались на Земле, однако сейчас за них приходилось отдавать сумму, сравнимую с ужином в приличном ресторане (во всяком случае, в N это было так, на счет других городов он ничего не знал). Он очень редко курил или выпивал, но, если уж позволял себе это делать, то всегда предпочитал первое. От никотина, по собственным его ощущениям, наступало расслабление, но не отупение, которое следовало от алкоголя.

Вынув одну сигарету, он какое-то время просто держал ее за фильтр, не поднося к губам. Были времена, когда по нескольку дней мог мечтать об этом моменте: зайти домой, и, включив музыку и полу развалившись на диване в гостиной, сделать первую затяжку, почувствовать, как мозг начинает чувствовать блаженное облегчение ото всех неприятных мыслей, преследовавших Дэна в течение всей недели. Сейчас же он не ощущал никакого желания закурить, разве что по привычке.

На улицу Дэн вышел со всем необходимым для разведения огня, а также с тем самым «антистрессом», который пока так и оставался неподожжённым. Он занялся приготовлением ужина, решив оставить сигарету на потом.

Дым, поднимавшийся из мангала, причудливо искажал картину всего окружающего пространства. Всякий раз, разводя костер, он удивлялся этому природному оптическому эффекту. А сейчас эта словно бы дребезжащая прозрачная пелена, перекрывавшая все пространство, еще и надсмехалась над ним: «Посмотри, мол, как я, природа, могу поиграть с твоим сознанием. Ни в чем ты не можешь быть уверен, парень, а во мне-то – тем более! Ух, создам я проблем на голову всего человечество, ух, как создам!».

Дэн скривил губы и в очередной раз пошевелил небольшие деревяшки, которые уже начинали становиться местами ярко-оранжевыми. Он достал решетку и выложил на нее заменитель курицы. Готовились почти все заменители быстро, поэтому через уже минут через пять парень приступил к трапезе, обжигая при этом язык, потому как был очень голоден.

Он редко ужинал в чьей-либо компании, предпочитая одиночество разделению пищи с чужими для него людьми. Дэн в глубине души знал, что, наверное, будь он чуть более открытым и снисходительным к жителям N, то их компания со временем, скорее всего, начала бы ему нравиться. Люди перестали бы казаться ему скучными и ограниченными, а время, проведенное с ними за кружкой-другой пива с заменителями крылышек барбекю, перестало бы ощущаться проведенным впустую. Все это просто стало бы жизнью. Нормальной человеческой жизнью, которую Дэн Элиенс по какой-то причине не мог принять уже двадцатый год.

Дожевав недо-курятину, он запил ее большим количеством воды, а затем взял в зубы сигарету и поджег ее. Никакого эффекта. Только неприятные ощущения, словно у начинающего курильщика, от непривычного организму дыма в легких.

– Кажется, это и впрямь оно. Наконец-то настал день, когда мне не нужно бросать курить, – усмехнулся Дэн вслух и затушил едва начатую сигарету.

Проведя еще какое-то время в наблюдении за потухающими угольками костра, он внезапно понял, что не мог более себе этого позволять. Нормальные для него «зависания» становились все непростительнее и непростительнее с каждой секундой.

Потому что секунды начали иметь невероятную ценность.

Он чувствовал, что до сего момента словно стоял по колено в спокойном море, ожидая каких-то волн, которые захлестнули бы его всего, захватив в свой водоворот жизни и не выпускали бы еще долго-долго.

Но Дэна не настигли волны. Вместо них он увидел приближающуюся вдалеке бурю.

***

– Алло, Глеб? – Дэн уже ждал своего приятеля минут двадцать в оговоренном месте встречи. Тот не предупреждал его об опоздании. – Ты в порядке?

– Да-да, конечно, я сейчас приду. Пришлось задержаться в Обсерватории, извини, – голос его звучал намного бодрее, чем тогда, когда они с ним виделись в последний раз.

Невысокая фигура Глеба Яковлева показалась за дверями «Starlight», самой популярной кофейни в N. Найдя интернет-друга глазами в зале, он помахал ему довольно длинной для своего роста рукой, которая показалась Дэну немного похудевшей, и направился к столику возле окна, который тот занял.

Заказ они сделали сразу же, потому как Глеб, у которого было совсем немного времени на ланч, доверился в выборе напитка Дэну, уже присмотревшему для себя самый крепкий кофе из всевозможных представленных в меню. Через какие-то минуты горячие чашки стояли перед ними, и, словно бы получив «дозаправку» для предстоящего разговора, Глеб, не дожидаясь наводящих вопросов от собеседника, сам его начал:

– Так, во-первых, позволь извиниться за то, что я так надолго пропал из виду. У меня действительно не было времени расписывать все происходящее в сообщениях, надеюсь, ты это понимаешь. А во-вторых, – русский поджал губы, и взгляд его, который поначалу казался Дэну просто уставшим, в момент приобрел по-настоящему мрачный оттенок. – Все очень непросто. По всей видимости, человечеству действительно предстоит снова бороться за свое существование. Потому что нашей планетарной системе, Novis temporum (с лат. – «новые времена»), и непосредственно жизни на планете Цезарь угрожает, как наше Сообщество полагает, некий коричневый карлик, точные размеры которого мы как раз на данный момент пытаемся определить.

– Так-так, – нахмурился Дэн, приподняв левую ладонь, давая понять Глебу, привыкшему общаться с людьми, находившимися на одной «информационной волне» с ним, что сам он не понимает ровным счетом почти ничего из сказанного. – Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. Что это еще за Сообщество? И что за коричневый карлик?

– Астрономическое Сообщество Соединенных Штатов, я рассказывал тебе о нем несколько месяцев назад, если помнишь. Не то, конечно же, в котором мы познакомились в «Gates». – Глеб начал размешивать ложечкой опущенные в кофе кубики сахара, делая эти круговые движения как-то чересчур осторожно, словно боясь нарушить некую симфонию растворения их в напитке.

– По правде говоря, нет, не помню, – признался Дэн, наблюдавший за странноватыми для него действиями нового знакомого (вернее, ныне «вживую знакомого»).

– Не суть, в общем, я в этом Сообществе состою с начала своего обучения в Академии. И занимались мы изучением Novis temporum с целью обнаружения совершенно другого…

– Чего именно? – Дэн знал, что, по идее, Глеб должен был закончить свою фразу, но почему то как-то бессознательно перебил его своим вопросом.

– Нового Портала. Я думал, ты уже догадался.

Он был прав: Дэн действительно начал подозревать, что деятельность любого астрономического сообщества должна, по идее, должна быть направлена на поиск чего-то подобного. Потому что приоритетнее решения этой загадки у человечества не было на данный момент вообще. Даже привычные вопросы о смысле жизни уходили на второй план по сравнению с тем фактом, что во Вселенной существует еще кто-то.

Невидимый помощник или помощники, разумная цивилизация, некто, пришедший на помощь в самый нужный момент для жителей Земли. Порталы, как им рассказывали на уроках Земной истории, появились совершенно внезапно, их обнаружили астрономы, наблюдавшие за Солнечной системой в течение уже нескольких лет. По словам ставших знаменитыми после сего открытия Зака и Грегори Шреттер, в точках Лагранжа «четыре» и «пять» в системе Солнце-Земля никогда не наблюдалось ничего более массивнее астероидов, однако в морозное утро 21 марта 20.. года, в день, когда надежда для землян уже почти что считалась утерянной (по какой-то причине Солнце начало превращаться в красного гиганта несколько скорее, чем предполагалось, а совместные усилия даже самых умнейших из ученых не давали тогда ничего стоящего), в них оказалась два Портала. Вообще, никто, конечно, не знал, что там были именно средства быстрой транспортировки, это были лишь предположения братьев Шреттер, которые подтвердились только спустя месяц, когда к ним запустили аппараты для разведки.

Порталы чем-то внешне напоминали бублики. Размерами они, конечно, отличались – радиусом каждый из них был примерно лунный. Когда к Порталам приблизились корабли-разведчики, то они сразу же зарегистрировали электромагнитные волны, которые те испускали. Шреттер, явно довольные первыми результатами, решили подобраться ближе, чтобы выяснить, что же происходит в самих «дырках от бублика», подозревая и надеясь одновременно, внутри окажется портал или нечто, позволяющее перемещаться в пространстве или во времени.

«Те несколько дней можно было сравнить с игрой в «русскую рулетку»! Каждое наше действие могло с равной долей вероятности привести что к тотальному поражению, что к относительной победе…» – говорил позже на интервью старший из Шреттер, Зак, усмехаясь и постоянно поднося свой указательный палец к губам, будто бы, даже находясь перед телекамерой, он был занят параллельно разрешением еще какой-то загадки.

Дэну казалось, что мысленно Зак до сих пор был в своей обсерватории и вел наблюдения. Конечно, соблюдая все правила приличного существования в обществе, мужчина должным образом отвечал на репортерские вопросы, однако и невооруженным глазом было заметно, что совсем иные ответы искались его мозгом в тот момент…

«Интересно, а если бы я был на его месте, вел бы я себя иначе? – спросил себя Дэн, когда впервые поразился увиденным интервью с ученым. – Да нет, конечно же. Они с братом стояли на пороге новой эры для человечества, на пороге его спасения. Как Шреттер себя чувствовали, даже представить страшно. Какая ответственность! И какая удача! Пережить и нахождение Порталов, и сам перелет на Цезарь, а затем основать первую обсерваторию на новой планете… Нет, такие их странности точно можно закрыть глаза».

Помимо этого видео Дэн смог найти в Сети еще несколько от Зака и Грегори, они были посвящены их исследованиям в сфере сверхбыстрого перемещения в пространстве. Эти были записаны уже на Цезаре, десять лет спустя после всеобщего «переезда». И как он понял, главной проблемой братья видели отсутствие необходимого материала для исследований. Дело было в том, что Порталы исчезли после первого же их использования.

«Мы не подозревали, что останемся с пустыми руками, – словно в каком грехе признавался тот же Зак Шреттер. Он сильно похудел и состарился с момента первого интервью. – Разумеется, кое-какие данные у нас имеются, но их мало, слишком мало… Сейчас мы можем строить лишь гипотезы о местонахождении подобных Порталов и о их способе действия…»