Почти год минул с тех пор, как она так же возвращалась домой из Обители Таэху – вдоль пальмовых рощ, заросших бумажным тростником заводей и обширных полей, на которых всходил обильный урожай. Воды Апет только возвращались в привычное русло, принеся с собой плодородный красноватый ил. Щедрый Разлив подарил народу Обеих Земель благополучие на грядущий год, но и трудов прибавил.
«…В мистическом союзе с Ваэссиром Апет набирает силу, и пока силён Божественный Закон на земле, Великая Река от года к году разливается в Сезон Половодья… Сила Императоров связана с благоденствием Таур-Дуат…» – вспоминала она рассказы дяди и отца, любуясь жизнью своего народа – бурлящей, настоящей.
Всё так же гнали ослов торговцы, и стайки шумных ребятишек носились за гружёными повозками. В полях трудились крестьяне, готовясь к полуденному отдыху, когда жар Ладьи Амна станет совсем нестерпимым. Рыбаки уже собирали сети после удачного утреннего лова. Пальмовые рощи шептали манящей тенистой прохладой, и так хотелось сойти с дороги, пойти, куда глаза глядят, среди чешуйчатых стволов по тропам, уходящим к самым пескам Каэмит.
Анирет шла рядом со своими воинами. Встречные уступали им дорогу, не зная, что перед ними свита царевны Эмхет, но понимая, что солдаты сопровождали кого-то важного. Воины оживлённо переговаривались между собой, предвкушая возвращение домой. А она?.. Дома её могло ждать всё, что угодно… И никак не выходили из головы страшные слова Нэбмераи и отчаяние Паваха-Инени, пытавшегося сообщить ей нечто важное…
«Когда баланс в токах энергий нарушен, это отражается и на земном плане… Это происходит не сразу… И ни одна беда не постигает народ без глубинных на то причин, ведь то, что творится на земле, лишь отражает то, что происходит на более тонких планах бытия. Так тело лишь позже, иной раз не в этой даже жизни, отражает недуги, которыми поражён дух…» – говорил Хатепер.
Она думала о мистической составляющей союза своих родителей. Царица становилась вместилищем Силы Золотой для Ваэссира, чтобы он мог творить Ритуал Разлива, направлять всю мощь жизни Великой Реки на благо народа. Разве могла предать сама царица, сама Золотая, умножающая Силу Владыки?.. Со всех сторон Анирет рассматривала внутри эту жуткую мысль, и каждый раз приходила к выводу, что такое попросту невозможно. А иначе – какие же беды могли обрушиться на их народ впоследствии?..
Поговорить с отцом об этом было нельзя – он посмеётся, а то ещё и разгневается, причём не на неё даже, на Нэбмераи. Не для того супруг доверил ей свои опасения, лишённые доказательств – нельзя было его так подставлять. С дядей?.. Да, пожалуй… но даже это сейчас казалось Анирет малодушным. Внутри неё зрело решение, на которое у неё не хватило бы сил прежде… но не теперь.
Прошедший год действительно многое изменил в ней. Потеря любимого брата, новый долг и ответственность, угнетающие тайны, но главное – раскрытие и познание себя настоящей… Анирет больше не хотела быть удобной, не хотела заслужить ничью любовь и одобрение. Не было нужды в такой вот «заслуженной» любви, когда тебя не видят. Она могла быть только собой, лучшим вариантом себя – но не кем-то иным. И так странно, что эта простая истина вызрела в ней до конца лишь сейчас! Ведь разве не об этом говорил дядя, всегда любивший её просто так? Не на это ли намекал Нэбмераи ещё в начале их знакомства? Годы Анирет потратила на то, чтобы царская чета хоть как-то начала ценить её – и что в итоге? Отцу пришлось потерять любимого сына, чтобы увидеть её, обернуть к ней своё сердце. А для матери она никогда не станет кем-то иным – царица уже загнала её в клетку своих представлений о ней, откуда было не вырваться.
«Я рада, что ты начала отращивать зубки, девочка. Они пригодятся тебе в придворной жизни», – вспомнила девушка слова матери и грустно улыбнулась.
Теперь, когда Анирет принимала себя – царевну, дочь Владык – то знала: какой бы далёкой, непостижимой ни казалась Амахисат – она могла дотянуться. Теперь уже могла.
И когда решение было принято окончательно, стало легче. Вынырнув из водоворота размышлений, царевна снова стала смотреть вокруг.
Недалеко отсюда располагалась та самая возвышенность, с которой они с Нэбмераи когда-то созерцали Апет-Сут и Планарные Святилища на горизонте. Тогда она мечтала, что её дом, сердце Империи, станет домом и для него, хотя бы немного. Но случилось иначе: их дом был не местом на карте, а друг в друге. Украдкой царевна посмотрела на Таэху, коснулась кольца на своей руке – незаметно, кончиком пальца.
– Госпожа, поднимемся посмотреть? – предложила Мейа, идущая за её левым плечом.
– Конечно, почему нет? – кивнула Анирет и подала знак воинам о скорой остановке.
Но тут её внимание привлекли радостные возгласы мальчишек впереди, которые первыми заприметили…
– Ух ты, смотрите, воины!
– Воины Императора!
– Я тоже хочу такой доспех, эх…
– Мелкий ещё, а то гляди и вовсе не дорастёшь!
Их весёлый смех потонул в певучем звоне рога. И вскоре показался отряд из нескольких воинов, которые несли штандарт с императорским соколом Эмхет. Они прибыли для торжественной встречи и сопровождения царевны во дворец. Традиционные золотистые доспехи дворцовой стражи с выгравированными на наручах и поножах змеями сияли, ярко начищенные – неудивительно, что мальчишки обзавидовались.
– С возвращением, сиятельная госпожа царевна! – приветствовал её командир отряда, и воины единым слитным движением отдали честь. – Пусть Боги осияют тебя своим благословением. Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, велел сопроводить тебя во дворец как можно быстрее!
Улыбка царевны погасла. Отец не стал бы торопиться попусту.
– Что случилось, командир? – с тревогой спросила она.
Воин посмотрел на её сопровождающих, взвешивая, стоило ли говорить вот так сразу, при всех. Его голос чуть дрогнул от волнения – к счастью, от волнения радостного:
– Во дворце ждали твоего возвращения, госпожа царевна. Сегодня Владыка объявит своего будущего преемника! Наконец-то! Гонцов пока не рассылали, а то в столице было бы уже не протолкнуться.
Он говорил что-то ещё, но Анирет едва слышала – пыталась справиться с вдруг охватившим её смятением, как во сне перехватывая узду коня, которого к ней подвели. Её ждали?.. Отец объявит?.. Нет, не может быть. А как же тайна?.. Обернувшись к Нэбмераи, она успела различить в его взгляде растерянность, отражавшую её собственную.
Дворец гудел, как растревоженный пчелиный улей. Официальная встреча получилась скомканной, и к тому же, без царской четы и Великого Управителя, которые руководили последними приготовлениями. От командира отряда Анирет узнала, что Ренэф во дворец не возвращался, а это было странно для такого важного события. Или Император намеренно решил провести церемонию в его отсутствие? Всё-таки, к чему такая спешка?
А потом царевну вовлекли в кутерьму с приготовлениями. Целая свита служанок под предводительством Мейи – которая сориентировалась куда быстрее, чем её подруга и госпожа – окружила Анирет. В такие моменты царевна чувствовала себя храмовой статуей, а не живой женщиной – ей ничего не позволяли сделать самостоятельно. Впрочем, в подобных случаях именно так и полагалось.
Омовение, подбор драгоценных ароматических масел, извлечение из ларцов ритуальных украшений, подгонка по фигуре праздничного сине-золотого наряда. В гомоне служанок Анирет честно пыталась разобрать последние новости. Те наперебой рассказывали об отбытии младшего царевича и торжественных проводах, о грядущем празднике, о недавнем назначении эмиссара – да не кого-нибудь, а самого принца Эрдана Тиири. В другое время эта весть глубоко изумила бы Анирет, но сейчас она и без того была изумлена донельзя.
А потом Мейа, лично занимавшаяся её причёской, и притом сама уже как-то успевшая переодеться, поднесла ей зеркало. Анирет встретилась взглядом с молодой женщиной, величественной, как сама царица Обеих Земель, и настолько же красивой, пусть и немного растерянной. Такова была наследница божественного Ваэссира, дочь двух древних родов. И впервые Анирет видела в этом образе… себя настоящую.
Вокруг ахали, восхищаясь, служанки, любуясь результатом своих трудов. Мейа тепло улыбнулась и, поклонившись, тихо проговорила:
– Ты прекрасна, как сама Золотая, моя госпожа.
Анирет едва успела поблагодарить женщин, за пару часов превративших её в богиню, когда в дверь постучали. Она так хотела увидеть Нэбмераи! Пусть им нельзя было толком перемолвиться искренним словом, но само его присутствие поддерживало. А сегодня, если отец и правда принял такое решение, если отпадёт необходимость в тайне…
– Входи!
Кто-то из служанок бросился открывать.
– Госпожа моя царевна… – писец Унаф застыл на пороге, глядя на неё так, точно видел впервые. Опомнившись, он учтиво поклонился.
Спрятав разочарование, девушка улыбнулась ему.
– Что-то срочное?
– Да… ах да-да, конечно, – Унаф почтительно кивнул и приблизился, когда она жестом пригласила его. – Мой господин велел передать тебе до приёма, лично.
Анирет приняла из его рук маленькую сложенную записку, развернула дрогнувшими пальцами. Всего пара строк, написанных аккуратно, но торопливо:
«Моя ясная звёздочка, то, что я делаю, я делаю для надежды и защиты народа. И главное – твоей и Ренэфа.
Моё сердце с тобой неизменно».
Нечто подобное дядя уже писал ей, когда передал с Унафом послание о своём возвращении в прямую ветвь рода.
Картина в её разуме сложилась воедино.
«…и бремя защиты пределов Империи и самого́ Божественного Закона ляжет на твои плечи. И твоя жизнь станет жизнью Обеих Земель, ибо тебе предстоит стать бьющимся сердцем Таур-Дуат, вместилищем и воплощением Силы твоего Божественного Предка…»
Преклонив колени у трона, опустив голову, Хатепер слушал размеренный голос Джети, зачитавшего указ Императора, а теперь произносящего традиционную речь перед собравшимися.
Разум дипломата был спокоен, отстроен, но сердце с тоской вспоминало, как – казалось бы, совсем недавно! – эта же речь была произнесена для Хэфера. И со всей искренностью своего духа царевич тогда произнёс те же слова, что сейчас замерли на губах Великого Управителя, когда два этих мгновения наложились друг на друга, слились воедино.
«Боги, почему же всё так?.. Что же стало с тобой на самом деле, мой мальчик?..»
Он ответил через паузу, но заставил свой голос звучать твёрдо:
– Моя жизнь принадлежит Обеим Землям. Моё сердце, мой разум, моя Сила служили и будут служить Таур-Дуат впредь.
Хатепер не видел – слышал, скорее даже чувствовал, как Секенэф спустился к нему, возложил на его голову диадему со змеедемоном-защитником. Этот артефакт принадлежал ему и прежде, по праву рождения, но сегодня обретал иной смысл, дополнительный символизм. Теперь это был венец не просто царевича Эмхет, но наследника трона.
– Волей Таур-Дуат, волей моей, Секенэфа Эмхет, Владыки Обеих Земель, дарую тебе право унаследовать мою власть и моё бремя. Поднимись, наследный царевич Хатепер Эмхет, сын Владыки, брат Владыки, и займи подобающее тебе место, – торжественно возвестил Император и протянул ему руку, помогая подняться.
Хатепер встретил взгляд Ваэссира, окунаясь в солнечное золото вечности. Но сквозь вечность он видел и взгляд своего брата, которому так тяжело сегодня давался этот шаг. Дипломат помнил, сколько радости исходило от Секенэфа в тот день в святилище их предка, после ритуала возвращения. Но сегодня… Сегодня было иначе. Чего стоило Императору это решение? Чего стоило, по сути, отречься от любимого сына, как от достойного продолжателя его дела?..
В следующий миг Владыка позволил себе обнять его и шепнул коротко, почти отчаянно: «Сохрани то, что мы создали…»
Ответить Хатепер не успел – только передал брату всё, что чувствовал в этот миг, зная, что он поймёт.
Миг откровения потонул в ликовании, когда чужие эмоции захватили его сметающей волной. Радость, надежда, благодарность, немного страха – всё смешалось воедино, вторгаясь в покой его разума.
Владыка поднялся и занял свой трон. Что ж, по крайней мере, мистическая улыбка, делавшая его лицо похожим на каменные лики Ваэссира, казалась ободряющей. Прекрасное лицо Амахисат, сидевшей на троне рядом с супругом, буквально светилось радостью. Прежде Хатепер даже не думал, что такую радость в её взгляде может вызвать назначение кого бы то ни было, кроме Ренэфа. Но царица вверяла ему судьбы своих детей – они оба понимали это. Возможно, сегодня Амахисат действительно чувствовала себя спокойнее за своего сына – впервые за все те годы, которые была супругой Императора.
Анирет, сидевшая рядом с родителями, держалась безмятежно и величественно, в красоте и стати ничем не уступая своей матери. Истинная дочь Владык. Но Хатепер понял вдруг, что племянница старалась не смотреть на него, хоть и произнесла слова, подобающие случаю. Получила ли она послание? Поняла ли?.. Он должен поговорить с ней сразу же, как только сумеет покинуть толпу жаждущих поздравить его – и, разумеется, добиться его будущего расположения – высоких гостей.
С тяжёлым сердцем Хатепер обернулся в зал, встречая взгляды собравшихся вельмож, принимая их поздравления и пожелания долгих лет. Многое было заключено в этих взглядах, и со многим ему предстоит иметь дело позже. Зато Эрдан смотрел на него с таким восторгом, словно сегодня сбывались все его чаяния. Возможно, в какой-то мере так и было – в прошлом Ллаэрвин не раз намекала, кого ей было бы спокойнее видеть преемником великого Секенэфа.
Позже Хатепер занял своё место – место Хэфера, он не мог не думать об этом – в кресле рядом с царской четой. Император жестом велел переходить к следующей части торжества.
О проекте
О подписке