Глава 3. Шествие Крови

Важным эпизодом стало для Маргарет посещение Брюгге. Она уже поняла, сколь большую роль этот город играет в том заговоре, центром которого она и её брат оказались. К тому же она была там только в детстве, после возвращения из Франции. Ей хотелось узнать этот город получше. Она путешествовала со свитой, среди которой был и её старый друг Жан Молине. Его присутствие всегда радовало Маргарет, он не был посвящен в тайны, не интересовался этикетом и не слишком дорожил старыми добрыми временами. Он жил днем сегодняшним, как и прежде, любил поесть и выпить, и, как подозревала Маргарет, его интерес к женскому полу тоже не пропал, несмотря на заметно лысевшую голову.

Они прибыли в город в мае, чтобы попасть на знаменитую процессию Святой Крови Христовой. Маргарет не хотела шума и славословий, поэтому прибыла без всякой помпы. Многие жители всё равно узнали о её приезде и пришли с приветствиями. Среди них был и старик Вильгельм Морель, один из богатейших жителей города. Судьба его была непроста. До гибели герцога Карла он был увенчан славой и титулами, был мэром города Брюгге, банкиром, торговцем, разбогател на продаже специй. С Италией его связывали особо тесные отношения.

Но потом в его жизни наступил поворот: после смерти Марии он вошёл в конфликт с Максимилианом и, как почетный житель Брюгге, посчитал своим долгом противиться вместе с остальными его влиянию. Он примкнул к Филиппу де Равенштейну, как раз в тот период, когда он возглавил фламандцев в борьбе против Максимилиана. В результате – бегство из города, потеря состояния, он чудом избежал ареста и, скорее всего, казни, потом изгнание и, наконец, уже при герцоге Филиппе возвращение на родину.

Он был большой покровитель искусств, неоднократно заказывал работы знаменитому Гансу Мемлингу. Его семья была велика, в общей сложности 16 детей. Но теперь он был совсем стар, спокоен, супруга его скончалась год назад, и политические битвы для Мореля явно были в прошлом.

К тому же оказалось, что он принадлежал к Благочестивому братству Святой Крови, тому, которое тайное, так что Маргарет он опекал с особым вниманием. Он также контролировал деятельность гильдии Святого Иоанна, объединявшую иллюстраторов манускриптов. Их деятельность была крайне важна, хотя и незначительна на первый взгляд. Многочисленные иллюстрированные манускрипты (часто ещё и удивительной красоты!) содержали, как правило, информацию об истории Бургундского рода, иногда зашифрованную. Это был важный источник сведений о тех вещах, которые хотя и скрывались, но их было необходимо довести до сведения и современников и потомков. Но сделать это надо было деликатно, чтобы показать только то, что можно было видеть, и сообщить о том, что можно было знать. Тексты такого рода манускриптов были чаще всего духовного содержания и отличались друг от друга не сильно, так что миниатюры становились главным информационным источником. Их воздействие на читателей было велико и позволяло передать те мысли и чувства, которые были необходимы для общего государственного дела.

Из герцогского дворца, где когда-то её мать праздновала то роковое Рождество, которое принесло ей и первую любовь, и ужасную катастрофу, они оправились на прогулку по городу. Маргарет сопровождал сеньор Морель, Молине, Марго и слуги. Был теплый майский день, город был празднично украшен: жители развесили на своих домах гобелены и цветные ткани, в зависимости от достатка, через день ожидалось шествие, и все с нетерпением ждали очередного праздника.

Было многолюдно, к процессии была приурочена ежегодная ярмарка в городе, Маргарет попросила, чтобы её непременно туда отвели. Но начали они с церкви Богоматери, где была похоронена Мария. Маргарет вошла в это просторное гулкое здание и преклонила колени у могилы матери. Мраморное надгробие было простым, но по приказу герцога Филиппа в мастерской Брюсселя лучшие мастера работали над величественным бронзовым монументом. Была у них с Филиппом ещё одна тайная мечта: перенести сюда останки своего деда Карла из Нанси, чтобы он мог найти свое успокоение рядом со своей наследницей и любимой дочерью. Но пока это было невозможно. Герцог Рене, союз которого с французами за прошедшие десятилетия только укрепился, не допустил бы этого. К тому же он был женат на Филиппе, сестре Карла Гельдернского, они были детьми Адольфа де Эгмонда, что усиливало общую враждебность лотарингского герцога.

Маргарет молилась у могилы матери. Ей нужны были силы, она вдруг почувствовала себя маленькой и потерянной. Столько вражды кругом и никакой защиты. И любви, ей так её не хватало. Максимилиан и Филипп, каждый по-своему любил её, но они были мужчинами. У них были другие интересы и цели, ради которых они легко могли пожертвовать её судьбой. Тем более что оба вполне искренне считали, что и для неё любой выбранный ими брак будет лучше вдовьего сидения дома. Они не могла понять ни её растерянности, ни горести из-за потери ребенка, ни женского одиночества. Ей не хватало, наверное, просто материнской любви, впрочем, она её не никогда не знала.

Тяжело вздохнув, Маргарет поднялась с колен, нельзя было заставлять своих сопровождающих так долго ждать. Они отправились осматривать город Брюгге. Рядом с собором находился госпиталь Святого Иоанна, Морель был одним из членов попечительского совета, туда они и зашли. Госпиталь был основан еще в XI веке для путешественников и пилигримов, приезжавших в город. Со временем он разрастался и сейчас имел аж 250 больничных коек, учитывая, что в случаях большого наплыва больных их клали на каждую по два человека, он мог вместить до 500 человек! Ухаживали за больными монахини августинского монастыря, который теперь уже фактически слился с госпиталем.

– Госпиталь находится под тайным покровительством Ордена тамплиеров, – часть информации Мореля предназначалась только для ушей Маргарет, – и он совершенно не случайно посвящен святому апостолу Иоанну. Когда-то здесь был центр ордена в Брюгге, но после его роспуска он стал тайным и заметно сократился.

Высокие гости прошли по залам, в которых в три ряда стояли кровати, закрытые занавесями так, что получалась словно небольшая изолированная комнатка. Монахини в своих черно-белых одеяниях неслышно скользили между рядами, разнося лекарства. Маргарет показали местную реликвию – раку святой Урсулы, в которой хранились частицы её мощей. Она была расписана Гансом Мемлингом, который после ранения под Нанси в 1477 году провел здесь много времени и так проникся к заботившимся о нём монахиням, что исполнил эту работу безвозмездно. Он же сделал и некоторые другие работы по заказу госпиталя, которые Морель непременно хотел показать принцессе.

В не так давно пристроенной новой апсиде в храме при госпитале был расположен, как его называли, алтарь святого Иоанна. Морель шепнул Маргарет, что он один из тех, где зашифрованы секретные послания, понятные только посвященным.

– У нас в городе очень много произведений живописи, непохожих по тематике и исполнению на те, которые существуют в других странах. Они запечатлели некие важные для нашего общего дела моменты или персонажей. Ганс Мемлинг, как и ряд других художников, принадлежал к тайному братству, существовавшему внутри гильдии Святого Луки. Алтарь должен был быть целиком посвящен Апостолу Иоанну, но позже было решено добавить и другого Иоанна – Крестителя, как и с Мариями с ними часто случается путаница.

Алтарь произвел на Маргарет большое впечатление. Она пока не слишком хорошо разбиралась в живописи, её стихией было слово, поэзия и риторика, но пребывание на родине дало ей очень много в этом вопросе. Левая створка была посвящена усекновению головы Иоанна Крестителя, правая – Откровению апостола Иоанна. Загадочные сцены из этого непонятного ей пока новозаветного текста притягивали взгляд. Хотелось разобраться в этом смешении добра и зла, ангелов и чудовищ. Были там и четыре всадника, и «жена, облеченная в солнце», и дракон, и агнец.

Но еще больше внимание Маргарет привлекла центральная часть. На высоком троне, установленном на красивом восточном ковре, Маргарет видела много таких в Испании, сидела Дева Мария с младенцем Христом. По обе стороны от неё стояли два Иоанна, в руках апостола была чаша («Не с подлинной ли Мемлинг её рисовал», – мелькнула мысль у девушки.) Справа от Богоматери сидела погруженная в чтение святая Варвара, а слева – святая Екатерина. Она была одета в золотое царское одеяние. Христос в левой руке сжимал яблоко, видимо, как символ познания добра и зла, а правой надевал на палец Екатерины кольцо.

– Эту картину иногда еще называют «Мистическое обручение Екатерины», – заговорил Молине, очень любивший и хорошо знавший Брюгге, – хотя смысл его мне не совсем ясен. Может быть это в значении «Христова невеста», которое употребляют по отношению к монахиням, поэтому такой сюжет для монастырской церкви? Знаю одно, лицо читающей мудрой святой Варвары написано с герцогини Йоркской, я помню её такой молодой, вскорости после прибытия сюда из Англии. А вот нежная святая Екатерина-невеста, – глаза Молине наполнились слезами, – это ваша мать, Мария, юная и прекрасная.

– Это правда, – подтвердил Морель, – Мемлинг вписал в алтарь своих покровителей. И обручение Екатерины-Марии в этом случае приобретает особый смысл. Да ещё и в присутствии святого Иоанна с чашей.

В центральной части церкви Морель не без гордости показал алтарь, сделанный все тем же Мемлингом по его заказу. На створках слева и справа были изображены донаторы: сам Морель, ещё темноволосый и суровый, с 5 сыновьями, а справа его супруга с 11 дочерями. В центре алтаря великан святой Христофор нёс на плечах младенца Иисуса.

– Алтарь находится здесь временно, – пояснил Морель, – он будет перенесен в церковь Святого Иакова, где покоится моя супруга и, надеюсь, вскоре найду свое успокоение и я.

Вдоль каналов вся компания проследовала к другой важнейшей святыне города – Часовне Крови. После церковного полумрака и тишины город ослепил и оглушил Маргарет. Он был таким веселым, таким живым, что все тайны и мистика казались ей опять нелепостью. Но войдя в часовню Василия Великого, она вновь погрузилась в таинственный мир. Мерцали свечи, разгоняя полумрак, через маленькие окна почти не проникал свет. Здесь было многое из уже знакомой ей символики: перед центральным окном восседал позолоченный пеликан, клюющий себя в грудь, едва заметное изображение двух чаш по обе стороны креста, деревянная статуя Марии с младенцем.

В часовне хранились мощи святого Василия Великого, привезенные графом Фландрии Робертом II Иерусалимским, участником первого крестового похода, сподвижником Готфрида Бульонского. Он был женат на богатой наследнице, Клеменсе Бургундской, правившей обширными землями, пока её супруг странствовал на Востоке. Первая часовня на этом месте была выстроена по её приказу для размещения мощей святого Василия. В то время часовня примыкала к дворцу правителей Фландрии. А перестроил её Тьерри Эльзасский, надстроивший второй уровень для привезенной им Святой Крови.

По узкой винтовой лестнице Маргарита со спутниками поднялись в часовню Крови. Эта часть была копией нижнего этажа, однако были заметны следы ведущихся работ.

– Советом города было решено перестроить часовню в более современном стиле, – пояснил Морель, – приподнять потолок, увеличить окна, добавить резьбы и украшений, так у неё вид слишком мрачный и суровый.

В специальной нише на украшенном драгоценными камнями постаменте хранилась святыня. Это был хрустальный сосуд, с двух сторон запечатанный воском, поверх которого были надеты резные золотые затычки; к ним была прикреплена длинная серебряная цепь. Внутри хранился клок шерсти, пропитанный кровью Христовой.

– Сосуд никогда не открывался, – сообщил Морель, – именно в таком виде привез его граф Тьерри из Святой земли. Раньше каждую пятницу ровно в полдень из этого сгустка Святой Крови истекали капли. Но мы чем-то прогневали Господа, и вот уже несколько столетий, как это прекратилось. Но мы верим, что настанет день, истинная вера восторжествует в мире, и чудо свершится вновь. Этот день грядёт, и мы делаем всё, чтобы его приблизить.

Старик выразительно взглянул на Маргарет.

***

Вечером внезапно пошёл сильный дождь. В огромном дворце герцогов стало промозгло и сыро, и Маргарет попросила зажечь камин и накрыть стол в небольшой приёмной зале. Перед ужином она бродила по залам и коридорам дворца, смотрела в окно на залитые дождем мостовые и крыши низеньких домов, окружавших дворец. Ей было видно высокую башню собора Пресвятой Богоматери, где покоилась Мария. Этот город притягивал и очаровывал её, было в нём что-то нереальное, она даже не могла понять, что именно. Сочетание каналов, в которых плавали благородные лебеди, каменных жилых домов и общественных зданий, богато украшенных резьбой, круглых башен, окружавших город, веселых ярких цветов, которые горожане умудрялись выращивать на окнах и балконах своих жилищ, всё это создавало сказочный мир, в котором она чувствовала себя героиней старинного рыцарского романа. Она понимала, почему любовь её матери расцвела именно здесь, в этом каменном чуде.

К ней неслышно подошёл Молине.

– Красивый город, – сказал он вполголоса, – я влюбился в него сразу, как только сюда попал. К этому времени я уже немало побродил по свету, служил разным господам, а здесь вдруг почувствовал себя дома. Это было сорок лет назад. С тех пор я не менял ни родины, ни господина.