Девушка-призрак, лет двадцати, мёртвая, смотрит прямо на меня своими большими глазами. Волосы, прилипшие к голове – совсем мокрые, с одежды течёт вода, образуя лужу вокруг её ног. Весь её образ из прошлого, она жила очень давно. Девушка из артефакта! Это её лицо! Я слышал о том, что некоторые артефакты могут быть сосудом для содержания духов, но никогда такого не встречал.

– C’est ton visage? Ton masque?^[2] – спрашиваю её, указывая на маску в сундуке.

– Oui, je vis dedans.^[3]

– Tu t’es noyée dans la Seine? Comment tu t’appelles?^[4]

– Oui. Je m'appelle Madeleine.^[5]

– Меня зовут Габриэль, – тихо говорю ей, чтобы не спугнуть.

– Я знаю кто ты, чёрный маг, – спокойно отвечает она.

– Что ты здесь делаешь? Почему ты не в мире мёртвых?

Девушка невинна, я это точно знаю, легко вижу её душу, на ней нет грехов. Но внутри её мёртвого сердца клокочет печаль, боль унижения и обиды. В помещение становится очень влажно из-за её присутствия, вода под её ногами всё течёт и течёт, почти добравшись до меня. Один миг и она совсем близко, дышит холодом мне в лицо и говорит:

– Я упала в воду, так случайно вышло. Не хотела умирать. И когда это случилось, уже переместилась в другой мир. Но потом мне стало очень больно, как будто что-то разрывает меня изнутри. Меня выбросило из мира мёртвых и я вновь оказалась в своём теле, уже неживом теле. Он надругался надо мной, над моим телом.

– Человек, который заказал слепок твоего лица для создания этой маски? – меня всего передёргивает от этой жуткой истории. Вот почему этот артефакт обладает такой силой. К нему привязан дух этой девушки.

– Да. Я плакала, просила остановиться, но он меня не слышал, никто не слышал. Моё тело переодели в красивое платье, сшитое мамой, надели на голову прекрасный венец, сплетённый сёстрами из полевых цветов, положили в гроб и увезли на кладбище, в огромной деревянной телеге, вместе с остальными. И он сделал это вновь, прежде чем закопать меня. Маску продали, менялись хозяева. Никто не слышал и не ведал о моей боли, пока Дариус не нашёл меня – твой профессор. Он был хорошим человеком, говорил со мной, рассказывал о тебе. Он знал, что однажды его не станет и просил позаботиться о тебе, если ты останешься один.

– Мадлен, тебе незачем оставаться со мной. Ты должна вернуться в мир мёртвых.

– Не могу, пути назад уже нет. Хочу остаться с тобой. Ты молод и красив. И ты меня понимаешь, понимаешь мертвецов. Ты – тёмный.

Она поднимает руку и проводит ладонью по моей щеке, тянется губами для поцелуя. Её холодные губы легонько касаются моих. Я отстраняюсь. Противно говорить это, но у меня нет другого выхода, идея возникает сама собой. Мне нужна сила этого артефакта, а значит и она.

– Ты же знаешь, что я могу тебя прогнать, отослать в иной мир? – зловеще смотрю на неё, с ноткой угрозы в голосе.

– Знаю. Умоляю тебя, позволь остаться! – последняя фраза, брошенная криком, отзывается эхом от бетонных стен.

– Тогда будешь делать, что я скажу и приходить, когда вызову.

Она знает кто я, какому богу служу, и что я могу отправить её назад.

– Я согласна, – молвит она, склонив голову передо мной.

– Тогда исчезни. Я вызову тебя тогда, когда мне это понадобится.

И девушка исчезает, оставив лужу воды на полу. Интересно, выходит это вода из Сены? Дариус бы точно смог ответить на этот вопрос. Но его больше нет.

Хорошенькое знакомство! Так и знал, что дар профессора будет с сюрпризом. Так сказать, подарок в подарке. Доступ к такой тёмной силе развращает, это пугает меня. Не закончить бы эту жизнь как отец, эксплуатируя всё и всех.

Быстро выезжаю из гаража, пытаясь выбросить из сердца чувство вины за свою грубость.

Улица, резкая перемена температуры. В подъезде действуют специальные обогревающие лампы, без них не выжить. На улице же холод сразу немного обжигает кожу. Привычно. Серые дома, тянущиеся к синему небу, прохожие, торопящиеся куда-то. Такой родной пейзаж.

Во встроенных наушниках музыка бьёт по ушам. Но это как раз то, что нужно. Нужная песня, отличный текст, убивающий эмоции: “послушай мой совет в формате mp3, не жди пока состаришься, скорей умри. Жаль, что твои родители не чайлдфри, гори в аду, в аду гори.”^[6]

Прекрасно. Всё именно так, гореть в аду, или я уже был в нём, я давно горел. Лечу по городу на бешеной скорости, бульвар за бульваром. Кристаллы замёрзшего воздуха, конденсат, бьют в стекло шлема под ритм моей музыки. Редкий момент кайфа – скорость, дорога, ощущение полёта.

Я мчусь мимо ресторанов и мелких лавок. Скоро праздники, на рыночных карнавалах сказочно разодетые торговцы предлагают людям свежие пряники и пироги. Улыбающиеся прохожие заказывают чай из блестящих серебряных самоваров. Это похоже на счастливый, весёлый мир, которому я не принадлежу. Когда мама была жива, она водила меня на кухню, где были лишь слуги. Там вечерами, мы пили чай из самовара, зажигали свечи, ели пирожки, которые она даже сама умела готовить. Пахло тестом, картошкой с грибами, вкусным чёрным чаем с мёдом. Часами я слушал как она читала: сказки Гоголя – русского Эдгара По, Чехова, иногда стихи Блейка. Это смешно, Гоголь жил в девятнадцатом веке и, не знаю откуда, но он был неплохо осведомлен о подробностях жизни нечисти. Я хочу сказать, что люди знали какие-то легенды, некоторые в них верили, но он писал так, как будто знал больше остальных и был проклят за это. Как известно, он был похоронен заживо. Годы спустя, после смерти, когда студенты перемещали его могилу, они обнаружили следы внутри надгробья, которые он оставил своими ногтями. Сегодня это объясняется тем, что даже в прошлом магия существовала в совсем небольшом количестве. И некоторые, особо чувствительные люди могли её ощущать.

Город кипит. Крошечные небоскрёбы Москва-Сити, разросшиеся вокруг него бетонные гиганты, их стеклянные окна сияют от ослепляющего солнца. В них люди, офисные работники, бумажные клерки, рабы системы, все на подчинении государства. И всё же у них есть своя роль, они в неё верят, а значит существуют.

Ещё десять кварталов и я почти на месте.

Столица, большая, необъятная, легко вмещает двадцать пять миллионов жителей всех этнических принадлежностей: китайцы, русские, африканцы, все давно перебрались в большой город их заветной мечты.

Витрины дорогих бутиков, реклама, голографические постеры, кричат: “купи, завладей, попробуй”. Соблазн, он здесь всюду. Они до потери сознания будут заставлять тебя желать, работать, зарабатывать, чтобы купить то, что эти желания исполнит. Рабы рабов.

– Cave tu idem faxis alii quod servi solent.^[7]

Пробки, машины, скутеры. Пересекаю центр, еду мимо замёрзшей Москвы-реки; дети катаются по толстому серому льду на коньках, вырисовывая забавные фигуры. На площади вижу статую короля. Такое родное и в тоже время ненавистное лицо, жёсткий взгляд, статная фигура. Это человек-машина, суровый правитель, дерьмовый отец и худший муж года. Наш король! Вокруг статуи обедают студенты, кто сидя, кто стоя. Они поедают сэндвичи и весело болтают о чём-то. Парочка туристов фотографируют статую.

Безумный мир лживого идола. Я всё же рад жить в реальности, где его нет, т. е. он есть, но не рядом. В детстве он извёл меня тренировками, деспотизмом, демонстративным насилием. Учил презирать слабых, уничтожать врагов, конкурентов. Какие конкуренты, какая опасность могла исходить от детей десяти лет? Но нет, он был непреклонен. Заставлял тренироваться в жесткости. Из-за него у меня не было детства. Поэтому ничего удивительного, что я сам превратился в монстра.

Я почти до смерти избил мальчишку, учившегося с нами, другими детьми основателей. Эту мысль мне вбил отец, утверждая, что мальчишка представляет опасность, подвергает мою репутацию сомнению, что я слаб, недостаточно силён для наследника.

До сих пор помню насмешливые слова мальчика во время тренировки на мечах: “Габриэль! Ты жалкая пародия своего отца, щенок, который никогда не станет альфа! В тебе нет силы, огня твоего отца. Все знают, ты жертва мягкости твоей мамочки. Твоя королевская кровь такая же грязная, как и кровь её ничтожного рода! Это люди второго сорта.”

Не помню, что тогда произошло. Кровь закипела, в глазах потемнело, дыхание участилось вместе с сердцебиением. Я больше не был собой. Я был готов убить его, всего за несколько слов. Стража остановила обезумевшего меня, всё было доложено отцу. Он заставил нас, детей, участвовать в поединке.

Огромная толпа разряженных во всё лучшее придворных, выдающих себя за благородных господ, но не имеющих никакой морали. Они жадно взирали на нас, в ожидании, что мы растерзаем друг друга. И это результат прогресса? Мы ушли недалеко от древнего Рима и их грязных, плебейских побоищ.

Против меня у парня не было шансов. Я его почти убил, заставил глотать песок вперемешку с собственной кровью. Когда я заносил кинжал над его сердцем, у меня возникла лишь секунда сомнений. Мысль пронеслась в голове “Я не должен убивать”. Это было последним и единственным, что отличало меня от отца. Как во сне, сквозь крик толпы, с заплывшим взглядом, туманом в голове, я остановился.

Мои мысли прерваны. Я прибыл на место, паркую мотоцикл, снимаю шлем. Не знаю безопасно ли оставлять его здесь. Текстильщики – плохой район, городские трущобы, свалка, развалины. Казалось, почти заброшенные дома. Но это не так, здесь обитают низшие слои населения: бродяги, проститутки, дилеры. Здесь больше не осталось обычных людей, желающих жить честно и кормить семью. Все они давно перебрались в другие районы, охраняемые местной полицией. Поэтому в этом месте не найти ни одной невинной души.

Депрессивный пейзаж серых зданий давит как никогда. Я часто бывал в таких местах в прошлом и пережил не самые лучшие моменты своей жизни. Поэтому сегодня стараюсь их избегать.

На меня пялятся местные, с улиц, из редких окон их грязных бараков. Почуяли чужака. Опасные люди, глаза злые, как у демонов. Они не живут, они уже мертвы и находятся в аду. Ах если бы они только знали, что действительно ждёт их в конце пути. Мне, как никому, это известно. Они – моя работа. Я чувствую их поломанные, заблудшие души. Агрессоры, их бесцельное существование питает само зло. И некоторым богам это только на руку.

Натягиваю ворот куртки повыше, втягиваю голову в плечи, как в детстве, когда бродяжничал. Немного холодно. Только теперь всё изменилось. Теперь охотник – я, и мои жертвы должны бояться.

Достаю свой серебряный девятимиллиметровый Таурус PT 92, двенадцать патронов, самозарядный, почти как итальянская Беретта. Его преимущество: постоянная боеготовность. Я обожаю винтажное оружие, это настоящий антиквариат. Несмотря на то, что он немного тяжеловат для современного оружия, всё же весьма эффективен. К тому же это не просто пистолет, подарок близкого человека. Поэтому он мне дороже современных пушек.

Рассовываю по карманам наручники, самовводящиеся ампулы со снотворным, патроны. Нож привязан к ноге. Понеслась!

Вхожу в нужный мне подъезд. Только успеваю поставить ногу на первую ступеньку, как тут же вижу препятствие. У расписанной граффити стены, между квартирных дверей первого этажа, курит мужчина. Широкие плечи, тяжелый взгляд из-под густых бровей, рваная куртка, старые джинсы, засаленные волосы – типичный бродяга. Такие тысячами побираются на улицах пригорода, распугивая добропорядочных старушек старого мира.

Может охраняет вход в здание? Местный головорез, стоящий на стрёме.

Отталкивается от стены, преграждая дорогу.

– Что ты здесь делаешь, пацан? – выдыхая сигаретный дым мне в лицо.

Отдаёт зловонным дыханием недобрых намерений.

– Сэм, кто это, дорогой? Прошу, вернись в комнату.

Избитое лицо женщины, лет сорока пяти, появляется в проёме дряхлой двери. Виновато, испуганно смотрит на мужчину. Старенький халат в цветочек, домашние тапочки.

– Я всё сделала, как ты хотел. Можешь возвращаться домой.

Крошечные поросячьи глаза Сэма наливаются кровью. В несколько шагов он преодолевает ступени и оказывается прямо напротив неё.

– Пошла вон! Закрой дверь и жди меня внутри, – заносит руку для удара; женщина, зажмурившись, кричит, прикрываясь дверью от агрессора словно щитом.

– Плевал я на твои вопросы, – спокойно отвечаю ему и иду вверх по лестнице.

Мужик бросается на меня с рёвом, словно дикий зверь. Я останавливаюсь и ставлю аркан, он скован по рукам и ногам, падает на пол у моих ног, визжа как бешеная свинья. Ничтожество… Мне даже не надо его бить. Так и стою, облокотившись на стену. Знал, что справлюсь быстро. Его женщина начинает орать ещё сильнее, глядя на меня.

– Отпусти Сэмика! Отпусти котика! Прошу, не тронь нас!

Вижу понимает, что я маг. Сила пугает людей. Они боятся, не знают как её контролировать. Передо мной они беспомощны как дети. Люди всегда боялись того, чего не понимали. Будь я на её месте, я бы тоже трясся как осиновый лист. Перед ней что-то необъяснимое, древнее, могущественное. Она видит такого Габриэля, каким его видят большинство людей: высокий, опасный, слишком сильный для них, простых смертных. Порой меня самого пугает их страх. Они не знают и не понимают мою силу, видят в ней демоническое или божественное происхождение. Они знают, я очень быстро могу забрать их жизнь. Для них я – ангел смерти. И, зная об их грехах, они правы во всём.

Мужик шипит, плюётся, пытается разорвать магические оковы. В вылезших из орбит глазах вот-вот полопаются капилляры. Женщина уже валяется в моих ногах, трясущимися руками, с опаской, трогает мои сапоги.

– Прошу, умоляю, не тронь нас, Великий Маг! – зачарованно смотрит на меня. – Зачем ты пришёл? Мы за всё заплатили. Товар сдали, никого не трогали. Забирай что нужно и уходи.

Опускаюсь на колени до её уровня. Аккуратно беру за подбородок пальцами в кожаных перчатках.

– Отпущу, – говорю шепотом, – только пусть ты и твой хахаль ответите на парочку вопросов.

Достаю из нагрудного кармана фото разыскиваемого мною ботаника.

– Знаешь этого человека?

Она испуганно пятится назад. Я не угрожаю ей смертью, но она трепещет, словно пойманный зверь в руках хищника-убийцы. Она действительно страшно боится.

– Скажешь, где он и я не трону твоего упыря, – смотрю ей в глаза, и вижу её простую душу. – Как же тебя сюда занесло? Как ты оказалась здесь, в этих рабских отношениях? Бедная девочка. Ведь когда-то ты была девочка? Хорошая девочка. А теперь ты тут. Он тебя бьёт, от него воняет, он трогает тебя своими жирными пальцами, не разрешает общаться с дочерью. А ты терпишь. Твой ребёнок – твой ангел, должен был быть для тебе на первом месте. Почему ты выбрала эту мразь? Хочешь убью его?

Я блефую. Я бы не забрал жизнь этого насекомого. Так, может бы разбил ему лицо, чтобы пару недель скулил и валялся без сил.

Она верит каждому моему слову.

– Не тронь его! Умоляю. Да, да, я видела этого человека. Заходил пару раз, за товаром. Мы ни разу не разговаривали. Он приходил, быстро забирал таблетки, я брала деньги. Этакий чистюля, брезговал нами и нашим домом.

– Какие таблетки? – говорю сквозь зубы, теперь глядя на дверь.

– Там, – показывает рукой на квартиру.

Отпускаю женщину, она падает, слёзы заливают лицо. Вцепляется в своего котика и трясётся.

Так работает система этого страшного мира: для некоторых женщин вот такие котики дороже родного дитя.

Ногой отпихиваю дверь и взору открывается отвратительное зрелище. Наркопритон: дилеры, разработчики стимуляторов. Вот, кто эти люди. Грязные стены, дух давно не проветриваемого помещения, таблетки, порошки. Всё это отвратительно. Но я ничего не могу поделать, да и зачем. Тысячи лет общество с удовольствием потребляло токсичные вещества искусственного удовлетворения. Мне всё равно, я не испытываю жалости. Меня не трогают их ничтожные проблемы, смерти и судьбы. Это не моя война и я не собираюсь принимать в ней участие. Пусть с этим разбирается человеческая полиция.

– Так что скажешь насчёт моего предложения? Говоришь всё, что знаешь о человеке с фото, и я вас не трогаю.

– Марта, – еле выговаривает слова, – вертихвостка с одиннадцатого этажа. Она неоднократно хвасталась, что приглянулась клиенту, что он захаживал к ней иногда.

Одиннадцатый этаж оказывается таким же уродливым, как и остальные. На двери висит какое-то подобие картины, с изображением женщины средней эпохи, рекламирующей древний кнопочный телефон.

Марта открывает сразу. Может решила, что я очередной клиент. На достаточно миловидном лице глаза восторженно округляются. Если бы не выжженные красной краской волосы, вульгарный макияж, слишком сильно накачанные губы, то её можно было бы назвать хорошенькой.

– Какой красавчик! Зачем пожаловал? – оценивающе осматривает меня с ног до головы. Очевидно удовлетворившись осмотром, заявляет:

– Ну проходи, угощу чем пожелаешь.

Медленно, не говоря ни слова, я вхожу в этот сексуальный будуар разврата, где обстановка разительно отличается от её нарко-соседей. По стенам тянется расшитый золотыми нитями бархат, красно-бордового цвета. Приглушенный свет, блеск бокалов и флакончиков с непонятной жидкостью, резкий запах фимиама и плотно зашторенные окна. Ну прямо логово упавшей до самых низов Ярет – сладострастной жены египетского фараона, изгнанной из дворца.

Удивительно, какие места скрыты в таких убогих домах. Город полон сюрпризов, а люди один другого оригинальней. Какая-то гонка “кто кого безумней”. Впрочем, меня этим больше не удивишь. Я видел вещи гораздо хуже.

– Марта, дорогая, не будем терять время зря, оно бесценно, – снова достаю фото ботаника. – Твой клиент? Не подскажешь, где его найти? Предупреждаю, нет смысла его защищать, он труп. В его руках важная вещица, принадлежащая влиятельным папочкам. Они всё равно найдут его, рано или поздно. Будут жёстче, чем я. Могут добраться и до тебя. Соседи легко тебя сдали, ты с ними общалась.

Жадно смотрит на меня, не мигая. Не дура, осторожничает, чувствует, что у неё нет выбора.

– Заплатишь?

Без слов бросаю на стол два золотых. Для проститутки её уровня это очень щедро.

– Это мой клиент. Запал на меня, когда приходил к Сэму за товаром. Сэм кстати тоже по мне сохнет, – самодовольно смеётся и грудь в леопардовом декольте подпрыгивает в такт её кряхтению. – Только никогда не признается в этом своей толстухе.

Ей льстит внимание грязного Сэма, с налитыми кровью поросячьими глазками, льстит внимание ботаника-наркодилера. Марта любит, когда мужчины хотят её. Она с удовольствием берёт деньги за их визиты, одаривает нескромным вниманием, торгует собой. Таков её рай и ад, её вселенная. И даже сейчас она мнётся, выставляя напоказ свои прелести. И всё в надежде, что я обращу внимание.

Я всё ещё стою посередине комнаты, лениво улыбаюсь и говорю, не сводя с неё глаз:

– Прошу, продолжай.