Черный волк

Черный волк дернул ухом, приглушенно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и вновь устроил голову на перекрещенные лапы. Плоский валун на склоне горы хорошо прогрелся за день, и волк лениво прикрыл глаза, впитывая ровное тепло. Оно проникало внутрь почти как сила, растекалось по жилам энергией, но бежать никуда не хотелось, даже ради азарта погони за какой-нибудь ночной пичугой.

Услышав тихий треск выше по склону, волк чуть приподнял морду и напрягся, а потом недовольно потер нос лапой.

«Какого вас сюда принесло?» – хмуро спросил он на мыслеречи, наблюдая как два волка показались из зарослей и замерли чуть в стороне от Черного.

«А почему ты здесь один? – в тон ему спросил Шерый, устраиваясь на валуне слева от вожака. – Я прежде не замечал у тебя тяги к философскому одиночеству и образу…»

«Ха! А я понял, – перебил его Рудый. – Вниз посмотри».

Черный клацнул зубами и негромко зарычал, но, даже виновато прижав уши, два волка заинтересованно уставились вниз.

С валуна открывался хороший вид на широкую лесную прогалину, на дне которой в траве поблескивал быстрый ручей. Его звон едва достигал чутких ушей волков, но интересовал их вовсе не он, а темная тень, мелькнувшая в траве у ручья.

«Так она все же существует, – констатировал Шерый. – Точно. Черная волчица».

Волки проследили, как таинственная незнакомка увлеченно перепрыгнула ручей, погнавшись за ночным мотыльком, изящно взвилась в воздух на добрых пару метров, явно играя, а не охотясь. А потом неслышно приземлилась.

«Кто она такая? – напрягся Рудый. – Ветер в нашу сторону, но я ничего не чую».

«И звуков нет», – подхватил Шерый.

«Спустимся?» – предложил Рудый.

«На открытой местности мы ее быстро догоним», – уверенно осклабился Шерый.

«Нет», – решил Черный и мотнул мордой.

«Да ты же больше нас хочешь знать, кто она такая», – недоуменно повернул морду Рудый.

«Хочу, но уже понял, что нам ее просто так не поймать, да и… – продолжая с прищуром следить за волчицей, признался черный волк. – Не стоит ловить. Может она потому и убегает, что мы преследуем».

«Пф… – отчетливо чихнул Шерый. – Надеешься, что однажды сама подойдет?»

«Все может быть», – отозвался Черный, наблюдая, как скользит среди травы темный силуэт.

Элин Демаро

То, что за мной следят, я почувствовала, как только вышла на открытую местность. Собственно, как чувствовала и вчера, и несколько дней назад. Чуткий нос подсказывал, что где-то вверху притаился черный волк, но почему-то не делает попыток приблизиться. Как и все последние дни.

Но если совсем честно, я сюда пришла именно из-за него. Любопытство – странная вещь. Страшно ведь, непонятно, но я ночь за ночью возвращалась на одно место, чтобы убедиться, что волк снова пришел и снова следит за мной, притаившись выше по горному склону. Уж не знаю, насколько его хватит…

Сегодня у меня прибавилось зрителей. Наверняка они почти не создавали звуков, но из-за того, что я сама двигалась совершенно бесшумно, перемещения волков в двухстах метрах выше по склону от меня казались оглушительными.

«Как медведи по бурелому», – фыркнула я про себя, с долей уважения вспомнив о черном волке, который умудрялся вести себя почти бесшумно.

Ненадолго отбросив все лишние мысли и покрасовавшись на публику, я на миг остановилась и посмотрела прямо на то место, где, по моим ощущениям, притаились волки. Пусть и перевертыши, но маги сейчас не пользовались силой, а потому различить их почти в полной темноте я не могла, приходилось доверять инстинктам.

«Доброй ночи», – как можно отчетливее подумала я, припомнив все, что вычитала из книг, а потом развернулась и молнией шмыгнула в ближайшие заросли.

Черный волк

«Доброй ночи», – прошелестело в головах волков, и Черный вздрогнул.

«Таки и правда волчица, – отстраненно констатировал Шерый. – Зараза…»

Перевертыши помолчали, таращась на прогалину, хотя волчица давно скрылась с глаз.

«Вы зачем вернулись?» – спустя несколько минут обратился к приятелям Черный, не желая обмениваться с друзьями собственным впечатлением от произошедшего. До этой ночи он и сам не был до конца уверен, что волчица – не созданный кем-то фантом.

«А мы и не уезжали, – мысленно кашлянув и поверх головы Черного взглянув на приятеля, признался Рудый. – Мы тут, в городке. А для волка пробежка от города до академии – мелочь. Только ноги размять».

«И почему вы здесь?» – повторил вопрос вожак, чувствуя, что приятели явно пытаются что-то скрыть.

Этих двоих Черный знал очень давно – они практически выросли вместе. Вместе осознали себя не только магами, но и ощутили в себе наследие предков. За давностью никому не приходилось пояснять детали, хватало пары фраз, чтобы каждый из троицы понял, что гложет товарища. А между собой Шерый и Рудый и вовсе были почти как братья-близнецы, способные чувствовать эмоции друг друга. И временами Черному казалось, что эти двое думают друг за друга, сливаясь в единый организм, чужой волей разделенный на два тела.

«Опять проблемы?» – сообразил черный волк, покосившись на Шерого.

Тот не ответил, но было ясно, что вожак не ошибся. Да и Рудый открыто поморщился.

Как истинный друг, рыжий волк не мог бросить приятеля, поэтому не отправился домой этим летом, задержался в глухом северном городишке.

Шерый отвернулся, хотя по морде волка в принципе сложно читались эмоции. Черный вздохнул, прекрасно зная всю историю приятеля.

Будучи старшим сыном рано овдовевшего главы небольшого магического рода, Шерый еще младенцем познал беды и горести, перекочевывая из одного дома в другой. Отцу он был не нужен – тот давно обзавелся новой семьей, в которой уже подрастало трое любимых обоими родителями детей. Мачеха откровенно ненавидела пасынка, отобравшего у ее отпрысков возможность унаследовать пусть и небольшое, но весомое семейное состояние. Родичам лишний рот был в тягость, а до поступления в академию паренек считался ребенком и не мог жить отдельно.

Шерый познакомился с приятелями после очередного переезда. У деда Черного он прожил целый год. Это был самый счастливый год в жизни никому ненужного наследника. С тех пор парни держались вместе и поддерживали друг друга.

А в последние годы, получив доступ к личному счету в Королевском банке, Шерый старался не встречаться с родичами. Особенно с мачехой, изводившей парня упреками и требованиями отречься от наследства. Но Шерый протестовал с упорством истинного волка. Тем более, в его наследство, которое так хотела заполучить мачеха, входило и то, что осталось от родной матери Шерого.

«Отец болен, – признался Шерый. – Уж не знаю как, но Камилла довела его до грани. Еще немного… и у моего рода не станет главы».

«Ты станешь главой, – не согласился Рудый. – Твоей мачехе придется поджать хвост и отступить».

«Она захочет оспорить мое право на наследство, – не согласился серый волк. – Обратится с просьбой к Совету…»

Все три волка слаженно фыркнули, вспомнив тех, кто составлял данный орган внутреннего самоуправления магического сообщества. По давно существовавшим правилам, во главе Совета стояли двенадцать магов, выбранных общим сбором глав магических семей и кланов. Среди этих двенадцати выделяли трех председательствующих, имевших наибольший вес при решении вопросов и входивших в число королевских советников. Хотя главы родов по отдельности не имели какого-либо влияния на Совет магов, но маги из Совета учитывали каждого, кто их поддерживал, и могли пойти на небольшие уступки, чтобы отвоевать новый голос, способный повлиять на продвижение к посту председателя.

Троица задумалась, мысленно прокручивая все уже состоявшиеся на эту тему разговоры. Как обычно, они не смогли придумать верного решения, раз и навсегда освободившего бы Шерого от проблем.

Нынешний Совет магов и сам пребывал в раздрае. Настолько, что слухи достигали даже стен академии. Директор день ото дня все больше мрачнел. И даже совсем уж неосведомленные знали, что было всему причиной.

Раскол в Совете начался почти семнадцать лет назад, когда таинственным образом был убит один из председателей. Канули в пучину начавшегося хаоса несколько семей, главы которых входили в Совет или поддерживали погибшего председателя. За минувшие годы в Совете произошло много перестановок. Маги, которым доверяли в магическом сообществе, покидали Совет, сетуя на коллег. А за последние три года перевертыши не раз делились подслушанными разговорами старших, которые считали нового председательствующего не достойным своего места. За чашкой чая преподаватели периодически упоминали, что третий председатель угрозами и золотом заполучил себе место, а волки, хоть правилами им это и запрещалось, любили побродить по территории после полуночи.

«Пробежимся?» – предложил Черный, чуя, что приятелям как раз это и нужно. Чтобы вытрясти из голов тяжелые мысли, чтобы снова почувствовать себя теми, кем они и являлись – молодыми и независимыми.

Волки дружно вскочили и рванули вверх по склону, позволив себе позабыть про иерархию. Но Черный не только нагнал их, но и в пару длинных прыжков унесся вперед, на деле доказывая, что не просто так подмял под себя и более старших волков, и весь академический молодняк перевертышей.

«Доброй ночи», – прошелестел в памяти Черного чужой голос, и, на миг запутавшись в ногах, волк не перепрыгнул полную тумана низину, а скатился вниз, на дно, утонув в сухих прошлогодних листьях и ломких ветках. Зарычав, волк вскочил и отряхнулся. Шерый и Рудый в азарте бега не заметили его промаха и унеслись вперед, довольно окликая друг друга воем.

«Доброй ночи», – мигнув из-за облака, ухмыльнулись звезды.

Черный потряс головой, пытаясь вытряхнуть оттуда чужой голос. Не вышло, тот уже нашел себе место, улегся теплой кошкой и, вытянув лапу, с любопытством тронул когтем сердце, отчего от холки к хвосту волка приятной волной прокатились мурашки.

Элин Демаро

– Элин?

Я оглянулась и не поверила, увидев в нескольких шагах от себя маму.

– Ты пришла? – спросила я, все еще не веря.

Она впервые решилась навестить меня, хотя до всех событий мы были почти неразлучны.

– Здравствуй, – улыбнулась она и присела рядом со мной на лавочку.

Я сорвала листик с куста рододендрона, заложила им страницу и сунула книгу в холщевый мешок, служивший мне сумкой.

– Я думала, ты навестишь меня раньше, – с толикой упрека сказала я матери, отвечая на ее бережные объятия.

– Я… переживала, – чуть запнувшись, призналась она. – Это все сложно. Ты же… понимаешь?

Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

Да, я понимала. Ведь слишком хорошо знала ту, кого считала своей матерью. Для нее, обычного человека, все произошедшее было не самым приятным сюрпризом. Воспитание требовало от госпожи Демаро держать лицо, но в душе мама, конечно же, не находила себе места от шока и растерянности.

– Я понимаю. Сама пока не до конца приняла все, что случилось.

– Элин, я просила магов пока не рассказывать тебе обо всем… – начала было мама, но я ее перебила:

– Поздно. Хотя я долгое время провела в… стазисе, но я слышала все, что говорили рядом со мной.

– Значит, ты знаешь, что ты нам не родная? – поняла мама, уголки ее губ опустились.

– Да. Я даже знаю, что у магов и обычных людей не может быть общего потомства, – сказала я. – Магов-полукровок не бывает.

– Верно, – согласилась мама. – Мне об этом рассказал директор академии.

– Как… как я к вам попала? – спросила я. – Знаю, что вы меня нашли. Пытались разыскать мою семью. Но… расскажи подробнее.

– Мы с твоим отцом возвращались из поездки… Была поздняя зима. Снег уже растаял… Я любовалась оживавшими полями, когда приметила тебя у дороги. Ты сидела на камне, поджав под себя ножки… – Мама прикусила губу и со слезами тронула мою щеку. – Маленькая. Тоненькая. Грязная. Огромные фиалковые глаза и темные волосы. Мы просто не могли тебя там оставить.

Я вздохнула, пытаясь вспомнить то время, но, как и всегда, память играла со мной в прядки.

– Я ничего не помню, – призналась я маме. – Целитель говорит, что теперь, когда ментальный блок разрушен, я должна начать вспоминать прошлое, ведь и оно было скрыто. Но я не могу. Ничего не помню. И того, как попала к вам, – тоже.

– Думаю, однажды ты сможешь вспомнить, – чуть подумав и вновь погладив меня по щеке, сказала мама. – Ты… Тебе нужно побольше есть, Элин. Ты совершенно истощена!

Я улыбнулась, услышав в голосе мамы привычную заботу. Потянулась и прижалась к ней, крепко-крепко обняв за талию. От нее пахло теплом, цветами и кофе – знакомые и родные запахи.

– Я хорошо ем, мама, – успокоила я ее. – Просто из-за случившегося мое тело сильно истощилось. Это такой… побочный эффект. Но постепенно я смогу вернуться к привычному виду.

Я объедалась все дни до визита мамы, надеясь хоть немного улучшить свой внешний вид. И платья выбирала такие, чтобы скрыть свою болезненную худобу. Но все равно без слез на меня было не взглянуть. От той цветущей семнадцатилетней Элин Демаро, какой я была, осталась ровно половина. Кожа, кости и глаза. Огородное пугало и то упитаннее меня!

– Ты же понимаешь, что мы все равно останемся твоими родителями? – спросила мама.

– А как иначе? – удивилась я. – У меня больше никого нет.

– Мне сказали, что этот… Надзор, да? Что Надзор попытается разыскать твоих родственников, чтобы сообщить им о тебе, – сказала мама.

– Знаю. Мне по секрету об этом рассказала дочь мастера Ллероя, – призналась я. – Но она так же объяснила и то, что поиски могут растянуться на длительный срок, потому как в то самое время, когда вы меня нашли, в магическом сообществе были смутные времена… – я запнулась, раздумывая над тем, говорить ли маме обо всем. Нужно ли ей знать, что четырнадцать лет назад маги убивали друг друга и в тех боях могли сгинуть мои родители? Нужно ли мне ее волновать?

– Но все же, – пробормотала мама. – Они могут найти твою родню.

– Ты все равно будешь моей мамой, – выдохнула я, прижимаясь теснее. – И папа не перестанет быть мне обожаемым папочкой. Как иначе?

– Хорошо, – с облегчением вздохнула мама. – Я не смогла бы… Если бы ты…

Я повернула голову и с нежностью поцеловала маму в щеку.

– Не переживай, – попросила я ее. – Не переживай об этом.

– Ладно, – согласилась она. – Не буду. Мне и без того есть о чем попереживать.

– О чем же? – уточнила я, отстраняясь, чтобы посмотреть маме в глаза.

– Мы разорвали твою помолвку, как ты, верно, знаешь, – сказала мама. – Пришлось не просто, ведь мы не могли сообщить истинную причину.

Я понятливо прикусила губу, представляя мучения матери. Да, было бы гораздо проще, если бы она могла рассказать моим несостоявшимся родственникам, кем я оказалась. Они бы сами пожелали разорвать договоренность. Но честь и положение семьи Демаро требовали от мамы избежать скандала.

– Всем нашим родственникам я сказала правду, но все старшее поколение и прежде знало, что ты у нас не родная. Тот факт, что ты оказалась волшебницей, их немного озадачил, но они восприняли все на удивление спокойно, – добавила мама. – Но нам придется скрыть все от других. Ты же понимаешь?

– Да, понимаю, – согласилась я, чувствуя себя виноватой за то, что подвела родителей.

– Через пару недель я объявлю о том, что ты решила некоторое время пожить у нашей дорогой бабушки Глории и изучить управление ее большим северным поместьем, – сказала мама. – В этой версии куда меньше вранья, чем в какой-либо другой. Никому не нужно знать, что ты и так прекрасно разбираешься во всех нюансах, пусть и в теории. Вряд ли ты теперь сможешь вернуться к прежней жизни с нами, поэтому нам стоит постепенно приучить общество к твоему отсутствию.

Я согласно кивнула и прошептала:

– Возможно, мне придется провести в академии шесть или семь лет. Дважды в год отсюда отпускают на каникулы, но все остальное время мне придется провести здесь.

– Я буду очень рада, если ты станешь проводить каникулы дома, с нами, – улыбнулась мама. – Через полгода отец, вероятно, перевезет меня в столицу, так что все будет проще. Среди наших знакомых в столице какое-то время проводят лишь мои дорогие подруги Элис и Виттия, а они всегда относились к тебе с добротой, так что не станут болтать.

Я улыбнулась в ответ и кивнула, прекрасно осознавая, что мне уже не вернуться к прежней жизни. Обычные люди слишком предвзяты к магам, и пусть родители поддержат, я не хочу, чтобы их чурались из-за меня. Одно дело – знать кого-то из магов и пользоваться их услугами, если нет иного выхода, но совсем другое – быть родственником мага, пусть и не кровным. Еще несколько столетий назад обычные люди и волшебники вообще не переносили друг друга. С тех пор многое поменялось, но до конца прежняя вражда себя не изжила.