Лютик, Полвека поэзии(фрагмент черновика, текст, который ни разу не вошел в официальные издания)
Воистину, ведьмак многим был мне обязан. И с каждым днем все больше.
Визит к Пиралу Пратту в Равелин, завершившийся, как вы знаете, бурно и кроваво, принес, однако, и определенные плоды. Геральт напал на след похитителя своих мечей. В известной мере моя в том заслуга, ибо я, благодаря своей смекалке, в Равелин Геральта направил. А назавтра я же, не кто иной, новым оружием Геральта обеспечил. Не мог я смотреть, как он ходит безоружным. Скажете, что ведьмак не бывает безоружным никогда? Что это натренированный во всех видах боя мутант, нормального человека вдвое сильнее и вдесятеро быстрее? Который трех вооруженных бугаев дубовой бондарской клепкой вмиг наземь отправляет? Что к тому же магией владеет, своими Знаками, которые оружие сами по себе совсем неплохое представляют? Правда. Но меч – это меч. Постоянно твердил он мне, что без меча будто голым себя чувствует. Вот я его мечом и снабдил.
Пратт, как вы уже знаете, отблагодарил нас с ведьмаком финансово, не слишком щедро, но лучше, чем ничего. На другой день с утра, как мне Геральт и поручил, я поспешил с чеком в филиал банка Джанкарди. Отдал чек на инкассацию.
Стою я, оглядываюсь. И вижу, как кто-то ко мне внимательно присматривается. Женщина, не старая, но и не молодка уже, одета элегантно и со вкусом. Не привыкать мне к дамским восхищенным взглядам, мою мужскую хищную красоту многие женщины находят неотразимой.
Женщина вдруг подходит, представляется как Этна Асидер и говорит, что знает меня. Тоже мне сенсация, все меня знают, слава опережает меня, куда бы я ни направился.
– Дошла до меня весть, – говорит она, – о дурном событии, что случилось с твоим другом, милсдарь поэт, с ведьмаком Геральтом из Ривии. Знаю, что оружие он утратил и что новое нужно ему срочно. Знаю также, как трудно достать хороший меч. Так вышло, что как раз я таким мечом и обладаю. От мужа-покойника остался, да смилуются боги над его душой. Как раз в банк я и пришла, чтоб этот меч в деньги обратить, ибо зачем вдове меч? Банк этот меч оценил и готов принять его в реализацию. Мне же, однако, срочно наличные нужны, дабы долги покойника оплатить, не то загрызут меня кредиторы. Так вот… – И с этими словами берет дама сверток из дамаскина и развертывает его, меч доставая. – Чудо, говорю я вам. Легкий, словно перышко. Ножны элегантные и скромные, рукоять из кожи ящерки, гарда позолочена, в рукояти яшма с голубиное яйцо. Достаю его из ножен и глазам не верю. На клинке, прямо над гардой, выбит штамп в виде солнца. И сразу за ним надпись: «Не доставай без нужды, не прячь без славы». Клинок, значит, кован в Нильфгаарде, в Вироледе, городе, на весь мир своими мечами знаменитом. Касаюсь лезвия кончиком пальца – ну что твоя бритва, говорю вам.
Я, конечно, не вчера на свет родился, ничего по себе не показываю, смотрю равнодушно, как банковские служащие крутятся, а какая-то тетка латунные ручки полирует.
– Банк Джанкарди, – говорит вдовица, – меч оценил в двести крон. В реализации. Но если за наличные на руки, то отдам за сто пятьдесят.
– Хо-хо, – отвечаю. – Сто пятьдесят – это мешок денег. За столько целый дом купить можно. Если небольшой. И в предместье.
– Ах, милсдарь Лютик, – дама руки заламывает, слезу роняет. – Издеваетесь надо мной. Жестокий вы человек, так на вдове наживаться. Но что делать, нет у меня выхода, будь по-вашему: за сто.
И таким вот образом, дорогие мои, я и решил проблему ведьмака.
Мчусь со всех ног в «Под Крабом и Морской Щукой». Геральт уже там сидит над яичницей с беконом, ха, у рыжей ведьмы на завтрак опять небось был один сыр с зеленым луком. Подхожу и – трах! – меч на стол. Он прям окаменел. Ложку бросил, оружие из ножен тянет, осматривает. И лицо как каменное. Но я привык уже к его мутации, знаю, что эмоции ему недоступны. Будь он не знаю насколько счастливым и восхищенным, по нему нипочем не поймешь.
– Сколько ты за это заплатил?
Хотел было я ответить, что не его это дело, да вовремя вспомнил, что его же собственными деньгами рассчитывался. Ну и признался. Он мне руку пожал, слова не говоря и выражения лица не меняя. Вот такой он и есть. Простой, но искренний.
И говорит мне, что уезжает. Один.
– Я бы хотел, – говорит (не успел я даже возмутиться), – чтоб ты остался в Кераке. И был тут глазами моими и ушами.
Рассказал мне, что с ним вчера случилось, и о беседе своей ночной с принцем Эгмундом. И все время вироледским мечом забавляется, словно ребенок новой игрушкой.
– Не планирую, – подвел он итог, – принцу служить. А равно и участвовать в королевской свадьбе в августе в качестве личной охраны. Эгмунд и твой кузен уверены, что скоро поймают похитителя моих мечей. Не разделяю их оптимизма. Но в целом это даже к лучшему. Будь у него мои мечи, Эгмунд имел бы на меня рычаг давления. Но лучше я поймаю вора сам, в Новиграде, в июле, перед аукционом у Борсоди. Верну мечи и больше в Керак ни ногой. Ты же, Лютик, держи рот на замке. О том, что рассказал нам Пратт, никто не должен знать. Никто. В том числе твой кузен, инстигатор.
Поклялся я ему, что молчать буду, как могила. Он же странно на меня смотрел. Словно бы не доверял.
– Однако всякое случиться может, – продолжил, – так что надо иметь запасной план. Хотелось бы на этот случай побольше знать об Эгмунде и его родичах, обо всех возможных претендентах на трон, о самом короле, обо всей королевской семейке. Хотелось бы знать, что они планируют, что замышляют. Кто на чьей стороне, какие тут фракции существуют и так далее. Ясно?
– Литту Нейд, – говорю я ему, – вовлекать в это дело не хочешь, как я понял. И думаю, что правильно. Рыжая красавица наверняка прекрасно разбирается во всем том, что тебя интересует. Но слишком многое ее со здешней монархией связывает, чтоб она решилась на двойную лояльность – это во‑первых. Второе, лучше ей не знать, что ты вскоре исчезнешь и больше не появишься. Ибо реакция ее может быть слишком бурной. Чародейки, как ты уже имел случай заметить, не любят, когда кто-то исчезает.
– А что до остального, – заверяю я его, – можешь на меня рассчитывать. Глаза и уши буду держать открытыми и направленными точно туда, куда надо. А местную семейку королевскую я уже узнал, да и сплетен наслушался вдоволь. Милостиво правящий тут Белогун наплодил обильное потомство. А жен менял довольно быстро и легко, причем как только новую себе присмотрит, так старая очень удобно с белым светом прощается, удивительным капризом судьбы внезапно сраженная такой немочью, против которой медики бессильны. И таким вот образом у короля сегодня четыре законных сына, и все от разных матерей. Дочек несчитанное количество, да и считать их не стоит, ибо на трон претендовать не могут. И внебрачных детей тоже не считаю. Стоит заметить, однако, что все значимые посты да должности в Кераке занимают мужья королевских дочек, и единственное исключение мой кузен Ферран. А внебрачные сыновья управляют торговлей и мануфактурами.
Смотрю, ведьмак слушает внимательно.
– Четверо же законных сыновей, – продолжаю я рассказ, – по старшинству располагаются так. Первородный сын, имени его я не знаю, ибо при дворе упоминать его запрещено, разругался с отцом и уехал, и след его потерян, и никто больше его не видел. Второй, Элмер, под замком сидит, умственно больной пьяница, якобы это государственная тайна, но в Кераке каждый ее знает. И реальных претендентов двое, Эгмунд и Ксандер. Ненавидят друг друга, а Белогун ловко этим пользуется, обоих держит в неуверенности, да плюс еще порой напоказ выделяет и манит обещаниями наследства кого-нибудь из незаконных. А сейчас вдобавок слухи пошли, будто пообещал корону сыну, что родит ему новая жена, та самая, на которой в Ламмас официально женится.
– Мы с кузеном Ферраном, – говорю дальше, – считаем, однако, что это пустые лишь обещания, которыми старый хрен надеется молодуху склонить к постельным подвигам. Что Эгмунд и Ксандер единственные реальные наследники трона. Даже если это потребует дворцового переворота, то кто-то из них его совершит. Через кузена я с обоими познакомился. Оба они… ну такое впечатление у меня сложилось… скользкие, будто говно в майонезе. Если понимаешь, что я этим хочу сказать.
Тут Геральт мне подтвердил, что понимает, что у самого такое же впечатление осталось от разговора с Эгмундом, только не умеет, мол, так же красиво в слова облечь. А потом задумался глубоко.
– Скоро вернусь, – говорит он наконец. – А ты тут действуй и следи за всеми делами.
– Пока не попрощались, – отвечаю, – будь другом, расскажи немного об ученице твоей чародейки. О прилизанной этой. Это настоящий розовый бутон, чуть-чуть поработать над ним, и расцветет он предивно. Я вот и решил, что пожертвую собой…
Вот тут-то у него лицо изменилось. И как даст он кулаком об стол, аж кружки подскочили.
– Лапы свои подальше от Мозаик держи, менестрель, – так он ко мне, без крохи уважения. – Выбей ее у себя из головы. Не знаешь, что ученицам чародеек строго запрещен даже самый невинный флирт? За самое малое такое прегрешение Коралл ее объявит недостойной учебы и вернет в школу, а это для ученицы страшный позор и потеря лица, я слыхал даже о самоубийствах из-за такого. А у Коралл шуток не бывает. Нет у нее чувства юмора.
Хотел я ему посоветовать, чтоб щель в заднице попробовал ей куриным перышком пощекотать, такой маневр даже самых унылых веселит. Но смолчал, ибо знаю его. Не терпит, когда об его женщинах неосмотрительно отзываются. Даже о тех, которые на одну ночь. Так что честью ему поклялся, что невинность прилизанной адептки из своего расписания вычеркну и даже подкатывать не буду.
– Если уж так тебе приспичило, – говорит он мне на прощание, повеселев, – то знай, что познакомился я в местном суде с одной госпожой адвокатшей. Похоже, она не против. Вот с ней попробуй пофлиртовать.
Вот те на. Это что же, мне с правосудием трахаться, что ли? Но с другой стороны…
Глубокоуважаемой госпоже
Литте Нейд
Керак, Верхний Город
Вилла «Цикламен»
Замок Риссберг, 1 июля 1245 г. н. э.
Дорогая Коралл,
надеюсь, что письмо мое застанет тебя в добром здоровье и настроении. И что все свершается так, как ты того желаешь.
Спешу уведомить, что ведьмак по имени Геральт из Ривии соизволил наконец появиться в нашем замке. Сразу же по прибытии, менее чем за час, показал себя раздражающе невыносимым и успел настроить против себя абсолютно всех, включая Достославного Ортолана, персону, способную считаться воплощённой доброжелательностью и приязненную каждому. Мнения, распространенные об этом индивиде, как оказалось, ни в малой степени не преувеличивают, а антипатия и враждебность, с которыми оный везде встречается, имеют свои глубокие причины. Однако там, где нужно отдать ему должное, я буду первым, кто это сделает, без гнева и пристрастия. Индивид сей есть профессионал до мозга костей, и в вопросах своей профессии заслуживает абсолютного доверия. Выполнит то, за что взялся, или погибнет, выполнить пытаясь, сомнений в том быть не может.
Цель нашего предприятия следует, таким образом, признать достигнутой, и в основном благодаря тебе, дорогая Коралл. Приносим тебе благодарности за старания, на вечную нашу признательность можешь рассчитывать. Мою же благодарность прими особую. Как давний твой друг, помнящий то, что нас связывало, более других понимаю твою самоотверженность. Понимаю, с каким трудом ты должна была выносить близость сего индивида, коий является истинным конгломератом всех пороков, которых ты не выносишь. Происходящий из глубоких комплексов цинизм ощетинившегося на весь мир интроверта, характер неискренний, интеллект примитивный, соображение среднее, высокомерие чудовищное. Опущу тот факт, что у него некрасивые ладони и неухоженные ногти, чтобы не раздражать тебя, дорогая Коралл, ибо знаю, как ты такое ненавидишь. Но, как уже было сказано, пришел конец твоим страданиям, проблемам и мучениям, ничто уже не мешает тебе прекратить связь с этим индивидом и разорвать с ним всяческие контакты. Решительно этим проводя черту и давая отпор лживым пересудам, что недобрые языки разносят, и в которых твою искусственную и наигранную доброжелательность к ведьмаку в какой-то дешевый роман превратить пытаются. Но довольно уже об этом, не стоит даже вдаваться в подробности.
Счастливейшим из людей стал бы я, дорогая Коралл, если б ты пожелала навестить меня в Риссберге. Не стоит добавлять, что одного слова твоего, одного кивка, одной улыбки хватит, чтобы я изо всех сил поспешил к тебе.
Твой с глубоким уважением
Пинетти [14]
P. S. Недобрые языки, о которых я упоминал, намекают на то, что твоя доброжелательность к ведьмаку источником своим имеет желание досадить нашей сестре по Дару, Йеннифэр, все еще будто бы ведьмаком заинтересованной. Жалка воистину этих интриганов наивность и глупость. Ибо всем вокруг известно, что Йеннифэр остается в пылкой связи с неким молодым предпринимателем из гильдии ювелиров, а ведьмак и его мимолетные увлечения значат для нее столько же, сколько прошлогодний снег.
Глубокоуважаемому господину
Алгернону Гвенкампу
Замок Риссберг
Ex urbe Kerack, die 5 mens. Jul. anno 1245 p. R.
Дорогой Пинетти,
спасибо тебе за письмо, давно ты мне не писал, что ж, видимо, не было о чем и не было необходимости.
Тронула меня твоя забота о моем здоровье и настроении, а также и о том, все ли складывается по моему желанию. С удовольствием сообщаю, что складывается у меня все так, как складываться должно, прилагаю к этому усилия, а каждый же, как известно, сам кормчий корабля своего. Корабль мой, знай об этом, веду твердой рукой через шквалы и рифы, чело вздымая ввысь, лишь только буря вкруг завоет.
Что касается здоровья, то и впрямь не жалуюсь. Физическое прекрасно, как обычно, психическое тоже, с недавних пор, когда получила то, чего так долго мне не хватало. Как сильно не хватало, я узнала лишь тогда, когда не хватать перестало.
Рада, что ваше требующее участия ведьмака предприятие движется к успеху, гордостью наполняет мое скромное в этом предприятии участие. Зря, однако же, грустишь, дорогой Пинетти, полагая, что было это связано с самоотверженностью, страданиями, проблемами и мучениями. Не все было так плохо. Геральт и впрямь истинный конгломерат пороков. Однако я открыла в нем – без гнева и пристрастия – также и достоинства. Немалые достоинства, ручаюсь; не один, если бы знал, то смутился бы. И не один бы позавидовал.
К сплетням, слухам, перешептываниям и интригам, о которых ты пишешь, дорогой Пинетти, все мы привыкли и знаем, как с подобным управляться, и совет прост: пренебрегать. Ты же наверняка помнишь слухи о тебе и Сабрине Глевиссиг во времена, когда нас что-то якобы связывало? Я ими пренебрегла. И тебе сейчас советую то же самое.
Bene vale [15],
Коралл
P.S. У меня очень много работы. Наша потенциальная встреча не представляется возможной в обозримом будущем.
По разным блуждают они странам, а пристрастия их и настроение велят ни от чего зависимости не иметь. Значит это, что ничьей власти, людской или божеской, не признают, что законов никаких или же принципов не уважают, что никому и ничему подчиняться не должными и безнаказанными себя полагают. По природе своей будучи мошенниками, живут они с гаданий, которыми простой люд дурят, служат шпионами, торгуют фальшивыми амулетами, поддельными медикаментами, спиртным и наркотиками, сводничеством тоже грешат, то есть девок разных приводят на недостойные утехи тем, кто платит. Когда в нищету впадают, милостыню клянчить не брезгуют, равно как и обычными кражами промышляют, но милей им жульничество и мошенничество. Дурят наивных, что будто бы людей обороняют, что будто бы ради их безопасности чудищ убивают, но и это тоже, давно доказано, для собственного удовольствия творят, ибо убийства есть для них наилучшее развлечение. Готовясь к работе своей, некие фортели устраивают чародейские, однако есть это лишь обман для глаз наблюдающих. Набожные священники сразу эти фокусы и обман раскрыли, давно уже, с посрамлением тех черта подручных, ведьмаками себя именующих.
Аноним. «Монструм, или Ведьмака описание»
Риссберг не выглядел ни угрожающим, ни даже производящим впечатление. Ну так, средних размеров замок, каких много, изящно встроенный в крутой склон горы, у самого ее обрыва, светлыми стенами контрастирующий с вечной зеленью елового леса, возвышающийся над верхушками деревьев черепицей двух прямоугольных башен – одной повыше, другой пониже. Окружающая замок стена не была, как становилось ясно вблизи, слишком высокой, и не была она увенчана зубцами, а размещенные по углам и над воротами башенки носили характер более декоративный, чем защитный.
Вьющаяся вокруг холма дорога носила следы интенсивного использования. Поскольку и была используема, и притом вполне интенсивно. Вскоре ведьмаку пришлось обгонять возы, повозки, одиночных всадников и пешеходов. Многие двигались и во встречном направлении, со стороны замка. Геральт догадывался о целях путешественников. Что догадка была верной, подтвердилось, едва он выехал из леса.
Плоскую вершину холма у самой стены замка занимал выстроенный из дерева, камыша и соломы городок – целый комплекс больших и маленьких строений, навесов, окруженный забором и оградами для коней и скота. С той стороны доносился оживленный гомон, да и движение тоже царило довольно оживленное, совсем как на ярмарке или на рынке. Ибо это и был рынок, базар, великий торг, разве что торговали тут не птицей, рыбой или овощами. Товаром, что предлагался у замка Риссберг, была магия – амулеты, талисманы, эликсиры, опиаты, настои, экстракты, дистилляты, смеси, благовония, сиропы, порошки и мази, а к ним еще разные практичные с наложенными чарами предметы: орудия труда, домовая утварь, украшения и даже детские игрушки. Этот-то ассортимент и привлекал сюда орды покупателей. Был спрос, было предложение – и дела, было заметно, крутились как по маслу.
О проекте
О подписке