Дорога раздваивалась. Ведьмак свернул на ту, что вела к воротам замка, значительно менее накатанную, чем другая, ведшая покупателей на торговую площадь. Проехал выложенное брусчаткой предбрамье, по аллее специально здесь выставленных менгиров, по большей части превышающих высотой всадника на коне. Вскоре он уже был у ворот, более похожих на дворцовые, чем на замковые, с украшенными пилястрами и фронтоном. Медальон ведьмака сильно задрожал. Плотва заржала, стукнула подковой о брусчатку и встала как вкопанная.

– Имя и цель визита.

Он поднял голову. Скрипучий и отражающийся эхом, но безусловно женский голос долетал, как казалось, из широко раскрытого рта изображенной на барельефе над входом головы гарпии. Медальон дрожал, кобыла фыркала, Геральт чувствовал странное давление в висках.

– Имя и цель визита, – донеслось вновь из дыры в рельефе. Чуть громче, чем в первый раз.

– Геральт из Ривии, ведьмак. Меня ждут.

Голова гарпии произвела звук, напоминающий сигнал трубы. Блокирующая вход магия исчезла, давление на виски мгновенно пропало, а кобыла без напоминания двинулась с места. Копыта стучали по камням.

Он выехал из ворот на окруженный галереями внутренний дворик. Тут же к нему подбежали двое слуг, мальчиков в рабочей бурого цвета одежде. Один занялся лошадью, второй послужил проводником.

– Сюда, милсдарь.

– Всегда у вас так? Столько народу? Там, под замком?

– Нет, милсдарь, – мальчик бросил на него испуганный взгляд. – В среду только. Среда день торговый.

На дугообразном навершии очередных ворот виднелся картуш, а на нем очередной барельеф, без сомнения также магический. Этот изображал пасть амфисбены. Закрывала ворота солидного вида украшенная решетка, которая, однако, легко и плавно открылась от толчка проводника.

Второй двор был гораздо обширнее первого. И лишь отсюда можно было по достоинству оценить замок. Вид издалека, как оказалось, был весьма обманчивым.

Риссберг был значительно больше, чем казалось изначально. Поскольку глубоко уходил в стену горы, врезался в нее комплексом зданий, сооружений строгих и некрасивых, которые обычно не встречались в замковой архитектуре. Здания эти выглядели как фабрики, и, скорее всего, ими и были. Выдавали их торчащие дымовые и вентиляционные трубы. Чувствовались запахи гари, серы и аммиака, а также легкая вибрация почвы, указывающая на работу неких подземных машин.

Проводник вежливым покашливанием отвлек внимание Геральта от фабричного комплекса. Идти им предстояло в другую сторону – к замковой башне, той, что пониже, возвышающейся над строениями более классического, дворцового вида. Внутри тоже оказалось, как в классическом дворце, – пахло пылью, деревом, воском и стариной. Было светло – под потолком сонно, словно рыбы в аквариуме, плавали окруженные ореолами света магические шары, стандартное освещение резиденций чародеев.

– Привет тебе, ведьмак.

Встречающими его оказались двое чародеев. Он знал обоих, хотя и не лично. Харлана Тцару однажды ему показала Йеннифэр; запомнил его, поскольку тот единственный из магов брил голову наголо. Алгернона Гвенкампа, по прозвищу Пинетти, Геральт помнил из Оксенфурта. Из академии.

– Добро пожаловать в Риссберг, – сказал Пинетти. – Мы рады, что ты согласился приехать.

– Издеваешься? Я тут не по своей воле. Чтобы заставить меня приехать, Литта Нейд засадила меня в тюрьму…

– Но потом оттуда вытащила, – прервал Тцара. – И щедро вознаградила. Компенсировала тебе дискомфорт с большим, хмм, старанием. Ходят слухи, что уж не меньше недели, как ты с ней в очень хороших… отношениях.

Геральт победил в себе настоятельное желание дать ему по морде. Пинетти, судя по всему, сумел это заметить.

– Pax, – поднял он руку. – Мир, Харлан. Оставим склоки. Обойдемся без дуэлей на подначках и намеках. Мы знаем, что Геральт недолюбливает нас, это слышно в каждом его слове. Знаем, почему так, знаем, сколь угнетающей для него оказалась история с Йеннифэр. И реакция сообщества на эту историю. Мы не сможем тут ничего изменить. Но Геральт профессионал, он сумеет быть выше личного.

– Сумеет, – ядовито признал Геральт. – Вопрос, захочет ли. Перейдем, наконец, к делам. Для чего я здесь?

– Ты нам нужен, – сухо сказал Тцара. – Именно ты.

– Именно я. Мне чувствовать себя польщенным? Или же начинать бояться?

– Ты славен, Геральт из Ривии, – сказал Пинетти. – Твои дела и подвиги всеобщее мнение действительно считает весьма впечатляющими и достойными восхищения. На наше восхищение, как ты сам понимаешь, особенно рассчитывать тебе не стоит, мы не так легко готовы оказывать почет, особенно кому-то вроде тебя. Но мы умеем признать профессионализм и уважаем опыт. Факты говорят сами за себя. Ты, рискнул бы я сказать, являешься выдающимся… хмм…

– Ну?

– Устранителем. – Пинетти нашел слово без труда, очевидно, заранее заготовил его. – Кем-то, кто устраняет угрожающих людям бестий и чудовищ.

Геральт не отозвался. Ждал.

– Аналогично и нашей целью, целью чародеев, является благополучие и безопасность людей. Следовательно, можно говорить про общие интересы. Случайные недоразумения не должны их заслонять. Недавно нам это дал понять хозяин сего замка, который слышал о тебе. И хотел бы познакомиться лично. Он прямо пожелал этого.

– Ортолан.

– Гроссмейстер Ортолан. И его ближайшие сотрудники. Ты будешь представлен. Позже. Служащий укажет тебе твои комнаты. Ты можешь освежиться после путешествия. Отдохнуть. И вскоре мы пришлем за тобой.

* * *

Геральт думал. Вспоминал все, что когда-либо слышал о гроссмейстере Ортолане. Являющемся, по всеобщему мнению, живой легендой.

* * *

Ортолан был живой легендой, личностью необычайных заслуг перед чернокнижным искусством.

Его навязчивой идеей была популяризация магии. В отличие от большинства чародеев, он считал, что выгоды и польза, проистекающие от сверхъестественных сил, должны быть общим достоянием и служить укреплению общего благополучия, комфорта и всеобщего счастья. Каждый человек, мечтал Ортолан, должен иметь гарантированный бесплатный доступ к магическим лекарствам и эликсирам. Чародейские амулеты, талисманы и другие артефакты должны быть распространены повсеместно и даром. Привилегией каждого гражданина должны стать телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы этого достичь, Ортолан беспрерывно что-то изобретал. То есть – совершал открытия. Некоторые оказались столь же легендарными, как и он сам.

Действительность болезненно ударила по мечтаниям старого чародея. Ни одно из его изобретений, долженствующих сделать магию общедоступной и демократичной, так и не вышло из стадии прототипа. Все, что придумал Ортолан, и что по идее должно было быть простым, оказывалось ужасно сложным. То, что должно было стать массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, несмотря на это, не падал духом; неудачи, вместо того, чтобы выбить его из седла, побуждали к новым усилиям. Приводящим к очередным неудачам.

Подозревалось – самому Ортолану, разумеется, такая мысль никогда не приходила в голову, – что неудачи изобретателя своей причиной зачастую имели банальный саботаж. И дело здесь было не не только – и не столько – в обычной зависимости чародейского братства и в его нежелании открыть всем доступ к искусству, которое чародеи хотели бы видеть в руках элиты – то бишь, в своих. Больше опасались изобретений военного, убийственного характера. И опасались не зря. Порой у Ортолана случались периоды увлечения взрывчатыми и зажигательными материалами, бомбардами, бронированными каретами, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием благополучия, доказывал старый маг, является всеобщий мир между народами, а мир достигается посредством вооружений. Наилучшим методом предотвращения войн является запугивание страшным оружием, и чем страшнее оружие, тем надежнее и продолжительнее мир. Поскольку аргументов Ортолан слушать не привык, в его исследовательский коллектив внедрили саботажников, которые и торпедировали пугающие изобретения. Почти ни одно из них так и не увидело воплощения. Исключением явился ославленный и высмеянный во множестве анекдотов шаромет. Это был вариант телекинетического арбалета с большим резервуаром для свинцовых шариков. Шаромет – согласно с названием – должен был метать эти шарики в цель, и причем целыми очередями. Как ни удивительно, прототип изобретения вышел за стены Риссберга и даже был испытан в какой-то стычке. С жалким, увы, результатом. Стрелок, пользовавшийся изобретением, на вопрос о боевой ценности шаромета якобы заявил, что шаромет ничем от его тещи не отличается. Тяжелый, некрасивый, совершенно бесполезный, никакого толка, просто взять и утопить в реке. Старый чародей не расстроился, когда до него донесли этот отзыв. Шаромет – это игрушка, будто бы сказал он, а у него на столе уже есть проекты куда серьезнее, способные к массовому поражению. Он, Ортолан, даст человечеству счастье и радость мира, даже если сперва придется половину человечества перебить.

* * *

Стену комнаты, куда его привели, покрывал огромный гобелен, шедевр ткацкого искусства, буколическая вердюра. Гобелен портил недостаточно тщательно застиранный потек, слегка напоминающий большого осьминога. Кто-то, прикинул ведьмак, совсем недавно обрыгал шедевр ткацкого искусства.

За стоящим в центре комнаты длинным столом сидели семеро.

– Магистр Ортолан, – Пинетти легко поклонился, – позволь тебе представить. Геральт из Ривии. Ведьмак.

То, как выглядел Ортолан, Геральта не удивило. Он все же считался старейшим из ныне живущих чародеев. Может быть, так оно и было, а может и нет, но фактом было то, что Ортолан оставался старше всех выглядящим чародеем. Удивительно, что не кто иной, а именно он изобрел знаменитый экстракт мандрагоры, эликсир, который чародеи использовали для замедления процесса старения. Сам Ортолан, когда, наконец, разработал безотказно действующую формулу волшебной жидкости, получил от нее не слишком много пользы, ибо уже тогда был достаточно древним. Эликсир предотвращал старение, но отнюдь не омолаживал. И поэтому Ортолан, хоть уже давно и принимал снадобье, все же выглядел как старый дед – особенно на фоне собратьев по магии: пожилых чародеев, выглядящих мужчинами в расцвете сил, и потертых жизнью чародеек, с виду молодых девушек. Брызжущие молодостью и красотой чародейки и чуть седоватые чародеи, настоящие даты рождения которых тонули во тьме истории, стерегли тайну эликсира Ортолана как зеницу ока, а порой даже прямо отрицали его существование. Ортолана же они держали в уверенности о том, что эликсир доступен повсеместно, благодаря чему человечество практически бессмертно и – следовательно – абсолютно счастливо.

– Геральт из Ривии, – повторил Ортолан, сминая в ладони клок седой бороды. – А как же, а как же, мы слыхали. Ведьмак. Дефенсор, как говорят, защитник, людям от Зла несущий спасение. От любого ужасного Зла предохранитель и антидот признанный.

Геральт изобразил скромное выражение лица и поклонился.

– А как же, а как же, – продолжил чародей, перебирая бороду. – Знаем, знаем. Сил, чтобы людей защищать, по всеобщему консенсусу не щадишь, мальчик, не щадишь. И воистину адмирации достойны твои деяния, адмирации достойное ремесло. Приветствуем тебя в замке нашем, рады, что тебя сюда планида привела. Ибо хоть ты сам этого можешь и не знать, но вернулся ты сюда, словно птица к своему гнезду… Да, верно говорю, словно птица пресловутая. Так что рады мы тебе и полагаем, что и ты нам рад. Ась?

Геральт был в затруднении, как обращаться к Ортолану. Чародеи не признавали вежливых форм обращения и не ожидали их от других. Он не знал, однако, уместно ли это в отношении седовласого и седобородого старца, вдобавок живой легенды. Вместо того, чтобы отвечать, он поклонился еще раз.

Пинетти по очереди представил сидящих за столом чародеев. Геральт знал некоторых. Понаслышке.

Аксель Эспарса, более известный как Аксель Рябой, действительно лоб и щеки имел покрытые оспинами; не удалял их, по слухам, из-за обычного каприза. Чуть седоватый Майлз Трезевей и несколько более седой Стукко Зангенис присматривались к ведьмаку с умеренным интересом. Бирута Икарти, умеренно красивая блондинка, проявляла, похоже, несколько больший интерес. Тарвикс Сандоваль, плечистый, фигурой более напоминающий рыцаря, чем чародея, смотрел в сторону, на гобелен, словно бы тоже удивляясь потеку и прикидывая, откуда он взялся и кто виноват.

Ближайшее к Ортолану место занимал с виду младший из присутствующих, Сорель Дегерлунд, длинноволосый и потому отличающийся несколько женственной красотой.

– Мы также, – сказала Бирута Икарти, – приветствуем славного ведьмака, защитника людей. Рады приветствовать, ибо и мы здесь, в этом замке, под эгидой гроссмейстера Ортолана трудимся над тем, чтобы благодаря прогрессу жизнь людей делать безопаснее и легче. И для нас также благо людей превыше всего, главная наша цель. Возраст гроссмейстера не позволяет слишком долгой аудиенции. Спрошу потому, как полагается: нет ли у тебя каких-нибудь пожеланий, Геральт из Ривии? Есть ли что-то, что могли бы мы для тебя сделать?

– Благодарю, – Геральт вновь поклонился, – гроссмейстера Ортолана. И вас, уважаемые. А раз уж позволено мне задать вопрос… Да, есть кое-что, что вы могли бы для меня сделать. Вы могли бы объяснить мне… вот это. Эту вещь. Я ее содрал с вигилозавра, которого убил.

И он положил на стол овальную пластинку размером с детскую ладонь. С выбитыми на ней знаками.

– RISS PSREP Mk IV/002 025, – вслух прочитал Аксель Рябой и передал пластинку Сандовалю.

– Мутация, произведенная здесь, у нас, в Риссберге, – нехотя расшифровал Сандоваль. – В секции псевдорептилий. Ящер-стражник. Модель четвертая, серия вторая, экземпляр двадцать пятый. Устаревший; мы давно выпускаем улучшенные. Чего тут еще выяснять?

– Он говорит, что убил вигилозавра, – поморщился Стукко Зангенис. – Речь тут не про объяснения идет, следовательно, а о претензии. Рекламации, ведьмак, мы принимаем и рассматриваем только от легальных покупателей, исключительно на основании накладной. Также лишь на основании накладной проводим обслуживание и устраняем дефекты…

– Гарантийный срок на эту модель давно истек, – добавил Майлз Трезевей. – Вдобавок, никакая гарантия не распространяется на дефекты, возникшие в результате неправильного или расходящегося с сервисной инструкцией использования продукта. Если продукт использовался не по назначению, Риссберг не несет ответственности. Никакой ответственности.

– А за это, – Геральт вынул из кармана и бросил на стол вторую пластинку, – вы несете ответственность?

Вторая пластинка была такого же размера и вида, что и первая, но потемневшей и позеленевшей. В выбитую на ней надпись въелась и запеклась грязь. Но знаки все еще можно было прочитать:

IDR UL Ex IX 0012 BETA

Воцарилось длительное молчание.

– Идарран из Уливо, – сказал наконец Пинетти, неожиданно тихо и неожиданно неуверенно. – Ученик Альзура. Я и не думал…

– Откуда у тебя это, ведьмак? – Аксель Рябой перегнулся через стол. – Где ты это взял?

– Ты так спрашиваешь, будто сам не знаешь, – ответил Геральт. – Я отковырял это с панциря существа, которое убил. И которое до этого убило не менее двадцати человек в окрестностях. Не менее, потому что я думаю – намного больше. Думаю, что оно там годами убивало.

– Идарран, – буркнул Тарвикс Сандоваль. – А до него Маласпина и Альзур…

– Но это не мы, – сказал Зангенис. – Не мы. Не Риссберг.

– Девятая экспериментальная модель, – задумчиво добавила Бирута Икарти. – Версия бета. Двенадцатый…

– Двенадцатый экземпляр, – не без злорадства продолжил Геральт. – А сколько таких было всего? Сколько их создано? Ответа на вопрос насчет ответственности я не услышу, это понятно, ибо это не вы, не Риссберг, вы невиновны и хотите, чтобы я в это поверил. Но хотя бы ответьте, ведь вы же наверняка знаете, сколько еще таких же прячется по лесам и убивает людей. Сколько надо будет таких же найти и зарубить. Я хотел сказать: устранить.

– Что это, что это? – внезапно оживился Ортолан. – Что там у вас? Покажите! Ах…

Сорель Дегерлунд наклонился к уху старца, долго шептал. Майлз Трезевей, демонстрируя пластинку, шептал с другой стороны. Ортолан дергал себя за бороду.

– Убил? – вскричал он вдруг тонким голосом. – Ведьмак? Погубил гениальное творение Идаррана? Убил? Бессмысленно уничтожил?

Ведьмак не выдержал. Фыркнул. Внезапно уважение к преклонному возрасту и седине оставило его напрочь. Фыркнул снова. А потом засмеялся. Искренне и несдержанно.

Окаменевшие лица сидящих за столом чародеев вместо того, чтобы остановить его, лишь добавили ему веселья. «Да ну, к черту, – подумал он, – я и не помню, когда так искренне смеялся. Разве что в Каэр Морхене, – вспомнил он, – да, в Каэр Морхене. Когда под Весемиром сломалась прогнившая доска в уборной».

– Он еще смеется, сопляк! – выкрикнул Ортолан. – Ржет словно осел! Молокосос ты неразумный! Подумать только, я под защиту тебя брал, когда иные очерняли! Что с того, говорил я, что он к малышке Йеннифэр страстью воспылал? И что малышка Йеннифэр его любит? Сердцу не прикажешь, говорил я, отстаньте же от них обоих!

Геральт перестал смеяться.

– А ты чего наделал, глупейший из палачей? – старец развизжался всерьез. – Что ж ты сотворил? Понимаешь ли ты, какой шедевр, какое чудо генетики разрушил? Нет, нет, тебе, профану, умом своим неглубоким не понять этого! Не понять тебе идей гениев! Таких, как Идарран как раз, и как Альзур, учитель его, которые гением и талантом исключительным одарены были! Которые творения великие инвентовали и вершили, что добру человечества служить должны, и не прибыль, не маммону нечестивую в виду имели, не плезиры иль забавы, но прогресс и общее благо! Но что ж ты из этого восприемлешь? Ничего не восприемлешь, ничего, ничего, ни крохи!

– И еще скажу тебе, – засопел Ортолан, – что ты отцов собственных творение необдуманным убийством опозорил. Ибо это Косимо Маласпина, а за ним ученик его Альзур, именно Альзур, ведьмаков сотворили. Они самые ту мутацию изобрели, благодаря которой тебе подобных к жизни вызвали. Благодаря которой ты существуешь, благодаря которой по свету ходишь, неблагодарный. Почитать бы тебе Альзура, его последователей и творения их, а вовсе не губить! Ой… Ой…

Старый чародей внезапно смолк, закатил глаза и тяжело заохал.

– Мне надо на стульчак, – объявил он жалобно. – Мне надо на стульчак быстро! Сорель! Милый мальчик!

Дегерлунд и Трезевей сорвались со своих мест, помогли старцу встать и вывели его из комнаты.