ГЛАВА 2. ЛЮБОВЬ

Любовь родительская не в счет. Тут кому как в жизни повезет. А вот любовь к женщине или любовь женщин к Гарину, это то, что не может не оставлять след в самосознании и самооценке. Я люблю, или меня любят, а за что?… или почему меня не любят? Эта тема сопровождает человека от момента зарождения самооценки и до самой смерти его разума, когда уже все равно, любят или нет.

Первый «случай любви», как его называл сам Жорик, произошел с ним в детском саду, в пять лет, когда в группу пришла девочка с голубыми волосами.

Все ее сразу стали называть Мальвиной, это понятно, хотя на самом деле она была просто Лена. Волосы у нее, конечно, были самые обычные, светлые, конечно, почти белые, но мама ее, после каждого мытья головы, ополаскивала их слабым раствором синьки для белья, белокурые волосы приобретали голубой оттенок, отчего на кукольном личике ярче выделялись синие глаза.

Девчонка, естественно, была жуткая воображала, с кем попало водиться не собиралась, но из всех мальчишек группы благосклонно выбрала Жорика в товарищи, или как она думала – в поклонники ее красоты.

Жора рассказал об этом деду, как о своей личной победе. Дед хмыкнул и сказал:

– Если хочешь убедиться, что ты ей на самом деле нравишься, сделай вид, что она тебе безразлична и ничем не лучше других девочек в саду.

Жора последовал совету дедушки и убедился, что тот был прав. Мальвина этот удар перенести не смогла и первая «пала к Жориным ногам», сама стала делиться с ним конфетами и печеньем, не отходила от него на прогулках, держала за руку, отгоняла других девочек и даже сама первая поцеловала его в щеку за площадкой, где их никто не мог в этот момент видеть.

Жорик и об этом рассказал деду. Тот похвалил его за стойкость и добавил:

– Молодец, вот видишь, никогда не позволяй женщинам вить из тебя веревку. Будь независимым, и они сами тебе отдадут всё, – что именно отдадут девочки дед не объяснил, однако, добавил, – И вообще, это убережет тебя в жизни от многих бед.

В школе Гарин дружил с ребятами и девчонками в классе и во дворе. Но крепко помнил слова деда. Он тогда еще не читал и даже не слышал о романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин», но поступал, как его герой, считавший по мнению поэта, что «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей».

Жорик имел достаточное внимание противоположного пола, естественно на зависть другим мальчишкам. Красавчиком он себя не считал, но дистанция в отношении женщин и разборчивость в выборе друзей, возбуждали к нему интерес у всех, даже у учителей.

Пионервожатый, отвечавший за класс Жоры, считал его слишком замкнутым и малообщительным, но это было не так. Просто Жора не был слишком доверчивым, чтобы всех подряд считать друзьями, и на то были причины. Репутацию воображалы ему создавал принцип всегда говорить правду в глаза. Это, конечно, многим не нравилось. Кое-кто в классе даже пытался Жору побить.

Естественно, что такое положение в обществе требовало умения защищаться. Если в детском саду до кулаков дело не доходило, то уже в первом классе нашлись особи, которым непременно нужно было утвердить свое лидерство с помощью драки. Причем, драка становилась необходимостью, ибо отклоняющийся от драки признавался слабаком и над ним можно было издеваться любому.

Драки велись по неписанным правилам: ниже пояса не бить; ногами по голове не бить; не бить лежачего; и особое правило – драка до первой крови.

Эти правила применялись только в школе и в младших классах, а позже, правила не признавали, били и лежачего и ногами.

Благодаря деду, научившему его боксировать и позже занятиям самбо, Жора старался избегать драк, а если не получалось – то не сдаваться до конца. Все окружающие агрессоры побаивались Гарина. Дед научил его драться яростно и безжалостно. Дердавшийся независимо парень, конечно, был популярен у девчонок. Но Жора держал дистанцию. Девчонки его лет до тринадцати вообще не интересовали.

Следующий эпизод любви приключился с Гариным уже в подростковом возрасте, с дочкой начальника спецпоезда, в котором Жорик путешествовал вместе с дедом. То, что это любовь, он осознал, когда вернулся домой, в Москву, и вдруг очень болезненно ощутил, как ему не хватает этой девочки рядом. Ее голоса, ее взгляда, прикосновений, запаха. Они созванивались каждый день, молчали в трубку, не имея смелости признаться в своих чувствах, пока отец не получил счета за междугородние переговоры. Подруга жила не где-нибудь, а в Ижевске. Гарин старший, оплатив счета, попросил сына перейти на эпистолярный способ общения, а телефоном пользоваться исключительно по праздникам и не по полчаса, а коротко и по существу.

Жорик понял, что натворил, лишь, когда узнал, что наговорил по межгороду за месяц на мопед «Верховина», то есть больше сотни рублей.

Все познается в сравнении.

Писать письма оказалось даже интереснее, чем сопеть в трубку полчаса, потому что каждый день писать не получалось, ибо было не о чем, а интересные события набирались примерно за неделю.

Следующим летом, как они надеялись, встретиться не получилось. Хотя дед и пригласил Жорика в очередное путешествие по дорогам СССР, начальник поезда отправил дочку в деревню к бабке. Не из вредности, а по обстоятельствам.

Бабка эта заявила, что уже «на ладан дышит» и попросила внучку приехать на лето «повидаться с ней перед смертью». Отказать родственнице в такой просьбе родители не могли, и тринадцатилетняя девушка уехала на лето в деревню под Красноярском, испытывая состояние схожее с описанием Евгения Онегина, когда тот ехал к больному дяде. Тем более, что о наследстве она не думала.

Родители Гарина о том, чтобы разрешить сыну поехать с любимой девушкой туда же, и слышать не хотели.

Дед предложил опять прокатиться по железным дорогам, а в августе на «Победе» рвануть вдвоем в Крым, дикарями с палаткой и подводным ружьем. Гарин согласился.

Народная мудрость гласит: «с глаз долой, из сердца вон». Вернувшись с дедом из Крыма, Жорик нашел письмо от подруги, где она сообщала, что полюбила другого парня. Что это за парень, уже было не важно. Предательница для Жоры перестала существовать. Он к этому моменту уже два года занимался в секции каратэ, где его учили не только драться, но и владеть собой и стойко переносить обиды и потери. Вот он спускал все претензии к противоположному полу за разбитое сердце, за их коварство и непостоянство, выкладываясь на тренировках, не жалея рук и ног.

В десятом классе он познакомился в секции с Наташей Яковлевой.

В секции было правило: никого, ни о чем не расспрашивать. Никакой личной информации, да и вообще – болтовня во время тренировок наказывалась тренером строго – двадцать отжиманий, это самое легкое наказание. Самым суровым был «железный человек» – стоять, напрягая мышцы груди, спины, ног и живота, пока все спортсмены били в живот или грудь, стараясь сбить с ног. Нужно было продержаться двадцать ударов. Если тренер замечал, что кто-то явно щадит наказанного – пожалевший вставал вместо него. Поэтому били от души, но без фанатизма.

В 1981 году горком компартии Москвы запретил карате, как вид спорта, и секции начали закрываться. По закону подлости это случилось в тот самый день, когда Жора собирался сдавать на первый дан и гордо повязать черный пояс…

Тренер, придя с письмом от райкома, сообщил, что отныне их вид спорта и вся секция называется Дзю-до и Айки-до, чтобы никто про карате и школу и не вспоминал.

Члены секции молча поклонились и выполнили это требование. Портрет сенсея Хиронори Оцуко, три иероглифа «Ва, До, Рю» – название школы и эмблема – «кулак и голубь» со стены и кимоно спортсменов – исчезли, а все ученики сменили разноцветные пояса на белые.

Наташа пришла в этот год уже с боевым опытом и немало помогала ребятам в отработке коварных приемов и ударов. Особенно в тех, которые могли выключить противника на несколько минут.

Она вроде бы тренировалась, но при этом и сама выступала в роли тренера по Айки-дзюцу и Дзю до. Каждый в секции был волен сам выбирать, какое развивать направление борьбы.

Они подружились, и Жорик с удовольствием провожал девушку после тренировок до подъезда.

Если бы его спросили, что он знает о подруге, ответил бы предельно честно – ничего. Он даже не был уверен, в том ли подъезде она живет, у которого они прощались.

Незадолго до окончания школы, в мае, Жора пригласил Наташу к себе домой.

Она случайно встретила его около школы в свой выходной день и, болтая, они дошли до Гаринского дома. Жорик предложил зайти без всякой задней мысли. Девушка, не ломаясь, согласилась.

Все, что произошло потом, ему показалось необыкновенным сном. Почему она решилась на это? Он не мог ответить. В тот день он стал мужчиной.

Дед был в эти дни в очередной командировке, мама уехала на чью-то защиту, отец тоже уехал по делам клиента.

Весь вечер и следующий день Жора словно летал. Ждал тренировки и встречи. Он мечтал встретить Наташу и, что греха таить, снова пригласить к себе, чтобы этот волшебный сон повторился.

Потому что он в тот день не понял, что вообще произошло. Гормональный шторм был такой силы, что он чуть сознание не потерял.

С одной стороны сбылись его мужские мечты и фантазии, а с другой все оказалась слишком как-то банально, просто и быстро. Он ждал новой встречи с нетерпением.

Она не пришла на следующую тренировку, потому что Наташу убили.

ГЛАВА 3. СМЕРТЬ

Тренер сообщил Жоре, где будут похороны, куда нужно ехать, но предупредил, что гроб будет закрытый. Выяснилось, что Наташу убили какие-то хулиганы ночью, изуродовав ее лицо.

На Наташу, которая могла одновременно драться с тремя мужиками и владела уникальными приемами защиты и нападения, напали хулиганы?! Почему она не защищалась?

Невероятная глупость этой истории, которую присутствующие негромко передавали друг другу, не вызывала у Гарина отторжения. Отец ему неоднократно говорил, что владение приемами карате, это как оружие, за их использование будешь отвечать. И сомнений в истинности версии гибели Наташи у Георгия не возникало. А он сам смог бы бить на поражение, может быть – калечить, если б на него напали и трое и четверо? Он не мог однозначно ответить.

Его не покидало ощущение абсурда, но не абсурда гибели любимой, а абсурдности требования стоять и ждать, когда тебя убьют – вот у тебя есть оружие, которое должно тебя защитить, но применить его нельзя, потому что ты же будешь виноват. Борьба, которой владела Наташа и Георгий – это «оружие скрытого ношения». Зачем оно нужно, если им нельзя воспользоваться? Чтобы вот так глупо погибнуть от рук хулиганов?

Жорик смотрел на заваленный цветами гроб с наклеенной на крышку фотографией Наташи, и его не покидало еще и ощущение ирреальности происходящего.

Кто-то в толпе провожавших родственников сказал негромко: «Такая молодая… что поделаешь? Говорят, ее подкараулил кто-то из хулиганов. Изуродовали лицо…Милиция разбирается. Она сразу умерла». Кто-то отозвался: «Она работать рано пошла, денег то не хватало в доме. Еле-еле концы сводили. А откуда у нее на спорт деньги были»? «Я слыхал, что они дерутся за деньги, эти каратисты, – отозвался первый голос, – может, она кому-то дорогу перешла или путанила?».

Гарин от злости и обиды резко обернулся, но угадать, кто именно говорил за его спиной по выражению скорбных лиц и фигур, не смог.

Он впервые увидел маму Наташи, худощавую женщину лет сорока в темной одежде и черном платке, лица ее он не запомнил среди еще нескольких таких же темных женщин.

Все люди взрослые и серьезные, в темных очках и темной одежде, все вроде бы убедительно скорбят. Зачем же они говорили чушь?

Слово «путанила» он знал от отца, который однажды объяснил ему смысл. У Гарина потемнело в глазах от ненависти к неизвестному сказавшему, но он не понял – кто это был. Наташа – не путана! Они любили друг друга…

До сего момента он не хотел идти на поминки. Когда гроб опустили и засыпали, оставив венки и крест, успокоили мать, закидав ей в рот таблетки и уже сонную, на непослушных ногах увлекли к автобусу, он решил – пойдет. Он должен сказать этим людям о Наташе. Внутри все кипело.

Поминали в какой-то заводской столовой. Выяснилось, что именно на этом заводе работала Наташа. Кем? Не важно.

Глагол в законченном прошедшем времени «была» звучал непрерывно. «Она была»… резало слух и сердце.

На поминках Жора осматривал родственников, друзей семьи. Все обычные люди, только сейчас он вдруг ощутил, что они – другие. Говорят по-другому, смеются иначе, едят не так аккуратно, приборы на столе не сервиз – а какая-то общепитовская посуда, много пьют и быстро пьянеют.

Наташу все поминали по доброму, сокрушались, убеждали мать, которой было меньше лет, чем его матери, что она в раю…

От этих разговоров злость Гарина на тех сплетников, что как-то походя, наверное, даже не задумываясь о том, что они говорят, не задумываясь, что поливают грязью Наташу на кладбище, стала проходить. Может быть, и к лучшему, а то он готов был наговорить глупостей и грубостей.

Житейского опыта и чувства такта шестнадцатилетнему парню хватило только на вполне закономерный для его возраста поступок.

Он поднял стопочку с водкой, встал и сказал: