Посвящается родителям: Светлане Васильевне и Ростиславу Степановичу Воронцовым

© Андрей Воронцов, 2022

© СУПЕР Издательство, 2022

Благодарствие Ламми Марту и жене его Мари (вместо предисловия)

«…замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…». Из «Путешествия в Арзрум» (1836) A. С. Пушкина, гл. 2.

Что ж, нам следует во многом согласиться с Александром Сергеевичем, но не во всем. Наше любопытство рассеянно в пространстве информации. Очень часто мы запоминаем массу фактов и подробностей о спортивных событиях, природных катаклизмах, политиках и кинозвездах, черпая все это ежедневно и в больших количествах из телепередач, газет и журналов, книг и интернета (не забудем упомянуть «Википедию»!) Мы знаем все больше о том, например, как жил, какие орудия труда умел изготовлять и чем питался неандерталец (ученые изучили «типовое меню» по химическому составу экскрементов!), сколько генов перешло от него предкам современного «homo sapience». Это все, конечно, здорово! Признаемся себе, однако, что часто мы проявляем любопытство в тех областях знаний, которые весьма далеки и малополезны в нашей личной жизни и сфере профессиональной деятельности. Что же касается происхождения собственной семьи, «фамилии», то редко кто из нас может проследить своих предков в родовом древе далее двух-трех поколений. Даже о своих родителях, дедушках и бабушках мы знаем не очень много. А уж о прадедушках-прабабушках, если они не были видными деятелями партии и государства или, в крайнем случае, врагами народа, мы знаем или очень мало или совсем ничего. И не наша вина в том, что долгие годы из народа старались вытравить все воспоминания о «проклятом прошлом», ненужном строителю нового мира в светлом будущем. Вина наша в другом: вот мы с братом прожили много лет студенческой и молодой взрослой жизни в соседней комнате – «за стенкой» у бабушки и дедушки, но так и не проявили любознательности и не нашли времени, чтобы расспросить об их родителях и родственниках, узнать, как они сами жили, чем дышали, о чем мечтали, что им довелось испытать на своем веку. Конечно, какими-то отрывочными воспоминаниями они иногда делились. Конечно, было занятно послушать эти воспоминания. Послушать немного, «сложить» услышанное в дальний уголок памяти и заняться своими собственными важными делами-заботами.

Время, однако, беспощадно. В 1974 году ушел в мир иной дедушка и через полгода за ним последовала бабушка. С их уходом был утрачен, как казалось навсегда, значительный пласт семейной истории. Более десятка лет назад закончили свой земной путь наши родители – и тоже все не было у нас достаточно времени, чтобы их разговорить, вызвать на откровение. Хотя, конечно, о своих родителях мы знаем и помним намного больше, хотя бы на уровне детских и юношеских воспоминаний, накопленных за время совместного проживания в коммунальной квартире.

Надо отметить, что интерес к семейной истории в нас заложила наша мама. Она в течение многих десятилетий пыталась самостоятельно разыскать сведения и восстановить правду о своем отце, и бабушке, расстрелянных в 1938 году. Она также старалась разузнать о немецко-шведских корнях своей матери и бабушки. Кое-какие сведения и документы мама все-таки смогла найти, несмотря на противодействие известных-неизвестных сил. Через маму, собственно, и передалась нам уже в зрелом возрасте тяга заглянуть «с обоих концов» (маминого и папиного) в семейную историю, узнать то, что не успели нам рассказать старики, о чем мы сами не успели их расспросить. Пока еще есть время, и настал наш черед собирать камни и отдавать сыновний долг. К счастью, сохранились и стали более доступными многие архивные документы, метрики, характеристики, судебные дела и протоколы следствия, справки с мест работы и из мест заключения. Что-то из когда-то услышанного и, вроде бы, забытого проявляется в памяти и документально подтверждается.

В конце 1980-х годов у нас появилась возможность ознакомиться с архивными делами НКВД на маминого отца и бабушку. На смену копанию в семейных фотографиях и преданиях пришло изучение архивных документов. Нужно сказать, что нескорый процесс поиска, систематизации сведений и реконструкции событий завораживает и затягивает сильнее и сильнее по мере получения новых сведений. И вот уже и не можешь остановиться, спешишь доверить бумаге то, что узнал потому, что все быстрее бегут минуты, часы, дни и годы. Нужно успеть исполнить свой долг перед ближними и дальними предками пока наши часы еще тикают. Повесть об истории нашего семейства, которая будет изложена мною далее, является результатом многолетних поисков и основана на большом массиве документов. В ней также будут упомянуты некоторые семейные воспоминания и предания, иногда «домысленные» в виде гипотез, имеющих право на существование, иногда подвергнутые критике автора, как не соответствующие вновь открытым документальным источникам. Так как моя повесть имеет все признаки и характер исторического исследования, основанного на документах, то повторные обращения к уже описанным событиям и персоналиям будут неизбежными. За что заранее прошу извинения у моих читателей.

Начну я нашу семейную хронику почти с конца. Это важно, так как является ключом ко всему последующему повествованию. Начну я с того «изначального» предка по линии нашей мамы, которого смог документально установить по метрическим записям, хранящимся в Эстонском Государственном Архиве. Сначала я обнаружил архивные записи, документально подтверждающие факт, место и время появления на свет первого достоверно нам всем известного прямого предка по материнской линии – Густава-Оскара Германовича Мартинсона. После чего оказалось уже довольно легко найти и более ранних, ещё более «отдаленных» от нас по шкале времени предков. Поиск, проведенный мною «не выходя из дома» через интернет-портал Гос. Архива Эстонской Республики, довел меня до 1741 года, в котором родился самый первый документально подтвержденный представитель нашей семейной династии – житель рыбацкого поселка Локса, расположенного на берегу Балтийского моря в уезде Харьюмаа в Эстляндии (извините, в Эстонии!)

Lammi Mart – ЛАММИ МАРТ, чухонец – эстонец по-нынешнему, с возможной примесью некоторого количества шведской крови. Как мне объяснил мой эстонский друг и коллега по спортивной науке Рейн Хальянд, который сам занимался вопросами построения своего генеалогического дерева, у эстонцев до конца первой четверти XIX века фамилий не было. Исключение составляли дворяне и клирики, которые являлись этническими немцами или шведами. У эстонцев было принято давать прозвища, как правило, основанные на роде занятий или названии местности, из которой происходил тот или иной человек. Как объяснил мне Рейн, Lammi (Ламми), это не личное имя, а прозвище, данное по названию местности, из которой произошел наш предок Март (также был известен по ревизским сказкам как Марти или Мартин). Ламми Март это просто «Март из Ламми». Ламми в переводе с эстонского языка означает болотистую низину, обычно в пойме реки. Женой Марта в примерно в 1778 году стала Мари, которая, ввиду отсутствия фамилии, звалась по мужу Мари Март (Мари, жена Марта)). Родившийся в 1779 году сын Марта и Мари – Юхан стал первым носителем фамилии МАРТИНСОН. Случилось это, однако, далеко не сразу. Примерно в 1810 году Юхан взял в жены девушку, которую, как и его маму тоже звали Мари. Супруги оставались «бесфамильными» еще долго. И когда у них в 1812 году родилась дочь Анна Катрина, а в 1814 году сын – Герман – то оба ребенка были записаны в метрическую книгу прихода Локса лютеранской церкви как дети Юхана и Мари – всё еще без фамилии. И только в 1826 году 47-летний Юхан и все его семейство были записаны в книгу персонального учёта лютеранско-евангелических приходов округа Куусалу (Kuusalu Personaalraamat) под звучавшей вполне прилично «шведской» фамилией Мартинсон – то есть сын Мартина. Среди жителей прибрежной Эстонии шведские фамилии были не в редкость. Возможно, это была дань традиции многовекового общения со шведами, возможно, кто-то из местных жителей вел свой род (или пытался вывети оный) от шведских переселенцев, во множестве появившихся в тех местах после завоевания Швецией севера Эстонии в результате Ливонской войны. Особенностью передачи «шведских» фамилий в эстонской орфографии было выпадение одной буквы «S» из двойного «SS» – так шведские фамилии Martinsson, Johansson превращались в эстонские Martinson, Juhanson. Так же двойное немецкое «NN» на окончаниях фамилий превращалось в эстонском языке в одинарное – Reisemann в Reiseman и т. д.).

В более ранние, «дофамильные» списки приходских метрических книг Юхан был записан под прозвищем «kХrtsi Lammi Johan» – «владельца кыртса (корчмы) в Ламми (сын) Юхан». Видать, разбогател своими тяжкими трудами рыбак Март из Ламми (тут следует заметить, что основным занятием рыбаков Харьюмаа в те времена была вовсе не рыбалка, а контрабанда в Швецию зерна и из Швеции алкоголя и «товаров народного потребления»), завел корчму и стал заметным человеком в округе Локсы! В приходских книгах учета рядом с именем Юхана записан и род его занятий – «kalamees» – рыбак. К этой записи сверху приписано «prii». «Prii kalamees» означает «вольный, свободный рыбак». В ревизских же сказках против имени Юхана Мартинсона рядом с «prii kalamees» стоит и «kХrtsi» – как видим, Юхан продолжил оба отцовских дела. Следует вспомнить, что крепостное право в прибалтийских губерниях Российской Империи было отменено в 1816–1820 годах. Родившийся задолго до этого события – в 1741 году – Ламми Март, его жена и дети по праву рождения уже были СВОБОДНЫМИ ЛЮДЬМИ. Происхождение из вольного рыбацкого сословия сознательно и подсознательно толкает, обязывает нас принимать жизненные решения и поступать соответственно обычаям и правилам, принятых среди свободных людей, самостоятельно творящих свою жизнь и судьбу. За то спасибо Вам, наши предки, Март из Ламми и Мари, жена Марта из Ламми.

НАПРАВЛЕНИЕ ПОИСКА

Не скрою, что интерес к моему историческому поиску в значительной мере подогрели сведения (как показали мои последующие изыскания – «слегка» приукрашенные), почерпнутые мною из литературных трудов Роберта Бруно-Александровича Штильмарка, автора советского приключенческого бестселлера «Наследника из Калькутты» и автобиографических повестей «Горсть света» и «Падшие ангелы». Роберт Штильмарк приходился двоюродным братом нашей бабушке. Его отец Бруно-Александр Штильмарк был женат на родной сестре моей с братом прабабушки – Ольги Оскаровны Мартинсон – Марии Оскаровне. Родителями Ольги и Марии и еще трех сестер – Маргариты, Адель и Эмилии являлись правнук Ламми Марта, обрусевший купец-предприниматель эстонского происхождения Оскар Германович Мартинсон и Маргарита Карловна Мартинсон, урожденная Лилиенфельдт. Наличие такой благозвучной фамилии в нашем родовом древе придавала некоторым представителям нашей дальней и ближней родни чрезвычайно гипертрофированное чувство гордости по поводу возможной принадлежности к титулованному остзейскому дворянству. Эти давно обрусевшие, московские потомки Лилиенфельдтов и Мартинсонов, давно утерявшие связи с исторической родиной – Курляндией, Лифляндией и Эстляндией, владеющие, плохо владеющие или не владеющие вовсе «родными» шведским и немецким языками, еще 70–80 лет назад не убоявшись комиссаров и ОГПУ, дерзко писали в графе национальность «немец» и «немка», в графе вероисповедание – «лютеранин, лютеранка». Они успели получить образование в Петришуле в Петербурге и/или в Москве, посещали службы в Петри кирхе в Санкт-Петербурге или Питер-Пауль Кирхе в Москве. Даже лихие времена не сломили в женщинах из рода Лилиенфельдтов непомерную гордыню и упрямую уверенность в цивилизаторской миссии германской культуры. Мы с братом Алексеем в подростковом возрасте еще застали здравствующими некоторых эксцентричных представительниц угасающего рода. Они время от времени собирались дома у нашей бабушки Галины Алексеевны (оказавшейся впоследствии Галиной Александровной) и предавались воспоминаниям о своих молодых годах и родственниках, сгинувших без следа в круговороте событий, начала и первой половины прошлого века – века двадцатого. Правда, когда начинались эти воспоминания, нас с братом, тогда еще младших школьников, отправляли или в соседнюю комнату играть со множеством безделушек, привозимых четвертым по счету мужем бабушки, солистом Госоркестра СССР Павлом Ильичём Карауловым из зарубежных гастролей, или гулять во двор. Словом, эти воспоминания являлись для нас табу. Тем не менее, что-то мы с ним слышали, что-то тайком рассказывала нам мама. В сознании оставались кое-какие обрывки сведений, имена, выстраивалась система родства и некая временная шкала событий. Уже в весьма зрелом возрасте, процесс разбора семейных документов и фотографий, а также запоздалое знакомство с автобиографическими повестями Роберта Штильмарка натолкнули меня на мысль провести собственное «расследование» и докопаться по мере возможностей если не до корней, то, хотя бы, до нижних ветвей родового дерева. Я еще не понимал, чем все это обернется. Раскладывая пасьянс из имеющихся под рукой документов и фотографий или, обнаружив, относящийся к кому-либо из членов семьи документ или просто упоминание в интернете, восстанавливая последовательность событий, начинаешь физически ощущать персоналии и характер давно ушедших людей, понимать мотивы их действий. Постепенно возникает необъяснимый «эффект собственного присутствия» и сопереживания – непередаваемое сильное ощущение! Невольно простой текст документа или чудом сохранившиеся в лихие годы фотографии заставляет как бы проживать с героями нашего поиска моменты их жизни, почувствовать то, что чувствовали они, объяснять себе побудительные мотивы их действий. При всем этом очень трудно, но чрезвычайно важно сохранить позицию нейтрального наблюдателя и регистратора. Возникающая картина из эпизодов жизни, семейных событий и служебной деятельности наших предков не всегда выходит такой гладкой и красивой, как в воспоминаниях бабушек и прабабушек. Но это мои, это наши предки! А мы, их кровные родственники, далекие потомки – их весточки в светлое будущее, знать которое им уже не дано. Они не лучше и не хуже нас. Жаждущие карьерного успеха и общественного признания, но не всегда удачливые по службе мужчины, более сильные характерами женщины, держащие на своих плечах тяжкий груз семейных проблем и хранящие семейные тайны. Не всегда поступки наших пращуров имеют рациональное объяснение, не всегда могут быть оценены положительно с позиций как прежней, так и нынешней морали. Но!.. Но они есть продукт своей эпохи, исторической и географической принадлежности к огромной империи, к определенным социальным кластерам того сословного общества, характерного для эпохи заката дворянства и нарождения класса предпринимателей, прерванного трагическими событиями Мировой Войны и Революции. Наши предки имеют право на понимание и снисхождение в наших оценках их жизненного и карьерного пути. Не будем же судить о них слишком строго. Порочные и/или добропорядочные личности, слабые и сильные характеры, удачливые или неудачники – все они наши предки. В нас их кровь и гены, в нас передана их жизненная энергия и устремления. Их характеры и действия во многом объясняют положительные и отрицательные черты наших собственных характеров и действий. Сочетание лени и быстрой мобилизации к активным действиям в чрезвычайных обстоятельствах, хвастовства и прямоты, мечтательности и тщеславия, непостоянства с твердой позицией и готовностью ее отстаивать даже в угрожающих жизни или карьере обстоятельствах; желание успеха и преодоления своего уровня сословной принадлежности – все это живо в нас, находится как бы в состоянии летаргического сна и проявляется, когда этого требуют конкретные жизненные обстоятельства…

Как я отметил выше, именно наша мама положила начало поиску документов, связанных с её ответвлением семейного древа. В конце 1980-х годов, с началом «перестройки» стало возможным обращаться в архивы органов Госбезопасности по вопросам реабилитации невинно осужденных родственников. Стали доступны судебные дела НКВД/МГБ. В начале апреля 1987 года вместе с мамой и братом Алексеем мы ходили в одну из приемных КГБ СССР на Малой Лубянке, где нам давали для ознакомления расстрельные дела маминой бабушки Ольги Оскаровны Осокиной (Мартинсон) и отца мамы – Василия Михайловича Савина-Савостьянова. В том же году я, уже самостоятельно, подал запрос в приемную КГБ СССР на ознакомление с делом Воронцова Степана Филипповича – нашего деда со стороны отца. Через некоторое время я получил повестку из районного отдела КГБ по Первомайскому району г. Москвы, предписывающую мне явиться в такой-то день, в такое-то время, по адресу в где-то в районе Ткацкой улицы в Измайлово. Там меня вежливо встретили, усадили за письменный стол и положили передо мной папку с бумагами. В то время записывать и копировать что-либо из дел не разрешалось, нужно было только запоминать. «Контора», как и следовало от неё ожидать, меня, гражданина Страны Советов, обманула – мне дали для ознакомления папку, в которой содержалась только написанная рукой дедушки на нескольких страничках его «Автобиография». Но я тогда был сказочно рад и этому. Помню, когда я закончил читать «Дело» деда, следователь КГБ, контролировавший меня, сказал: «А вы знаете, я вам так завидую! Я ведь про своих дедов, кем они были и как жили, так ничего и не знаю». Придя домой, я сразу сел за свою портативную пишущую машинку «Москва» и напечатал по памяти хронику жизни Степана Филипповича Воронцова от его рождения в 1892 году и до ареста в 1947 году.