– Ну, хорошо, – сказала она, – с этими таблетками всё более-менее понятно, но как вы узнали, что Арсенюк и Тополевич причастны к производству?

– Когда мы стали раскапывать это дело, информации было крайне мало, – начала говорить Ольга, – и мы решили зайти с другой стороны. Мы решили узнать больше о той швейцарской клинике, где посоветовали принимать греларозол. Сначала мы ничего особенного не обнаружили. С виду это была обычная клиника. Но Эльмиру насторожили её владельцы. Их было несколько, и они нигде раньше не светились. Это было странно, потому что Швейцария очень маленькая страна, и все больницы там на виду. Мы стали наводить справки и выяснили, что несмотря на наличие кучки владельцев, решающим голосом обладает одна канадская компания, а точнее, единоличное партнерство.

– И каким же образом вы это узнали?

– Вопрос цены, – коротко ответила Ольга, – иногда бывают словоохотливые свидетели. Впрочем, я не в курсе подробностей. Сбором информации занималась Эльмира. Я лишь обращала факты в текст, но все документы были подлинные. Я вас заверяю. Кроме того, Эльмира нашла одну медсестру, которая работала в клинике. Она ей рассказала, что около десяти лет назад клиника уже закупала похожий препарат, только назывался он подругому, и от передозировки этим препаратом умерла жена одного крупного банкира. Расследование этого дела вел английский адвокат Джеймс Чилуэлл, который был убит при странных обстоятельствах, а потом убили и самого банкира, а документы о том препарате исчезли. Какие бывают сознательные медсестры, усмехнулась Ксения. Скорее всего, эта медсестра работала на убитого Чилуэлла и решила передать информацию тому, кому она пригодится.

– Собрав информацию, – продолжала Ольга, – мы обратились к нашему общему другу. Попросили о помощи, он был депутатом законодательного собрания Борисфена, и через свои связи в органах стал собирать данные, и как только что-то нашел…

– Его убили, – закончила Кристина, – вы ведь имеете в виду Андрея Левицкого?

Ольга замолчала.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

– Мои знакомые ведут это дело, – произнесла Кристина, – они как раз были в поисках мотива для убийства, теперь благодаря вам пазл начинает собираться. Вы можете сказать, что точно успел узнать Левицкий до того, как его убили?

Ольга тяжело вздохнула.

– Он собрал какие-то документы, – сказала она, – я не знаю, как. С ним больше Эльмира общалась. Но из этих документов стало понятно, что владельцем завода по производству таблеток является Арсенюк. Андрей хотел обратиться в Интерпол, но не успел, как вы знаете, его убили, а меня в этот же день уволили из газеты. Я пошла на риск, показала начальнику часть документов, но чужие проблемы никому не нужны. Вот и вся история.

Левонова сдвинула брови.

– Итак, выстраивается линия, Арсенюк производит лекарство и продает самой своей близкой связи – Тополевичу, который является владельцем клиники в Швейцарии, так?

– Я полагаю, что да, – подтвердила Ольга, – это всё, что я могу вам рассказать, правда.

Кристина хмыкнула.

– Спасибо за откровенность, этого вполне достаточно. Считайте, что ваша история начинается заново. У меня к вам просьба, не могли бы вы сообщить о нашем разговоре и Эльмире Сабуровой, возможно, она тоже захочет что-то рассказать. Вы большая молодец, но мой вам совет: не действуйте в одиночку. Это опасные люди, которые не остановятся ни перед чем.

Расставшись с журналисткой, Кристина некоторое время, словно живой компьютер, анализировала то, что узнала.

Итак, она получила весьма интересную версию убийства Левицкого. Боязнь разоблачения – серьезный мотив. И неважно, что Касаткина не показала никаких доказательств. Ясно было, что, несмотря на внешнее спокойствие, девушка боялась. Каждый бы на её месте боялся. Это естественная, здоровая реакция. Вступить в противостояние с такими, как Арсенюк и Тополевич, не многие возьмутся. Это вызывало уважение, а что нужно, она найдет сама, к тому же у неё тоже есть связи в Швейцарии. Её друг из прошлой жизни наверняка что-то знает об этом деле.

Волновало Кристину другое. Она не могла нащупать связь между убийством Левицкого и Екатерины Кирсановой. Она постоянно прокручивала все возможные варианты равенства. И не находила пока ни одного. Вариант с «предупреждением» для Николая Урусова казался соблазнительным, но из него выпадало предварительное похищение девушки и её подруг. Кроме того, как оказалось, все фигуранты так или иначе знают друг друга. Какая-то онтологизация детерминизма. Лично она, не задумываясь, поставила бы на то, что администратор пансионата – дочь Николая Урусова, Анастасия, – знает и Левицкого, и Касаткину и Сабурову. Но знакомство не означает равенство между делами. Конечно, она могла и ошибаться насчет связи, но внутренний голос подсказывал, что она есть, а Кристина привыкла верить своему внутреннему голосу. Иначе получится слишком много совпадений, а совпадений много не бывает. Вопросов было тоже слишком много. Левонова вздохнула и стала писать Ксении.

* * *

Изумлению Рауша не было предела, и он даже не попытался его скрыть.

– Это же был вещдок! – возмутился он. – Как вы… Ксения ожгла его взглядом.

– Вы его оформили и изъяли? – поинтересовалась девушка. – С понятыми и протоколом?

Макс прищурился.

– Нет, но…

– Я тоже не оформляла, – сказала Ксения, – поэтому разговор ни о чем.

Рауш пробурчал что-то невнятное в ответ.

– У неё кто-то был, – задумчиво произнесла Ксения, когда они выехали из жилого двора, – кто-то помимо Сиджана, этот кто-то и подарил ей кошелёк.

– А почему вы не думаете, что его не мог подарить Сиджан? – нетерпеливо бросил Рауш. – Мало ли что родители не знают. Может, Кирсанова специально не хотела показывать дорогой подарок, и не надо мне втирать про воспитание и прочее, видел я их воспитание.

Ксения пожала плечами.

– Нет, родители сказали не так, с их слов, Сиджан ей вообще ничего не дарил. Даже если она прятала все подарки, а родителям врала, какую-нибудь вещь нашли бы сами родители или мы при обыске.

– Сиджан хотел её вернуть, – возразил Рауш, – может, он решил в качестве знака внимания и жеста любви подарить ей этот кошелёк. Вот с ним у неё и было свидание.

Ксения покачала головой.

– А как тогда кошелек оказался в квартире? – спросила девушка. – Ведь Кирсанову больше живой никто не видел, и главное, что же, по-вашему, и деньги Сиджан в этот кошелек положил?

Макс вздохнул.

– Не знаю, – честно сказал он, – да что вы вообще к этому кошельку прицепились, сами же не стали оформлять его изъятие?

Ксения улыбнулась.

– Не стала, – сказала она, – пусть убийца думает, что мы его не нашли.

Рауш раздраженно откинул голову на подголовник.

– Не возьму я в толк, почему вы решили, что кошелек связан с убийством?

– Потому что там лежали три тысячи швейцарских франков, а в паспорте была французская виза, – коротко ответила девушка.

Оперативник только фыркнул.

– Вы говорите загадками, да, может, она просто на улице его нашла, – предположил Макс, – мало ли.

– А зачем спрятала? – риторически спросила Ксения. – Почему не показала родителям? Здесь что-то не то. В конце концов, даже если кошелек подарил Сиджан, она могла бы показать, нет, этот подарок сделал кто-то, чье внимание она считала важным, но стеснялась его из-за возраста.

– А, понимаю, – кивнул Рауш, – подруга, про которую говорила учительница.

Ксения дернула щекой.

– Скорее друг, – сказала она, – я заметила, что такие девочки, как Кирсанова, сторонятся мальчиков своего возраста. Они считают их слишком инфантильными. Не случайно она бросила Сиджана.

Макс надул щеки.

– Стоп, – сказал он, – вы же сами мне целую теорию составили, что поскольку она была найдена в школьной форме, то не могла встречаться с мужчиной, ну и так далее.

– Ещё я сказала, что встреча могла быть спонтанной, – заметила Ксения, – то есть она была настолько им увлечена, что поехала по первому зову, а так увлеченной можно быть только человеком старше тебя по возрасту или солиднее по статусу, ибо она волновалась, что разонравится ему.

– И поэтому она ничего не говорила родителям? – спросил Макс.

Авалова кивнула.

– Скорее всего, – сказала девушка, – родители обычно не одобряют подобных связей, даже если все происходит достаточно невинно.

– А почему со взрослым мужчиной?

Ксения фыркнула.

– Ну не с ровесниками же она политологию будет обсуждать? – сказала девушка. – Парни её возраста видели в ней объект вожделения, а Кирсановой хотелось утверждения её интеллектуальных способностей.

– Если вы о Левицком, то не вариант, – заметил Макс, – в его движении она не состояла, я проверил.

Авалова усмехнулась:

– Тоже не то, я не случайно спросила об этом родителей, об участии в движении Левицкого они бы знали. Она намеренно скрывала знакомство с этим человеком, скорее всего, стеснялась пересудов, а может быть, и боялась его.

Макс насупился.

– Почему же тогда она продолжала общаться? – спросил он. – И даже хотела поехать с ним во Францию. Она же с ним хотела поехать, по вашей теории.

Ксения флегматично кивнула.

– С ним, – сказала она, – ну а почему продолжала общаться, пока сказать не могу. Возможно, была так им очарована, что это гасило её рациональность.

– А потом могло что-то произойти, они поссорились, и он её убил? – предположил Макс.

– Вряд ли, – недоверчиво сказала Ксения, – опятьтаки, удар, который ей нанесли, слишком хорош. Здесь работал профессионал, да и куда вы денете похищение её подруг? Кто бы это ни был, в его действиях чувствуются подготовленность, спланированность, метод.

– Тогда возвращаемся к первому варианту – маньяк?

– Тоже нет, – сказала Авалова, – маньяк действует в одном районе или городе, да и жертв выбирает по внешней схожести. В похищение школьниц маньяком поверить можно, но Левицкий… он из этой картины выпадает, а удар тот же самый. Такие действия скорее присущи какому-то уникальному киллеру.

– Но зачем уникальному киллеру убивать школьницу? – спросил Рауш.

Ксения покачала головой.

– А вот это и есть главный вопрос. Если мы на него сможем ответить, то и дело раскроем. Здесь какую-то роль играют кошелек и эта виза в паспорте, поэтому она их так прятала. Кирсанова имела при себе деньги и должна была уехать, но только не во Францию, а в Швейцарию.

– Почему в Швейцарию? – не понял Рауш. – Визато французская.

– А деньги швейцарские, – заметила Ксения, – и адрес, написанный на бумаге, тоже, спрашивается, зачем такие сложности?

– А, понял! – воскликнул Макс. – Это же типа Шенген, визы не нужны и всякое такое.

– Верно, – сказала Ксения, – она должна была приехать во Францию, пройти контроль, ей бы поставили штамп о прибытии, а потом она бы уехала в Швейцарию, а там такая граница, её хоть пешком переходи, никто не заметит.

Макс на секунду задумался.

– Да, но есть же процедурные вопросы, – возразил он, – ну типа цель поездки, где вы будете жить и так далее.

– Ну, если только у того, кто её отправлял, не было все схвачено на месте, – заметила Авалова.

– Сексуальное рабство? – предположил Рауш. – Никогда не слышал, чтобы в Швейцарии этим промышляли.

– Согласна, – кивнула Ксения, – но для чего-то она должна была уехать? Уехать, ибо он так сказал ей, но в последний момент что-то пошло не так и её пришлось убить.

Макс нервно хохотнул.

– Хей, вы не Верховского подозреваете в этом? – запальчиво спросил он. – Значит, вот почему вы согласились на встречу с ним. Хотите посмотреть ему в глаза и всякое такое?

Ксения молча посмотрела на напарника. Она не поняла, что проскользнуло в его словах – рассуждение или сарказм.

– Нам надо искать, – сухо сказала девушка, – искать изо всех сил.

Иначе будет поздно, добавила она про себя. Чем больше Ксения погружалась в это дело, тем больше она удивлялась подготовленности преступника. Ей вообще иногда казалось, что все события, которые происходят сейчас в этом городе, были не более чем интерлюдией, только какую цель она преследовала, девушка не понимала. Ей иногда казалось, что всё, что все действия, которые они совершают и будут совершать, уже распланированы преступником заранее, как будто он был режиссёром, а все остальные – артистами. Всё это до боли напоминало дешёвые фильмы, типа какой-нибудь «Пилы VIII» или чего-нибудь в этом духе. С той лишь разницей, что актеры в этих фильмах знали сценарий. Она же этот сценарий должна была понять и разгадать. Не самая легкая задача, заключила Ксения.

* * *

Погода была хмурой. Шел несменяемый дождь, сопровождаемый промозглым ветром, дующим с моря. Дороги были наполовину залиты водой, что несколько затрудняло движение.

Разгоняя водные потоки, синий «Фольксваген»-polo через большие чугунные ворота, вмонтированные в каменную стену, въехал на территорию небольшого парка с плакучими ивами. Узкая загрунтованная дорога вела к высокой каменной церкви, когда-то построенной женатым на польке графом Воронцовым.

Кутаясь от проливного дождя в легкую кожаную куртку, Эльмира Сабурова вышла из машины и, щелкнув ключами, направилась к небольшой дощатой пристройке. Подойдя непосредственно к входной двери, она вытерла залепленные мокрым грунтом туфли о коврик и вошла внутрь.

Пройдя сквозь пристройку, она оказалась в огромной сводчатой зале с гигантскими колоннами. Посреди залы, как и во всех католических храмах, стояли ряды деревянных скамеек, на которых ютилось несколько прихожан. Думая о чём-то своем, они не обратили на гостью никакого внимания.

Эльмира, сняв с себя куртку, легко покачала головой. Несколько крупных капель воды слетело с её черных волос на пол. Приведя голову в порядок, насколько это было возможно, Эльмира, аккуратно села на одну из лавок и стала ждать.

Почти сразу где-то сверху раздались шаги, и из одной из боковых дверей вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в черную сутану. Он тепло поздоровался с Эльмирой за руку и сделал приглашающий жест.

– Извините дочь моя, что заставил вас ждать, – сказал он, – меня задержали некоторые бюрократические проблемы.

– Ничего, я умею ждать, – ответила Эльмира, – как Марта?

– Намного лучше, с Божьей помощью, – сказал священник, – правда, она иногда скучает по вам, но могу с уверенностью сказать, что мы добились прогресса в лечении.

– Мне приятно это слышать, – сказала Эльмира, – вы очень добры, что заботитесь о ней.

– Это мой долг, – ответил священник, – как и всякого христианина, но меня пугает, что я очень мало о ней знаю.

– Я даю вам слово, святой отец, – пообещала Эльмира, – что однажды вы все узнаете, но пока её пребывание здесь и её историю необходимо держать в тайне. Так будет лучше для всех нас.

– Я понимаю, – медленно, произнес священник, – но не прошу многого. Быть может, вы могли бы хотя бы упомянуть причину, по которой девочка содержится здесь?

– Я не могу, святой отец, – сказала Эльмира. – Любое знание об истории жизни этой девочки ставит под угрозу вашу безопасность. Вы порядочный человек, и я не хочу рисковать вашей жизнью. Знайте только, что, оберегая жизнь этой девочки, вы спасаете не только её или мою жизнь, но также и жизни сотен, а может быть, и тысяч людей. И даю вам слово, что однажды вы всё узнаете.

Некоторое время они шли молча. В след за священником Эльмира поднялась по узким железным ступеням на этаж выше, и они прошли в низкое мансардное помещение, сплошь из дерева, затем свернули за угол и проникли через маленькую дверь в круглую комнату с минимумом мебели, которая очевидно была кабинетом.

– Святой отец, скажите, – неожиданно возобновила разговор Эльмира, – а она будет здорова?

Священник внимательно посмотрел на девушку.

– Смотря что вы имеете в виду под словом здорова, – заметил он, – если физическое здоровье, то да, она будет здорова. Что же касается здоровья душевного, то за ней необходимо наблюдать. Девочка пережила сильнейшее наркотическое отравление, и неизвестно, как это скажется на её душе. Но будьте уверены, что ваше присутствие благотворно влияет на жизнь девочки, – священник помолчал, – я сейчас приведу её.

Преподобный отец скрылся за дверью, а Эльмира, присев на кожаный диван, запрокинула голову за подголовник и стала рассматривать сводчатый потолок, украшенный резьбой. Ждала она недолго. Минут через пять на лестнице раздались шаги. Дверь открылась, и в комнату вошел тот же священник, но уже не один, а ведущий под руку девочку лет восемнадцати. Она была очень спокойная и тихая, но когда увидела Эльмиру, вырвалась из руки священника и заключила девушку в объятия.

– Я скучала по тебе, – сказала она, – почему ты ко мне так долго не заходила?

– Извини, Марта, – начала Эльмира, внезапно перейдя на испанский, – я была занята. – Она усадила её рядом с собой на диван и посмотрела на священника, тот кивнул.

– Вам надо побыть вдвоем, – сказал он, – я буду рядом, и когда вы закончите, позвоните и я заберу её. – Священник указал на маленький сувенирный колокольчик, лежавший на кипе исписанных бумаг. Затем чуть склонил голову и удалился. Эльмира и Марта остались наедине.

– Смотри, что я тебе принесла, – Эльмира протянула жестяную коробку конфет. Девочка взяла коробку и стала обстоятельно её рассматривать. Затем приподняла крышку и осторожно взяла чёрно-белую раковинку.

– Они мне нравятся, – сказала она, – очень вкусные.

– Ну, вот и славно, – сказала Эльмира, – как ты себя чувствуешь?

Девочка не ответила. Она продолжала рассматривать коробку конфет. Но уже не брала больше.

– Ты знаешь, – прервала молчание Эльмира, – я долго изучала твою болезнь и поняла, что всё то, что с тобой случилось, произошло из-за того лекарства, которое тебе давали в швейцарской клинике, но я пока не могу это доказать, мне нужен надежный свидетель. Я найду их обязательно, не одна ты пострадала.

Девочка смотрела на Эльмиру не мигая, казалось, она ловит каждое слово девушки.

– А если я найду свидетелей, – продолжила Эльмира, – то будет суд, а если будет суд, то появится общественный резонанс. Это единственный способ наказать этих людей, понимаешь? – Эльмира взяла девочку за руку. – Марта, ты уже большая и можешь принимать самостоятельные решения, я не хочу на тебя давить, но если ты будешь свидетелем по этому делу, то спасешь множество жизней.

– Я согласна, – сказала девочка, – только что же я могу сделать? Кто мне поверит, да и я так плохо себя чувствую, у меня очень болит голова, я даже заявление никуда не отнесу.

Сабурова положила руку на плечо девушки.

– Этого не нужно, – сказала она, – ты просто должна дать свое согласие, чтобы они не сказали, что тебя заставили, понимаешь?

Девушка посмотрела на Эльмиру сомнамбулическими глазами.

– Даю, – сказала она.

– Отлично, – кивнула Сабурова, – тогда сделаем следующее. Завтра, может быть послезавтра, я приеду к тебе со своей знакомой журналисткой, и она запишет на диктофон все твои слова. Ты должна очень точно описать всё, что видела в клинике, понимаешь?

– Если это поможет другим людям, – сказала девочка, – я согласна.

– Молодец, – улыбнулась Эльмира, – но главное – береги здоровье и силы, тогда мы обязательно победим тех, кто заставил тебя страдать, – Эльмира внимательно посмотрела на девочку и снова взяла её за руку. – Всё будет хорошо, – сказала она, – не бойся.

– Не боюсь, – сказала девочка, – раньше боялась, а теперь, когда ты со мной, не боюсь. Только приезжай ко мне почаще. Мне без тебя очень плохо.

– Хорошо, – сказала Эльмира, – ты, наверное, устала. Давай я позову отца Павла.

Девушка позвонила в колокольчик, и священник, стоявший, очевидно, за дверью, вернулся в кабинет. Марта ещё раз стиснула Эльмиру в объятиях, а затем развернулась и вместе со священником вышла. Спустя некоторое время преподобный отец вернулся в кабинет.

– Спасибо, святой отец, – сказала Эльмира, – за вашу заботу. Я вижу, что Марта очень хорошо здесь себя чувствует.

Священник кивнул:

– Это дом Божий, в нём каждый найдет себе приют и обогрев. Но мое влияние ничто перед тем, что для этой девочки значите вы. – Он сделал приглашающий жест. – Пойдемте.

Отец Павел обратным путем вывел Эльмиру на улицу. Дождь на время закончился, и они неспешным шагом шли по парку.