Он вышел из ванной комнаты спустя минут десять, слегка умыв лицо и сполоснув рот, и взгляд сразу же наткнулся на красивое нижнее женское бельё, раскинувшееся у входа в спальную комнату. Оно именно раскинулось, не как покрывало, застелив собой предметы интерьера, нет, это были аккуратные и очень соблазнительные женские трусики, применительно к попке, которую они прикрывали просто, сорванные, вчера, в порыве пьяной страсти, они словно сами выбирали куда бы им прилечь, что бы на них сразу обратили внимание, в отличие от их «хозяйки», которая, видимо этого выбора была лишена или не в состоянии его сделать. И сразу стало понятно, почему «не дошёл» до номера Кевин, точнее не непонятно, а вспомнилось, и череда событий вчерашнего вечера выстроилась в последовательную цепочку. Потому что на кровати, зарывшись в облака из скомканных одеял, и его майке на голое тело, лежала Кира.

Она приехала вчера, с очередным автобусом болельщиков, точнее они приехали с ней, если вы понимаете разницу. Кира была сто процентным доказательством тесноты огромного мира, и неспособностью вывезти деревню из девушки, вывозя девушку из деревни, хотя в её случае, дурно повлиял как раз мегаполис. Но это абстрактное замечание никак не характеризующее её мировоззрение. Она была практически эталоном славянской красоты, наверняка, где-то в мире, и были девушки симпатичнее, но он таких до сих пор не встречал. Кира была абсолютно прекрасна… анатомически. Гладкая, без преувеличений, бархатистая кожа идеального молочно-шоколадного оттенка, искусственно выведенного в солярии и отполированного до блеска различными маслами и кремами на курортных побережьях всего мира. Абсолютно симметричные контуры тела, отчётливо прорисовывающиеся под любой одеждой и тем более – её отсутствием. Чёрные, как нефть, смоль, и вороново крыло вместе взятые, волосы, длинные и тяжёлые, растекающиеся по ней как нуга тёмного, густого шоколада. И хотя она любила ходить с распущенными, так она выглядела как сексуальный супергерой, завернувшийся в плащ из покрова ночи. Ему больше нравились заплетённые в воинственный, остроконечный тугой хвост, подчёркивающий высокие, словно отшлифованные скулы. Сейчас её глаза были закрыты в полудрёме, но под сладко смеженными веками таилось безоблачное зимнее небо, обрамленные ресницами, они как голубое око Саурона, способны были выжечь тебя дотла, только с противоположным эффектом. Его взгляд метался от маленького аристократического носа, до заманчивого выреза под майкой и мерно вздымающейся грудью, вниз к босым и бесконечно длинным ногам и обратно наверх, к полным, сладко приоткрытым губам. Как в давно забытой песне «створки две ворот от рая», её рот способен был ласкать тебя, обволакивая нежными лепестками, услащать твой слух, или крушить Рим, сжигать Лондон и отправлять бостонцев на очередное чаепитие. При этом ты готов был бы простить ей всё, что угодно лишь бы увидеть мелькающий контур её обнажённого тела. Она без сомнений была Ламборджини среди женщин. Новым коллекционным спорткаром, обладать которым может себе позволить не каждый. Правда не каждому это и нужно, кто-то фанатеет от Феррари, кому-то подавай практичный Фольксваген, а некоторые загоняют в гараж свою притёртую «девятку» и счастливо спят по ночам. И для Ника – Кира подходила идеально. Она не была полумерой, она была той самой крайностью, граничащей с безумием, которую он так искал.

Есть женщины дешёвки, да простят меня феминистки, есть стОящие и стоЯщие, ради одних ты готов раскошелиться, а из-за вторых – вынужден, есть те, кто знает себе цену, и те, кто этой цены не имел. На последних мы, как правило, женимся и счастливо страдаем, выплачивая брачный кредит, по немыслимым процентам, до конца своих дней. И это стоит каждой проведённой секунды с ТАКОЙ женщиной. К счастью или нет, Кира знала себе цену, и она была оправдана, хоть и непомерно высока.

Иногда, рядом с ней Ник чувствовал себя дорогим аксессуаром идеально подобранным под вечернее или выходное платье. Но это было лишь в те редкие дни, когда они выбирались за территорию кампуса, или в экзотических местах во время летнего отдыха. Потому что в любой другой день, именно Кира являлась венцом его превосходства. Когда он вечерами выходил из спортзала, после тяжёлой тренировки, и она встречала его у дверей, прохожие студенты и преподаватели, спешащие домой к семьям или в общежитие к друзьям – знали, кто он и кто рядом с ним, завидуя и желая оказаться на его месте. После матча, восторженные трибуны ещё скандировавшие имя жадно смотрели, как Кира выбегала к нему на площадку и Ник кружил ту в объятиях и страстном поцелуе. В этот момент несколько тысяч болельщиков и болельщиц проклинали и боготворили, восхищались и ненавидели, но не могли остаться равнодушными. Он любил славу и упивался ею. В такие минуты Ник не всегда или не до конца понимал, кто кого больше использует, и есть ли тут место реальным отношениям, или это просто взаимовыгодный трах на волне всеобщей популярности. Но ему точно нравилось обладание таким «трофеем», как награда за выигранный матч.

Ник смотрел на неё, снова и снова, ловя себя на мысли о тесноте мироздания. Они были настолько разные, слишком самовлюблённые, или скорее само-зацикленные, чтобы разглядеть друг друга в толпе, и уж тем более найти друг друга на другой стороне планеты. Как ни странно, но судьба словно сталкивала их вместе, пускай не лбами, но вскользь, словно навевая: «Оглянитесь, посмотрите по сторонам, вот же вы – совсем рядом!». Её отец был успешным бизнесменом, и владельцем одной из баскетбольных команд, что играла на родине Ника. Он тогда был мальчишкой не так давно, взявшим в руки мяч, но лидеров своего, местного чемпионата знал в лицо, и старался их игры не пропускать. Отец часто брал Киру с собой, и пускай куклы и побрякушки её, в то время, заботили больше баскетбольных мячей, что со временем не так уж и изменилось, но это была первая возможность, познакомится уже тогда. Но кто-то любил блестящие короны для принцесс, а кто-то – игру, может и хорошо, что некоторые вещи остались неизменными. Как водится, деньги в Кириной семье водились. Семья Ника тоже не бедствовала, но и к состоятельной элите не относилась. Поэтому запросы и желания у них были разные, хотя вкусы во многом совпадали уже тогда. Они пару раз пересеклись в Испании, куда Кира ездила отдыхать с родителями, а Ник в тренировочный лагерь, и потом в Чехии, где она была с подругами в туре по архитектурным памятникам истории, а он на международном турнире. Они даже не знали как часто и как близко они были друг с другом. Но самым ярким совпадением, конечно же, стал колледж. Какова вероятность из огромного множества вариантов по заграничному обучению выбрать не «Лигу Плюща» или европейские гранды типа: Оксфорда, Кембриджа или Сорбонны, а рядовой американский университет, пускай и славящийся своими баскетбольными успехами. Возможно, именно детские воспоминания и сыграли ключевую роль, где-то на подсознательном уровне. Она выбрала отделение журналистики и спецкурс спортивного менеджмента, для расширения кругозора, а Ник – историю, справедливо рассудив, что о спорте он и так знает достаточно, но вот про менеджмент надо бы послушать, ну, а дальше вы уже догадались. И только на бессчётных свиданиях, рассказывая друг другу обо всем и ни о чём, они, смеясь, замечали, как часто шли мимо, от казавшихся очевидными, тропинок судьбы. Только Ник прекрасно понимал, что не в судьбе дело. В современном мире слишком многое решал социальный статус. И круг твоего общения всегда ограничивался набором тех качеств, которые ты нёс сам. Богатые общались с себе подобными, умные держались в сторонке, бедняки молча завидовали. Дальше каждая каста делилась внутри себя на ряд таких же группок или подгрупп, куда добавлялось чуть больше характеристик: красивые и влиятельные, смешные и популярные, сильные и независимые. Кира была обеспечена и красива, Ник – умен, популярен, местами весел, и уж точно не урод. Что в совокупности, позволяло ему нивелировать разницу в банковском счёте, а ей давало возможность повысить своё влияние. Не то, чтобы Кира, любила получать отметки за красивые глаза, но грехом считала не пользоваться, такими данными. И если, принципиальных престарелых преподавательниц, не трогал вырез её декольте и длинна юбки, то против очарования парня, искренне сетующего за успеваемость подруги, было невозможно устоять. От этого их отношения не становились меркантильными, имея выгоду друг с друга они, помимо прочего, отлично имели друг друга. И этого было достаточно.

Он подошёл ближе к кровати, не зная, чего хотелось больше, сорвать с неё одеяло и остатки одежды, или всё тоже самое, но аккуратно и чувственно. Ник присел и наклонился ближе, то ли обнимая, то ли в попытке поцелуя. Ему всегда нравилось, как она пахла: дорогие средства для ухода за кожей и лучший парфюм, это было удовольствие, распылённое в воздухе. И в то же время он никогда не знал её настоящего запах, что скрывалось под всеми этими маслами, кремами, штукатуркой и ваннами из «Шанель №5». Нет, конечно, Ник видел Киру без макияжа, и считал, что так даже лучше, но девушку не просто в этом убедить. Он никогда не чувствовал, как она пахнет без примесей посторонних распылителей и «освежителей воздуха». Ник знал, что после тренировки, мягко говоря – не благоухал, но двухразовый душ превращал его в свежесобранное тропическое нечто на этикетке шампуня. И наверняка, под всем этим скрывалось, что-то ещё, ведь мама всегда говорила, что он пах по особенному для неё. Вот и в Кире Ник искал тот самый особенный для него аромат, и не находил, скорее всего это фишка только для родителей.

Сейчас она пахла свежими простынями, хрустящими от крахмала, или чем там их приправляют, какими-то цветами, собранными и закупоренными в дорогие французские бутылочки, и теплом. Вы когда-нибудь чувствовали, как пахнет тепло, не жар на вашем лице и подгоревшие у костра волосы на руках, а тепло женского тела, которое ты осязаешь клетками кожи и впитываешь, как дым, втягивая в лёгкие, и согревая носовые пазухи. Словно мускусное масло, протекающее через тебя прямо в горло, но не оставляя послевкусие недоеденных турецких сладостей, а прочищая и освежая, как вдох амфетаминов, только без вреда для здоровья и психики.

Она спала развратно, под всей это мешаниной из простыней, в ней не было того ангельского умиротворения на лице или в позе, которое обычно вызывает умиление у любимого человека, Словно похотливый бесёнок, в каждом своём изгибе, или выглядывающей лодыжке, Кира выглядела вожделенной и страстной. Ник приподнял одеяло, запустив руку ей под майку, аккуратно проводя по спине, спускаясь все ниже и ниже, он уже знал, что трусиков на ней нет, те словно подмигивали ему из прохода спальной комнаты: «Давай, смелее!». Он наклонился ближе, слыша звуки дыхания, и приоткрыв губы для поцелуя.

– Даже, не думай, маленький озабоченный блевун! – в одну секунду льдистые глаза Киры распахнулись, пронзая арктическим морозом, вот только его пальцы уже был внутри, и Ник знал, что эта холодность напускная.

– Дай мне минутку, вот так тебя лицезреть, и ты убедишься, что я ощутимо добавлю в росте. Разве моё пострадавшее тело не заслуживает, немного тепла и ласки, когда второе, такое очаровательное и бескорыстное тело, готово поделиться его излишком?

– Подхалимаж тебя не спасёт, я говорила тебе вчера не напиваться так. – она начала выталкивать слова с придыханием, растягивая гласные, а это значило, что он двигался в верном направлении. Кира становилась все горячее и податливее с каждым его прикосновением, стараясь насадиться глубже, помогая себе движением бёдер.

– Я, всего лишь, как рыцарь, хотел уничтожить алкоголь, чтобы тот не нанёс непоправимый вред моей даме сердца. И хоть я пал в неравной борьбе дело, моё живо и тело, кстати, тоже! – Ник шутил, как всегда, стараясь играть на контрасте между эротичностью момента, Кириным недовольством, и своим бесстыдством.

– Ты дурак! – она уже почти стонала от удовольствия, когда один его палец ласкал её внутри, доводя до исступления желанием почувствовать в себе нечто большее, горячее и заполняющее, а второй нащупал заветный бугорок, который мог бы подарить ей так необходимую разрядку, но в самый неподходящий момент, коварно соскальзывал, прерывая нарастающее возбуждение. – Не прощу!

Она испепеляла его похотливым, вперемешку со злобой взглядом, в тот самый момент, когда он убрал руку от её лона, и готовый сорваться с губ стон удовольствия, лишь застрял ненавистным комом в горле.

– Я договорюсь. – сказал Ник, отбросив одеяло и спустился ниже, ведь его губы так и жаждали не случившегося поцелуя, Киры, кстати, тоже.

Она чуть раздвинула ноги, пропуская его в самый интимный уголок своего тела, Ник медленно прошёлся поцелуями по внутренней части, сначала правого, затем левого, бедра. Она слегка изогнулась, то ли от щекотки, то ли небольшой судороги, предвещавшей скорое блаженство. Ник продолжал целовать, покрывая её лобок, опускаясь ниже, провел языком вокруг половых губ, очерчивая контур, словно художник, делающий наброски натюрморта на холсте. Лёгкими касаниями он ласкал клитор, вверх вниз, от кончика языка до почти его основания, на сколько позволяла длинна, снова круг у самой кромки входа и короткое проникновение, лишь, что бы ощутить жар и всю сладость её желания. Постепенно Ник наращивал темп, действовал не агрессивно, но с нажимом перейдя от трепетных касаний, к полноценным ласкам, Кира изгибалась всё сильнее, уже с трудом сдерживая в себе крики, вцепившись рукой в его волосы, она с нажимом придавила его к себе, желая чтобы сладостная пытка, наконец, закончилась, или не останавливалась вовсе.

– Больше не могу терпеть, иди ко мне! – она уже не говорила, рычала, требуя не просто ласк, а заполнения себя, ощущения единения двух тел в этом сладостном миге.

Кира практически вырвала его наверх, и не для того что бы он глотнул свежего воздуха. Она сразу же впилась в него губами, ощущая солоновато-сладкий привкус собственных соков, во время поцелуя. Но уже было не до этих эстетических тривиальностей. Кира обвила его ногами, и Ник перехватив ту под спину, приподнял к себе, а потом кинул на кровать, одновременно войдя сразу на всю глубину. Она застонала от неожиданного рывка, наманикюренные ногти впились, очерчивая неровные бороздки на его спине. Ник продолжал ритмично двигаться, то ускоряя темп, то замедляя и увеличивая длину проникновения. Уже было сложно отличить, где её стоны, а где их совместное рычание и сладострастные вздохи. Капельки пота попадали на Киру, обтекая колышущуюся в такт движениям грудь. Иногда они падали на соски, и тогда Ник отрывался от поцелуев, чтобы «собрать росу с холмов удовольствий» и воздать должное двум прекрасным и дерзко торчащим, возбуждённым буграм. Как детские жевательные конфеты, такие сладкие и сочные, кажущиеся твёрдыми как леденцы, пока их не прикусишь, ощутив всю податливую мягкость. Он любил ощущать себя в ней, двигаться всё быстрее, и жёстче, слыша Кирины стоны и чувствуя извивания. Как она, пытаясь сдерживаться в предоргазменном крике, кусала его за плечи и грудь, а иногда душила этот крик в поцелуе, пытаясь протолкнуть его в Ника, словно поделиться этой какофонией наслаждения. Кира любила в нём эту мощь, с которой она ощущала его в себе, перекаты мышц, под горячей и солоноватой от пота коже, их бугристость и обманчивую мягкость. Моменты когда он расслаблял их останавливая движение и уже казалось, что на них можно откинуться и завернувшись в их мягкость блаженно уснуть, и ту же секунду они вздувались, и рвались наружу, как гоночный болид, обтекаемый и прекрасный в своей скорости и силе.

Она уже не сдерживалась, а кричала в голос. В какой-то момент Нику казалось, что удары их тел ведут не к экстазу, а агонии, но Кира продолжала цепляться за него, словно проникновений и поцелуев было мало и ей хотелось, чтобы они, прилипнув, прошли сквозь друг друга или срослись телами окончательно, а не слились в кульминационном блаженстве. Последним криком она выгнулась дугой, словно каждый сантиметр тела, поднятый вверх, пропорционально оттягивал взрыв оргазма. Кира не смогла тянуть дольше, рухнув вниз, её тело забило в мелкой дрожи, Ник дёрнулся в ответ и они кончили почти одновременно. Он продолжал двигаться внутри неё, хотя возбуждение понемногу спадало, и это чувство было сродни зыбкому, но прекрасному сну, проснувшись от которого, ты продолжаешь лежать с закрытыми глазами, что бы попытаться досмотреть финал чудесного миража.

– Мне нравится наш пьяный секс. – Нику нужно было, что-то сказать, он никогда не любил затянувшиеся паузы, и чувствовал себя неуютно, когда нужно было насладиться моментом тишины, а не мог.

– Я не так много вчера выпила, что бы не протрезветь до утра, да и у тебя с координацией было всё в порядке. – она повернулась к нему приподнявшись на локоть. Кира любила поболтать в такие минуты, как и любая девочка, которая жаждет внимания и комплиментов, особенно если знает, что была хороша и это заслуженно.

– А может, я опьянён тобой, снова. – Ник потянулся к ней для поцелуя.

– А может, ты опьянён любовью ко мне? – Кира слегка отстранилась, серьёзно глядя ему в глаза, она ждала ответа.

Черт бы побрал этих женщин, с их извечным пунктиком на этот счёт! Ник не имел предрассудков по этому поводу, просто не хотел спешить с громкими заявлениями. Всё-таки романтик в его душе считал, что слова о любви от него услышит только чемпионский перстень, мама и жена. Кира вполне могла стать последней, но сейчас этот разговор был совсем не к месту, хоть Ник и оттягивал его, как мог последние полтора года.

– Ты же знаешь, я люблю только троих: маму, папу и жареную картошечку. И при всём моём мастерстве жарить вас мадам, крутя лучше, чем шашлык на мангале, вы не скворчите и не запекаетесь до хрустящей корочки, но оно, наверное, и к лучшему. – Ник старался обезоруживающе улыбаться, понимая, что его маленькая ложь не пройдет бесследно.

Те трое, которых он упомянул как единственных, кого он любит, на самом деле, были: кольцом, площадкой и баскетбольным мячом. А уже потом все остальные, и в совокупности с его ответом, это, пожалуй, было двойным лицемерием.

– Ну, ты и мудак! – Кира натянула одеяло до глаз, пытаясь скрыть улыбку, у неё все-таки было какое-то подобие чувства юмора, но в глазах стояли слёзы. Она была не глупа и понимала, когда над ней плохо скрываемо, но смеются, хоть он и не хотел, чтобы ей так казалось.

– Послушай, малыш, я ведь шучу, прости дурака, дорогая. Ты же знаешь, ты одна в моем сердце, и больше мне никто не нужен. Ну, правда, а со своими, кончеными шуточками, я завяжу, вот увидишь, только не злись. – кольцо, площадка, баскетбольный мяч, а уже потом все остальные. Ник врал, Кира была не глупа, но и не проницательна до той степени, чтобы понять, где его двойное лицемерие, переходит грань тройного.

– Не завяжешь, я тебя знаю. – она устало вздохнула, не желая продолжать этот, не начавшийся, и от того ещё более бессмысленный, спор.

– Ты права, не завяжу, у меня дурацкое чувство юмора, но я никоим образом не хотел тебя обидеть, прости, ладно?

– Проехали, мне надо в душ, чувствую себя тобой после очередной тренировки, благоуханием это не назовешь. – она приподнялась, заворачиваясь в одеяло, будто стесняясь своей наготы, хотя стесняться должны были все остальные, кто не дотягивал до установленного ею совершенства.

– Брось, ты отлично пахнешь, везде, мне ли не знать я только что везде в тебе и побывал. – Ника забавляла эта игра слов, с недвусмысленными пошлыми намёками, – Я могу составить, компанию, сэкономим отелю пару литров горячей воды, я потру тебе спинку, а потом кто-нибудь из нас уронит шампунь… Плюс, мне тоже скоро собираться на тренировку.

Кира уже была у двери в ванную комнату, одной рукой придерживая свёрток из одеяла, второй открывая дверь. Она оценивающе посмотрела на него, словно решая, продолжать обижаться или подарить возможность на ис*сово*купление.

– Сколько у тебя времени? – Кира заговорщицки улыбалась, и можно было бы написать о бесноватых огоньках, разгорающихся в глазах, если бы они не полыхали синим пламенем.