Края казались совсем дикими, недалеко от Лондона, а ни человека, ни его следов. Ни зарубок, ни пней, ни просек. Лишь дорога, которая тянется глинистой полосой с отпечатками колес и назад, и вперед.

По крыше кэба убаюкивающе постукивали капли.

Я достал было записную книжку, но не смог написать ни строчки. Карандаш обрел склочный характер и прыгал в пальцах, царапая бумагу и придумывая несуществующие буквы – плящущие пьяные палочки и закорючки.

Наверное, такими вот палочками можно было бы обозначить весь алфавит. Сделать, например, что-то вроде шифра. Жалко только, и сам забудешь, что писал, и подсказать будет некому.

Вот, например, «Элизабет».

Простая прямая. Прямая с крючком внизу. Косая с наклоном вправо… От танца палочек зарябило в глазах. Косая с крючком. Бр-р…

Бруэм вдруг встал.

Наш извозчик тяжело спрыгнул с козел – выглянув, я увидел, как он, загребая жижу сапогами, охлопав коня, проходит вперед.

– Что там? – крикнул я.

Том не услышал. Зато услышал Родерик, завозился, приоткрыл один глаз.

– Что за манера, Джонатан, рвать глотку при каждом удобном случае? Такой сладкий сон… Представляете: мертвец, закрытая комната и шесть подозреваемых!

– А вы?

– Ну, и я, конечно, – Гарпаст шевельнул плечами, натянул шкуру на живот. – Как они все выкручивались… Убийцы!

Он зевнул.

Фигура кэбмена стояла неподвижно. Я открыл дверцу и выбрался наружу, натянув до ушей кепи.

Дорога спускалась вниз. Том, не обращая внимания на темнеющее от мороси пальто, разглядывал что-то видимое ему одному.

– Ах ты ж!

Подойдя, я увидел пологий песчаный берег, две размытые колеи, столбики свай и клокочущую свинцово-серую воду. С той стороны низкого берега дыбились остатки помоста.

– Как есть снесло, – произнес Том.

– А объезд? – спросил я.

– Куда ж без него. Только как бы и там тоже… – Том повернулся. Пышные усы его живописно прилипли, размазались по щекам, нос был красный. – А был-то, сэр, ручей, меленький, до щиколоток не доходил.

Я пожал плечами.

– Так мы что?

– Едем. Попробуем через Холмер Грин. Но, скажу вам, сэр, с нынешней весной ни в чем нельзя быть уверенным.

И снова был лес, бруэм поскрипывал на поворотах, меня гоняло по скамье, а проснувшийся Гарпаст морщился на каждой кочке.

– У него ж, мерзавца, нет рессор, – шипел он и привставал, пытаясь предугадать новый толчок, – во сне как-то не чувствовалось…

– Он же сказал, кэб рухнул с обрыва. Немудрено, – говорил я.

– Мог бы и починить.

В низинках, которые мы преодолевали, стояла вода.

Из-под колес плескало как из-под катера, Том покрикивал на неторопливого Мартина, пол под ногами потемнел от сырости и потрескивал.

– Как бы нам не потонуть, Джонатан, – обеспокоенно сказал Гарпаст через полчаса то ли езды, то ли плаванья. – Если уж Виндзор затопило…

– В этой части Королевства нет крупных рек, – сказал я.

– Рек нет, а наводнение есть.

– Не умеете плавать?

– Вы исключительно догадливы, мой умеющий плавать друг!

Сказав это, Гарпаст обиженно отвернулся от меня, уделяя внимание голым, растущим из воды деревьям. Лицо у него сделалось кислое и бледное.

Бруэм покачивало, и сходство с речным путешествием только усиливалось. Не случилось бы у Родерика морской болезни, подумал я.

Впрочем, скоро мы проехали опасный участок, дорога взяла выше, по правую руку мелькнула вырубка. Лес то редел, то сгущался, норовя просунуть еловые лапы в салон. Дождь припустил. С протекающей крыши закапало.

– Какой-то мокрый ад, Джонатан, – сказал Родерик, клюнутый каплей в шею.

Я потер промокший рукав.

– Может, переждем где-нибудь? В Холмер Грин?

– Если он еще не скрылся под водой.

Защищаясь от протечек, Гарпаст натянул капюшоном одну из шкур.

– Родерик, – сморщился я. – Она пахнет.

– У меня насморк, – сказал мой друг.

Я высунулся в проем.

– Том! Том! Есть ли здесь где остановиться?

– Нет, сэр! – прокричал Том, перевесившись набок, чтобы мы могли встретиться глазами. – Мы взяли правее Холмер Грин, если повезет, – он показал куда-то за серый от дождя лес на взгорке, – то доберемся до одного из поместий, Эмберхилла или Чемпершира.

– Тогда давайте туда.

Том кивнул и выпрямился.

Я нырнул обратно в кэб, с мокрым, как у утопленника, лицом.

– Ну что? – спросил Родерик.

Со шкурой на голове он производил странное впечатление. Казалось бы, респектабельный джентльмен в макинтоше, и вдруг – это.

– Эмберхилл или Чемпершир, – сказал я, вытирая щеки ладонью.

– Прекрасно.

Гарпаст откинулся назад.

Тяжело проворачивались колеса. С чавканьем отлипала грязь. Краем губы хмурый Гарпаст сдувал лезущие в глаза волоски.

Мы протащились мимо останков каменной стены, может, еще римской, мелькнула просека, затем лес расступился, ноздреватый склон холма оскалился черным провалом выработки. А дальше уже дорога потянулась через кочковатое поле.

– Слышите? – напрягся вдруг Родерик.

– Нет, – сказал я.

– Шумит.

– Что шумит?

– Вода, мой друг, вода.

Я выглянул.

Сквозь дождь ничего не было видно. Том повернул, травяной клок утянулся под днище, щелкнул об обод валун, невидимая канавка плеснула водой.

– Да нет же, Родерик…

– Да-да, тешьте себя, тешьте.

– Но почему? – спросил я.

И услышал.

Шумело впереди. Все громче и громче. Рычало, шипело, бурлило. Звало.

И бруэм спешил на этот зов!

– Наш кэбмен сошел с ума! – воскликнул я.

Гарпаст хмыкнул.

– Джонатан, а где логические посылки? Мне вот сдается, что нас ждет мост и хорошая тряска. На вашем месте я бы сел поудобнее.

– Скажете. Я и так…

Нас затрясло, и я прикусил язык. А еще приложился виском к боковой стенке.

Снаружи взревел бурный поток. Он предстал моим глазам, выхлестывающий из-под бревен, грязный, пенный, кажущийся бесконечным в пасмурном сумраке дня, несущий ветки и землю и вскипающий бурунами.

Заржал Мартин. Мы встали.

Выругался Том, щелкнул вожжами. Мост качнуло, и бруэм обдало брызгами.

– Мартин, чтоб тебя!

– Джонатан, – мертво произнес Гарпаст, – приготовьтесь меня спасать.

– Том! – крикнул я, приоткрыв дверцу. – В чем дело, Том?

Прямо под ногой, в двух футах, клокотала бездна.

Бездна казалась холодной и алчущей. Ее выпирало вверх. Пена набрасывалась на колеса. Вода снизу, вода сверху.

Того и гляди водяной вцепится в каблук.

– Том!

– Боится, зараза! – услышал я приглушенный ревущим потоком голос.

– Кто?

– Конь, сэр!

Том, возникнув на мгновение сбоку, взмахнул руками.

– Какого черта, Том? – крикнул я.

И тут бревна под нами треснули.

Мост повело, устрашающий треск раздался снова. Взбесившийся ручей, казалось, с новой силой набросился на преграду.

Повернувшись, я заметил в руке у Родерика «бульдог».

– Родерик!

Я попытался выхватить оружие у Гарпаста. Несколько секунд мы боролись, и я проиграл.

– Стреляться – это не выход!

– Тьфу на вас, Джонатан! – Родерик, отпихнув меня, высунулся из бруэма.

Револьвер его нацелился в сторону козел.

– Родерик, если вы застрелите Тома, это нас не спасет!

– Умолкните.

– А если коня…

Выстрел показался мне громовым раскатом.

Бруэм, подпрыгнув, рванул вперед, меня свалило между сидений, а носком ботинка я пробил дыру в днище. Позади со страшным шумом и плеском, похоже, обрушился-таки мост.

Нас вынесло на взгорок, и здесь мы остановились – Том совладал с испуганным конем.

– Ну вот, – удовлетворенно отметил Родерик, – утопление откладывается.

Не сговариваясь, мы с ним вышли под дождь. Бруэм застыл на глинистой проплешине, колесный след полого вел вниз.

Там, где должен быть мост, торчало, то скрываясь под водой, то появляясь вновь, одинокое бревно.

– Все, джентльмены, – сказал вставший рядышком Том, – назад дороги нет. Добро пожаловать в Эмберхилл.

– Это далеко? – прищурился Родерик.

– Минут пять, сэр, и мы будем в поместье.

– Нас примут?

– Не дать приют в такую погоду могут только свиньи, сэр, – сказал Том и высморкался.

Я зачарованно смотрел на серую бурлящую воду ручья, возомнившего себя рекой, пока Гарпаст не хлопнул меня по плечу.

– Садимся, Джонатан.

Эмберхилл показался, едва мы миновали прозрачный осинник и обогнули невысокий холм. Мрачный двухэтажный, увитый плющом особняк вырос перед нами, пугая темными окнами. Слева от него обозначился навес с коновязью, справа – сарай с высокими воротами. Огромная лужа пузырилась посреди пустого двора.

Том, объехав лужу по краю, остановил бруэм перед каменным, в две ступени, крыльцом.

– Прибыли.

– Не туда, конечно, прибыли, – проворчал Гарпаст, обнимая жирандоль, – но хотя бы без приключений.

Я имел собственное мнение о приключениях, но счел за лучшее промолчать.

Стрельба из револьвера – пусть. Мост рушится в водяную бездну – значит, так и надо. И все в порядке! Нет, я молчу, молчу.

Две ходки от бруэма к массивным, в полтора человеческих роста дверям – и баулы обрели пристанище на каменных плитах рядом с жирандолем.

Родерик изучал кольцо, вделанное в дверь.

– Им нечасто пользуются, Джонатан, – сказал он, пробуя пальцем вмятину от кольца, образовавшуюся на створке.

– Так стучите! – попросил я, чувствуя, как влага пропитывает сукно сюртука.

– Э, нет, – поднял палец Гарпаст, – здесь могут водиться свиньи, о которых нам только что…

– И свиньи, и овцы, – Том поднялся к нам по ступеням и посмотрел сначала на меня, а потом на Родерика, – без живности здесь нельзя. А чего не стучим?

Не дожидаясь ответа, он бухнул в дверь кулаком.

– Хозяева!

Небо стремительно темнело, и я подозревал, что мы вот-вот станем свидетелями первой весенней грозы.

– Хозяева! Эй!

Наш кэбмен присовокупил к первому удару второй и третий.

Крепость двери и шум дождя не давали распознать какие-либо звуки с той стороны. Слышат ли нас? Спешат ли на стук?

– Еще есть окна, – как бы между прочим заметил Родерик.

– Предлагаете бить?

Я пошел вдоль фасада, вглядываясь в сумрак за стеклами.

Особняк казался загроможденным мебелью и тенями. Большая зала в три окна с массивами диванов и шкафов, маленькая темная комната с напольными часами, рукав коридора с косым треугольником, обозначающим лестницу на второй этаж.

Нигде никакого движения.

То ли спят, то ли умерли. Смерть еще как-то извинила бы…

Выловив своим кепи несколько десятков капель с карнизов и крыши, я в раздажении повернул обратно и тут же в узком стрельчатом окошке заметил плывущий к нам огонек.

– Идут!

Поднявшись к дверям, я встал за Родериком.

– Ради бога, молчите, – обернулся он ко мне, – еще ляпнете что-нибудь.

– Что ляпну? – спросил я, но Гарпаст лишь шевельнул плечом.

Впрочем, открывать нам не спешили.

– Кто вы и что вам надо? – услышали мы голос из-за двери. Голос был скрипучий и, судя по всему, принадлежал старому слуге. – Если вы дьяволовы отродья, то убирайтесь прочь.

В когда-то богатых, но потом обедневших семействах такие слуги имелись всегда. Они, собственно, и олицетворяли тот упадок, в который приходили семейные дела.

Да, они знали и молодость, и расцвет, но прикипев к хиреющему поместью, как плющ к стенам, дряхлели вместе с ним.

Глохли, слабели и ненавидели случайных гостей.

– Я – Родерик Гарпаст, – прервал мои размышления Родерик, – со мной мой друг Джонатан Ривольд и Том э-э…

– Каули, – наклонился к двери кэбмен.

– И Том Каули. Здесь дождь и… Всюду вода. Нам бы переждать непогоду…

– И обсохнуть, – добавил Том.

– И переночевать, – сказал я.

Родерик пихнул меня локтем.

Некоторое время за дверью молчали. Я так и видел, как старик, уставя бесцветные глаза в пол, пытается сообразить, кроется ли в незнакомцах опасность.

И так взвешивает, и этак.

Трое. Просятся в дом. Но вежливо. Джентльмены. Может быть даже из столицы. Приятное общество, чтобы скоротать вечер.

А ну как нет? Мало ли.

– Входите.

Щелкнул массивный засов, и одна из створок приоткрылась. Гарпаст ринулся внутрь, на золотистый свет свечи, первым.

– Наконец-то! – Расстегивая макинтош, он загородил весь проход. – Мы уж думали – все! У вас что-то темно, кстати…

– Экономим, – был ему ответ.

Гром раскатился по небу. Дождь превратился в ливень. Наверху, над нами, хлопнул ставень.

– Родерик!

Я попытался подвинуть друга.

– Имейте совесть, Джонатан, – недовольно произнес Гарпаст. – Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка…

Он сел и принялся кряхтя стаскивать грязные ботинки.

С баулом на плече я все же протиснулся мимо него и чуть не столкнулся с держателем свечи.

Как я и предполагал, это оказался старик в поношенном, побитом молью фраке, сорочке и серых панталонах. Скорее всего, дворецкий. Если, конечно, в доме, кроме него, имелся кто-то еще из прислуги. А так, наверное, он был и камердинером, и садовником, и привратником, и каменщиком, и, возможно, даже конюхом. Унылое лицо. Длинный нос, седые баки, поджатые в неодобрении губы. Руки у него подрагивали, и огонек свечи плясал один из тех туземных танцев, о которых писал путешествовавший по Африке Ливингстон.

– Будьте добры… – я опустил на пол баул.

Он посторонился.

– Сэр, – Том протянул мне над Родериком жирандоль.

Звякнул хрусталь. Я, оцарапавшись, перехватил. Затем принял и второй баул.

Гарпаст, сменив ботинки на нашедшиеся под ногами мягкие туфли, костяшками пальцев стукнул в стенную панель.

– А у вас здесь мило, – сказал он старику. – Мило. Куда идти?

– Сюда, сэр, – показал свечой слуга.

И медленно, с достоинством, повернулся.

– Оба этажа жилых? – спросил Родерик.

– Конечно, сэр.

По мере того, как они удалялись вглубь дома (Родерик безбожно шаркал), голоса их звучали все глуше.

– И сколько жильцов?