Стоило троллейбусу отъехать от конечной всего на пару остановок, как на очередной в салон вошла девушка. Еще до того как ее нога коснулась первой ступени, Александр уже смотрел в ту сторону, что-то предчувствуя. Хотя Свечкина женской красотой в принципе удивить было уже невозможно, так как во время шатаний по миру ему попадалось немало красивых девушек, он все же застыл в оцепенении, любуясь. И он был такой не один. Все пассажиры мужского пола обернулись к вошедшей, ощутив что-то непонятное, будто их ударило электрическим током. Девушка была высокой и грациозной, и эта грация давалась ей без труда; она двигалась плавно и ненавязчиво, как пантера. Длинные, черные, чуть вьющиеся волосы пышно и тяжело падали на красивые плечи, густым облаком обрамляя красивое лицо немного неестественной белизны. Яркие, пухлые губы царственного, чуть крупноватого рта, прямой нос с четко очерченными (как про себя отметил Александр, «хищными») крыльями и плавность овала лица оттенялись заметной круглой родинкой над губой. Родинка нисколько не портила красоты, а скорее наоборот, делала линию губ еще более чувственной и желанной для поцелуя. Под идеальными, темными дугами бровей были завораживающие, миндалевидного разреза, глаза яркого, болотно-зеленого цвета. Декольте подчеркивало высокую грудь, а облегающая юбка как нельзя лучше выделяла стройные, точеные ножки. Плавность линий ее тела не могла не понравиться Свечкину. Да что там, все в этой девушке нравилось ему; все, кроме могильного холода, который на интуитивном уровне чувствовался в ее взгляде. Именно это и удивляло Александра. В любой девушке чувствуется тепло, сильное или слабое, но оно непременно есть. В этой же особе тепла было столько же, сколько в январском сугробе. «Снежная королева», – назвал ее про себя Александр, взвешенно оценив красоту, грацию и несомненную высокомерность вошедшей. Одновременно с этой мыслью возник вопрос: что же так подстегнуло при появлении данной красавицы? Даже До этого появления, раз Свечкин еще не видя, уже что-то ощутил. Явно не фригидность привлекла Александра, а какой-то неуловимый магнетизм, исходящий от девушки, сильный и пугающий, как колдовские чары.

Зайдя в салон, она не стала осматриваться по сторонам, а спокойно села у окна на свободное одинарное сиденье в середине салона. Подлетевший кондуктор вел себя почти как дореволюционный гарсон, обслуживающий в Яре генерала кавалерии. Не хватало только полотенца через руку и фразы: «Чего изволите?». Вытянувшись в струнку, кондуктор смотрел на девушку так проникновенно, что Александр не удержался от смешка. «Как собака перед кормежкой, лишь хвостом не виляет!», – промелькнуло в его голове. Как же иногда смешны некоторые индивиды, пытающиеся привлечь к себе внимание понравившейся девушки…. Хотя Свечкин не мог не признать, девушка того стоила! Усилия мужчины не были оценены, девушка, даже не поворачивая головы, покосилась на контролера и протянула ему купюру в десять рублей, которую держала в руке. Тот аккуратно взял деньги и принялся дрожащими руками отрывать от стопки билет. Девушка же отвернулась к окну, сделав жест, означающий: не надо! Кондуктор, не понимая, застыл на месте, но через пару секунд до него дошло, что аудиенция закончена, и он, медленно развернувшись на месте, с видом побитой собаки поплелся на свое сиденье. Александр только тогда заметил, как за этой сценой, не отрываясь, следила вся мужская часть троллейбуса, и стоило кондуктору отойти от девушки, пассажиры развернулись, чтобы уставиться в окна. Александр подавил смешок на мысли: «Кобели!», так как понял, что и сам не лучше. Стало не по себе. Он не любил быть как все.

До гостиницы оставалось не более пятнадцати остановок, как на очередной в салон вошел какой-то субъект неопрятного вида, находившийся явно под мухой, лет сорока на вид. Он шлепнулся на сиденье позади девушки и уставился ей в спину. Она же как будто ничего не почувствовала, продолжая дальше рассматривать уличные огни. Это было странно, девушки всегда чувствуют обращенные на себя взгляды, и тем более пьяный, тяжелый угловатый взгляд, упертый как ствол автомата в спину, который не ощутить было невозможно.

– Девушка, вашей маме зять не нужен? – как можно вежливее выдавил субъект.

Девушка и бровью не повела, хотя, несомненно, понимала, что обращаются к ней.

– Я говорю, вашей маме зять не нужен? – опять поинтересовался мужик, но уже с нотками раздражения в голосе.

Опять никакой реакции.

– Ты что, глухая? – гражданин наклонился вплотную к девушке. – Эй… – он слегка пихнул ее в плечо.

Александр смотрел на это, понимая, пора вмешаться, но он также видел реакцию остальных мужчин, у которых уже промелькнула подобная мысль. Трое встали со своих мест, и подошли к девушке и хаму. Как подумалось Александру, если бы девушка не была так красива, рисковать своим лицом ради нее отважился бы в лучшем случае кто-нибудь один.

– Дружище, ты ничего не перепутал? – спросил у наглеца один из подошедших, здоровый мужик за пятьдесят.

После того как ее тронули за плечо, девушка соизволила-таки обернуться к пьяному. Как заметил Свечкин, ее глаза горели бешеной яростью, от которой у Александра пробежали мурашки по спине. Что-то явно было с ней не так, столько злости живой человек в себе не вместит. Дикая, животная ярость, сквозившая во взгляде, как подумал Александр, могла помочь девушке справиться с пьяным мужиком и в одиночку, разорвав его просто на лоскуты. Она смотрела прямо в глаза, храня молчание; но субъект того взгляда не видел, так как всецело сфокусировался на подошедшем здоровяке.

– А чё, чего-то хочешь? – пьяный тоже был зол. На него не обращали внимания, да еще и отвлекли от общения. Есть люди, которым нельзя пить спиртное; даже более того, к ним и трезвым подходить иногда опасно для здоровья.

– Чего к девушке пристал? – спросил все тот же здоровяк, но теперь в его голосе уже не чувствовалось столько уверенности и дерзости, сколько звучало при первом вопросе. Внешняя уверенность хама и наглость его тона заставили мужика немного стушеваться.

– Вали отсюда! – добавил второй мужик, выглядывая из-за спины здоровяка.

– Я те щас отвалю… – пообещал хам, неспешно покачав головой и доставая из кармана нож-бабочку. – Вы чё, фраера, попутали? – взорвался он, вскакивая с места.

Трое мужиков, не сговариваясь, резко отскочили на шаг назад.

– Ну, кто смелый? – продолжил пассажир, маня к себе рукой. – Давай сюда, попишу…

Отступив, мужики заслонили от Александра девушку, и ее реакции на происходящее он уже не видел.

– Да на кой мне здоровье класть, за эту… – произнес один из «заступников», и отошел на несколько шагов, чтобы сесть на свое место, отвернувшись от происходящего. Второй нехотя кивнул фразе товарища и повторил его движение. Таким образом, перед возмутителем спокойствия остался стоять только здоровяк. Он был бы и рад отступить как те двое, но честь не позволяла сделать этого, хотя мужик и боялся.

– Заступнички… – девушка презрительно окинула взглядом вернувшихся на свои места мужиков. Голос ее был мягок, глубок и слегка хрипловат. Он был абсолютно спокоен, будто перед ней стоял не пьяный мужик с ножом в руке и полностью пустым мозгом, а поклонник с букетом ромашек.

Александр криво усмехнулся фразе девушки.

– Сядь, дружище, – обратился он к здоровяку, вставая. – Ты мне только помешаешь.

Здоровяк резко обернулся к Свечкину, и, промедлив пару секунд, кивнул, после чего с готовностью переместился в сторону своего сиденья, обрадованный возможностью выйти из сложившейся ситуации здоровым и без ущерба своей чести. Кто ж его знает, как далеко может зайти тот пьяный мужик с ножом?

– Э! А ты еще откуда вылез? – мужик с ножом обернулся к Свечкину, продолжая отслеживать краем глаза движение остальных пассажиров. Мало ли кто дернется из благородных побуждений помочь?

Свечкину, конечно, очень хотелось в момент своего выхода посмотреть на реакцию красавицы, но он внимательно следил за всеми движениями мужика. Один шрам на лице уже есть, и его вполне достаточно. Но мужчина чувствовал, обращенный на него взгляд выражает интерес.

– Убери нож и выйди отсюда, – Александр встал в полутора метрах от дебошира.

Троллейбус стоял с открытыми дверьми; водитель остановил его в ожидании завершения сложившейся ситуации, предупрежденный о стычке кондуктором.

– Чё, смелый нашелся?! – мужик не хотел отступать без боя. Даже нет, не так: ему очень хотелось сделать что-то плохое со Свечкиным, в частности порезать того на портянки.

– Перо убери… – не меняя тона, спокойно сказал Александр.

– Вот это? – мужик взмахнул рукой с ножом перед лицом Свечкина, нагоняя жути.

Зная, что на таком расстоянии нож не достанет до тела, Александр даже не отдернул головы, продолжая спокойно стоять. Бокс дает отличное чувство дистанции. Но за внешним спокойствием он был точно пружина, готовый к любому действию.

– Тебя уже резали. Тебе мало? – хам продолжал прощупывать Александра, не зная, – злить того было далеко не самой удачной мыслью, пришедшей на ум аборигена. Свечкин не боялся, и это удивляло мужика с ножом.

– Не советую делать подобных ошибок…. – Александр очень не любил, когда говорили о его шраме, и поэтому начал терять терпение. Долгие разговоры перед дракой ему никогда не нравились. – Вали отсюда, урод, или сдохнешь, – от злости шрам на щеке побагровел, в то время как лицо несколько побледнело.

Абориген, видимо, тоже не был по своей натуре склонен к дискуссиям, и сразу перешел к нападению. Он пригнулся и после резко выкинул вперед руку, метя попасть прямо в шею. Александр был готов к такому повороту событий, и как на тренировке, просто убрал корпус влево, чтобы потом проглаживающим движением своей правой по руке с ножом увести ту в сторону. Дойдя до запястья руки, он зафиксировал захват и максимально потянул по инерции удара, отчего мужик застыл в позе летящего купидона, открыв правый бок. Мощный боковой в печень заставил упасть дебошира на колени, а добивающий удар ногой сломал челюсть. Нож остался в руке Свечкина. Он посмотрел на него, а потом сложил и сунул в карман. Занятие поднять мужика с пола за шиворот и пояс, и выкинуть на улицу как мешок, минуя все ступени, принесло удовольствие. Тело приземлилось на бордюр, раздалось подвывание. Стычка заняла по времени две секунды.

– Поехали! – крикнул Свечкин, обращаясь к водителю. Все пассажиры смотрели на него. – А вы чего уставились? Клоун сам выпал… – добавил он, борясь с раздражением, вызванным повышенным вниманием к своей персоне. Как глазеть, так все горазды, а как вмешаться…

Пассажиры нехотя отвернулись, Александр перевел взгляд на девушку. Он ожидал, что она скажет спасибо, но она лишь слегка улыбнулась, кивнув в знак благодарности, и отвернулась к окну.

– Проще будь, королева, – сказал Свечкин без раздражения, но несколько язвительно, раздосадованный, что его поступок не оценили должным образом. Девица была высокомерной и холодной, она даже не испугалась произошедшего, чем вызвала в Александре уважение к себе. Сказанную фразу он обронил, не ожидая ответной реакции, а как само собой разумеющееся. Но, не смотря на то, что он не был расположен к диалогу с красоткой, тот все же произошел.

– Тебе что-то не по душе, воин? – она повернулась к нему. Зеленые глаза выражали некоторое удивление и заинтересованность.

– Твое высокомерие не по душе. Я дал совет, ты же сама делай из него выводы, – теперь он отвернулся к окну, думая, что диалог завершен.

– Каждый рожден для чего-то. – Загадочно ответила девушка. – Ты, – чтобы убивать, я, – чтобы властвовать, – она улыбнулась. – Так что все на своих местах, – и она в свою очередь посмотрела в окно, отвернувшись.

Александр внимательно взглянул на брюнетку, удивленный и заинтригованный словами красавицы. Она знает, или же просто попала пальцем в небо? Интуиция подсказывала, с этой девушкой явно что-то не так.

– С чего ты решила так про меня? – Свечкин подсел к ней, аккуратно коснувшись пальцами плеча, стараясь, чтобы жест не выглядел пошло или грубо.

Она обернулась, и зеленые глаза как-то потеплели.

– Я вижу это. Руки в крови… – она говорила тихо, но Александр слышал ее также четко, как если бы они находились не в гудящем троллейбусе, а в комнате для свиданий.

– Как зовут тебя? – выдохнул Свечкин, заворожено глядя в глаза девушки. У него в уме была тысяча вопросов, но решился он лишь на один.

– Марья.

– Мария? – не расслышал Александр, погруженный в догадки на счет загадочной девушки. Его тянуло к ней с непреодолимой силой, так, что терялись все остальные чувства кроме этого.

– Марья, – ее глаза зло сверкнули. – Не Мария.

Свечкин вздрогнул от этой вспышки, и понял, лишь стоит ему замолчать, как он потеряет эту девушку навсегда. Ему этого не хотелось.

– Ухо контужено. Не злись, – только и смог придумать он, слегка улыбнувшись. Контузия была, но слух оставался в норме.

Девушка улыбнулась в ответ, одними уголками губ, и медленно провела пальцем по шраму на его щеке. Прикосновение овеяло холодом, от руки не исходило ровным счетом никакого тепла.

– Позволь я тебя провожу, – сказал он задумчиво.

– Но ты же не знаешь, куда я иду, – глаза светились иронией. Александр не мог понять, как в них всего за пару минут до того вмещалась вся свирепая ярость мира, когда девушка смотрела на мужика с ножом. – Тебе может оказаться не по пути.

– Мы сами выбираем свой путь, – Свечкин придвинулся ближе, любуясь. – Сегодня я хочу пойти с тобой.

– Тебе еще рано со мной идти, – она улыбнулась впервые по-настоящему тепло; хотя Александру то ли от этой улыбки, то ли от скрытого смысла слов, стало немного не по себе. – Сиди, я пойду, – добавила девушка.

Она встала и пошла к выходу, а Свечкин остался сидеть, провожая ее взглядом. Она, несомненно, почувствовала его взгляд в спину, и обернулась.

– Еще увидимся, воин, – тихий и нежный голос пролетел разделяющие их метры и прозвучал словно бы в самой голове Александра.

Девушка вышла из троллейбуса. Свечкин припал к окну, но на улице уже никого не было. Она просто исчезла в одно мгновение, оставив чувство, будто мужчине привиделась грива черных, цвета воронова крыла, пахнущих корицей волос и колдовские ярко-зеленые глаза.

– Марья… – сказал Александр, тронув шрам. Потом он тряхнул головой и вывел себя из зачарованного состояния. – Чего завис? – спросил он шепотом у себя. – Баб что ли красивых не видел?

И мысли перешли в другое русло.

На рассвете Свечкин сидел на могиле своих родителей, оперев локти на стол и рассматривая фотографию с родными и гордыми лицами. Только он, сигарета и семейная фотография. Еще не было слышно шума города, куда-то затерялись бомжи; и собаки, за ночь устав лаять, разбрелись по своим лежбищам. Его одиночество никто не нарушал, и он был благодарен за это высшим силам. На самом деле благодарен. Иногда нам, особенно в такие минуты, необходимо одиночество и покой.

Такие молодые… Отцу на момент автокатастрофы было тридцать пять, матери на год меньше. А теперь их сын, будучи сам почти ровесником, смотрит на памятник серого мрамора, как на печать, скрепившую и завершившую две книги жизни. Теперь ему много бы нашлось, что сказать им… да куда уж теперь.… Теперь поздно. Тогда он был весел, все куда-то бегал от себя, да и от них тоже. Теперь уже давно ни от кого не бежит, но только не легче от этого на душе. Тогда он не ценил их, думал, что вечны, и это неизменно. Никто не вечен, и этот закон природы осознаешь, лишь потеряв кого-то дорогого. О родителях он помнил все время, каждый момент жизни. Именно их любовь, которую Александр чувствовал еще тогда, в детстве, как ощущал ее и после их смерти, помогала ему преодолевать все на своем пути. Именно с этой любовью он вылезал из таких передряг…. Он помнил о своих родителях, и знал, что ради памяти о них он должен жить. Жить так, чтобы не стыдно было смотреть, вот как сейчас, на черно-белую фотографию с их все понимающими глазами.

Отец хотел, чтобы сын вырос серьезным спортсменом, завоевал золото на Олимпийских играх или на первенстве Европы; и когда маленький Саша выбрал бокс, он только радовался. Если не спортсменом, то непременно хорошим следователем, честным и непоколебимым, как комиссар Катани или Мегрэ…. Отец даже откладывал деньги на поступление сына в школу милиции. Не сложилось. После смерти родителей Александр в этой милиции прописался, но в качестве хулигана, которого таскали по всем делам, по каким только могли. Участковый старался его посадить. Недостарался. В девяностые резали многих, как воров, так и ментов, и поэтому когда на счастье Свечкина одной из жертв стал капитан Проскурин, участковый его района, Александр только обрадовался. О нем потихоньку забыли, но с тех самых пор доблестных работников милиции Александр не любил. Он никогда не сможет простить им отбитые почки и сломанные на допросах в дверном косяке пальцы. Хотя, с другой стороны он был им благодарен за науку, после которой отбивка армией и тяжести Легиона уже не были так страшны. На Свечкина трижды вешали глухие дела, и трижды он мог выйти калекой из допросных, если бы не тренер, что поднимал свои связи и вытаскивал ученика из обезьянника. Политика Семеныча была проста – он помогал Александру из привязанности, как бывшему любимчику, искренне переживая за него и следя за его судьбой, но видеться со Свечкиным лично не хотел, решительно уклоняясь от встреч (да Саша и сам не стремился). В тренере говорила обида, в Саше говорила совесть, колючая и беспощадная. Вкупе этих чувств встреча была нежелательна. Так и жили. Только потом Александр понял, тренер отслеживал его путь через Вовку, друга, занимавшегося в той же секции, и был в курсе всех событий. Вовка стучал, но ему это простительно. Давно уж нет пацана. Все та же Вторая Чеченская….