Увольнения были уже чаще, но не столь восторженно воспринимались. Компанию собрать было сложно. У всех свои дела. В основном разбегались по жёнам и подругам, ну или куролесить. Местные – все по домам. Традиционно переодевшись у родителей Олега Немирова, Андрюха любил погулять по центру города. Часто посещали баню и оттягивались там в удовольствие. Но Краснодар по-прежнему был чужим. И это ощущалось в увольнении. Резкий контраст нахождения на виду и под постоянным прицелом в училище с никому ненужностью и бездомностью в увольнении сказывался, когда оставался без компании себе подобных. И это начиналось уже после выхода за КПП. Все, как ошалелые, целенаправленно неслись по домам осуществлять составленные на ближайшие часы грандиозные планы. В большинстве случаев Андрюхе спешить было некуда, и это угнетало. Все, кто ему был дорог, были за полторы тысячи километров. Да и были ли они вообще? Или всё было во сне?

Частые свадьбы создавали другую крайность. С алкоголем и разгулами перебирали. Тут всем было что вспомнить. И Андрюхе. Но, отрезвившись в последний год уходящего тысячелетия, он очень не любил вспоминать о своих похождениях. Хотя при встрече все норовили напомнить, думая, что доставляют Андрюхе удовольствие, рассказывая, как от него пьяного, схватив с него шапку, убегали встреченные на улице, хоть и по гражданке, но полковники. Без шапки через КПП идти было нельзя. Лазили через забор. Наутро шапку приносили из комендатуры с требованием расстрела хозяина, но уже подполковник Бабков показывал зубы. Андрюха же во время этих рассказов испытывал почти физическую боль, и в голове не было места никаким мыслям, кроме: «И как я теперь буду всё исправлять? Как вытащить в Трезвость всех тех, кого я затаскивал в пьянку? Наказание!»

Нелёгкая сессия завершалась. Успешно сдавшие проводили дни до отпуска на хозработах. Лето уже, казалось, настало так давно, что его и не застать в запоздалом отпуске. Стоя на построении у старого учебного корпуса, Андрюха с грустью наблюдал, как листья на деревьях стали частично желтеть, а отдельные – и опадать. Типичное для начала жаркого августа явление, казалось, было придумано именно для того, чтобы утяжелять падающими листьями рвущуюся на волю душу курсанта, прошедшего к этой воле столь трудный и долгий – в полгода – путь. И когда наступает этот столь жадно и столь долго вожделенный момент, предательская апатия полностью нейтрализует всю светлую радость. Нужна хотя бы пара дней, чтобы всё осознать. Грели душу уже четыре полоски в шевроне на рукаве. Особенно это радовало Андрюхину мать.

На начало летнего отпуска у троих одногруппников были конкретные планы. Виталик Комов пригласил Витьку Макагонова и Андрюху к себе в гости в Бухару на недельку половить рыбу. «Бухара» на местном наречии есть станица Брюховецкая, находящаяся на севере Краснодарского края, недалеко от лиманов и многочисленных рек, впадавших в Азовское море с юга.

Андрюха никогда не был на рыбалке. Непреодолимая жадность успеть всё интересное и запланированное сведёт жизнь к бесконечной гонке без выходных, отпусков, пенсии, рыбалок и отдыха, на который жаль даже минуты. Если только не улететь куда за тысячи километров. Но компьютер всегда будет рядом, а провести целый день на пляже – преступно расточительно. Эта несовместимость темперамента и стиля жизни с основной массой населения превратит в муку любую поездку по российским дорогам, где этой основной массе обывателей некуда спешить. Да они и не заморачиваются думами о том, чем жить, и планами разряда «спасти мир» и «слетать на Луну». Конечно же, обыденные цели есть у всех, но душа не может сходить с ума от жажды их реализации.

Первая и последняя, и, в то же время, неординарная рыбалка была у Андрюхи в отпуске после третьего курса в Бухаре. Выезжали с утра на жигулях отца Виталика. Вечером привозили полный багажник рыбы. И всё в рамках разрешённого. Никаких сетей, электроудочек, гранат и прочего извращения.

Начало отпуска получилось очень светлое и многообещающее. Покуролесив ещё в Краснодаре на свадьбах и просто в разгулах с однокурсниками, Андрюха добрался в Брянск к концу второй недели.

Более спокойный Брянск встретил не настолько жаркой, но и неплохой погодой. Покуролесили с друзьями. Объявился старший товарищ по дискотекам Витька Минаков. Они с хозяином самой крутой в районе дискотеки «Диско» в начале 80-х часто брали на подработку Вову и Андрюху. Ездили и по «халтурам». Так хозяин «Диско» Юра Калиничев называл свадьбы и дискотеки в районах. Всяких чудных воспоминаний хватало. Было как-то, и добирались до подшефной Радицы на пойманной подпитым Калиной мусорной машине, как на такси, в обнимку с магнитофонами. Опоздали, но толпа оценила и встретила овациями.

Витька был вторым человеком в «Диско» и совладельцем. «Диско» к третьему Андрюхиному отпуску распалось, но халтуры продолжались. И вот, как-то, Андрюха и старший товарищ Витька Минаков пересеклись. Намечалось несколько «халтур» и свадьба в Бежице у другого старого товарища Мишки. И как-то всё закрутилось без отдыха, что и особо времени на расслабление не осталось.

Душа давно рвалась к Татьяне. Ни о ком другом думать не мог, хотя Вова и пытался периодически подсовывать вполне достойных кандидаток на замену. Казалось, что может быть лучше – позвать Татьяну прокатиться с ним по этим мероприятиям. Да не может ей не понравиться. Даже её подружка, с которой она была в паре на познакомившем их дне рождения Вовы, умудрилась съездить в Радицу на одну из халтур, когда Витька не смог, а Андрюхе пришлось взять с собой друзей. Но как душа не рвалась, ноги от страха не шли. Наверно, уже чётко понимал, что придётся объясняться и что-то решать.

Это непонятное «что-то» просто кипятило мозг неразрешимой задачей. Ведь уже ясно, что он не сможет её забыть и не сможет сблизиться с кем-то другим. В конце концов, уже ни дискотеки и ни разгулы в голову не шли. Там всё заполнял август двухлетней давности и первый его отпуск, который, без сомнения, можно было назвать «их» отпуском. И вот он решился.

Та же знакомая дверь дома с собственным садом недалеко от набережной. Открывшая мать не выразила эмоций, что вполне устраивало Андрюху. Только обычно безучастный к её делам отец, отвернувшись, слегка усмехнулся. Та же комната. Та же Татьяна. Где-то в углу должен быть кассетник, но Лоза уже не пел свой «Плот». Татьяна не была столь приветлива, хотя и не выказывала желания оттолкнуть или прогнать. Банальные слова ни о чём. Особо разговор не сложился. Андрюха кратко изложил то, что и так было видно: он в отпуске, не смог не прийти, ну и всё такое. Всем видом продолжал показывать, что есть полный придурок, но не может её забыть. Татьяна сидела и подшивала тюль. Казалось, ничего не изменилось и она просто в раздумье, как ей вести себя с ним дальше.

Решив давить помалу, Андрюха робко спросил, что, может, ему прийти завтра и они куда-нибудь сходят? «Ну, приходи», – ответила Татьяна. Скромно удалившись, Андрюха выдохнул за воротами. Она его не прогнала. Душа стала загораться ожиданиями. Надеждой вернуться к этому светлому прошлому и пойти вдвоём гораздо дальше и, главное, не совершая ошибок. Хотя что конкретно делать и как совместить это светлое будущее с царством Бабкова, он ещё не придумал. Ближайший план был взять её завтра с собой в Радицу. Но заранее сказать об этом побоялся.

Вечер и половина следующего дня прошли в ожидании. В невероятно блаженном ощущении, что жизнь вновь обрела потерянный смысл, и трудное счастье, оправившись от отчаянья и восставши из пепла, в слезах радости ожидает на выходе из дома. Позже, как ни силился Андрюха, так и не мог вспомнить, не припёрся ли он тогда ещё и с цветами? Дверь открыла незнакомая женщина. «Вы к Татьяне? – спросила она. – А её нет. Она на свадьбе». Идиотское исступление на физиономии у Андрюхи явно говорило о его ошарашенности, и она добавила: «Татьяна замуж выходит сегодня!»

Вспоминая произошедшее через годы, Андрюха так и восклицал про себя: «Это было круто!» Лучшего варианта заставить ощутить себя сверхидиотом придумать было трудно. Браво, Татьяна!

Обиды не было. Ни на мгновение и ни на грамм. Это было её решение. И для этого было достаточное основание. Всё правильно! Но всё затмевало нарастающее, как чернейшая туча, постепенно осознаваемое чувство утраты. И на него накладывался ужас от невозможности предсказать, до каких размеров эта туча будет расти, и способен ли он будет вообще вырваться из её власти. Всё сильнее осознание непоправимого обрушивалось на мозг вёдрами ледяной воды, скандируя: «вариантов нет», «не лечится», «приговор окончательный и обжалованию не подлежит»… Казалось, на тысячи километров окружающей ледяной пустыни уже не найти чем согреться.

В таком придурковатом состоянии его и обнаружил Витька Минак. Пора было ехать на свадьбу к Мишке. Всё на автомате. Подключили звук, свет, проверили – и понеслось. Народ веселится. Витька принял пару стаканов и стал сильнее домахиваться – что с Андрюхой? В конце концов тот не выдержал натиска и выдал Витьке, но больше, чтоб отстал: «У меня девчонка сегодня замуж выходит». Увидев неподдельный восторг в глазах Витьки, Андрюха запоздало спохватился: «Смотри не говори никому!» – «Да! Да-а-а!» – заверил Витька и удалился в толпу. «Кому я, блин, рассказал!» – с ужасом схватившись за голову, простонал Андрюха. Неприятности с многочисленными девчонками, которые Андрюха лично наблюдал, для перевалившего тридцатник Витьки уже давно перестали быть трагедиями.

Результат Витькиного молчания начал сказываться уже через пять минут. Андрюха стал «гвоздём программы». Только что автографы не раздавал. Каждый участник торжества считал неприемлемым не пропустить лично с Андрюхой рюмку по поводу его сегодняшней трагедии, а то и не одну. Ледяная тундра в душе поплыла. Поплыл по волнам и Андрюха.

Как-то в эпоху «Диско» Андрюхе приходилось притаскивать находящегося в беспамятстве Витьку домой с халтуры. На следующий день он покупал по дороге пиво и будил Витьку, поднося открытую бутылку к его носу. Тот, как питейщик со стажем, сначала выпивал бутылку, а потом просыпался. Сейчас от запаха пива из тыкаемой в нос бутылки проснулся Андрюха. Реальность возвращалась не сразу. И приходящая с ней душевная боль затмевала физическую. Андрюха был дома. Перед ним радостный Витька Минак, в предвкушении второго дня свадьбы, и сильно обеспокоенная Андрюхина мать, с неподдельной надеждой вопрошающая: «Виктор! Вы же старший товарищ! Пожалуйста, проконтролируйте его! Не позвольте ему опять потерять контроль с алкоголем!» «Да-а-а! Да-а-а! – уверял гад Витька. – Я прослежу за ним! Не сомневайтесь!»

Вспоминать остаток отпуска Андрюха даже и не пытался. Это было абсолютно бесполезно. Поезд мчал его в реальность, в которой ждал всегда готовый на штурм любых высот и крепостей доктор Бабков с заготовленными методиками реанимации неизлечимых и воскрешения мёртвых. Всё, что нужно было сделать, даже если ты мёртв, – попасть к нему в строй.

Предисловие о никчёмности кислых рож, которые не нужны даже девкам, от которых их оторвали, и предстоящем очередном годе «веселья» было кратким, но ёмким. И с особым удовольствием Саныч выдал, что в этом году курс внепланово попадает не под войсковую, а под министерскую проверку по физподготовке. А это означает, что побеждать им придётся рязанское ВДВ. И тренировки, об интенсивности которых они даже не подозревают, начинаются безотлагательно и до потери сознания и пульса. Могли ли посмеяться боги больше, чем столкнув лбами Бабкова и всё рязанское ВДВ, и сделав заложником этой катастрофы его курс? Август переставал быть томным.

Тяжесть возвращения в реальность немного сглаживал факт окончания трёх лет казармы и переезд в общагу. Нахождение в комнатах по 2–3 человека уже так не давило казёнщиной, как это делала казарма. Но в целом от факта покидания этой казармы было больше светлых ожиданий, чем реальных плюсов. Большинство вещей осталось. Не было огромных площадей для натирания «машкой», был третий этаж, меньше проверяющих стремилось прийти и погонять наряд, да и сами четверокурсники уже “пуганые”. Залёты становились более тяжкими – всё больше по самоволкам и пьянкам на свадьбах. Наряды по столовым кончились, увольнения в выходные стали обыденным делом, ну и всякие другие мелочи свидетельствовали о повышении статуса.

При всей интенсивности бабковской терапии тяжесть от событий минувшего отпуска не хотела отступать и коварно нападала по вечерам. К тому же Татьяна прислала письмо в несколько слов: «Прости! Давай останемся друзьями». Модерн Талкин в голове играл уже ближе к траурному маршу. Огни дискотек удалялись в какую-то чужую сладкую, но не его жизнь. Осознание необратимости потери грызло душу с другого края. Больше всего старался вывернуть её наизнанку крутимый неоднократно на курсовых дискотеках Хоралов. «Без тебя проходит день как год, а год – как длинный день. …» Образ Татьяны тёплым августом на берегу Десны в его первый летний отпуск так и останется нечужим и смотрящим приветливо и доверчиво, и свершившиеся в реальности факты не смогут с этим ничего сделать. Грусть уже не уйдёт. Она просто поменяет цвет и станет светлой. А на смену тяжести утраты придёт благодарность за то, что с ним это когда-то было. Блокировка в сознании сработает ещё через месяц, и большими усилиями он перестанет вспоминать. Но в памяти останется то, что должно остаться. И пусть оно так. «Всё в кайф!»

Подполковник Колесников получил полную власть над курсом на предстоящий год, потому как в его непосредственной ответственности было доведение физического уровня этого курса до возможности конкурировать с рязанским ВДВ. У него были в помощь другие преподаватели физподготовки – капитаны, но сам он лично отдавал этому делу всё время. Обращение «товарищи курсанты» им практически не использовалось. Колесников нашёл более краткое и более эмоционально окрашенное определение.

Никакого пафоса типа «Бойцы!» Все попадали под определение «Евреи». «Ну что, евреи, ползаете ещё после нашей утренней встречи? Всем присесть – и по кругу марш на карачках!» В первые дни после упражнений из рациона ЗК ходили как на протезах, а о строевой подготовке думать было бесполезно. Последствия сотен метров на корточках главный Еврей устранял десятком подъёмов бегом с ускорением на новый мост через Кубань, до которого ещё нужно было добежать перед этим. Занимались 2–3 раза в день до потери пульса. Перед всеми встал выбор: сдохнуть или бросить курить. И многим, в том числе и Андрюхе, пришлось на несколько месяцев бросить.

Никогда не унывающий, с неизменным чувством юмора Колесников старался воодушевить и передать каждому хоть часть скопившегося в сильных теле и душе заряда и воодушевления грандиозностью цели. Все подколки он воспринимал на ура без малейшего негатива, но не оставлял никому и намёка на надежду схалтурить или получить снисхождение. Особо ушлые просто находили возможность задвинуть тренировку. Но попавшим в поле гравитации Колесникова вариантов не оставалось.

На него злились. Кто-то срывался. Непробиваемому «главному Еврею» было по барабану. А уж такие мелочи, что при вызове из строя курсанты докладывали «Еврей такой-то по вашему приказанию прибыл!», воспринимались как абсолютная норма. Опыт у Колесникова был огромный. И именно этот опыт, возможно, позволил спасти здоровье, а может, и жизни. Особенно в дни непосредственно министерской проверки.

Итак, веселье начиналось с утра, и эти утра чередовали десяток ускорений в подъёме на мост через Кубань и «трёшку», которая на предыдущих курсах приводила в ужас пробеганием раз в месяц. Вечером пробежать трёшку было обязаловом. Быстрее всех мчался Виталик Комов. Невероятно выносливый Ком так рационально рассчитывал силы, что держался всю дистанцию чуть позади фаворитов и выстреливал метров за четыреста. Андрюхе так ни разу и не удалось с ним посоперничать, хотя на разряд эту трёшку он уже бегал стабильно. Автоматизм был доведён до совершенства, и казалось, что сами сапоги, в которых бы гражданский спортсмен умер через несколько сотен метров, несли теперь к финишу.

Вторым полем боя стала качалка и снаряды на спортгородке. Обязательными для сдачи были: упражнение на брусьях, десять подтягиваний и упражнение № 9 на перекладине, а именно: подход, заскок, подъём переворотом, мах дугой, подъём разгибом (склёпка), оборот назад, мах дугой, соскок. Всё в сапогах, и ноги кривоногих временно должны были стать прямыми. Так что заняться курсу в лишнее время определённо было чем. Более того, сержанты, как всегда, головой отвечали за успеваемость по физподготовке вверенного подразделения. Сотня часов, проведённых Андрюхой со своими орлами на перекладине, как показывал предыдущий опыт, не могла не дать результатов. И в конце концов чудо происходило. Крутить упражнение № 9 могли все, даже насчёт кого за год до этого и представить было невозможно. Молодость!

Следующей развлекухой был марш-бросок 10 км с полной выкладкой. Ходили слухи, что данные мероприятия в войсках запрещено проводить при температуре выше 25 градусов. Но где было взять температуру ниже 25-и на Кубани? Разве что по утрам. Брали вещмешки, шинели, автоматы и каски. Всё, чем должен быть укомплектован боец при смене места дислокации. И со всем этим бежали 10 км. Андрюха как-то никогда не переживал по поводу данного мероприятия. Ну, беги себе и беги. Не нужно выкладываться и сдыхать как на трёшке, а только уложиться в отличный норматив. Но для многих это было очередным умиранием.

И последним в меню имелся «обезьяний спорт». А именно, полоса препятствий. 108 секунд умирания. Если умирать будешь дольше, то незачёт. Полоса препятствий очень изматывала. После неё приходилось «отходить» и ждать, когда остановится пульс и станут работать ватные руки и ноги.

Поднятием морального духа успешно занимался и Бабков, проводя ежедневные внушения всему курсу, отдельно сержантам и залётным. Месяцы столь интенсивных тренировок не могли не дать отдачи.

Проверка проходила весной, когда уже стояла жара в 35. По всем дисциплинам отстрелялись очень удачно. Много разрядников, и даже КМС-ы получились. Начали с гимнастики. За брусья особо никто не переживал, да и сами упражнения, казалось, были для рахитов. Силовую часть также сдали без эксцессов. Нервозно всем было перед сдачей девятого упражнения на перекладине. Никто не знал, насколько придирчиво проверяющие будут относиться к оттянутым носкам и чистоте выхода на подъёме разгибом. Нервы давали себя знать, и не всем удалось сделать этот элемент без применения силы. Но всё обошлось, и незачётов не было.

Трёшку также пробежали пятьдесят процентов на разряд.

Много волнения принесла и полоса препятствий. Завал или нечёткость на любом из элементов приносили губительные секунды, а даже доли их имели значение. Бежать полосу повторно в тот же день и дать ожидаемый результат было очень рискованно. Но месяцы тренировок сработали, и всё прошло без облажаний.

Конечно, все осознали, что требования Колесникова были умышленно подзавышены. Проверяющие понимали, что перед ними не сборная страны по спортивной гимнастике, а обыкновенный, даже не ВДВшный, а ракетный курс. И оценили они результаты трудов этого курса по достоинству.

Наступал последний этап – марш-бросок 10 километров в полном снаряжении. День выдался небывало жарким. В тени вместо лимита в 25 градусов было 35 и выше. Те, у кого имелись проблемы с этой дисциплиной, приготовились умирать.

Забег проводили за Затоном. Старт и финиш начинались в парке, а трасса проходила в направлении выезда в сторону Афипского. Курс получил экипировку, автоматы, прибыл на место забега и ожидал своей очереди. Бежали по группам. В парке дежурили скорые, и одна каталась по маршруту забега. Несколько человек с уже пробежавших курсов увезли, но всех откачали. Предстартовый мандраж действовал по-разному. У Андрюхи он не был таким, как в первые годы перед трёшкой, но всеобщее волнение не могло не захлестнуть. Кто-то тупо и истерично шутил. Но основная масса молчала.

И вот он – старт. Команда «бегом марш» прозвучала для третьей группы, и веселье началось. Мокрыми уже не становились так быстро, как в начале тренировок. По настоятельной рекомендации почти никто не завтракал. Это было заведено перед забегами, и особо напоминать не приходилось. Хотя нашлись и нарушившие. Солнце палило с явным намерением выпарить из мозга остатки силы воли. И кто знает, может, ему это и удалось бы, если бы не главный Еврей.