Мансуров Андрей.

Ещё три сказки, сказ, и бонус.

Эта книга является продолжением первой. («Три сказки о Городе Теней») Хотя мне не удалось объединить представленные в ней сказки и рассказы единой, общей, темой, надеюсь, от этого они не станут менее интересны.

Первая сказка – попытка посмеяться над многочисленными в последнее время примитивно-морализаторскими побасёнками, которыми авторы пытаются «вразумить» подрастающее поколение компьютероманов. Рассказ про приключения Конана выдержан в традиционном для меня стиле: приключения и подвиги! «Возвращение» – пролог из социального и реалистичного романа-фэнтэзи о Маленьком Народце, и его месте в техногенном мире. А «Уговор» – дань моего уважения великому сказителю Бажову. Как и «Чудовище Рассела» – Артуру Конан Дойлю.(Надеюсь только, что они не обидятся!)

Рассказ же про двух авантюристов – просто шутка.

1. Грубая реальность.

2. Напарник.

3. Возвращение.

4. Уговор.

5. Властительница вожделений.

6. Чудовище Рассела.

1. Грубая реальность

(Злобненькая пародия на «морализаторские» произведения для «вразумления» компьютероманов.)

Тысячу раз Коляну говорили, чтобы не пялился в планшет на ходу.

Колян не слушал. Или слушал, кивал, говорил «Да-да!» и когда говорящий отворачивался, или оказывался подальше, снова…

Вот поэтому когда резанулся-таки лбом прямо о перекладину турника на детской площадке у дома, только и успел запоздало подумать, ощущая ужасную боль кожей у корней волос: «Блинн! Надо было левей брать!»

В книгах пишут, и в мультиках показывают, что в таких ситуациях искры из глаз сыплются.

Неправда. Ничего такого не было.

Просто всё как-то внезапно померкло – словно кто-то выключил свет. Весь. Не оставив даже спасительного лучика ночника, как было до сих пор у него в детской комнате.

Но эта мысль пронеслась где-то уж совсем на краю сознания…

Когда открыл глаза – поразился.

Прямо над головой – небо. Глубокое. Иссиня-голубое.

Чуть повернув голову, увидал и солнце – вон оно, светит себе, как ни в чём не бывало. Ну правильно: ему-то что! Хорошо хоть, светит не прямо в глаза. Потому что он лежит, оказывается, в тени. А вот интересно – откуда здесь, в пустоте между двух девятиэтажек – тень. Да ещё от дерева.

Деревья-то у них во «дворе» давным-давно поспилены: соседи-автовладельцы наняли за наличку бригаду мардикеров из ближнего зарубежья, да повыкорчевывали все деревья. Заасфальтировали. Чтобы было где ставить железных коней. И, конечно, чтоб птицы их «ласточкам» да «жеребцам» на лобовые, да на крыши не…

Колян со стоном попробовал лоб ладонью – точно. Шишка – будь здоров.

Но после прощупывания запоздало поразился: а почему никто не помог ему?!

Почему кто-нибудь из вечно сидящих на стрёме у подъездов бабушек-сплетниц, не позвонил маме? Уж ма бы выбежала – да и не допустила бы, чтоб любимый сынуля лежал на грязно-пропылённой утоптанной земле, что выстилала теперь детскую площадку!

Тут Коляну пришлось сесть. Потому что то, что он увидел, скосив глаза, оказалось настолько дико, что просто не укладывалось в голове!

Слева – кусок океана: вон он шумит, мягко накатываясь барашками пены на гребнях волночек на белейший песочек пляжа. Пляжа?! Не должно у них во дворе быть этого самого пляжа! Колян сердито нахмурился. Но на пляж это впечатления не произвело: он и не подумал исчезнуть. Пришлось признать, что это – не мираж.

Ладно, вот он, значит, пляж. Колян посмотрел в обе стороны. Да, пляж идёт и туда, насколько хватает взгляда, и сюда. На столько же. То есть – в бесконечность. А после широкой, шагов в сто, девственно белой полосы, справа, идут… Джунгли?

Ну, или что там растёт на островах Тихого океана – пальмы, мангры, бананы? Э-э, неважно. Словом – тропические заросли. Вот их-то непроходимую стену он и увидал.

Нет, не мираж: в ноздри бил острый запах – соли, нагретого песка, гниющих водорослей, йода, чего-то ещё пряного и незнакомого. И упорно шумели волны прибоя. А в джунглях… Явно перекликались не то – попугаи, не то – колибри. (Или колибри не перекликаются?) Шут с ними, с колибри – какие-то тропические птицы.

И, если не считать мерного рокота прибоя и этих криков, вокруг царила абсолютная тишина! Даже не играло радио в будке с Кока-колой, обычной для любого пляжа, или телефон ни у кого из, по идее, тех, кто должен бы здесь купаться, не звонил.

А ещё Колян понял, что он… Абсолютно нагой. Ну то есть вот – вообще голый: даже трусов нету!

Единственное, что утешает, то, что на островах Тихого океана, вроде, тепло. Он точно не замёрзнет и не простудится – эта неуместная мысль прочно сидела где-то глубоко, в подсознании. Может, вспомнились рассказы каких-то знакомых знакомых, ездивших на Мальдивы?

А основная, затопившая весь его мозг липко-чёрной оглушающей и бросающей в дрожь лавиной, была: «Мама-а-а-а!!! Помогите!!! Где я?! Как сюда попал?! Хочу назад!»

Ветви над головой задвигались, зашелестели. Из гущи лаптасто-перистых тёмно-зелёных листьев выглянула странная птица. С выгнутым массивным клювом: жёлтым, и, по виду, очень тяжёлым и прочным. Колян инстинктивно отодвинулся подальше от грозного соседства, готовясь вскочить, да дать дёру, если птице он вдруг не понравится.

Потом сообразил – бежать-то – некуда! На пляже он будет заметен, как динозавр среди муравьёв. А джунгли – похоже, дом для гигантской птицы. Тукан это, что ли?..

Птица хитро посмотрела на него одним глазом, другим. Чёрная бусина подмигнула Коляну. Тот опешил. От удивления как-то само собой вырвалось:

– Ты – чего?! Чего надо?

Птица глянула теперь уж совсем весело. Вдруг откинулась, открыла клюв:

– Ха-кха-кха!.. А ничего. Это ты – чего. Тебе, молодому такому, чего надо? Зачем сюда явился? Кто тебя звал?

Колян от такой наглости опешил. Помог себе привычным способом. Когда рука устала чесать в затылке, а путного так ничего и не придумалось, спросил:

– А где я?

– В раю.

– Да нет… «Тропический рай на островах… Пятизвёздочные отели… «Олл инклюзив». Скидка на все услуги…» Проспекты турне по островам я видал. Где конкретно я нахожусь?

Птица снова закинула голову назад и громко рассмеялась. Беззаботно и весело. Потом почему-то внезапно замолчала и вперила уже не такой весёлый взор в Коляна:

– Бедняжка. Всё пытаешься цепляться за привычный мир… Да, на первых порах страшно, конечно… Только не выйдет. Забудь. Ты – в раю. Настоящем. Навсегда.

– То есть… – у Коляна свело судорогой челюсти, и сердце словно схватила волосатая ледяная рука, – Я… Умер?

– Ну да. Умер. Скопытился. Откинул сандалии. Дал дуба. Склеил ласты… Называй как хочешь. И вот теперь ты – в раю.

– А как же тогда… Мама? Отец, сестра?

– Говорю же – забудь. Тебя уже ничто из прошлой жизни не должно волновать. Родителей, конечно, жалко… В том смысле, что ты покинул их таким молодым. Мать там, наверное, руки заламывает, рыдает над твоим хладным телом. Отец зубами скрежещет от бессилия. (Извини за цинизм. Но – знаю я вас, людей!) Но ты-то уже с этим сделать ничего не сможешь! Раньше надо было думать. Да вперёд смотреть!

Колян сглотнул липкий комок. Почему в груди так закололо?.. Потрогал рукой – точно. Это сердце. Словно сжалось, как проколотый мяч, и стучит так, что отдаёт в виски и в шишку на лбу, которая, наверное, уже стала лиловой и большой, как слива…

Ну он и баран! Идиот! Ворона!

Оправдать его может лишь то, что никогда не думал, что вот так может кончиться, невинное, вроде, увлечение планшетом и его волшебными возможностями… Но только матери от его запоздалого сожаления вряд ли будет легче!

Колян заставил себя перестать кусать губы. Опустил глаза вниз. Поковырял песок ладонью, попросеивал из кулачка… А ничего – бодро так просеивается.

Он вздохнул. Снова покачал головой, сдерживая слёзы. Птица молчала – похоже, чуяла его мрачные мысли и ужасное состояние. Он попытался взять себя в руки:

– А… Почему здесь никого нет? Где… Все?

– Что значит – никого? Я же здесь! И в океане полно рыбы. Да и в джунглях навалом других птичек. А ещё – мышек, кротов и прочих крокодилов.

Колян затравленно оглянулся, вскинулся, чтоб бежать, если – что! Птица поторопилась пояснить:

– Шучу. Хе-хе. Крокодилов, и разных опасных для людей ядовитых москитов, скорпионов, клещей, и прочего кусаче-ползучего безобразия здесь нет. Ну, рай же!

– Ну да… Рай. Я поэтому и спросил – где? Все.

– А, ты про людей. Нет, милый. Те, кто попадают сюда в твоём возрасте, должны ещё доказать. Что достойны.

Выжить здесь, то есть. Поэтому на первых порах никого ты здесь не встретишь. Из мужчин. Ну а в смысле второй половины…

Ты ещё не дорос до шестнадцати. Поэтому и девушек тоже – не будет. А мужчины здесь сами обычно не хотят… общения. С другими мужчинами. Хе-хе… Разве что совсем уж старые – те группируются. По интересам. Да и воспоминаниями надо же с кем-то делиться. Ну тебе-то это ещё совсем уж рано… Кхе-кхе.

Так что пока будешь – один-одинёшенек. До того момента, как не повзрослеешь.

Если повзрослеешь.

Коляну странные намёки на то, что он в раю может и не выжить, показались… Неуместными. Как это здесь – и не выжить! Рай же! Но… Кто же эта птица?

– А… ты кто?

– А я тоже живу здесь. Меня при расчистке джунглей дома, в Боливии, убило падающим гибискусом. Очухалась уже тут.

– А… Откуда язык людей знаешь? Встречала таких, как я? Русских? Ты же вон как чисто говоришь?

– Ах, это… Нет, я не говорю. Если заметил, у меня и клюв не раскрывается, – Точно! Колян только сейчас обратил на это внимание! – Я просто думаю. Мысли-то перевода не требуют. Поэтому тебе и кажется, что я отлично говорю по-вашему… Как ты сказал? Руски? Таких ещё не встречала.

– А как тебя… Звать?

– Аделаида. А тебя – я и так вижу: Колян.

– Точно. Ну, приятно познакомиться. – Колян почти перестал бояться странную птицу. Похоже, нападать она не собирается. Да и вряд ли плотоядна: с таким-то клювом… Только бананы есть!

– Взаимно. Ну, ты осваивайся, осваивайся… Позовёшь, если возникнут трудности с местными… Условиями. Покричишь тогда. А мне сейчас пора завтракать. – листья зашелестели, ветка упруго качнулась – Аделаида явно весила побольше, чем гусь, которого ма достала на прошлое Рождество. Клюв скрылся среди зелени, Колян услышал хлопки немаленьких крыльев.

Но вот их шум затих где-то за стеной деревьев. Колян повернулся, и внимательно оглядел место, куда попал.

Океан… Как океан. Монументальный и безбрежный. Шумит. Мирно этак накатываясь словно пушистыми от барашков волнами – всё, как океану и положено.

Песочек. Раскалённый. Белый. А уж сверкает – так, что приходится щуриться.

Джунгли… Как сказала Аделаида? Мышки и кроты? Наверное. Ну, должен же кто-то подъедать остатки всех этих фруктов, что явно растут здесь.

Что же ему теперь делать?

Осваиваться?

Похоже, придётся. Только вначале хорошо бы… искупаться!

Вода оказалась точно – как в раю.

Тёплая, солёная, не утонешь, даже если, как он, не умеешь плавать. Вот только с непривычки жутко разъело глаза. Да ступни и ладони – словно съёжились: покрылись складочками, как и бывает, когда долго находятся в воде, и белым налётом: точно, соль!

Вокруг, и правда, буквально кишмя кишели разные рыбки. И большие и мелкие. А уж разноцветные: ну прямо тебе «Эм-энд-эмс»! Кое-где на дне под водой, как он заметил, ветвились странные не то – растения, не то – скелеты их. Потом догадался: кораллы!

Да и ладно: ему из них бус, как хотела достать мама, делать уже не надо. Передать не удастся. При этой мысли снова стало не по себе – тоскливо, как в конце каникул.

А у него каникулы, похоже, растянутся… Навечно?

Загорать долго не рискнул – здесь же нет ма, с её окриками о солнечных ожогах, и банкой простокваши.

Солнце по небу, кажется, двигалось – вон, оно сейчас практически в зените. Значит, близко к полудню. А ещё кое-что привычное сказало Коляну, что подошло время обеда – стало сосать и тянуть в желудке. Мёртвый-то он, может, и мёртвый… А есть хочется!

Странно. Рай же? Неужели здесь, как и там, дома, все материальные потребности желудка и кишечника нужно удовлетворять… Продуктами?!

Он поднялся с песочка, и двинулся в джунгли.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что не такие уж они и плотные: стена словно распалась, расступилась, и он смог по толстой подстилке из полусгнивших листьев и мха двигаться так, что голым, непривыкшим к контакту с грубой поверхностью ступням, было не больно.

По мере углубления в чащу просвечивающих и шумящих под ветром зарослей, океаном – солью и какими-то, особенно противно гниющими, водорослями (фу!), пахло всё слабее, а джунглями – сыростью и прелыми листьями – всё ощутимей (терпимо).

Так, это что за дерево? Фиг его знает. А это? Тоже. Но раз на верхушках ничего нет – значит, они ему и не нужны. Разве что в развилке вот этого очень удобно было бы ночевать. Если, конечно, закрепить поперечную ветку вон там, и другую – вон туда. А между ними наложить других, помельче, да листьев – чтоб было помягче.

Правда, Аделаида сказала, что никого опасного для него тут не водится. Значит, пока можно ночевать и на пляже, если что.

Он сам не заметил, как углубился, пялясь на верхушки, достаточно глубоко: прибой где-то позади шумел уже чуть слышно. А хорошо, что хоть чуть – да слышно. Потому что Колян полностью потерял ориентацию: сколько прошёл, в каком направлении…

Впрочем, зачем ему возвращаться? Что искать? Везде всё – одинаково. Дом он себе ещё не построил. С собой ничего не привёз. Держаться чего-то, или возвращаться куда-то, стало быть, не обязательно. Вот только пищи бы теперь какой найти…

Банановое дерево Колян обнаружил уже на обратном пути к пляжу. Оказался не нужен Гугл – бананы-то узнать нетрудно. (Колян, довольно улыбаясь, погордился: какой он умный да много знающий! Без традиционной подсказки, как Пашка-бомбер, или Боб-чупачупс, которые, буквально всё, типа даже, как ширинку правильно расстёгивать, спрашивают у коробочки пластмассовой, обошёлся!)

На высоте пяти его ростов дразнящей глянцевитостью желтела огромная гроздь. Ему показалось, что и в ноздри буквально бьёт узнаваемый сладко-пряный запах. А выше обозначилась ещё одна гроздь, зеленовато-белая. И совсем уж высоко – то, что, скорее, можно было бы назвать намёком на будущую гроздь. Наверное, только поспевающие.

Отлично! Вот оно, в самом внизу: то, что ему надо сейчас. Теперь место надо как-то запомнить, или обозначить, да наведываться сюда, когда проголодается.

Постой-ка. Он и сейчас – голоден. И ещё ничего не съел.

Колян завертелся на месте в поисках палки – чтоб побросать, да посшибать.

Палка нашлась быстро: он отломил с помощью колена кусок от какого-то полусгнившего и податливого, разломившегося с громким, словно выстрел, хрустом, корня. Которых, кстати, на поверхности выступало подозрительно много: не любят тут деревья, что ли, углубляться корнями в местный песочек?..

Ладно, вспомним первобытных людей, которых он уже благополучно прошёл-и-забыл по истории, и начнём добычу пищи! «Собирательство», туды его в качель!

А вот с бросанием-киданием обнаружились проблемы.

То ли он неверно оценил высоту, на которой висела гроздь, то ли… Слишком ослаб. Палка зачастую просто не долетала до грозди. А если и долетала, не всегда в неё попадала. А даже если и попадала, почему-то ничего оттуда не выбивала!

Блин. Поздновато он спохватился, что не надо было сачковать на физре!

Устав, и взмылившись как лошадь, перевёзшая телегу с тремя тоннами зерна, (видел однажды такую картину в деревне у бабушки) Колян позволил себе сесть прямо под дерево, и немного облегчить душу, применив слова, которые говорил папашка, когда попадал себе молотком по пальцам. Правда, ни фига это не помогло. Потом вспомнил:

– Аделаида! А-де-ла-и-да!

Действительно, не прошло и двух минут, Аделаида прилетела. Захлопали крылья, тормозя здоровое, как у пеликана, тело, и вот она уже качается на ветви ближайшего дерева. Бесплодного. И хитро смотрит не него чёрной бусиной прищуренного глаза.

– Аделаида! Слушай, у меня тут проблема. Не могу бананы с дерева сбить!

– А чем ты сбивал? – Колян показал палку, которой так и не выпустил из руки, – Ага. Понятненько. Могу сообщить: из невызревшей, да, собственно, и – из вызревшей, грозди, банан выбить очень трудно. Потому как его плодоножка очень хорошо приросла к основанию. Можно только срезать всю гроздь. Снизу, с земли. Специальным ножом на длинном шесте. Так, кстати, сборщики бананов и работают. В паре: один срезает, другой – ловит. Да уж не руками, конечно. – поправилась птица на ещё даже невысказанную вслух мысль Коляна.

– Я так рад. – сарказма в тоне Коляну скрыть не удалось, – За сборщиков бананов. А мне-то что делать?

– Ну… Раз сбить не получилось, попробуй залезть на дерево – может, сможешь оторвать, перепилить острым камнем… Ну, или отгрызть основную плодоножку.

Понаблюдав минут десять за тщетным пыхтением, кряхтением, и сползанием обратно по стволу снова вспотевшего, словно мышь, Коляна, птица протянула:

– Н-д-а-а… Сборщиком бананов тебе не работать, это точно. Ни одна приёмная комиссия не возьмёт.

– Хватит прикалываться! – Колян запыхался, устал, и ободрал внутреннюю поверхность бёдер и предплечий о жёсткий шершавый ствол, – Скажи лучше: что делать-то?!

– Поискать другое дерево. Под которым уже будут лежать спелые. Правда, тут на такие и кроме тебя охотничков навалом: крабики, мышки да опоссумы… Но мало ли…

Вдруг и тебе чего достанется – с барского, как говорится, ствола. А сейчас иди-ка вон туда: там протекает пресный ручеёк. Он тебе сейчас не помешает.

Ручеёк, ох, не помешал Коляну!

Он и умылся, и пот с противной пылью и волокнами коры смыл, и напился вволю.

Вот только в животе всё так же сосало.

– Аделаида! Слушай, а чего здесь ещё поесть-то можно? В сыром виде! – поправился Колян, вспомнив, что ни газа, ни кастрюли, ни микроволновки тут точно нет.

– Ну-у-у… Многие впервые попавшие, пока костёр-то не развели, сырую рыбу ловили да ели. Позже, когда раковину большую находили – крабов и креветок отваривали. Рыбу обжаривали. В листьях банана бататы да ту же рыбу запекали. В золе.

– А что это – бататы?

– Клубни такие. – Аделаида прямо по-человечески покачала головой на его готовый сорваться с губ вопрос, – Нет. Показывать не буду. Ты должен был прийти сюда уже со знанием. Всего, что может понадобиться для выживания в «дикой природе». Здесь городов, электростанций, да комбинатов полуфабрикатов нет. Чего добудешь – то и съешь.

– То есть, ты хочешь сказать…

– Что если ничего не добудешь – ничего и не съешь.

– Блинн… Ну ни фига себе – рай!