Следом, и со стороны же все задних парт, послышалось тонкое мужское покашливание, как и пока же что еще намек: «тому» же все и в тон. После – более громкое, как уже почти и не-намек-то вовсе да и потверже. Ну а затем уже и совсем – шире, кашлем, и уже совершенно не намеком и… не намекая: «Заканчивай – это… все!».

На что, в свою же уже очередь, и брюнетка же, словно бы и одна еще услышав это «представление… одного, но и не-актера», как и обратив же все на него внимание, только закатила глаза и вытянула свою же правую руку за себя и чуть в сторону… этого самого еще и помощника: в жесте же и одного поднятого указательного пальца – одну минутку.

– Ну… Должна же быть и ложка меда, пусть и совсем-совсем малюсенькая, но и в этой же все «бочке дегтя», правда? – Прильнула к нему София и… с лицом самого, что и ни на есть же еще «блаженства» – чуть ни замурчала, как мотор.

– Как… нескромно. – Пожурил ее тут же Артур.

– А что делать?.. – Надула нижнюю губу она и пожала плечами. – Такие – мы!

– А мы вам – не мешаем? – Возник вдруг и перед их-то все партой сам преподаватель, осматривая упрямо их, ну и прям мельком их записи: не столько и из интереса… к этому вот и всему, сколько и в прямо-таки желании – к чему-то прицепиться и до чего-то, а там даже все и кого-то докопаться. А и «шухер-то» – предупреждал! Но и грех же на душу взять – раньше оторвавшись. – Что, Артур? Снова – без конспекта и… спим на моих парах? Зачет будем – как получать: «напитками» или читкой моих лекций?

И снова послышался – громогласный и, главное, общий смех: почти и всех-то тут, сейчас и здесь, «собравшихся». «Как здорово, что все мы здесь!..». Ну и небольшое недовольное гудение и такое же улюлюканье. Наравне с судьями – были и «фанаты»! Надо же… Все – те же, но и не «на манеже», там – другие, и та же пара-парта. Но и тоже ведь ничего! Мелочь, а и всегда – приятно! Тем более: когда их – две. Ну и она – третьей.

– А «стая» – ничто, без своего альфы, да? – Рявкнула на судей-что София, отстраняясь, наконец, от парня и садясь сразу же ровно, как по струнке, но и стержню. – Как жить будем дальше – без и его же все табличек «в студию»: «Аплодисменты», «Смех» и «Лизать мой зад»? Вы… – И только же хотела нелестно, а может даже и именно «бранно», распалившись уж до красна и окончательно, продолжить – как была остановлена Артуром же, а и точнее – его все и руками, сжавшимися вмиг на ее плечах.

– Не надо, Софи! – Вступил-ся уже сам, как и за саму же еще девушку, он. – Ты достаточно – меня «защищала» и, вот, вновь же, еще раз защитила… чуть ранее, чтобы и сейчас же все и я же уже сам смог все… это же! Собери пока вещи…

Не став возражать, только и положительно кивнув, она привстала со стула и начала складывать тетради с канцелярией, не забыв и про телефон, в белый кожаный рюкзак.

– Я долго терпел… – прохрипел брюнет, только еще пока и собираясь с мыслями, голосом, но и уже готовый к бою, битве, а там – и войне. – Очень долго и… Достаточно! Все ваши… нападки. Ваше и, самое натуральное, скотство… И отношение, как, и без как, «к пустому месту». Я – ни слова тогда не сказал, ценя все же и еще: ваш статус и опыт. Вашу и значимость, значение – в преподавательском коллективе. Как и, не побоюсь даже, тем более и сейчас этого слова, «специалиста» – в своей области и… человека, который может и, главное, сможет чему-то научить и нас. Но – и всему есть предел… И вот – он! – Ударил по парте правой рукой, с кулака, он, «ставя вновь этим точку» и, одновременно, делая особый акцент на этом «моменте». – Да!.. Я – не живу, как вы. Не питаюсь, как вы. Не езжу – как, и на чем, вы… Просто потому что: я – не вы! – Плюнул ядом, с кислотой и желчью, почти что и в лицо же ему Артур, после чего вновь отстранился, продолжая. – Учусь, как могу. Работаю, как могу и… где могу. Где позволяют и… берут. За гроши!.. Я – выживаю и… существую. А вы… Вы – поливаете меня грязью! Раз за разом. Снова и снова… За что? – Раскрыл руки, в широту и собственных же еще крыльев, а и не только лишь на шее и в виде же все тату, он – и утробно рассмеялся. – За то, что я здесь – живу? Пытаюсь… пробиться – в этом мире: за счет «своего» же творчества? Серьезно?! А вы, что-то же, делали – в этом же все и направлении, хоть когда-то? Чтобы мне подобное еще, и за подобное же все, предъявлять?! Выходили – за рамки своих же нудных докторских и диссертация? За рамки: общепринятых суждений и мнений?!.. Нет? – Ему не так нужен был и ответ, как, впрочем, и свой же к нему еще вопрос, только, чисто, ради интереса и узнать: слушают и слышат ли его – сейчас. Мужчина хмыкнул, но и все же отрицательно качнул головой, без слов. Пойдет! – А я – да! Я выходил – со своими работами, перед кучей людей и… меня принимали. Равно, как и нет! Волнами… Но: было. Бы-ва-ло, а там еще и будет, понимаешь ли, всякое! Такова жизнь – разная и… «по-разному». – Сплюнул он и тряхнул головой, усмехаясь. – Но и я жил – в эти моменты. А вы – так и загнетесь… здесь. На и за свою же все преподавательскую зарплату, какое-никакое, а и репетиторство и… «повторение-мать-вашу-же-все-и-учения»: из раза же в раз, одного и того же… Таким же дегенератам, как и все они! – И обвел одной правой своей рукой всю аудиторию. Правда, и в этот же уже раз, без какого-либо и эффекта. Что за себя, что и за того… парня. Что и, как помидор, а и лучше будет сказать «вареный рак», от злости и ярости, нескрываемой и ненависти, стоял перед ним – и не сводил с него своих серьезных и внимательных глаз: вполне стойко и мужественно, даже и достойно, с какой-то и оставшейся-то еще честью, принимая камни в свой же огород и шпильки в так же все и уложенные волосы. Все же остальные – сидели тихо и смирно, мир-но, пораженные: всем и сразу. Но и тут же, при всем при том, боясь – не то, что-то и лишнее, слово же и хоть какое-то выдать, как и действие совершить, лишний же все раз вздохнуть, а там и громко, в паузе, а вдруг и не выдохнут-то, более, больше и никогда, после этого. Да! Чтобы случайно не перевести и весь тот огонь – на себя, перебросив, параллельно же еще, и весь-то их поток, произнесенной и не, желчи и яда, кислоты на себя. – Как вы. Вместе же все… и взятые! – Выплюнул Артур, но и сдержался, чтобы еще и не тыкнуть этой же все рукой и в его, того-то, грудь. «Красный динамит» – мог взорваться и без того-этого в любую секунду и такой же от любой искры: не стоило его еще и «принципиально» щелкать, тем более – он же еще и сам хотел продлить и как можно дольше потянуть и протянуть этот самый момент, пусть и пяти-уже-даже-и-минутной, но и такой сладкой славы и высоты. Полета! Над и… ними же всеми. – Нравится? Думаете, они и хоть что-то – вынесут отсюда? Свои пустые, как и прежде же все, туши – они вынесут отсюда! А я… – Парень накренился, размяв спину и тут же наклонился ближе к преподавателю, упираясь на прямые руки, установленные сжатыми кулаками в парту. – Вынесу вас – «ногами вперед», если еще хоть раз услышу что-то подобное, в этом и не этом, в принципе, «вашем духе» и ключе, как в этом и не этом разрезе же, по отношению же все ко мне и-ли Софе! Я сделаю – это, не сомневаясь; и вы – не сомневайтесь! Я делаю это и не это – двадцать четыре на семь! Такое и не такое, такого и не такого.., как вы, я заживо на завтрак, обед и ужин съ-ем.

Выслушав тираду с раскрасневшимся и уже даже пылающим, горящим лицом, испещренным желваками, вздувшимися капиллярами и венами, но, так и не решившись даже перебить, чего уж там, вообще что-то ответить, преподаватель «самоликвидировался» из аудитории, пролетев, буквально, наверх по ступенькам – и громко хлопнув дверью. На что уже и сам Артур, проводив того лишь только злым взглядом, посмотрел в проход между столами, где и уже должна была стоять собранная София, но, так и не увидев ее, сменил злость на милость, а после и на «совершеннейший ахер» – ведь она сидела, где сидела и ранее, что-то быстро записывая своей синей ручкой в такую же темно-синюю толстую тетрадь с белыми листами в мелкую голубую клетку!

– Ты… чего? – Нахмурился Артур и коснулся ее левого плеча своей же правой рукой. Но ей и это – никак не «помешало». Даже: не дернулась! – Соф. Мы – уходим…

– Уходим-уходим… Только, вот, допишу! – Положительно только и кивнула ему девушка, параллельно откидывая левой рукой свои же темные пряди длинных волос, которые мешали и липли к вспотевшему от спешки и перенапряжения, в моменте, лбу. Решив же помочь и, «закрепив» таки мешающие ей локоны своей левой рукой на ее же все и затылке, да-к еще и так, чтобы не выпали, но и случайно же еще и не вырвать их, лишь и слегка же еще приложив чуть больше силы в зажиме, Артур взглянул через ее левое плечо на ее же записи и, заметив знакомые строчки, усмехнулся: – Серьезно?..

– Почему нет?.. – Выдохнула брюнетка, передавая затем вырванный, тут же и ею же из своей-ее же еще все и тетради, листок ему. – Неплохая… «реприза»! Пролог. Ну или «эпилог»! А может, и вся основная-то часть, в чем-то одном… или сразу всем: начало, середина и-ли конец? Решишь – сам, короче! Развить дальше… или так вообще оставить.

– Спасибо! – Поблагодарил он ее вновь и принял от нее – свое и собой же все ранее сказанное, но и записанное только лишь сейчас и ею же все уже самой-одной.

– Ты уже истратил лимит – этого «слова» за день… Идем! – Подмигнула София, мигом убрав тетрадку с ручкой в рюкзак и, взяв его, застегнутым, затем опять в руки – закинула его с лямкой на свое правое плечо, начав постепенно удаляться к двери. По пути уже – попадая и «в руки» самого Артура, таки и нагнавшего ее, собравшись и сам.

После чего, подмигнув не только ошарашенной и где-то даже еще и ревностно-злой части группы, но и Карине; одетой сегодня в синий шелковый комбинезон с длинными рукавами и штанинами же штанов, под и темно-синие-то лодочки на тонкой и высокой шпильке, с высоким хвостом на затылке выпрямленных каштановых волос и синими тонкими стрелками у внешних уголков глаз, плюс ко всему еще и иссиня-черными длинными ресницами под светло-серую же матовую помаду на губах; которая подмигнула же ей в ответ и показала своими обеими руками, с синим же все и маникюром средней длины ногтей, «класс», она махнула на прощание, и левой же уже свободной рукой, не менее недовольному, чем и все те, кроме же все и Карины, но и ведь еще – всем и сразу от Софии же самой еще здесь, Никите; одевшемуся, к слову, как нельзя и кстати, Карине и Софии же все – под стать и цвет, тон, не выделяясь на их фоне «темной» тучей, которой являл себя и являл-ся же все и сейчас, своим же и нахмуренным уже прямо-таки лицом, хоть и играя на контрасте их, так же все и более-менее, но и «светлых» образов, на нем была светло-синяя рубашка, закатанная в рукавах и до локтей, так еще и полурастегнутая сверху, от горла и до немного не доходя лишь до середины-то груди, заправленная в белые джинсы на темно-синем кожаном ремне и в синие кроссовки. Он, в свою же уже очередь, проводил ее и Артура, их обоих, только скептическим взглядом, но так ничего и не сказал им вслед, как и «в ответ», впрочем, как ничего и не сделал же – против! Сойдет.

****

– Опа! – Хлопнул в ладоши Влад, по очередному же возвращению Софии, орошая округу своим звонким раскатистым смехом. – То есть… Мы – не первые были в этом, да?

– Ну… Как посмотреть, Влади́слав! – Усмехнулась она, утирая уголки губ и глаз: в этот раз – даже слезы выступили, надо же. И не столько же все и потому, что и в попытках-то избавиться от воды – организм избавлялся, параллельно, и от любой жидкости в себе, сколько от ностальгии и… приятных воспоминаний, пусть и в купе же все с неприятным сюжетом Анны и самой ней, это ж и как всегда-то уже, в прочем. Хотя… Если она мстила Софии за и свое-то еще «недовозращение», как думала и сама девушка, то это был – уже не расчет: ведь она провернула свою месть раньше – и София ей за нее отплатила. Просто – той же монетой и буквально! Да и той же… частью тела. Но и если же она хочет оставить за собой «последние слово» и сыграть… на больном, уйдя в «больное» же? Что ж. Ладно! София умеет играть – и по чужим правилам: в чужой же и игре. Этому ее – еще и сам-то Егор научил! Осталось – только лишь продумать ходы. Двое – на «ее счету»: уже есть. Нужно было вытащить теперь – еще и тех двух парней. И как-то, впервые же, она и именно не была рада возвращению сюда, за все, пусть и небольшое же еще, но и время – таких вот своих погружений и выныриваний. Так как, и не могла до конца-то и знать, как точно, дождется ли ее Анна, и в этот раз, или нет? Хотелось вновь вернуться туда – поскорее и все уж доделать, чтобы вернуться обратно и насовсем! Всегда. – Вы… сколько живете – на этом свете-то… и белом? Столько – и музыка-то существует: во всех ее… проявлениях и интерпретациях. – Развела она руками, легко улыбаясь. – От «допотопных» и только начавшихся, зародившихся… до и весьма продвинутых и навороченных. Прогрессивных и… «измененных». Модернизированных! Подстроенных и встроенных… Вдохновленных!

– А я – и не про свою жизнь… – отрицательно покачал головой рыжий. – И не про «музыку». Я про то – к чему шло и, по итогу-то все, и дошло. О людях, понимаешь ли, в целом! Так или… иначе, контактирующих и контактировавших – с тобой. А еще – и о Никите… – хитро подмигнул ей Влад, закусывая нижнюю губу. – Который все-таки, а что-то да и испытывал к тебе, сердцеедка.

– Он – испытывал: стыд! Испанский… стыд. – Спрятала лицо и в своих же ладонях брюнетка, начиная затем сдавленно смеяться и как-то горестно и стыдливо, по-своему, стонать. – Потому что «твою верную слугу», как не учила ничему жизнь, так и не на-учила, до сих пор. Та же ведь, считай, комплекция-комплектация и… тот же все почти и «статус»! Та же – и принадлежность. Такой же и, двойственный, «вид»: если не упираться в подробности и… чем ангел все же и от человека-то!.. И имя-то – почти такое же. – И, одернув руки, наконец, от лица, обреченно даже еще и взвыла, обращаясь ими… и взглядом к небу. – Я выписывала перед «ним» – одни и те же пируэты… раз от разу и за разом! То нарочно и специально… не замечая, то не нарочно и не специально; да-к, и при этом же уже, точно… замечая. Но – и продолжая… А итог был и… есть один – провал! Детски сад, штаны на лямках, и мальчик… Артем же… на двоих, а после – и троих, но и не будто же все и «красной нитью-то»… по жизни. Дима, в школе, покупающий пирожки стеснительной, поначалу, девочке да и себе заодно, за те-той же все и деньги. Умный и… Кирилл! Вот ты ржешь, а я ж – и та еще… Белла и, ха, Елена, а никакая вдруг не Кэтрин, в одном-то все и флаконе. Попробуй, блин, выбор-то и не между оборотнем и вампиром, вампиром и вампиром… уже, а «темноглазым брюнетом» и светлоглазым блондином, а!..

– М-дя… Ни Вальхаллы. Ни Хеля… Ни и смерти. Ни похорон… И даже «квадратик» – не дернешь. Что уж там: и до кружка! Егич, слышь?.. – Позвал блондина Влад, обращаясь лицом к зданию, и приставил ко рту и зубам пальцы правой руки. В ту же секунду, на всю же и округу, раздался мощный мужской свист: сотрясая не только лесную полосу, но и, казалось, землю же с небом, да и с тем же зданием, где-то впрочем. Заставляя, одновременно еще, вылететь и выбежать из своих гнезд и укрытий – всех возможных и не птиц, как и животных, насекомых.., что в них, и до этого, находились да и улететь, пуститься в бега в писках и визгах, поисках других мест обитания. На крыше же, к тому моменту, как и в прошлый же все раз, появился и сам Егор, спуская левой рукой черную маску с лица, а правой – прикрывая колпачком черный же баллончик с краской. – А как ты, и вообще, в ее рядах-то – затесался? – Изогнул левую бровь он и фыркнул. – Если, и совсем-то, не ее вариант? Да и так-то… затем еще и посмотреть… – и кивнул в сторону же Софии. – Девчонка, все же, а и учится – на собственных, своих ошибках. Пусть, натыкаясь и подрываясь на… них же, как «минах», периодически, порой и одних и тех же, до сих пор, но… «Учится»! Вон, как мотнуло и мотануло! – Хохотнул Влад и обвел фигуру Егора не только взглядом, но и выброшенной вперед правой рукой, по воздуху. – «Прогресс» – на лицо! Вымело ж еще – и почти что начисто! С, и все равно, да, «темноглазых» шатенов-брюнетов.., но и на… синеглазых-то и «блондинов» еще-уже. А ты?.. «Сам». Все, как и с конвейера-сканера.., ей… дьявол! Учись, пока – она и… жива.

– Чья бы корова и мычала-то еще, Владос! – Хмыкнул Егор и взглянул следом обеспокоенно на Софию. Которая почти тут же, и увидев-то еще это, как он повернулся к ней и в ее же все сторону, улыбнулась и… отрицательно покачала головой, что, мол: «Все хорошо и… я справляюсь. Переживать – не стоит!». Последнее – на него, впрочем, и вновь же все, вряд ли подействовало. Но и хотя бы – попыталась! Еще… раз же.

– А я – вообще: рыжий! – Продолжал гнуть свою линию парень, веселясь с самого себя и веселя же, тем самым, еще и Софию. – Светлее – во всем; и по всем же еще и фронтам. Может, я – и тот самый: третий вариант, а? – И поиграл бровями, разведя и руками затем, кидая свой «игрющий» взгляд на Софию, а после – и на Егора. – Бог же – троицу все же любит, не? Я тебе – уже в спину дышу, блондинчик… Так и знай!

– М-хм… Де-мон!.. – Цыкнул блондин же и смерил его ехидным взглядом. – Вернись – на левое плечо! «В семье – не без урода…». Где-то… это уже и было, нет?

– А!.. То есть, ты таки сейчас и признаешь-ся, что и именно ты в ней – урод? – Прыснул Влад, подзадориваемый, и смеющейся-то все с него, девушкой. Которая сначала даже и по-думала, что он и краски, краской-то все той же передышал, а после, и сравнив же все «масштаб трагедии» и… расстояние, разделяющее их, от них и до Егора, поняла, что, и скорее, сам Егор должен был «заливаться сейчас и так ж все соловьем», а и не этот, что, и вот-вот, уже даже, тем более и с капота-то упадет, свалится, покатившись дальше. Хотя, и уже-то все казалось, даже если это и произойдет, тем более и когда, его это ни капельки не расстроит, а там – и остановит, он и сам-то особо не расстроится, вовсе не заметив такой фигни, и продолжит смеяться: поймав смешинку и не отпуская ее до конца.