А покрутиться среди них по пятницам полагалась по двум причинам. Если кто-то избегал, то это вызывало вопросы: «А чего это он?» И второе. Верхнее начальство у них менялось часто, и с каждым новым корректировалась внутренняя «политика». Поэтому, чтобы уловить тенденции, надо было уметь слушать, что говорили другие и делать соответствующие выводы. Вроде бы, так, болтовня за пивком. Но интонации! Они могли сказать о многом.

Вот только сегодня пришлось слегка скорректировать планы. За час до этого раздался звонок, и голос, не терпящий возражений, произнёс:

– Джон! Зайди ко мне в пять тридцать!

Настроение у него тут же испортилось. Его начальник – Шон Макриди. Надо же! Опять в пятницу. Значит снова в субботу придётся срываться и ехать в тот проклятый парк, чтобы изображать там из себя придурка-шпиона и быть пешкой в чужих играх.

Он влился в поток сотрудников, которые отработали положенные часы на ниве защиты родины, и теперь отправлялись домой, чтобы насладиться заслуженным отдыхом. Пятница, и у лифта образовалась очередь. Все спешили, чтобы дома засесть перед телевизором с бутылочкой пивка и чипсами и посмотреть свою любимую программу, предварительно поинтересовавшись у подрастающего поколения, как дела в школе, а у жены, как прошла неделя.

Джон воспользовался лестницей, где шёл поток, спешащий вниз. Но, в отличие от них, он, сторонясь несущихся навстречу людей, поднялся на следующий этаж и прошёл по длинному коридору. Дойдя до нужной двери и оглянувшись, постучал и зашёл внутрь.

– Привет, Джон! Присаживайся! – Пригласил его начальник, Шон Макриди.

Второй уже были на месте. Они обменялись с ним быстрыми рукопожатиями. Молча и не глядя друг на друга. Отношения их организации с ФБР всегда были сложными, что отражалось и на сотрудниках. Среди своих рассказывали немало смешных историй о ребятах с Пенсильвания авеню, и во всех из них они выглядели не особо сообразительными. Скорее всего, и там были не очень высокого мнения о парнях из его организации. Но после 11 сентября они оказались под одним суперминистерством, и теперь всем приходилось делать вид, что они плодотворно сотрудничали в деле защиты отечества. По дурацкому стечению обстоятельств сложилось так, что Джон попал в переплёт между ними.

На столе лежал пакет.

– Так. Пришло время для новой закладки, – начал Макриди без предисловий.

Тоже спешил домой. Пятница!

– Отметочку они уже сделали.

Кивок в сторону второго.

С учётом личности связника, они по старинке чертили какие-то чёрточки на стене определённого дома, чтобы тот, проезжая мимо на машине, смог увидеть, что закладка на положенном месте.

Тут подключился второй:

– Теперь очередь за тобой. Завтра прямо из дома на точку! И учти! Русские могут проконтролировать тебя по дороге от дома до «ящика».

В разговор опять вступил Макриди. Похлопал по пакету и сказал:

– Тут находится многое из того, с чем ты знаком, потому что документы проходили через тебя, но есть и кое-что дополнительно, что может их заинтересовать. Ты этого не видел. Просмотри и запомни!

Он протянул ему несколько листов бумаги. Опять они всё решили за него, а использовали его лишь в качестве курьера.

Дождавшись, пока Джон проглядел бумаги, опять заявил о себе второй:

– Всё запомнил? Ты должен знать, что передаёшь! На случай, если в дальнейшем тебя попытаются поймать, когда будут беседовать с тобой лично. Русские умеют вытрясти душу, если захотят! Есть вопросы?

Вопросов не было, и он промолчал, хотя бы так выразив своё отношение к говорившему и к его лавочке.

Джона выбрали для игры по дезинформации русских, так как он был одним из тех, кто ещё не работал под прикрытием в их посольстве в России.

– Русские умеют составлять психологический портрет на тех, кто захочет на них работать, а кто нет. Тебя они не знают. Могут и клюнуть.

Так ему объяснили в своё время, почему выбор пал именно на него. Не потому, что он был умным или изворотливым, а просто потому, что русские его не знали. Было обидно слушать такое, но он стерпел. Сделал ошибку в молодости и не рванул в Россию вместо этой вонючей конторы, и теперь приходилось за это расплачиваться. Хотя бы тем, что из него делали простого посыльного. Пойди и заложи! И он пойдёт. А куда он денется?

Джон вопросительно взглянул на своего начальника, как бы мысленно говоря:

«Ну, всё, что ли?»

Тот утвердительно кивнул.

– Давай! Хорошего окончания вечера!

Джон стал подниматься с места и, как водится, пожелал того же Макриди, демонстративно обращаясь только к нему.

Когда направлялся к двери, услышал от второго:

– И не потеряй закладку в «Крокусе»!

Это было названием бара, куда он заходил по пятницам, и так фебеэровец решил уколоть его, показав, что, мол, мы всё о тебе знаем. Реагировать на подобное не полагалось, и Джон молча закрыл за собой дверь. Вот только он успел заметить перед тем, как она захлопнулась, что оба всё ещё задумчиво глядели ему вслед. Хотелось бы ему услышать, что они стали говорить между собой. А о том, что они будут обмениваться мнениями именно о нём, у него не было сомнений.

С поганым чувством шёл быстрым шагом по коридору, чтобы побыстрее выбраться из этого здания. Чувствовал, что в этот вечер он не ограничится малоалкогольным пивом.

Сентрвилль, штат Виржиния, США.

Как всегда перед сеансом Свен Андерсен затянулся сигареткой и взглянул вдоль улицы. Он стоял перед входом в свою мастерскую, что делал уже много лет по вечерам перед тем, как закрыть ворота. С тех времён, когда жизнь в их городишке кипела, и клиенты шли один за другим. Но несколько лет назад что-то обломалось в системе, и это ударило по людям. Они перестали что-то покупать или ремонтировать автомобили. На их улице стали появляться одна за другой вывески о продаже недвижимости с припиской «Принадлежит банку», и это добавляло уныния для оставшихся собственников, которые думали о том, кто будет следующим. Его спасала от подобной участи только Москва.

В тот день утром он поехал, чтобы взять закладку из «ящика», так как на стене одного из домов, мимо которого он регулярно должен был проезжать согласно инструкции, появилась отметка, что там должен находиться очередной пакет. Как учили его в школе КГБ двадцать с лишним лет назад, Свен, не торопясь, побродил по парку, проходя сначала в отдалении, а затем постепенно приближаясь к «ящику». Не найдя ничего подозрительного, направился к условному месту, и, пошарив рукой под мостиком через пересохший ручей, нашёл там пакет, положил на его место тот, который принёс с собой, и после этого также неторопливо пошёл к своему грузовичку.

И вот теперь предстояло воспользоваться той флешкой, которую он нашёл в пакете. Но оставалось немного времени, поэтому он по традиции проводил его перед воротами своей мастерской. Свен перевёл взгляд на дом наискосок на другой стороне улицы. Раньше хозяева держали там небольшой магазинчик стройматериалов, но вот уже год, как он закрылся, и они уехали куда-то в Техас. Здесь стройматериалы стали никому не нужны. Не те времена! Никто и ничего не строил и не ремонтировал. Его взгляд привлёк белый микроавтобус, который вот уже несколько дней стоял там на подъездной дорожке. Но не было признаков того, что магазин должен открыться.

«Наверное, родственники поставили».

А у него не выходила из головы история со старшей дочерью. Жена была в ночной смене, и он уже смирился, что по вечерам старшая являлась домой, когда ей вздумается. Около одиннадцати позвонили из ювенальной полиции и известили, что она сидит у них. Что-либо объяснять по телефону отказались, и он вскочил в свой грузовичок и помчался туда. Пришлось ждать почти три часа, накручивая мили от стены до стены по коридору, пока не появился ночной судья и не отпустил девчонку домой, назначив слушание дела через месяц. Её поймали в группе подростков, которые баловались марихуаной. Всю обратную дорогу он пытался вдолбить ей в голову, чем для неё это грозило – колледж, будущая работа, а в ответ слышал лишь унылое:

– Да, папа, да.

Но и оно вскоре прекратились. Взглянув вбок, Свен увидел, что она заснула. Тогда он понял, что как отец, он уже не представлял для неё никакого авторитета, и дочь была для него потеряна. С горечью констатировал, что и для младшей дочери тоже. Жена? Ну, с ней не сложилось ещё много лет назад. Бизнес практически умер, семья стала чужой. И тогда он в первый раз подумал:

«А что меня здесь удерживает? В городе Сентрвилль, штат Виржиния».

Но тут появилась новая проблема. Из закладки, которую переслали из Москвы, извлёк компьютер, который требовалось освоить для передачи данных, так как традиционный метод посчитали слишком опасным из-за возможности засечь место выхода в эфир. Теперь предстояло переучиваться. Конечно, он использовал компьютер в повседневной деятельности. Без него невозможно вести бизнес. Но не мог сказать, что он был компьютерным гиком. В социальных сетях не присутствовал, игралками не увлекался. Проблема состояла в том, что инструкцию прислали на русском языке, забыв, что он уже более двадцати лет им не пользовался. Одно дело – короткие сообщения из Москвы, в которых можно было кое-как разобраться, а вот с более сложными текстами были проблемы. Он уехал оттуда много лет назад, и многое позабылось. Как они там этого не понимали? Вот и занимался теперь тем, что по крупицам осваивал основы новейших технологий. Благо времени было предостаточно, пока сидел в мастерской, поджидая клиентов.

Последний раз, затянувшись, взглянул на часы. Закрыл ворота и проверил все замки. Затем взялся за старенький приёмник и приступил к обычным операциям. Крышку снять, флешку вставить, нажать на кнопку, потом ещё раз, крышку на своё место и избавиться от флешки. Но скоро придётся эту процедуры забыть и войти в технологический век. Так решили в Москве.

В это время над Северной Америкой пролетал российский спутник-шпион.

Служба внешней разведки России.

Отдел США.

Справочку он составил по форме, которая требовалась для их Управления контрразведки. Никто из его подопечных не подпадал под определение двойника. Ну, конечно, имелись определённые сомнения в отношении новичка из Ленгли, но пока его информация совпадала с донесениями других агентов, и у Бориса Лавренёва не было оснований подозревать его в двойной игре. Но контрики настаивали, и его собственное начальство нервничало. Не хотелось быть крайними. Они заинтересовались парнем, которого расконсервировали для связи и который числился у них под кличкой Артур? Её присвоили ему ещё в те времена, когда Борис ходил в детский сад, и с тех пор тот обосновался в какой-то провинциальной дыре и занимался ремонтом автомашин. Нет сомнений. Идеальное прикрытие для нелегала. Сидит тихо, не мелькает, имеет собственный бизнес. Поэтому его и решили расконсервировать для связи с новичком из Ленгли. Но с другой стороны, чем он дышит после стольких лет жизни в Штатах? Поэтому и Артур, и его контакт попали под подозрение, и на Бориса взвалили миссию присмотреться к ним. Но объективных причин для сомнений пока не было, и пришлось дать заключение, что на данный момент у него не было подозрений. Но всё же это «пока» у него в докладе просматривалось. Он тоже не хотел быть крайним.

И ещё приходилось задумываться о своём будущем. Прежде, чем сказать Карине о предложении, которое получил в кадрах, встретился и посидел за бутылочкой с её отцом. Тот всю жизнь проработал у них на эксплуатации и обеспечении. Сначала при КГБ, а потом и в СВР, когда СССР развалился. Дослужился до полковника. Судя по квартире и по даче, хорошо поработал на благо родины. Теперь он в отставке, но крутился в какой-то лавочке, и, судя по всему, неплохие бабки имел на этом. Именно благодаря ему, Борис после того, как женился на Карине, попал в их организацию, да ещё и в перспективный отдел США. Старый служака умел использовать в свою пользу положение на снабжении.

– Знаешь? Будь осторожен! – Сказали тогда тесть, наливая по рюмочкам. – Одно дело в Африку, а другое дело в Штаты. Тут замри и не шелохнись! Знаешь, сколько желающих на такое место? Если найдут хоть какую зацепку, то быстро сковырнут. А у нас, сам знаешь, как это легко делается. Скольких уже на моей памяти поймали ни на чём. Просто мешали кому-то продвинуть своего и всё. И убирали их в лучшем виде.

И вот теперь могли поймать и его. Это в том случае, если он ошибётся в оценке. Не вовремя подвернулся Артур со своим цеэрушником. Такое не простят. И куда он пойдёт, если «сковырнут»? Тесть во второй раз уже не поможет. Он теперь на обеспечении совсем в другом месте.

К его удивлению Карина восприняла новость «на ура». А Борис просто видел по её реакции, как она уже воочию представляла себе, как шепнёт кому-то из своих во время перекура на работе о том, что уезжает в Америку. Он знал, что никакие его предостережения о том, чтобы не болтала, не помогут. И от разговора о сложности жизни для жён посольских работников за границей она отмахнулась. Какие сложности? Там, в Америке, разберутся. Просто не представляла себе тот затхлый мирок, в котором ей предстоит обитать, когда нет работы, нет родственников и друзей, нет общения с приятными тебе людьми, а только с теми, кто находится на твоём уровне в посольской иерархии. Много чего она не представляла себе.

– Мы там будем ходить на приёмы. Да?

Борис, как мог, пытался объяснить ей, что он едет на низшую должность атташе в посольстве. Какие приёмы? А о том, что на самом деле, прикрываясь диппаспортом, он будет исполнять совсем иные функции, рассказывать ей и вовсе не стоило.

Вообще, его жизнь начинала основательно меняться. Теперь помимо основной работы он стал ездить для стажировки в МИД, чтобы не выглядеть совсем уж позорно в качестве атташе в Посольстве. В их собственной организации с ним проводили беседы на разных уровнях руководства люди, много лет отсидевшие в Америке под крышей сначала советских, а потом и российских организаций. Некоторые совсем тусклые, а другие – блестящие рассказчики, от которых Борис услышал много полезного для себя. Все желали ему успешной командировки, жали на прощание руку, а когда он выходил из кабинета, садились писать в кадры справку со своим мнением о новичке. Хотелось бы ему взглянуть, как они его характеризовали. После того, как в Америку сбежал полковник Потеев, да ещё и смог вывести с собой всю семью, начальство явно стал закручивать гайки, и кадры и собственная безопасность старались обложиться максимальным количеством бумажек, чтобы в случае чего снять с себя ответственность. И отыгрывались они на них, на лейтенантах и капитанах, а перебегали-то, в основном, полковники.

В конце концов, Карина, кажется, начала осмысливать, как кардинально изменится её жизнь.

– Я посмотрела в Интернете. В Вашингтоне нет ни одного стоящего художественного музея.

А он подумал про себя:

«Какие к чёрту музеи? Думать надо о том, как прожить там три года и не сойти с ума. Так, чтобы не возненавидеть друг друга от постоянного обитания нос к носу».

– И работу я потеряю, – задумчиво протянула жена.

А вот это было опасной территорией. Она почему-то считала свою службу в страховой компании ужасно ответственной.

– Найдёшь другую, когда вернёмся.

– Попробуй, найди! Ты знаешь, какие требования сейчас предъявляются? А тут потеря стажа на целых три года.

У Бориса было своё мнение на этот счёт, но он предпочёл не высказывать его вслух. Решил действовать по-иному.

– Ну, что? Тогда не поедем вовсе, чтобы ты не потеряла стаж?

– Нет, нет, – спохватилась Карина. – Ты же сказал, что тебе это важно для работы.

Но по всему чувствовалось, что эйфория первых дней прошла, и она стала оценивать их будущее более реалистично. Интересовалась школой для дочки, в какой квартире им предстоит жить. Борис понадеялся, что, может быть, смена обстановки пойдёт им обоим на пользу, но червь сомнения всё же сидел внутри, и он никак не мог от него избавиться.

Центральное разведывательное управление США.

Отдел России и Европы.

Джон открыл дверь. Те же люди внутри. Все на своих местах. И начальник, и тот тип из ФБР.

– Привет! Присаживайся!

На столе уже лежал готовый пакет.

– Почитай! И завтра на точку! Никуда по дороге не заезжай! Ну, ты сам знаешь.

Это был тот, из ФБР. Была пятница, и все торопились домой.

«Что-то зачастили эти ублюдки», – со злостью думал Джон, направляясь с пакетом к лифту.

Мегги уже стала с подозрением относиться к его выездам на работу по субботам, хотя вслух пока ничего не говорила. Ну, не объяснять же ей, что он работал простым курьером у каких-то придурков из ФБР.

– Ты чего? Бабу себе завёл на стороне?

В последний раз уже не промолчала, как раньше. И было непонятно, серьёзно спрашивает или стебётся. Пришлось ответить:

– Ага. По утрам в субботу. Самое время для баб.

Его Мегги заводилась, лишь курнув джойнт, и тогда проделывала в постели всяческие глупости, но подобные сессии проходили чрезвычайно редко, а в промежутках их сексуальная жизнь находилась на нуле, так как у неё всегда находились причины, чтобы отвергнуть его домогательства.

Правда, и у него были вопросы об её поездках для закупки товаров, на которые она с недавних пор стала смываться. Мегги работала мечендайзером в одном из магазинов розничной сети, и вот теперь ей поручали раз в неделю выезжать в один из пригородов Нью-Йорка для отбора продукции на складе поставщика. Оставалась там на один день, а на него ложились все заботы о детях и по дому. Пока Джон помалкивал об её путешествиях, но у него было ощущение, что что-то там было не так. И это давило на психику.

Ну, а план на пятничный вечер не отличался оригинальностью. Ему просто требовалось окунуться в водоворот людей, шума, музыки, болтовни о футболе и промочить горло, и Джон плюнул на предупреждение фебеэрешника. «Крокус» – конечно, не самое лучшее место для этого. Туда по старой традиции заезжали свои, чтобы, как и он, покрутиться и послушать последние сплетни о том, что происходило или ожидалось в их лавочке, а потом разъехаться по пригородам Вашингтона, где проживало большинство из сотрудников их организации. Поэтому приходилось держать себя в рамках с градусами и с количеством выпитого.

Как всегда по пятницам стоял гам, когда все говорили одновременно. На стенах на мониторах беззвучно показывали какой-то матч. Отойдя подальше от всех к стойке, Джон заказал себе австралийский Фёстер вместо низкоалкогольной мочи Мюллер, которую приходилось глотать, когда поблизости болтались сослуживцы. Ну, и добавил рюмочку водки, чтобы пивко пошло гладко. Глотнул Фёстер. Умеют же делать напитки на острове за экватором! И только после этого пошёл курсировать по помещению, чтобы найти знакомых.

– Джон! Как ты? Присоединяйся!

Несколько парней стояли вокруг столика. Некоторых он знал, других нет. И ещё пара девиц. Обсуждали какое-то последнее событие, а он даже не пытался включиться в беседу. Его мысли были далеко.

– Привет! Как дела? – Вдруг спросила его по-русски и с сильным акцентом одна из девиц.

А затем перешла на английский:

– Ребята сказали, что ты из русского отдела.

Он сфокусировал на ней свой взгляд. Нос длинноват, а так ничего из себя. Работала где-то в их лавочке. Своих он научился распознавать на расстоянии.

– Рут Рушковски, – представилась она, и пришлось назвать себя.

А та, между тем, стала громогласно рассказывать компании, как подрабатывала беби-ситером в русских семьях в Южном Бруклине, когда была студенткой в Нью-Йорке, и как неразумно те тратили деньги. Как однажды ей пришлось ночевать в гостиной, так как хозяева пошли на концерт какой-то Понамо… или Понаро… Ну, в общем, неважно. Вернулись в четыре утра оба пьяные и громко сокрушались о том, что заплатили 400 долларов в ресторане за концерт с ужином, но и этого не хватило и прошлось дозаказывать водку. И, вообще, как плохо там всё было. Потом уронили и разбили что-то, а с утра она не могла их разбудить, чтобы передать им детей, и чтобы они с ней расплатились. Последовали комментарии со всех сторон, а Джон промолчал, потому что тема была ему неинтересна. Он допил своё пиво и собирался тихо слинять.

– В русском отделе часто приходится сталкиваться с такими?