Глава 2

Повестка, действительно, пришла, как всегда, неожиданно, но в ней было написано только, что через три дня необходимо прибыть в горвоенкомат для прохождения медицинской комиссии. Когда Костя прибыл в указанное время к военкомату, то опять был поражен тому количеству людей, окруживших в этот день единственное военное учреждение их города. Удивлен, похоже, был не только он, потому что даже случайные прохожие, глядя на обилие людей у этого учреждения, и привыкшие видеть подобное лишь по осени во время отправки на службу новобранцев, с тревогой вопрошали:

– А что здесь происходит?

– Медкомиссия для поступления в суворовское училище.

Только тогда прохожие различали, что среди собравшихся много мальчишек отнюдь не призывного возраста, и, улыбаясь, шли дальше.

– «Раз, два – левой! Раз, два – левой! Через город с песней суворовцы идут», – вспоминал кое-кто из них слова стихотворения, заученного еще в начальной школе.

На всех мальчиков уже были заведены личные дела, лежавшие в специальных папках, которые передвигались из кабинета в кабинет, от одного врача к другому вместе с проходившими комиссию кандидатами, как их стали официально называть. Через несколько часов уже почти все ребята прошли через эти кабинеты, но им приказали не расходиться, а ждать результатов комиссии, которая должна была решить судьбу каждого. Возможно, Костя бы спокойно ждал объявления результатов, если бы не вездесущие родители, разговаривавшие между собой. Они уже выяснили, что из всего этого количества должны отобрать лишь несколько человек и, конечно же, самых лучших. А поскольку Костя себя самым лучшим не считал, то значительно приуныл, не надеясь на успех. Но уходить тоже не стал, разумно рассудив, что все-таки следует испить эту горькую чашу до дна.

Ждать пришлось довольно долго, поэтому все, пришедшие целыми семьями, стали разворачивать пикники прямо на травке во дворе военкомата и напротив, на берегу реки Ловати, стараясь подкормить как своих детей, так и перекусить самим после столь ответственного мероприятия. Костя, уходя утром из дома, как-то даже и не подумал о том, что медкомиссия будет продолжаться целый день, и что он может проголодаться. Не пришло это в голову и никому из его домашних. Но даже сейчас уже далеко за полдень, глядя на этих жующих людей, Костя не испытывал ни чувства зависти, ни чувства голода. У него была одна мечта, одна цель, и он никак не мог отвлечься от нее.

Вскоре среди мальчишек Костя заметил некоторых ребят и из своей школы, но поздоровался только со Славкой Пестряковым, боевым парнишкой из параллельного класса, известного всей школе своим очень уж отчаянным поведением. Появление этого мальчишки здесь было для Кости большой неожиданностью. Вот уж кого он меньше всего представлял в качестве военного. Славка был здесь вместе с матерью и маленьким братиком. В дальнейшем Костя узнал, что отец Славки умер несколько лет назад, поэтому мать и решила отправить старшего сына в военное училище то ли на воспитание, то ли на перевоспитание.

Но вот все вдруг зашевелились и стали стекаться к двери, из которой вышел офицер комиссии, а за ним несколько солдат вынесли большие стопки папок с личными делами.

– Уважаемые родители, – очень официально начал офицер, – прошу тишины! Сейчас я буду зачитывать фамилии, и тех, кого я назову, прошу подходить и забирать личные дела ваших детей.

Похоже, он напрасно просил установить тишину. Такое заявление выглядело приговором, поэтому, несмотря на июньскую жару, усталость и большое количество беспокойной мальчишеской братии, тишина в первое время установилась почти мертвая.

Сержант стал передавать офицеру папки с личными делами. Тот зачитывал фамилию очередного неудачника и передавал папку в протянутые руки родителей этого мальчика, у которых в этот момент вытягивались не только руки, но и лица. Кое у кого уже появились слезы, но плакать было бесполезно, потому что в каждом личном деле на последней странице стоял жесткий вердикт председателя комиссии о невозможности по какой-то причине быть кандидатом для поступления в суворовское училище. Стало понятно, что отбор идет чрезвычайно жестко. Костя почувствовал, что «дело пахнет керосином», как говаривал его отец в таких случаях, и уже был готов мужественно принять удар судьбы, спокойно дожидаясь, когда же, наконец, этот офицер назовет и его фамилию.

Закончилась одна стопка личных дел, затем другая, подошла к концу и третья, последняя стопка. Его фамилии среди потерпевших не оказалось. Кто-то уже отправился домой, кто-то еще продолжал стоять с папкой личного дела в руке в надежде выяснить что-либо потом. Но еще довольно значительная часть оставшихся людей приблизилась вплотную к этому офицеру, не решаясь задавать вопросы, хотя главный вопрос был написан на их лицах.

– Те, кому я не вернул личные дела, тоже могут сегодня возвращаться домой. Повестку на следующую встречу мы вам пришлем, – так же невозмутимо объявил офицер и удалился внутрь здания.

– Ну что, кажется, пронесло? – услышал Костя слова, оказавшегося рядом Славки. – Айда, по такому случаю выкупаемся. Зажарились здесь совсем.

Костя оглянулся и увидел мать Славки, которая скромно стояла рядом, держа за руку младшего сынишку. Костя раньше видел ее, иногда она даже привлекала его внимание своим видом. У этой тихой женщины, на плечах которой вдруг оказалось двое несовершеннолетних сыновей, всегда был какой-то очень усталый и, даже можно сказать, отрешенный вид.

– Ты сын Шпагиных? – тихо спросила она. – Я знаю твоих родителей.

Костя кивнул головой, потому что знал, что они жили в том же заводском районе, что и Шпагины, только двумя улицами дальше от школы.

– Мам, мы пойдем купаться, – не допуская никаких возражений заявил Славка, даже еще не получив согласия Кости, – а вы идите домой, мы сами приедем.

С ними увязались еще двое ребят из их школы. Мальчики перешли Ловать по дамбе, потому что пляж на противоположном берегу показался им немного лучше. Костя не любил купаться в Ловати, потому что проточная вода в реке была намного прохладней, чем в их озере, да и не нравилось ему купаться в незнакомых местах. Но ребята были возбуждены только что пережитыми волнениями и смело шли вперед, а отказываться будущему суворовцу было как-то неприлично. Немного поплескавшись и поплавав у берега, мальчики разошлись не на шутку.

– А давайте, пацаны, сплаваем к военкомату! – предложил Славка и первым поплыл поперек Ловати к противоположному берегу.

Ему никто не стал возражать и двое других ребят тоже поплыли за ним. Костя знал, что плавает не очень хорошо, но увидев, что расстояние до противоположного берега было небольшим, гораздо меньше, чем до острова на их озере, куда они спокойно уже не раз плавали, тоже поплыл вслед за остальными. Ему не хотелось показывать себя трусом после только что одержанной победы, поэтому на этот раз он утратил свою обычную осторожность. Мальчик еще не понимал, что стадное чувство, это не самое лучшее чувство, присущее человеку.

Сначала все шло хорошо, но когда он был уже примерно на середине реки, то почувствовал, что течением его сносит в сторону от того направления, по которому плыли другие мальчишки. Он стал усиленно выгребать в этом же направлении, сбился с дыхания и стал уставать. Какое-то время он еще выдерживал нужное направление к ребятам, которые уже доплыли до противоположного берега и остановились, поджидая его. Косте оставалось проплыть каких-то пять-шесть метров, но сильное течение именно в этом месте реки упорно не давало ему двигаться вперед. А сил уже не было. Сердце мальчика сдавил страх, руки и ноги стали ватными, двигать ими стало невозможно. Костя попытался нащупать дно, надеясь на то, что он уже находится совсем близко, но ноги безнадежно ушли в бездну – именно здесь было русло реки. Он отчетливо почувствовал, что тонет, но кричать и звать на помощь почему-то стеснялся. Мальчик сделал отчаянный судорожный рывок, вскинул руку вверх и скорее не крикнул, а лишь глазами, полными ужаса, обратился к стоявшему рядом с его товарищами молодому мужчине. Косте повезло, мужчина в этот момент как раз взглянул на него, все прочел в глазах мальчика, моментально бросился вперед и буквально выхватил из воды уходящего под воду пацана. Он поставил мальчика на твердую землю рядом с собой и спросил:

– Ну как, все в порядке?

– Да-да, спасибо, – смог еще ответить Костя, с трудом переводя дыхание.

Но голова у него кружилась, поэтому с помощью своих товарищей он с трудом вышел на берег и упал на траву.

– Костя, что с тобой? – участливо спросил Славка.

– Течением стало сносить… – попытался пояснить Костя. – Давайте отдохнем немного.

Но отдыхать пришлось довольно долго, потому что голова страшно разболелась и от пережитого волнения, и от голода, и от чрезмерных усилий во время плавания.

Дома Костин рассказ о прошедшей медкомиссии, без упоминания о купании в Ловати, был воспринят уже с некоторым интересом. О попытке его поступления понемногу становилось известно всем родственникам, а отец, несмотря на свое упорство, все-таки похвалился этой новостью и на своей работе. И поскольку на станции «Скорой помощи» работали не только его товарищи-водители, но были еще и медицинские сестры и врачи, то они стали убеждать Матвея в том, что его сын все делает правильно. Они уверяли, что в случае поступления, сын станет офицером и может стать большим человеком, во всяком случае, выйдет в большую жизнь, а не будет влачить жалкое существование в их районном городке. То, что сын станет большим человеком, импонировало Матвею, подогревало его гордость за сына, но поскольку он по натуре был упрямым человеком, то, даже выслушивая уговоры сослуживцев, все равно оставался твердым в отношении принятого решения не принимать никакого участия в судьбе мальчика. Да к тому же он понимал, что вряд ли чем может помочь сыну в этой ситуации, поэтому разумно полагался на судьбу.

Глава 3

Ждать следующей повестки пришлось еще дольше. Неизвестность положения томила все сильнее. Что будет в этой повестке? В какое училище повезут поступать? К этому времени Костя уже узнал, что такие училища есть в разных местах, находящихся относительно недалеко от их города: в Москве, Ленинграде, Минске, Киеве, Калинине. Где-то в глубине души он немного сожалел, что не написал заявления на поступление в нахимовское училище, ведь раньше он мечтал стать моряком. Но когда он в разговорах со взрослыми поднимал этот вопрос, то те, посмеиваясь, отвечали, что ему скорее больше нравится красивая морская форма, а о трудностях морской службы он не имеет ни малейшего представления.

Повестка пришла только в конце июля, но и в ней опять значилось лишь то, что через несколько дней необходимо прибыть уже на областную медкомиссию, которая состоится все в том же горвоенкомате. И опять Костя утром отправился в военкомат один. На этот раз людей было уже значительно меньше, но по-прежнему вокруг каждого мальчика было по нескольку человек из числа родных и друзей. Все так же, как и прошлый раз, здесь была и вся семья Пестряковых.

На этот раз комиссия проходила более спокойно. В кабинеты мальчики, раздевшись донага, заходили уже только по одному. Их внимательно выслушивали, выстукивали, прощупывали, заглядывали буквально во все дырки целые группы врачей в каждом кабинете. Мальчики, притихшие от смущения и большой ответственности, молча повиновались, переходя из кабинета в кабинет и спокойно ожидая своей участи.

В последнем кабинете, куда, в конце концов, вошел Костя, за столом сидел председатель комиссии в звании подполковника, возможно, сам военком, которому положили на стол личное дело Кости Шпагина. Он внимательно посмотрел на стоящего перед ним мальчика и спросил:

– Хочешь быть военным?

– Хочу, – твердо ответил Костя, немного смущаясь от необычности своего наряда, явно не подходящего к торжественности момента.

Но председателя комиссии его наряд нисколько не смущал, поэтому он стал что-то писать в конце длинного последнего листа в личном деле, а потом сказал:

– Поздравляю тебя! Ты зачислен кандидатом в суворовское училище. Можешь идти одеваться.

Костя, как пробка, вылетел в приемную, где уже с улыбкой на лице одевался Славка.

– Ну как?

Но Костя, ничего не говоря, только мигнул глазами, ведь тут же сидел заплаканный мальчик, которого комиссия не пропустила из-за очень маленького роста.

Скоро в приемной осталось лишь девять мальчиков и их родители. Военком попросил родителей мальчиков, зачисленных кандидатами, войти к нему в кабинет. Родители, кто в одиночку, кто парами отправились за военкомом, и дверь за ними закрылась.

– «Что же делать?» – подумал Костя, ведь его родителей здесь не было. – «А вдруг там скажут что-то важное, чего я не буду знать, и из-за этого не смогу поступить…»

Мальчик вдохнул в грудь побольше воздуха, решительно открыл дверь и шагнул в кабинет.

– Чего тебе, мальчик? Я же просил войти только родителей, – строго сказал военком.

Несколько опешивший Костя только раскрыл рот, для того чтобы объяснить ситуацию, но ему не дали этого сделать возбужденные родители других детей.

– Да он всегда без родителей ходит! Самостоятельный парень! – закричали они наперебой.

Военком еще раз внимательно посмотрел на Костю и показал на стул.

– Ну, садись, «самостоятельный», слушай!

Военком объяснил, что через несколько дней в начале августа надо будет отправить мальчиков во Псков, где будут собираться кандидаты со всей области, для того чтобы потом поехать сдавать экзамены в Ленинградское суворовское военное училище. Поступить должны только шесть человек. С собой иметь какое-то питание на двое суток, одежду, белье и туалетные принадлежности. После этого родители стали задавать военкому разные вопросы, касающиеся экзаменов, условий поступления и условий обучения в училище, вплоть до питания и обмундирования. Эти вопросы Костя уже пропускал мимо ушей, как не сильно значимые. Главное было не пропустить точную дату отъезда. Об остальном он пока не задумывался.

Во время этого разговора военком еще пару раз внимательно посмотрел на серьезного мальчика, сидевшего отдельно и внимательно слушающего разговор взрослых. «Интересный экземпляр!» – подумал он про себя, а потом покопался в папках и нашел личное дело этого кандидата. Сидевший рядом майор Есипов, повернувшись к военкому, тихо сказал:

– Он еще в прошлом году ко мне приходил, просился поступать. Но в прошлом году набора в суворовские училища не было. Я его запомнил.

– Ну-ну! – о чем-то подумал военком и отложил папку в сторону.

Домой Костя уже не бежал, а летел, как на крыльях. Известие о его кандидатстве было воспринято более благосклонно, чем раньше: мать и брат откровенно радовались, отец молчал, но уже и не ругался и не высказывался критически, старшая сестра похвалила за проявленную самостоятельность, а младшая сестренка еще не понимала всей серьезности события, поэтому просто слушала старших.

В назначенный день утром Костя в сопровождении отца с матерью, которые все-таки ради такого случая решили нарушить обет, отправился к месту сбора у военкомата. День был пасмурным, слегка моросил мелкий дождик.

– Это к счастью, – улыбнулся вдруг отец, – дорога, сын, у тебя будет счастливой.

Когда все отъезжающие собрались, пришел мужчина, который должен был сопровождать кандидатов в Псков, и сообщил, что, к сожалению, на этот рейс автобуса билетов купить не удалось, поэтому придется ехать на дневном автобусе, а сейчас можно разойтись по домам. Чертыхаясь, Шпагины вернулись домой. Видимо, все-таки нельзя нарушать установленные обеты. Поэтому днем родители уже не поехали провожать сына, а поручили это дело старшему сыну Мите.

В междугороднем автобусе, в котором они ехали, Костя со Славкой сидели вместе. В дороге к ним присоединился их земляк Вовка Сорокин, который, как и Славка, рос без отца, и еще один мальчик Витя Милеев из маленького районного городка, который тоже ехал поступать в суворовское училище.

В Псков путешественники прибыли поздно вечером, поэтому, добравшись до облвоенкомата, сразу же завалились спать в казарме, в которую их привели. Утром ребят опять построили и повели… на медкомиссию на предмет каких-либо заболеваний. На этот раз они уже были спокойны и, пройдя медосмотр, даже успели побегать на развалинах старинной крепости Пскова. Потом их объединили с мальчиками, собранными со всей области и на пригородных поездах повезли сначала до Луги, а затем в Ленинград.

Ленинград встретил ребят трамвайным перезвоном. И они еще засветло успели доехать на трамвае до Садовой улицы, где находилось суворовское училище. Их провели через арку в соседний двор к тыльным воротам.

– Новеньких привезли! – услышали они голоса, высыпавшей им навстречу по ту сторону ворот, толпы таких же мальчишек, успевших приехать кто на день, а кто и на несколько часов раньше.

Ворота распахнулись, и колонна псковских мальчишек вошла внутрь большого двора перед огромным спортивным залом. В этом зале были поставлены десяток рядов кроватей для всей этой разношерстной, шумной вольницы, которой предстояло прожить здесь пару недель во время сдачи экзаменов. Почти сразу же начались знакомства и притирания друг к другу, отнюдь не всегда проходившие мирно. Но уже первая попытка вологодских мальчишек во главе с отчаянным заводилой Орешкиным из Харовского детдома установить свои порядки с псковскими не прошла. Очень уж сплоченной оказалась команда из Великих Лук, где явно выделялись такие крепкие ребята, как Славка с Костей. Тем более что Славка Пестряков, сразу же нарядившийся в непонятно откуда появившийся у него настоящий матросский тельник, по драчливости ничуть не уступал никому другому. Рядом с ними всегда были две «птицы»: «Сорока» и «Ворона» – худенький, но высокий Вовка Сорокин и крепыш Мишка Воронин, широколицый мальчик из глухой псковской деревни, у которого все лицо от кончика носа до самых ушей было покрыто веснушками. После первой же стычки приставать к их компании больше никто не решался. Но вскоре этого уже и не было, поскольку за порядком строго следили сержанты и старшины-сверхсрочники, объявившие, что за малейшую провинность каждый будет наказан вплоть до отчисления из кандидатов и досрочного возвращения домой. Говоря об этом, они прекрасно понимали, кто же из ребят, прошедших такой отборочный марафон, захочет так бесславно закончить этот путь? Поэтому с первых дней за всякий проступок или просто нарушение порядка виновного ждало наказание в виде уборки туалетов после отбоя, или уборки спального помещения днем.