Глава 5. Смертельная болезнь.

Обломив головку ампулы, Отец втянул шприцем лекарство. Занеся шприц, он как всегда замешкался. Он боялся причинить своей кровиночке даже такую незначительную боль, хоть и понимал, что иногда она испытывает поистине нестерпимые муки.

– Пап, ну смелей же, – улыбнулась Дочь и предложила, – ну хочешь, я сама сделаю?

Отец вонзил иглу и медленно ввел лекарство.

– Ну, вот, а ты боялся. Тебе сделать?

– Я сам, – ответил Отец. – Лежи, отдыхай.

Он прикрыл дверь в комнату дочки и взял из холодильника еще одну ампулу. Но пересчитав оставшиеся, вернул лекарство на место. «Потерплю», – решил он. До конца месяца оставалось еще несколько дней. По уколу на каждый день уже не хватало. А дочке из-за резких приступов боли иногда требовалось два.

Сам Отец тоже очень мучительно переносил приступы, но две-три рюмки крепкой настойки немного притупляли его страдания. Впрочем, только физические. Душевные же страдания нельзя было заглушить ни чем. Отец знал, что их болезнь была неизлечимой. С тем, что ему осталось жить на этом свете каких-нибудь года три, если повезет, он давно смирился. Но то, что его Дочь…

Отец отер ладонью навернувшуюся слезу и поморщился от боли. Глаз болел. Отец подошел к зеркалу и полюбовался на ярко-синюю гематому – результат вчерашней драки. И нужно же ему было влезть в этот конфликт. Еще и Дочь подверг опасности. Знал ведь, что она не будет стоять, а бросится вслед за ним. А с другой стороны, если бы не они с дочкой, эта троица, пожалуй, могла бы убить того бедолагу. Надеюсь, паршивцам достанется по заслугам.

Раздался звонок. Отец посмотрел в дверной глазок и увидел молодого сотрудника полиции, который не далее, чем вчера опрашивал его. Отец открыл дверь.

– Я помню вас, – сказал он, после того, как Полицейский поздоровался и начал представляться и демонстрировать удостоверение, – проходите.

Полицейский вошел.

– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил он, заметив опухший глаз Отца.

– Как подросток после сельской дискотеки, – улыбнулся Отец. – У вас остались ко мне какие-то вопросы?

– Да. Хотел еще раз уточнить ваши показаниях. Дело в том, что они несколько расходятся со словами других очевидцев. Подумал, может быть, вы были в состоянии шока и…

– Что ж, давайте уточним, – не дослушал Отец объяснения Полицейского. – Что именно в моих словах подвергается сомнению?

– Ну, зачем вы сразу так: «подвергается сомнению», – смутился Полицейский, – просто расхождение в данных. А мне нужно установить правду, понимаете? Такая уж служба.

– Понимаю. Хорошо, какие мои показания расходятся с показаниями других свидетелей? – переформулировал свой вопрос Отец.

– Насчет количества дерущихся, есть показания посетителей кафе, что дрались только двое. Возможно, еще два молодых человека, которых вы описывали, были прохожими, которые, как и вы подбежали разнимать дерущихся?

– Если так, – саркастически усмехнулся Отец, – то они разнимали очень своеобразным образом, а именно, пиная лежачего мужчину ногами. Избивали все трое. С количеством я не ошибся, как-никак учитель математики.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно! – твердо сказал Отец. – Как и в том, что после нашего с дочкой вмешательства, когда зазвучали сирены, двое побежали с криком «Валим!», а третий спокойно сказал: «Давайте, пацаны! Я разберусь. Мне ничего не будет».

– Вы это отчетливо слышали? – спросил Полицейский.

– Отчетливей некуда.

– И готовы подтвердить свои показания в суде?

– Если потребуется.

– А ваша дочка? Она…

– Не нужно впутывать мою дочь. Она несовершеннолетняя и болеет сейчас.

Полицейский открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но задумавшись на секунду, улыбнулся и произнес:

– У меня все. Большое спасибо вам за показания и за вашу гражданскую позицию. Не каждый бы вот так бросился разнимать дерущихся. – И уже выходя из квартиры, он добавил. – Да, и скорейшего выздоровления вашей дочери.

– Папа, кто там? – раздался из комнаты голос Дочки, видимо, разбуженной звуком захлопывающейся двери.

– Спи, спи. Сотрудник избирательной комиссии зашел рассказать о предстоящих выборах, – соврал Отец.

Визит полицейского напомнил Отцу разговор трехгодовой давности со следователем. Следователь с наигранным сочувствием произнес Отцу слова соболезнования, в связи с потерей супруги. А потом начал зачитывать казенные фразы из дела: «неожиданно выскочила на проезжую часть на запрещающий сигнал светофора», «получила травмы не совместимые с жизнью», «в крови погибшей обнаружены следы алкоголя». То есть, по версии следствия, его непьющая супруга, которая, даже при отсутствии в зоне видимости машин, всегда дожидалась зеленого света, вдруг выскочила прямо перед автомобилем на красный. Еще и, будучи в состоянии алкогольного опьянения.

Ни одному слову из этого Отец не поверил, но доказать ничего не смог. Несколько очевидцев свидетельствовали, что все было именно так. Отец лично встретился с одним из свидетелей. Тот выглядел не убедительно, волновался, прятал глаза, но при этом, раз за разом, как мантру, повторял одно и то же. Отец, не выдержав, схватил его за грудки и закричал, чтобы тот сказал ему правду. На что свидетель начал угрожать судом, а, высвободившись, поспешил ретироваться.

Автомобиль после наезда на жену Отца врезался в остановочный павильон. Хорошо, что в этот момент на остановке не было людей. Сильные повреждения машины и павильона, а также тяжелые травмы водителя, оказавшегося руководителем крупной компании, противоречили заключению экспертизы. В ней было сказано, что автомобиль двигался с допустимой скоростью. Но на суде к этому доводу не прислушались и назначили виновной погибшую.

Отец подал апелляционную жалобу. Как раз в этом момент обнаружился страшный диагноз Дочери. Стало не до судов.

Про свою болезнь Отец уже знал. Но что его любимая Дочь унаследует этот ужасный недуг, не мог представить себе в самом страшном сне. Будь проклята генетика!

Начался очередной приступ. Боль неотвратимо подступала. Отец достал из шкафчика дежурную рюмку и, наполнив ее крепкой настойкой, выпил залпом. Эту процедуру он повторил трижды. Теперь нужно было отвлечь себя чем-нибудь. Если сидеть и прислушиваться к своему состоянию, боль себя обязательно проявит.

Не придумав другого занятия, Отец взял мешок с мусором, бросил в него использованный шприц и пустую ампулу, допил из горлышка остаток настойки и сунул бутылку туда же. Обувшись, он вышел в подъезд. Спускаясь по лестнице, решил проверить почту. В почтовом ящике обнаружился белый конверт.

Глава 6. Интервью.

С самой первой минуты Писатель раскусил своего интервьюера. Молодая журналистка беседует с ним без особого желания. С куда большей радостью девушка задавала бы вопросы фигуре позначительней, нежели мало известный автор рассказов. Впрочем, нельзя было не отметить, что она неплохо подготовилась к встрече. Знала не только названия его рассказов, но и содержание некоторых. А уж биографию проштудировала от и до.

– Первые ваши рассказы, опубликованные в журналах и сборниках, были детскими. Последний ваш сборник состоит из серьезных взрослых произведений. Вы шагнули на новую ступень?

Журналистка смотрела Писателю в глаза и говорила, почти не подглядывая в свои записи. Миниатюрный диктофон лежал на столе между двумя чашками кофе.

– Я не считаю, что взрослые рассказы находятся на ступеньку выше детских. Писать их ничуть не легче. Их читатель так же не терпит фальши, как и читатель взрослых книг. Дети более искренние. Они будут читать, только если им интересно, не обращая внимания на литературную величину автора. Взрослые же могут мусолить тривиальное чтиво именитого графомана, гонясь за трендами, либо платя дань, за действительно талантливое произведение, написанное им ранее.

– В таком случае, почему вы оставили своего благодарного юного читателя и творите для взрослых?

– Я не согласен с термином «оставил». От него сквозит предательством. А я не предавал своего читателя. Просто, на данный момент, мне нечего ему дать. Появляются интересные мысли и идеи, которые я могу воплотить в более взрослой прозе. А мой читатель растет и, возможно, вскоре его заинтересует моё новое творчество.

Журналистка задала еще пару вопросов о профессиональной деятельности, а потом резко сменила тему. Начала спрашивать о детстве, студенчестве, увлечениях и предпочтениях. Любимый цвет? Любимый напиток? Что больше всего цените в людях?

– Ваша заветная мечта? – задала Журналистка очередной вопрос, допив кофе и поставив пустую чашку на поднос остановившейся возле столика официантки.

– В глобальном смысле, или в творчестве? – уточнил Писатель.

– В глобальном, – выбрала Журналистка один из предложенных вариантов.

– Ну, если в глобальном, то, как бы банально это не прозвучало, я мечтаю о мире во всем мире. Чтобы никуда не летели ракеты, нигде не взрывались бомбы, и матери не оплакивали бы своих сыновей, а жены – мужей. Чтобы не было нищеты, и каждый имел возможность заниматься любимым делом и зарабатывать этим на жизнь. Художник – картинами, поэт – стихами, писатель – ….

– Весьма утопично, – иронично обронила Журналистка, перебив Писателя. – А вам сейчас хватает на жизнь гонораров за ваши рассказы?

– Увы, нет, – печально улыбнулся Писатель, – чтобы выжить, я вынужден заниматься прочей деятельностью, помимо творчества.

– Расскажете, какой именно?

– Ничего особенно интересного: корректура текстов, литературные курсы, репетиторство.

– Похвально. А в творчестве?

– Что в творчестве? – не понял Писатель.

– Ну, заветная мечта в творчестве.

Писатель задумался. Заветная мечта была, но он сомневался, стоит ли ей делиться.

– Хотелось бы написать роман, – решился-таки он.

– О! Ничего себе, – кажется, это был первый ответ Писателя, который искренне заинтересовал Журналистку. – И что вам мешает?

– Лень! – засмеялся Писатель.

– А если честно? – Журналистка тоже улыбнулась.

– Если честно? – Писатель пожал плечами, – возможно, неуверенность в себе. Хотя, даже не это. Понимаете, рассказ я пишу за два-три дня, неделю максимум. И через неделю есть готовый продукт, который можно показать друзьям и получить какой-то отклик. А роман… Страшно начать и не дойти до конца. Признаться честно, я начинал и даже не раз. Я загорался какой-то идеей, и мне казалось, сейчас я напишу великую бессмертную книгу. Но в процессе написания, я выгорал. Идея переставала казаться мне гениальной. Сюжет становился посредственным. И мои ярко начатые романы заканчивали свою жизнь ярким пламенем в печи. А я возвращался к рассказам.

Журналистка молчала, находясь под впечатлением от этого откровения. Пауза в разговоре затягивалась. Писатель, не зная, что еще добавить, заметил на столе счет и полез в карман за бумажником.

– Нет! – отрывисто произнесла Журналистка, так что Писатель вздрогнул от неожиданности. – Извините. За счет газеты.

– Да я бы оплатил.

– Нет. Я настаиваю, – твердо сказала Журналистка и протянула ладонь, – спасибо вам за интервью. Было интересно.

– Взаимно, – произнес Писатель, пожимая девушке руку.

Журналистка рассчиталась, получила в гардеробе плащ и вышла из кафе. Писатель снял со спинки стула свой слегка помятый пиджак и тоже направился к выходу. Убирая во внутренний карман кошелек, он наткнулся на какой-то листок. Это оказался белый бумажный конверт.

Глава 7. Дорога к дому.

Конечная остановка двадцать второго маршрута находилась в промышленной зоне. В пять часов вечера заканчивалась рабочая смена на располагавшихся неподалеку предприятиях и народ, набиваясь в автобусы, как килька в бочку, ехал домой. Сейчас остановка была безлюдной.

Отец проводил взглядом автобус, доставивший его сюда, и посмотрел на часы. Семнадцать, пятьдесят шесть. Он повертел в руках небольшой фонарик, одолженный у соседа, и присел на скамейку.

«И зачем я сюда пришел? – думал Отец. – Кто-то подшутил надо мной, бросил яркую бумажку в почтовый ящик. Сейчас, наверное, наблюдают из укрытия, смеются над старым дураком. А я сижу здесь и жду какой-то несуществующий автобус». Но тут же одернул себя: «Если есть хоть какая-то надежда на спасение Дочки, нужно ей пользоваться».

Отец достал из кармана приглашение и еще раз прочел. Решил убедиться, что ничего не перепутал. Все верно: последняя пятница лета, восемнадцать часов, конечная остановка двадцать второго. Убрав приглашение, снова посмотрел на часы. Минутная и часовая стрелки как раз вытянулись в одну линию. Отец поднял глаза и вздрогнул. Прямо перед ним стоял красный автобус. Сквозь одно из затемненных окон виднелась табличка с номером 242. Отец поднялся со скамейки, и двери автобуса тут же распахнулись. Секунду поколебавшись, он шагнул внутрь.

***

Двери автобуса с лязгом закрылись за спиной Полицейского. В салоне стало темно, вероятно, из-за тонированных окон. Впрочем, это не помешало Полицейскому рассмотреть, что в автобусе, кроме него, никого нет. Стеклянная перегородка, отделяющая место водителя была занавешена плотной шторой.

Полицейского покачнуло, и он, чертыхнувшись, упал на одно из сидений. Автобус тронулся. «Странно! Меня что, одного повезут? – подумал Полицейский. – Хотя, возможно, остальных будут забирать на других остановках».

Автобус ехал по окраине города. Полицейский с трудом различал контуры домов и определял маршрут. Автобус, так больше никого и не подобрав, выехал за город. Очертания домов сменились силуэтами деревьев. Линия их вершин на фоне неба рисовала причудливую диаграмму.

Судя по изменившемуся шуму колес, автобус свернул на грунтовую дорогу. Полицейский уже давно перестал следить за маршрутом, надеясь, что обратно его тоже отвезут. По крыше захлестали ветки. Автобус закачало так, что у Полицейского из кармана выпал фонарик. Полицейский попытался встать, но в это время автобус затормозил. Мужчина, подавшись вперед, ухватился за поручень и с трудом удержался на ногах.

– Кто тебя так водить учил?! – зло прокричал он в сторону водителя. Ответа не последовало. Двери распахнулись. Полицейский подобрал фонарь и вышел из автобуса.

***

Лес был «пугающий и в то же время манящий». Так Писатель охарактеризовал пейзаж, возникший перед ним. Он стоял один на узенькой грунтовой дороге. Минуту назад автобус, продираясь через выступающие на проезжую часть еловые ветки, скрылся за поворотом. В смеркающемся небе уже можно было различить первые звезды.

«И куда мне дальше?» – подумал Писатель и тут же заметил тропинку, ведущую в лес.

– Была, не была, – вздохнул он и зашагал по тропинке. Через пару минут пришлось включить фонарик, так как в лесу стало совсем темно. Впрочем, тропинка была хорошо различима. Густой папоротник словно специально расступался, обнажая ее.

«А зачем я, собственно, туда иду? А главное, куда? На ночь глядя, приехал в лес на странном автобусе и чешу по какой-то заросшей тропинке. Может, повернуть назад, пока не поздно?»

Размышляя так, Писатель продолжал шагать вглубь леса. Вскоре впереди появился неоновый свет. Вначале Писатель увидел светящуюся голубую надпись «Желания За…» со змеей в виде буквы «З», горящую зеленым цветом, а уже потом различил очертания дома.

***

«Какая же я дура, что не сказала никому, куда поехала! – отчитывала себя Журналистка, остановившись в двадцати шагах от крыльца странного дома со светящейся вывеской. – Что это за дом в чаще леса? Кто там скрывается? А если меня там убьют, или изнасилуют? Или вначале изнасилуют, а потом убьют? Или вначале убьют, а потом…»

Не смотря на страхи и сомнения, Журналистка маленькими шажками приближалась к дому. Она бы никогда не простила себе, если бы сейчас развернулась и бросилась бежать, так и не узнав, что же там в доме. Выключив и убрав в сумочку фонарик, около дома было светло, Журналистка шагнула на первую ступеньку. Поднявшись на крыльцо, она потянулась к ручке двери.

И тут дверь резко распахнулась. Журналистка отскочила в сторону.

– Зачем, вы, это сделали! Я чуть с крыльца не упала! – закричала девушка на мерзкого низкорослого человека, напугавшего ее. Весь страх сразу куда-то улетучился, сменившись гневом.

– Проходите! Вас ждут! – пробубнил низким хриплым голосом человек и почесал щетинистый подбородок. Журналистка с трудом протиснулась мимо него. Несмотря на низкий рост, в ширину человек был внушительных размеров.

– Позвольте вашу верхнюю одежду?

– Только не помните его! – повелительным тоном произнесла Журналистка и с брезгливым выражением на лице передала грузному мужчине свой плащ.

– Иди туда! – палец с грязным ногтем указал на обшарпанную дверь.

Журналистка поправила волосы перед потускневшим зеркалом и открыла указанную дверь.

***

Первое, что Музыканту бросилось в глаза в просторном светлом зале, был сверкающий полировкой черный рояль. «Бёзендорфер!» – с ходу определил он марку музыкального инструмента. Невиданная роскошь для такого захолустного строения. Хотя, нужно было признать, что эта гостиная выглядела превосходно. И совсем не соответствовала внешнему облику дома.

Потолок, с которого свисала великолепная хрустальная люстра, был украшен золоченой лепниной. На стенах пестрели фрески с изображением каких-то сатиров и нимф. В центре стоял дубовый стол гигантских размеров. Шесть старинных стульев с красивыми резными ножками расположились по три с каждой стороны. С одного из торцов находилось массивное кресло с высокой спинкой, которое, не преувеличивая, можно было бы назвать троном.

Музыкант, залюбовавшись антуражем, не сразу заметил рыжеволосую симпатичную женщину в изысканном красном платье, подошедшую к нему. А когда заметил, залюбовался и ею.

– Я приветствую вас в доме Дарителя, – просияла женщина белозубой улыбкой.

– Здрасте, – кивнул Музыкант и тоже улыбнулся.

– Позвольте, я надену на вас маску?

– Маску? – удивленно переспросил Музыкант. – Ну-у, давайте, если у вас здесь так принято.

– Прошу, присаживайтесь на любой из шести стульев, – предложила рыжеволосая, после того, как помогла Музыканту натянуть черную карнавальную маску с белой цифрой «1» под правым глазом.