Дела любовные, или О, спорт, ты – жизнь!

В глубокой задумчивости я вышагивал по коридорам и залам, направляясь в бухгалтерию. Мимо, вжимаясь в стены и старательно кланяясь, спешили по своим придворным делам разнообразные монстрики, скелеты, бесы, даже пара людей попалась, но я почти и не замечал их, погруженный в свои мысли.

Да мыслитель и что такого? Не всем же саблями махать во чисто поле, надо же кому-то и государственными делами планетарного масштаба заниматься. Не хочется, а надо.

Но спасение мира – это чуть позже, а пока меня больше всего волновало, где бы раздобыть знающего колдуна, чтобы Кощею магическое экранирование организовать. Казалось бы – сказочное государство, тут всяких волшебников, чародеев, магов и прочей этой заумной братии, как грязи должно быть, ан нет. Вредный бунтовщик Лиховид у нас в коробке заперт – предварительное заключение, так сказать. Кощей вернётся, пусть уже сам голову ломает, что с ним делать. Баба Яга еще есть – хозяйка участкового Лукошкинского. Колдует она точно, а вот насколько сильна, да и подойдёт ли её магический профиль для наших целей – вопрос. Ну и противная она, сварливая и меня почему-то сразу невзлюбила. И всё. Больше колдунов не знаю. Есть они конечно тут, но или в засаде где-то сидят или по лесам-горам прячутся, чтобы их работать не припрягли. Пойди, попробуй, найди их. Охохошеньки… Ну почему всё самому делать приходится?

Добравшись до бухгалтерии, я пригладил волосы, вдохнул-выдохнул и вежливо постучал в дверь. Угу, царь. Угу, мог бы и пинком дверь открыть. Угу, может быть и жив остался, но денег точно бы не получил. Наш главбух – Агриппина Падловна, кикимора по происхождению и бухгалтер по призванию, дамой была крайне суровой. Дело своё знала великолепно и строга была немеряно. Габариты имела внушительные и круглый год без отрыва от производства сидела на жутких диетах, используя в основном народные рецепты, ну там, болотные гнилушки на завтрак, горсточку ила на обед, а на ужин, максимум – пару головастиков и то до шести часов вечера. Толку с того не было, а сама главбух от такой диеты только зверела. Профессиональная вредность плюс диетические страдания сделали из милой кикиморы ужасную гарпию, от которой шарахался весь дворец и даже мимо бухгалтерии придворные пробирались ползком или на цыпочках.

Однако у меня была уже отработанная система и, дождавшись громового «кого там еще бесы принесли?!», я вошёл в бухгалтерию и тут же схватился за сердце:

– Да что же вы со мной делаете, Агриппина Падловна?! – завопил я. – Я вас всего-то пару дней не видел, а вы с полпуда точно сбросили! Если так дело пойдёт, то через пару месяцев у нас же тут во дворце дуэли из-за вас начнутся, будут трупы воздыхателей ваших на каждом углу валяться.

Главбухша довольно вздохнула и кокетливо поправила болотную тину на голове:

– Ну, Федь, ты как скажешь…

– Вы это прекращайте, Агриппина Падловна, – я шутливо погрозил ей пальцем, – эдак с вашим похудением мы скоро всех придворных кавалеров растеряем. Оставайтесь лучше такой как сейчас – в меру похудевшей и всеми любимой. Только платьице себе ушейте, а то на боках висит.

Всё, она моя.

Глазки у неё замаслились, подернулись мечтательной паволокой, но профессионализм все же взял верх:

– Шо? Опять деньги пришёл клянчить?

– Не для себя, Агриппина Падловна, – я выставил перед собой руки. – Для детишек малых стараюсь. Хочу праздник сироткам наших сотрудников устроить.

– Сироткам? – усомнилась главбух.

– И сироткам тоже, – кивнул я. – Какие у них радости в жизни? С утра до вечера трудятся, родителям по дому помогают, а если и вырвутся на улицу в грязи поваляться, так раз в неделю, не чаще. Надо бы им, Агриппина Паддловна, хоть раз в год праздник сделать, по пряничку малому выдать, по петушку на палочке…

– Сколько?

– Детишек? Точно не знаю, сейчас кладовщик их переписывает и вам потом сообщит.

– Сколько денег надо?

– Ой, ну что вы всё о деньгах?.. Агриппина Падловна, а вы Новый год в этом миленьком платьице встречать будете или у вас уже нечто шедевральное для нас подготовлено? Только прошу вас – не увлекайтесь красотой, куда же больше? А то наши придворные вместо Снегурочки, только на вас и глазеть будут, весь праздник нам сорвут… А сколько денег я не знаю. По кулёчку сладкому соберём каждому ребёнку, ну, может куклу какую недорогую или лошадку деревянную. Вы же в этом лучше меня разбираетесь, вам и карты в руки. А на счет платья новогоднего, вы всё-таки серьезно подумайте – катаклизмы и народные волнения, они куда как дороже обходятся, чем подарки ребятне. А дети – это наше всё, это – наше богатство.

– Продавать их надумал штоле? – оживилась главбух.

– Нет, это я так, в образно-государственном смысле. С перспективой на будущее.

– Ладно, – вздохнула Агриппина Падловна, – половину казна оплатит. И не спорь, Федька! Половину пущай родители выкладывають! Казна у нас не безмерная! Всё иди-иди, мне еще годовой отчёт составлять.

Послав ей воздушный поцелуй, я живенько смотался, пока не передумала. А казна у нас хоть и не безмерная, но вполне хватит, чтобы полмира купить. Уж чего-чего, а денежек у Кощея на тысячу лет непрестанных пиров хватит. Просто должность такая у Агриппины Падловны, понимаю.

– Федька! – вдруг раздался громовой голос из бухгалтерии, и я покачнулся от воздушной волны, ударившей в спину. – А ну, подь сюды!

Ой-ёй, только бы не передумала. Я метнулся назад и был крайне поражен увиденным – главбухша, с трудом выбравшись из-за стола, старательно пыталась сделать книксен:

– Ваше… это… Федь, Величество…

– Ой, ну что вы, Агриппина Падловна, – кинулся я к ней, – а ну-ка сядьте немедленно и прекращайте уже эти церемониальные штучки! Ну как вам не стыдно? Вы же для нас как мать родная, а тут поклоны бить надумали…

– Федь… – главбух поёрзала в кресле, устраивая в нём свой необъятный… седалищный нерв. – Подумала я тута, а давай мы полностью подарки детишкам оплатим за счет казны? Чай не обеднеем. Жалко их, сопляков малых…

– Та-а-ак… И в чем подвох?

– Просьба у меня Ваше… Федя.

– Для вас – что угодно, – твёрдо заверил я, мысленно вздыхая.

– Племяшка моя… Помоги, Федь?

– Елька? А что не так? Вроде у нее все в порядке, с работой справляется, Варя её хвалит, Сидор приглядывает, да и сама довольная вон круги по дворцу нарезает, фиг догонишь.

– Не Елька, – вздохнула главбух. – Тамарка. Подросла девка, замуж пора, вот и хочу ей хорошего мужика найти.

– А у меня уже невеста есть, – лихорадочно забормотал я. – И свадьбу мы летом планируем. А может и раньше – весной или вон на Новый год как раз.

– Да тьфу на тебя, Федька! Какой из тебя жених для моей Тамарки? С кикиморой справиться, енто слабо тебе будет.

Слава богам! Блин, напугала, аж в животе заныло.

– Ну, я не против, Агриппина Падловна, только чем помочь-то могу?

– Слыхал, небось, Горох Лукошкинский жениться надумал? Баб себе из-за границ понавыписывал, скоро приедуть и будет он средь них царицу себе выбирать?

– Ну да, докладывали что-то такое… Вы племянницу Гороху подсунуть хотите?!

– А чего нет? – удивилась главбухша. – Девка она у меня ладная, хоть и масти непривычной, но на такое мужики и кидаютьси. Хорошая, пригожая, да и хозяйка знатная – сама всему обучала. А да что я тебе расписываю? Ща покажу… Тамарка! А ну рысью сюда!

В бухгалтерию зашла красна девица, ну, может и не столько красная, сколько коричневая, но высокая, фигуристая. Поклонилась низко, а потом стала, ручки сложила спереди, глазки потупила.

– А чего эта она такого цвета? – шёпотом спросил я у главбухши.

– Да сестрица моя Мушандра, спуталась с ефиопом одним знатным и получите подарочек через девять месяцев.

– А где же она в наших краях негра-то нашла? Ой, не надо, не рассказывайте, мне и своих забот хватает. А почему опять на вас дочку свалили? Везет вам – то Елька, теперь – Тамарка. А больше у вас племянниц нет?

Агриппина Падловна начала считать, загибая пальцы, но тут же спохватилась и яростно замотала головой:

– Только две енти прынцессы, а боле ни одной нет! Мушка с хахалем своим загорелым по миру гуляет – решили вона южные земли поближе рассмотреть, говорят царство там своё, за морями-окиянами оснуют… обоснуют… освоют… Тьфу ты! А мне Тамарку и подкинули.

– Понятно. А что, мне идея нравится, прикольно. Если и правда дело выгорит – поржём вволю. А ты сама, Тамара… Как по отчеству-то?

– По матчеству, – низким, но приятным голосом поправила тёмно-красна девица. – Мушандровна. Матушка у меня – Мушка, стало быть, Тамарка Мушандровна я и есть.

А верно, вечно я забываю, что у кикимор по матери всё. И по жизни по имени. Угадайте, как маму нашей главбухши звали?

– Так что, Тамара Мушандровна, хочешь за Гороха-то?

– Хилый он какой-то… – протянула она. – И борода противная.

– Да вроде и не хилый, – удивился я.

– Тамарка! – рявкнула Агриппина Падловна. – Ить она тут еще перебирать будет! Ей царя в постель пихають, а она нос воротит!

– Да я что? – потупилась юная кикимора. – Давайте хоть царя, чего уж…

– Уговорили, – хмыкнул я. – Теперь надо подумать, как тебя Гороху представить.

– А чего тут думать, батюшка? – снова поклонилась Тамарка. – Принцесса я и есть. Папашка-то мой – принц, хоть и младшенький.

– Ну, пойдет. Давай только для конспирации, не эфиопской тебя принцессой назовём, а, скажем… Нигерийское королевство, во. Только тебя приодеть соответствующе… Точнее – прираздеть. Вряд ли в Африке наши сарафаны с шубами в моде.

– А у меня есть, батюшка, – затараторила кикимора. – Маменька с папенькой как в чужедальние края подалися, так подарками меня и засыпали, чтобы я не плакала. У меня и шкур каких угодно много, и носорожьи есть, и жирафьи, и леопардовы с хвостами…

– Трепло ты, Тамарка, – проворчала главбухша. – Таких и слов-то на свете нет, а она – шкуры…

– А вот и есть, тётушка! А вот и есть! А еще у меня лук со стрелами есть, да копьё ихнее, народное! Я с ним ентой осенью на кабана ходила! С одного раза соседского порося уложила, вот!

– И разговаривать тебе, Тамара, не по-нашему надо, – заметил я.

– Ндугу бвана вангу, – гордо подбоченилась Тамарка.

– А ну, цыц, охальница! – рявкнула тётушка. – Повыражайся мне еще при царе-батюшке!

– Ух ты! – удивился я. – Ты и по-африкански говорить можешь?

– Суахили, батюшка, – поклонилась кикимора.

– Да ты слова-то выбирай! – снова заорала главбух. – Ты как царя обозвала, паршивка?! Сама ты суа… енто самое слово!

– Всё в порядке, Агриппина Падловна, – вмешался я. – Это язык такой, ну, как у нас французский или там английский.

– Язык у них, – проворчала успокаиваясь пожилая кикимора. – От я бы енти языки и пообрывала бы под корень…

– Ну, значит, договорились, – я поднялся. – Свиту еще надо, да хорошо бы негритянскую, поколоритнее. Ну, негров нам Калымдай организует – его бойцы запросто любую личину накинуть могут, а с национальными одеждой и оружием в процессе решим.– Я задрал кверху голову и заорал: – Калымда-а-ай!

Пять минут и бравый полковник уже вытянулся по стойке смирно в бухгалтерии.

Понимающе кивая и изредка хихикая, Калымдай выслушал поставленную перед ним задачу, кивнул: «сделаем» и открыл дверь, пропуская Тамарку вперед: – Мадмуазель…

Та важно вышла из кабинета, а Калымдай, подмигнув мне, шагнул вслед за ней. Тут же в коридоре раздался визг и звонкий шлепок. Что такое? Я выскочил из бухгалтерии и уставился на счастливую, потирающую попу Тамарку и не менее счастливого, потирающего щеку Калымдая.

– Калымдай! Я тебе что поручил? А ты чем занимаешься?! Марш работать!

– Виноват, господин генерал, – вытянулся он и снова подмигнул.

Совсем распустились тут.

– Вот покончу с Кощеевыми проблемами – возьмусь за них, – ворчал я, сворачивая из главного коридора в тронный зал. – Один самогонкой заливается, другой – девок щиплет… И всё на глазах у меня-батюшки! Будто мне не завидно…

Сильные руки подхватили меня и под шелест крыльев я был вознесён к потолку.

– Мсье Теодор, – горячо зашептали мне в ухо, – я по Кнутику соскучилась. Никаких сил нет, даже руки дрожат от любовной страсти, вот-вот разожмутся.

– Вот Кнута Гамсуновича своего и хватай, Маш, чего ты в меня вцепилась?

– А дайте тогда мне во временное пользование ваш Шмат-разум, а? Я быстренько туда и сюда. Поздороваюсь только с господином послом и сразу назад. Ну, хоть на три денёчка, а, мсье Теодор? – заканючила Маша.

– Максимилиана седлай и вперёд.

– Холодно же, мсье Теодор! Застужу себе всё женское, потом сами лечить будете.

– Маш, мне Шмат-разум самому нужен. Не дам.

– А давайте вместе тогда в Лукошкино вояж сделаем? Вы же наверняка по мадмуазель Варе соскучились, а она так вообще глазки свои томные прорыдала вас дожидаючись.

– Хотелось бы, конечно…

– Вот и аванти, мон шер!

– Летим, Маш в Канцелярию, а там видно будет.

Повизгивая на крутых поворотах, я болтался в крепких вампирских объятиях, а сам размышлял о том, что, действительно, а почему бы и не рвануть в Лукошкино? С Никитой на счет его бабки поговорю – может и правда нам поможет с магическим экраном? Ну и Варюшу повидаю…

В Канцелярии за столом горько рыдала Олёна.

– Что случилось? – кинулся я к ней, едва Маша поставила меня на пол.

– Ой, плохо мне, батюшка! – завыла она. – Ой, истосковалось сердечко моё-о-о!

– Всё-всё, – успокоила её Маша, – заканчиваем спектакль, я уже договорилась с Теодором – едем в Лукошкино!

– Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Олёна, сияя совершенно сухими глазами.

– Бабы, – философски пожал плечами дед, уворачиваясь от просвистевшей у его уха миски. – А и правда, внучек, поехали? И сам-то, небось, по Варьке соскучилси, да и я пару слов Пелагеюшке пошептать хотел.

– У нас же дел полно! – возмутился я. – А работать кто будет? Вам бы только бездельничать, да развлекаться, а я всё на себе один тащу! Давай полушубок. И бесенят гони на кухню – пусть у Иван Палыча профитроли для Вари попросят, не с пустыми же руками отправляться, а она их любит даже кажется сильнее, чем меня.

Девушки кинулись меня расцеловывать, а я кинулся от них в ванную – приводить себя в порядок.

* * *

В Лукошкино было необычно. Я тут давно не был, а теперь с интересом оглядывался по сторонам. Вся Колокольная площадь, как и весь город, была засыпана толстым слоем пушистого снега. Легкий ветерок носил снежинки вокруг нас, стараясь запихнуть их за шиворот, а если не получалось, то обиженно бросал их пригоршнями в лицо. Снег был хаотично расчерчен утоптанными тропинками, совершенно не поддающимися никакой логике. Ну, когда тропинки тянутся параллельно друг другу, это понятно – двое рядом шли, а вот когда такие же тропинки на расстоянии метров трех-четырех друг от друга? По уже протоптанной нельзя было пройти? Пересекающиеся под самыми разными углами – тоже нормально, а вот та, например, начинающаяся с переулка и заканчивающаяся прямо посредине площади? Шёл-шёл и передумал? Назад по своим следам пошел или вознесся? А, ну их. Делать мне больше нечего, как логическое мышление лукошкинцев пытаться понять.

Девчонки наши моментально улизнули, а мы с дедом направились к высокому забору, за которым находились школа и терем моей Вари.

– Деда, ты, наверное, один иди, а я к участковому сбегаю и подойду попозже.

– А чавой-то ты у него забыл?

– Да хочу на счет его бабки порасспрашивать – может поможет она нам с Кощеем.

Михалыч вдруг резко остановился, снял с меня меховую шапку, пригладил заботливо волосы, обошел сзади и… отвесил мне подзатыльник!

– Ты чего, дед?! За что, блин?!

– От ты, внучек, умный-умный, а местами, ну как те Иванушки, что Кощея-батюшку воевать ходят – дурак дураком. С какого это непостижимого хрена ты удумал, что Яга помогать Кощею будет? Да и участковому, дружку твоему, который сам царя-батюшку в тюрягу упёк, зачем оно?